Сквозь тернии к … (1.1) (гет)

Сцена: Подземелье Хогвартса. Занятие по Окклюменции. Поздний вечер.

Свечи в железных подсвечниках коптили, отбрасывая на сырые каменные стены прыгающие тени, похожие на искаженные фигуры пляшущих демонов. Воздух был густым от запаха консервированных слизней, сушеной мумии и чего-то остро-горького — настойки, которую Северус Снейп, казалось, впитывал через кожу. Он стоял у своего массивного дубового стола, заваленного склянками с мутными жидкостями и фолиантами в потрепанных переплетах, напоминающих кожу старых грешников.

Перед ним, на неудобном деревянном табурете, сидел Гарри Поттер. Пустые табуреты по бокам лишь подчеркивали его одиночество в этом сыром каменном мешке. Гарри съежился под тяжелым, оценивающим взглядом профессора. Уроки Окклюменции всегда были пыткой, но сегодня Снейп казался особенно... острым. Как отточенный клинок, готовый вонзиться в самое слабое место.

— Вечно ноешь, — голос Снейпа прозвучал низко, вибрируя в тишине подземелья, словно скользящий по мрамору нож. Он медленно прошелся перед Гарри, его черные одежды сливались с тенями. — О сиротстве. О несправедливости мира лично к тебе. — Он остановился прямо перед мальчиком. Его черные глаза, холодные и бездонные, как колодцы в заброшенном замке, впились в него. — Подними голову, Поттер. Или ты надеешься, что жалость к себе станет твоим щитом против Темного Лорда?

Гарри с усилием поднял подбородок, чувствуя, как жар стыда и гнева разливается по щекам. Он ненавидел эти уроки. Ненавидел необходимость впускать Снейпа в свою голову, ненавидел его презрительный тон.

— Я не ною, профессор, — сквозь зубы процедил он.

— Нет? — Бровь Снейпа едва заметно приподнялась. — А что это, по-твоему, было в понедельник, когда ты в очередной раз провалил простейший барьер? Или в среду, когда твои инфантильные воспоминания о первом полете на метле прорвались сквозь твои жалкие потуги на защиту, как нож сквозь масло? — Он снова зашагал. Каждый его шаг отдавался гулким эхом в почти пустом подземелье. — Ты жаждешь справедливости? Ждешь, что мир согнется под твои детские представления о добре и зле? Поздравляю. Ты только что описал идеальный рецепт для самоубийства.

Он резко развернулся к доске, где мелом были начертаны сложные рунические схемы защиты разума.

— Окклюменция — это не волшебная палочка, которая по мановению руки создаст для тебя уютный мирок, где все справедливо и правильно. — Он ударил указкой по схеме, сбив облачко меловой пыли. — Это холодная сталь. Бетонная стена. Глухая броня, которую ты должен выковать *внутри себя* из своей воли, своего разума и своего… — он сделал паузу, и слово прозвучало как плевок, — *страха*. Страха перед тем, что войдет в твою голову, если ты ослабишь хватку на мгновение.

Он подошел к Гарри вплотную. От него пахло полынью и чем-то металлическим.

— Мир, Поттер, — прошипел он так тихо, что, казалось, слова ввинчивались прямо в кости, — сам по себе несправедлив. Он режет горло без предупреждения. Ломает кости за неверный шаг. Отнимает то, что дорого, просто потому что *может*. Он не злой. Он *равнодушный*. Как камень. Как смерть. Твои сопливые обиды и крики "почему я?" для него — не более чем назойливый писк мыши под сапогом.

Гарри сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он хотел крикнуть, что знает о несправедливости мира не понаслышке! Что он видел смерть! Что потерял родителей! Что носит шрам от самого Волан-де-Морта! Но слова застряли в горле комом под ледяным взглядом Снейпа.

— Твоя задача, — Снейп отступил на шаг, его голос снова стал гладким и ядовитым, как масло, — не жалеть себя. Не искать виноватых. Твоя задача — *выжить*. А для этого нужен щит. Невидимый, несгибаемый щит твоего разума. Искусство Окклюменции — это искусство выживания в мире, которому наплевать на твои слезы. Сосредоточься! Легилименс!

Палочка Снейпа взметнулась. Гарри напряг все силы, пытаясь воздвигнуть в уме хоть что-то, хоть слабый частокол из воспоминаний о Ханиале, о Сириусе, о полетах на Баксике... Но лезвие чужого разума Снейпа, холодное и безжалостное, легко пронзило его защиту, как шило пергамент.

В мозгу вспыхнула адская боль. Он увидел Сириуса, падающего за завесу... Услышал ледяной смех Беллатрисы... Почувствовал леденящий ужас в Тайной комнате перед Василиском... Снейп копался в его самых болезненных воспоминаниях, небрежно, как мясник в потрохах.

— Слабо! — шипел голос Снейпа прямо в его сознании, сливаясь с криками воспоминаний. — Где твой щит, Поттер? Где твоя сталь? Ты — открытая книга, написанная кровью и глупостью! Любой дурак прочтет тебя как бульварную газетенку! Контролируй! Или ты хочешь, чтобы Тот-Кого-Нельзя-Называть прочитал *всё*? Узнал каждый твой страх, каждую слабость? Чтобы он нашел их и использовал против тех, кого ты так наивно любишь?

Боль достигла апогея. Гарри вскрикнул, сгибаясь пополам. Он упал с табурета на холодный каменный пол, чувствуя, как слезы жгут глаза. Его голова раскалывалась.

— Па... прекратите... — выдохнул он.

— Прекратить? — Снейп стоял над ним, глядя сверху вниз. Его лицо в прыгающих тенях свечей казалось маской из желтого воска. — Мир не прекращает, Поттер. Волан-де-Морт не прекратит. Боль не прекратится только потому, что ты устал или тебе больно. Встать. Или ты уже сдался? Готов лежать и ждать, пока мир растопчет тебя окончательно?

Гарри, стиснув зубы до хруста, поднялся на дрожащих ногах. Мир плыл перед глазами. Боль пульсировала в висках. Где-то в глубине души клокотала ярость. Ярость на Снейпа. На Волан-де-Морта. На этот несправедливый, жестокий мир. Эта ярость была единственным, что согревало его изнутри.

— Снова, — скомандовал Снейп, поднимая палочку. В его глазах не было ни капли сострадания. Только холодная, безжалостная необходимость. — И на этот раз попытайся думать не о своих обидах, а о том, что будет, если проиграешь. Представь этот мир. Я уверен, картина вдохновит тебя на большие усилия. Легилименс!

Параллель (Мысленный мост):

Пока лезвие разума Снейпа снова вонзалось в сознание Гарри, где-то за тысячи миль, в сибирской тайге, завывавшей, как раненый зверь, Корвус Певерелл шагнул на порог избы Елисея. Холод избного сенца, пахнущего дегтем, снегом и старой кровью, обжег его лицо. Внутри, в багровом отсвете печи, его ждали не уроки выживания, а сама бездна несправедливого мира, о которой так язвительно говорил Снейп. Мира, который не просто равнодушен, а активно стремился его сожрать. И его единственным щитом был нож за поясом и ледяная воля, выкованная в аду предательства. Никаких жалоб. Только выживание. Или смерть.