Элронд и Элрос были даром судьбы, который я не смог принять. Если бы не был уверен в обратном, сказал бы, что Эру смилостивился и дал мне возможность перестать винить себя в гибели других близнецов: сыновей Диора, а также моих братьев, которые шли за мной и встретили позорный конец.
Думаю, Кано именно так и воспринимал Элронда и Элроса. Нянчился, заботился… А я смотрел и думал, что в любой момент может явиться эта сумасшедшая, их мать, и тогда придётся напомнить невинным детям и моему брату, что сыновья Эарендиля — наши заложники, а не воспитанники. Может быть, снова прольётся кровь.
Скорее всего, мальчишки это чувствовали, я видел — они боялись меня. Это даже радовало, ведь прояви они любовь…
Но однажды состоялся разговор. Макалаурэ снова начал петь «сыночкам» о том, как прекрасен Валинор, как чудесно жилось в Эпоху Древ и о другой подобной ерунде, но вдруг Элрос буквально заткнул ему рот.
— Пусть ОН расскажет, тебя мы уже слышали! — заявил малец, указывая на меня пальцем.
В тот момент я совершенно не собирался откровенничать, мысли были заняты тщетными попытками найти новых союзников для очередного бессмысленного кровавого похода в Ангбанд, но ребенок напирал не слабее вражеской армии.
А потом он задал худший из возможных вопросов: «Ты любил своих братьев?»
Видимо, у меня было такое лицо, что Макалаурэ побледнел и начал говорить какую-то очередную глупость про родственные чувства. Как обычно.
Я тогда вышел из дома, не знаю, зачем. Но Элрос побежал за мной.
— Расскажи! Расскажи! — не отставал он, и мне пришлось сдаться на милость победителя.
— Понимаешь, малыш, — сказал я тогда, — каждый из нас любит свою семью, какая бы она ни была. Отец может тебя бить, когда ты не оправдываешь его ожидания, при всех называть обидными словами, и тебе кажется, ты ненавидишь его. Но потом, вдруг, наедине, отец погладит тебя по голове, и ты снова его любишь. Вы можете драться до кровавых ссадин с братьями, потому что не договорились о правилах игры, но потом вас всех наказывает мама, и вот вы уже снова по одну сторону баррикады и готовы защищать друг друга перед отцом. Но знаешь… Это детство. А жизнь эльфа тянется бесконечно, в ней… Случается разное. И вот ты, прожив не одну тысячу лет, понимаешь, что семья для тебя больше не близкие и родные лица. У каждого свои, как бы понятнее выразиться, тайны, которыми нет желания делиться. Копятся обиды, разные нехорошие воспоминания… Очень сложно жить вечно в любви и согласии.
— Вечная жизнь — это разве плохо? — удивился Элрос, и я не знал, что ему ответить. Он ведь ещё ребенок!
— Каждый решает для себя, — присев, чтобы быть одного роста с мальчиком, ответил я. — Вы с братом очень разные, хоть и близнецы. Видишь, он сейчас тайком нас подслушивает. А ты меня обо всем спросил прямо. Вы получили одни и те же ответы, но разными способами.
— А вы тоже все были разными? Мама говорила, что вы одинаковые. Жуткие чудища, жаждущие нашей крови. И наших сокровищ.
— В Арде очень много видов чудищ, — не зная, смеяться или плакать, сказал я, — всех и не перечислишь. Так вышло, что самых страшных монстров осталось два, и они, хоть и не близнецы, с самого детства были практически неразлучны. Вы с братом оказались в жутком логове! Вам можно только посочувствовать.
— Это же здорово! У нас с Элрондом есть прекрасная возможность стать героями! Мы вас победим и прославимся! — обрадовался малыш.
— Попробуй, — оскалился я, чтобы напугать мальчишку, но тот лишь рассмеялся и побежал за своим деревянным мечом, а потом выволок упирающегося Элронда из его укрытия.
— Давай сражаться! — напирал Элрос, и мне снова пришлось уступить.
Он так мечтал победить меня!
Но не стал. Или не успел.