Последний ведьмин ковен (джен)

Примечания:

Эстетика к главе https://vk.com/photo97211035_457244571

Когда настигают самые страшные кошмары, то выбор только один — бежать или сражаться.Мы надеемся, что найдём силы преодолеть свои страхи, но иногда вопреки всему мы бросаемся наутёк.А если кошмар побежит следом?Где тогда от него скрыться?

— Знаешь, непросто в таком признаваться. Даже сейчас, когда её уже нет. Я… прошла через похожие тернии, когда инициировалась. Ты её ещё идеализируешь, Клаудия, но теперь, когда она не влияет ни на кого из нас, можно открыть правду. Вспомни последние деньки перед своим перерождением. Тебе никогда не казалось странным, что всё так внезапно навалилось. Будто кто-то специально строил козни? Снимаем маски? Это были мы. Я сделала так, чтобы коровы не давали молоко. Астрид устраивала холода, которые могли принести неурожай и голод. Хелена и её Иные распространяли среди местных уныние и гнетущее состояние. Тереза предсказывала и подтягивала все нужные нам события, чтобы внешне всё казалось злым умыслом одного конкретного человека, и вся деревня думала только на тебя. Это им успешно внушала Хельга, но не только!

— Нет!

— Да, юная Клаудия, мысли твоих братьев и внезапное стремление совершить нечто страшное и непотребное с собственной сестрой были результатом внушения Верховной. Ей нужно было, чтобы ты как можно скорее прошла через слом. Не нам, а ей нужна была седьмая!

— Я не понимаю! Почему?

— Потому что внутри ковена наши силы возрастают. А силы Хельги в подчинении всех вокруг неё. Она всегда нас контролировала. Управляла или страхом, или трепетом, или любовью. Вспомни, один разговор с ней, и ты готова бежать босиком по стеклу, чтобы порадовать её. И в твоей жизни не случалось ни единого момента, чтобы ты усомнилась в ней, потому что она идеальная и безгрешная! Идол, к которому ты только мечтала приблизиться! Так она нас всех контролировала. При жизни мы бы ни за что не решились даже думать плохо в её сторону. Она говорит — мы слушаем и подчиняемся. Внутри ковена она была настолько сильна, что ни одна из нас никогда бы не решилась бросить ей вызов или попытаться сбежать. Ты будешь ей служить до самой смерти. Вот и всё. Даже не знаю, сколько ведьм было до нас. Просто нам повезло — мы служили до самой её смерти.

— Немало, — мрачно отозвалась Тереза, — на моих глазах сменилось слишком много сестёр. Но для неё я была подарком судьбы. Предыдущая провидица очень уступала мне по силе. А я могла видеть и подбирать лучших кандидаток. Недаром она устроила всё так, чтобы на моих глазах убили и мужа, и сыновей. Позже она намекнула, что ведьмы не должны иметь семей и близких. Только сёстры ковена. А это значит, что если останется кто-то, кто от тебя не откажется, этот «кто-то» скоро умрёт.

— Это всё неправда!

— Я была верной женой, послушной и скромной, когда в манор моего супруга вторглись незваные гости. Супруг отсутствовал по важному делу своего сюзерена, и кроме меня была лишь горстка слуг. Захват был быстрым, сопротивление недолгим, а потом бравые рыцари принудительно устроили аудиенцию в моих покоях! Много раз.

Мария скривилась, спрятав лицо в ладонях. Даже спустя века воспоминания её мучили. Клаудия ощутила лёгкий укол внутри. Сочувствие? Да, она прекрасно помнила тот вечер, когда братья силой стащили её с лавки на деревянный пол. Но уже ночью она переродилась и смогла оставить в прошлом часть кошмаров, отстранившись от них настолько, насколько это возможно. Однако к мужчинам она чувствовала одно только отвращение, а близость считала ненужной пыткой.

— Они «устраивали аудиенцию» каждый вечер. Со мной и моими служанками, — глухо звучал голос Марии, спрятавшей голову в руки, — а супруг просто не мог пробиться с боем в собственный дом. Иногда гостям становилось тоскливо, и они требовали от нас развлечений. Но вкусы у них были далеки от христианской добродетели. Тому, что они творили, самое место в Содоме и Гоморре. Мне казалось, что прошла вечность. Что я всегда жила в этом унизительном плену. Однако в конце концов манор был отвоёван. Но после всего случившегося мужу с первого взгляда опротивела жена на сносях от одного из насильников. Он прогнал меня с пожеланием умереть родами и не позорить его имя незаконнорождёнными детьми!

Мария подняла голову и расхохоталась. По щекам ведьмы текли слёзы. И чем громче становился смех, тем горестнее она выглядела. Тереза с материнским теплом обняла девушку, прекрасно понимая, через что та прошла. Остальные сёстры скромно касались рук рассказчицы, чтобы хотя бы мимолётно подарить толику тепла. Одна лишь травница молчала, пробуя на вкус горькую истину. Её обожаемая Хельга, её идеал, образ совершенства, опорочена неприятной истиной. Собственной реальной личностью.

«Она была лучше! Она была особенной! И я была…»

— Вот тогда меня и «обнаружила» Хельга. Я далеко не сразу догадалась, что именно она виновата во всём, что со мной произошло. Только когда Верховная начала планировать твою инициацию, Клаудия. Годы идут, но её методы не меняются. Погодой привести к нужному месту рыцарей, смутить их разум и убедить взять манор штурмом, а потом «немного подтолкнуть» мысли в нужную сторону. Подтянуть события так, чтобы они легко взяли чужое имущество и обороняли его от законного владельца. Но это ещё не всё! — истерически засмеялась Мария. — Супруг никак не мог отвоевать своё обратно из-за Хельги. Её чарами он испытывал ко мне отвращение и изгнал! Тереза права, у ведьм не может быть иной семьи, чем сёстры. Я… заплатила моим ребёнком за инициацию. Он не пережил моё перерождение!

Трясущуюся в рыданиях девушку обнимали сёстры, а перед Клаудией открывалась истинная картина событий. Жаждущая власти ведьма с талантом к контролю людей, с маниакальной настойчивостью собирала вокруг себя таких же Иных, родившихся среди людей, чтобы стать сильнее, жить бесконечно долго и по мере сил управлять людьми вокруг себя. И только сейчас, после её смерти, они начали находить в себе силы, чтобы признаться. Произнести вслух, как бесчеловечно с ними поступила их Верховная. Быть может, она не была невинной жертвой, сожженной на костре?

— Патрис? — беспомощно посмотрела она в сторону старшей сестры, которую всегда считала второй после Верховной мудрой женщиной.

— Она не устраивала смерть моим женихам. Это, к сожалению, сделала я сама, не совладав с собственными силами. Но клеймо, которое до сих пор обжигает моё плечо, когда вспоминаю о прошлом, на её совести! — гневно выдохнула старшая сестра. — Эти воспоминания проступают только сейчас! Не знаю, почему только после её смерти я действительно прозрела. Её трудами меня прогнали из родного дома, а все соседи были готовы растерзать. Даже семья отреклась от меня. У меня был брат! И родители! А я ведь даже о них не вспоминала с тех самых пор! Тереза упустила меня из-за витка новой охоты на ведьм. Не знаю, как зовут того инквизитора, из-за которого они сбежали с моей родной земли, но благодаря ему я получила целых десять лет только для себя.

— Все те десять лет я чувствовала себя ничтожным пустым местом и была готова на части разорваться, но найти идеальный маршрут, чтобы и охотника обойти, и Патрис найти! — кивнула Тереза. — Так Хельга меня наказывала. Ни днём ни ночью не знать покоя. Искать. Травить себя Морозником, но искать.

— Но хотя бы ты, Хелена! — Клаудия отчаянно металась в надежде найти хоть что-то хорошее в Верховной.

— Корабль с рабами, — прошептала говорящая с Иными, — я плыла в клетке с мёртвыми людьми. В трюме, где только мертвецы и я! К нам так редко заглядывали, что смерти обнаружили не сразу. Это… её работа. Путь наименьшего сопротивления. Она знала, что я не умру от болезни и по прибытию в Александрию буду уже инициированной.

— Астрид? Не могла же она…

— Всё было с её подачи. Хельга со своей провидицей выстроили события так, чтобы мы прибыли не к тому берегу, чтобы нас встречали и чтобы казнь была самой позорной и болезненной. Инициироваться можно не только через слом. Редко, но возможно пройти инициацию перед лицом гибели. Если достаточно долго оставаться на волоске, произойдёт прорыв. Хельга и её ковен уже ждали меня. Придётся тебе, как и нам всем признать, что Верховная держала нас в неволе, подавляя всё, что её не устраивало.

«Но всё выглядело таким хорошим, таким правильным! Хельга, зачем ты так… почему ты нас покинула? Почему не можешь ответить на эти упрёки?»

Сентфор не щадил ведьм. Салемские гонения дошли и до него. Однако не только они одни. Перст Судьбы указал на Хельгу своим кривым изломанным ногтем, когда Тереза почувствовала присутствие Инквизиторов. Представители страшного ордена пришли всего неделей позже, незамеченные провидицей. Однако не заметить их следующим днём не представлялось возможным.

Ранним утром народ Сентфора был согнан, словно скот, на главную площадь. Семеро женщин не посмели ослушаться, почувствовав тяжёлую угнетающую волну влияния инквизиторов. От неё кружилась голова, а ноги едва шли вперед. Сёстры без скрывающего их от лишних вопросов влияния Хельги старались не ходить вместе и держаться на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не поймать косой взгляд.

Кров и хлеб им обеспечила Патрис, метко углядевшая госпиталь при монастыре, который мог бы послужить даже лучшей защитой, чем любая магия. Они послушно молились каждое утро, богобоязненно опускали лица к земле, были милы и приветливы со всеми, но самое главное — изо всех сил помогали лечить всех пациентов. Патрис и травница Клаудия порхали вокруг каждого несчастного, словно бабочки, и жалили, словно осы, когда видели лечение, приводящее к ещё большим недугам.

— Их что учи, что не учи. Как уйду — всю науку разом забудут! — сердито фыркала в сторону молодых послушниц и глуповатых монахинь целительница.

Прошло семь дней, и сёстры наивно позволили себе выдохнуть, считая, что толстые стены кельи могут спасти от охоты на ведьм. Но Салемский рок уже шёл на землю Сентфора.

— В этот славный день, наши храбрые парни вот-вот встретятся с силами Дьявола! — объявил представительно городского управления. — Дикари собираются в лесах прямо за нашим порогом!

— Что? — одними губами прошептала Клаудия, вспоминая дружелюбных инну, ставших для неё почти семьёй.

— Их нет больше! — едва слышно прошептала Тереза, понимая по глазам, о ком спрашивала младшая.

— Господь не встанет на нашу сторону, если среди нас будет место мерзости и тем, кто её совершает! — продолжал разноситься по площади зычный глас. — Из славного города Салема, после успешной расправы над дьявольскими невестами, нам на помощь пришли преподобный Джеймс и его верные люди.

В центр площади вышел человек, один только вид которого заставил всех семерых сестёр в панике опустить головы. Исходящая от него аура душила, не позволяла сделать маленького вздоха, разрывала на части и давила. Давила, как давят крыс тяжёлым сапогом. Через силу Клаудия подняла свой взгляд. Короткие серебряные волосы, густая седая борода. С виду немолод, но взгляд словно у сокола на охоте. Ясный, цепкий и до мурашек опасный. Перст Судьбы привёл их в ловушку.

— Добрые жители Сентфора, я скажу вам только одно: жалости от меня не увидит ни одна ведьма!

Он их не видел. Он даже не смотрел в их сторону. Он просто существовал слишком близко, а они уже задыхались от его присутствия. Безумно хотелось вернуться назад. Пусть смерть настигнет Верховную среди племени инну. Пускай она не будет показываться им на глаза до самой своей смерти, но в Сентфоре им нельзя оставаться. Клаудия подняла на Хельгу решительный взгляд, но встретилась с серо-жёлтыми глазами и поникла. Старшая сестра готова принять свою смерть. Более того, она уже не сможет пережить путь, куда бы то ни было. Она умрёт в Сентфоре. С Инквизитором на пороге или без оного.

Он входил в каждый дом, словно его приглашали. Мимо его взгляда не могла скрыться ни единая деталь. В первый вечер старая женщина, не успевшая даже самостоятельно инициироваться в полноценную ведьму, была повешена за ведьмовство. Не слишком богобоязненная Клаудия, увидев тело, молилась полночи, украдкой стирая катящиеся по щекам слёзы. В голове набатом бился один-единственный вопрос — почему видения Терезы привели их в этот ад?

Однако остальные сёстры выглядели хоть и запуганными, присутствие рядом инквизиторов их почти не трогало. Только утренняя речь на площади завершалась, они выдыхали и спокойно возвращались к своей обычной жизни. Даже столкнувшись однажды с одним из младших инквизиторов, как мысленно окрестила Клаудия помощников преподобного Джеймса, Тереза лишь попросила прощения и отправилась дальше по своим делам.

— Со временем ты научишься держать себя в руках, девочка, — покровительственно заявила одним из вечеров Хельга, — опытные ведьмы учатся зажимать внутри свою силу, как стиснутые в кулак пальцы, и становиться незаметными для инквизиторов. Достаточно незаметными, чтобы случайно не быть обнаруженными. Увы, от пристального внимания это не спасает.

— Я думала, при охоте они как ищейки!

— Нам повезло. Когда мы ушли в Рукав, охотник потерял наш след. Просто так терять след они не могут. Должна быть веская причина, если он никогда не сталкивался с Рукавом, то этой причиной он мог посчитать нашу смерть. В этом случае он прекращает поиски.

— Как мне зажать свою силу, словно кулак? — нервно постукивая пальцами по деревянному столу, спросила ведьма.

— Со следующей встречей уже будешь уметь, — кивнула Хельга, — а сейчас можешь кое-что нам приготовить. Помнишь, как инну заваривали чаи?

Клаудия кивнула. Верховная хозяйским жестом взяла изрядно располневшую книгу Анабель, в которой большая часть записей уже была сделана рукой травницы, и открыла на первой странице.

— «Грёзы охотника», — прочитала девушка.

— Старый рецепт. Не слишком сложный. Так мы с Анабель назвали чай, подавляющий нашу ауру и силу перед инквизиторами. Охотник может касаться, допрашивать и даже в самых сокровенных местах осматривать — не обнаружит ничего ведьминского. Никогда не догадается, — подняла сухой указательный палец старшая сестра, — свари для всех сестёр. Нет, свари для всех монахинь. Добавь в него мяту. Она ни на что не повлияет, а всем послужницам и монахиням скажи, что мятный чай для крепости нервов. Пейте каждое утро. Однажды инквизиторы пойдут дальше, до тех пор не переставайте пить!

— Зачем мы здесь, Хельга? — не выдержала Клаудия. — Не проще было бы остаться в селении инну?

— Им уготована была судьба гибели. Через месяц, после нашего отъезда, их не стало. Ирокезы. С нами и без нас, они были обречены. Мы должны быть здесь. Не знаю почему… — она сложилась пополам, тяжело дыша. Младшая рванулась к ней, но была остановлена предупреждающим жестом. — Мой срок должен завершиться здесь. Моя чёрная кровь уже поёт песнь смерти. Не думаю, что мне придётся долго ждать, прежде чем инквизитор её услышит. Но знай, девочка, на костре мне будет умирать легче, чем от гнилой крови!

«Мятный чай» полюбили все в монастыре и госпитале. Клаудия заготовила трав на несколько зим вперед и спустя несколько дней уже чувствовала себя намного увереннее, встречаясь глазами с инквизиторами. Однако неспособность чувствовать свою истинную сущность угнетала не меньше. Она больше не слышала рост травы, не ощущала пение растений, не видела себя единой с ними в процессе жизни, но ещё осязала, как начинает стареть. Медленно, как и все люди. Но после столетий без изменений каждый прожитый день она ощущала на себе, как отпечаток клейма.

Хуже всех было Верховной. Хельга отказалась пить чай, зная, что он заберёт последние крохи её сил и сражаться с гнилой кровью ведьма уже не сможет. Инквизитор Джеймс почувствовал её через неделю после распития «мятного чая». Возможно, до этого его морочило присутствие, хоть и скрытное, других ведьм ковена, а возможно он наконец взял её след.

Ноябрьским утром с первым снегом, когда Клаудия с молодыми послушницами наводила порядок на улице госпиталя, инквизитор Джеймс силой вывел на городскую площадь ослабевшую Верховную. Бросившуюся на помощь Хельге младшую на ходу перехватила Патрис и заперла в келье. Травница отчаянно кричала и плакала весь день, пока длился недолгий процесс. Настоятельница и монахини предпочли обходить келью стороной и не обращать внимания на стенания неразумной девушки. Для её же блага. Целительница за это их очень тепло благодарила, намекая на дочерние чувства у травницы к внезапно обвиненной женщине. Больше ничего ведьмы сделать не могли. «Мятный чай» ослабил их почти до человеческой беспомощности.

Хельгу не судили. Инквизитор Джеймс снял вуаль, скрывающую её лицо, и весь Сентфор имел возможность наблюдать скверну, полностью поглотившую некогда красивое лицо гордой ведьмы. Сама Верховная не слишком сопротивлялась. Обвинение в ведьмовстве встретила достойно, призналась перед всеми, что является ведьмой, по требованию инквизитора попросила прощения и у Господа, и у добрых жителей Сентфора. Утром её арестовали. На вечер назначили сожжение.

✸✸✸

Сам Джеймс, вопреки былой жестокости по отношению к подозреваемым и уличённым «преступницам», с Хельгой обходился мягко. По его лицу было заметно, что он прекрасно знает о природе недуга ведьмы. Однако даже с учетом некоего кодекса уважения к врагу, он не постеснялся устроить ей допрос.

— Ну здравствуй, старый друг! — улыбнулась через боль Верховная, когда они остались наедине. — Всё-таки ты меня поймал, можешь гордиться собой!

— Много ли чести в том, что настиг больную умирающую львицу, если охота началась в момент её молодости, пика силы и смертельной опасности? — хмыкнул Джеймс. — С твоей гнилой кровью, большей жестокостью станет сохранение твоей жизни, а не костёр!

— С годами никто не молодеет, — пожала плечами она, — а со смертью моих девочек я потеряла свои когти и зубы. Перестала быть гордой львицей.

— Хочешь, чтобы я поверил, что ведьма, от которой сам Люцифер вздрогнет, потеряла весь свой ковен? — злость инквизитора, впрочем, говорила об обратном.

Он не чувствовал поблизости ведьм. Слова Хельги казались ему почти правдивыми.

— Ты слишком долго за нами охотился, — с печальной улыбкой смотрела она в его глаза. Волчья желтизна как никогда казалась искренней.

Опыт подсказывал инквизитору, что ведьмы лгут. Прожитые годы диктовали запытать ведьму, пока не захлебнётся криком. Но как причинить боль древней ведьме, способной терпеть муки собственной гнилой крови без единого звука? Нутро вопило, что она лживое сатанинское создание. Однако в пользу её правдивости встала успешная кампания по истреблению ведьм в Старом Свете и в Новом. Возможно, слишком успешная, однако вид старого врага, лишившегося былой мощи, вынуждал поверить.

Всех послушниц и монахинь по его приказу осмотрели молодые инквизиторы. Чутьё молодняка говорило, что женщины чисты. Ведьм среди них не было обнаружено. Чистая аура христовых невест, тревога за повышенное внимание, но ничего ведьминского. Подавление не сработало ни на одной из них. Амулеты молчали. К полудню женщин отпустили в госпиталь и монастырь.

На закате место казни было готово. В сумерках седовласую женщину в цепях повели последний раз явиться перед толпой. Никто не посмел криво посмотреть на лицо ведьмы, искажённое черной паутиной капилляров. Никто не пытался бросить что-либо в неё. От неё отшатывались. Чумная, прокажённая или проклятая? Её, даже ослабленную и пленённую, боялись. Тереза и Патрис всё же пришли на казнь, строго запретив остальным показывать нос из монастыря. Опоенная сонной настойкой, поданной под видом «мятного чая», Клаудия осталась под присмотром Хелены, Астрид и Марии.

Когда языки огня взметнулись вверх на просмоленных дровах, в глазах Терезы стала очевидной некоторая доля уважения к своему врагу от инквизитора. Хельга горела быстро. Не настолько, чтобы её лицо не исказила агония горящего тела. Тереза смотрела на горящую Верховную без эмоций. В душе постепенно просыпалось то, что старшая сестра в ней давила долгие столетия, и от криков ведьмы она пела. С нарастающим треском пламени, она чувствовала странное очищение, словно страшная казнь действительно была на благо. Невольно на губах проступила улыбка, которую она в ужасе попыталась скрыть. Однако стоило бросить взгляд на Патрис, как стало ясно, что ощущение свободы передалось всем сёстрам.

В келье исступлённо, словно одержимая, смеялась Мария. Рядом с ней безумно улыбалась со слезами на глазах Хелена, а вышедшая на улицу Астрид рыдала от счастья. Цепи, наброшенные на них давным-давно, вдруг натянулись и лопнули. Даже собственные тела они ощущали иначе. Свобода. В ту ночь огонь освободил ведьмин ковен.

Утром лишь одна ведьма металась озлобленной фурией. Остальные пять устало наблюдали за страданиями Клаудии, испытывая уже муки совести за радость от смерти Хельги. Горячая гневная речь Марии на некоторое время притупила стыд, однако слёзы младшей она не осушила. В полдень всех снова собрали на площади. На этот раз жители Сентфора осмелели настолько, чтобы глумиться над останками ведьмы. Место казни начали оплёвывать. Рты жителей городка выплёвывали столько грязи, что мощь былого освобождения загорелась новым огнём. Но на этот раз огонь этот начал питаться от чувств, которые когда-то поддерживала сама Верховная. Последним камнем стала горстка совсем молодых девушек инну, которых приволокли силой в город.

Мария без труда увидела среди девушек ту самую юную девочку из племени, в котором они жили, по подаренному Терезой украшению. Все девушки были слишком напуганы, чтобы говорить или кого-то узнавать. Для обезумевшей от кровавых развлечений толпы юные девушки представлялись очередным мясом. Инквизиторы готовились покинуть «очищенный Сентфор», чтобы присмотреть за соседним городком, где по слухам участились случаи ведьмовства.

«Они же совсем девочки!» — переводила Мария возмущённый взгляд с напуганных туземок на жуткие взгляды местных колонистов.

Статус и семейное положение не имели никакого значения. Красивые юные инну не являлись людьми для белых. Никто не защитит малышек. Они не смогут попросить помощи. Им некуда бежать. Родные племена истреблены, а Ирокезы сделают что-то не менее страшное. Перед глазами рыжей ведьмы встал манор, ставший тюрьмой с изощрёнными мучителями. В лице каждой девочки она видела себя. Но теперь рядом не было Хельги, которая могла всего лишь попросить, и девочки в тот же миг обрели бы свободу.

Надеясь, что девочки сквозь страх всё же поймут её, Мария попыталась жестами успокоить их обещанием помочь. Увы, поняла её слова только девочка с подаренным ожерельем, остальные только косились в ужасе. Вцепившись клещом в руку Терезы, Мария потащила её к преподобной сестре, чтобы слёзно вымаливать христианскую добродетель. Покрестить дикарок, дать им новые имена, позволить обучиться слову Божию, но не превращать в животных, которых начнёт сношать любой желающий под покровом ночи, пока все праведники спят. Слёзные просьбы послушниц, истово молящихся и работающих наравне со всеми женщинами монастыря и госпиталя, тронули женщину. Дав им обещание убедить нужных людей, она отправила сестёр с богом.

— С ума сошла? — шепнула Тереза. — Думаешь, они не сгинут в стенах монастыря?

— В монастыре мы сможем за ними присмотреть, а потом… придумаем что-нибудь! — неуверенно прошептала Мария, вспоминая затравленные взгляды девочек с содроганием.

Так на неё смотрели совсем юные служанки. Только-только набранные из крестьян девочки. Она собиралась обучить их. Но те люди… не люди, животные! То, что они делали с её девочками, которых она обещала оберегать. Девочки не дожили до спасения. Одна после очередного «личного разговора» уже не вернулась живой. Остальные предпочли умереть.

— Хельги больше нет, наши слова ничего не стоят! И силы, когда вернутся, будут совсем не теми! — зашептала Тереза. — Я понимаю, чего ты хочешь Мария. Без Верховной мы бы все давно погибли какой бы мрачной её фигура ни была. Вспомни, с момента появления Клаудии началась эпоха охоты. На костре пока закончила свою жизнь одна из нас, но если мы не будем осторожными, то сгинем следом за ней!

— Знаю, — заплакала девушка, уткнувшись в плечо сестры, — я так устала, Тереза, так устала от этого бесконечного бега. Домов больше нет, наших семей тоже, даже инну сгинули. А без Хельги вернулся этот ядовитый страх! Что нам делать? Нам нужен круг?

— Нам нужно дождаться завтра. Спасти этих девочек… — гладила её по голове Тереза, но нужные слова не подбирались.

— Эти сукины дети должны заплатить за то, что творят!

— Тихо! — испугалась провидица. — Они ещё в Сентфоре! Ни слова, пока Джеймс здесь! Как уйдут…

— Они вернутся! — прошипела Мария. — Всегда возвращаются!

Ночь прошла в тревогах. Впервые на памяти Клаудии, шесть ведьм были заодно. Настроение Марии передалось всем. Стихли страшные откровения о грехах Хельги, которые она застала по пробуждении после ночи казни. Теперь перед шестью ведьмами, не объединёнными в круг, который усиливал каждую из них обоюдной связью, выстраивалось мрачное будущее. Вокруг сгустился мрак. Жизнь в прятках от любого события, что может привлечь к ним внимание, рассыпалась прахом вместе с Верховной.

— Они должны за всё ответить! — прошептала Клаудия, когда монастырь погрузился в темноту ночи.

— Нельзя казнить всех… и ошибаться нельзя! — погладила её по голове Тереза. — Инквизиторы…

Утром инквизиторы покинули Сентфор. Провожал их весь городок. Без принуждения. Убедиться в том, что палачи точно покинули их, хотел каждый житель. Далеко не всем нравилось смотреть, как немногочисленных соседей, друзей и родственников убивают. Никто не хотел оказаться наутро следующим. Сегодня горит сосед, завтра вешают тебя. Суды лишь подтверждают обвинение. Тюрьма заполняется ненадолго. К запаху гниющей плоти не выходило привыкнуть, как и к запаху горящей человечины, чем-то напоминающей свинину. Тела старались побыстрее схоронить в общей яме в лесу и забыть обо всём. Жить дальше без ведьм и инквизиторов.

Преподобная настоятельница монастыря, взяв на подмогу приходского священника, направилась к городскому управлению, чтобы во всех смыслах спасти девочек инну. Мария, нервно сжимала кулаки, вспоминая то глаза самих девочек, то глаза своих служанок. Память заставляла сжиматься от ужаса. Хельга, какой ужасной ни была, не позволяла им возвращаться к былому даже в воспоминаниях и невольно уберегала от ужасных картин прошлого. Однако прошлое дождалось своего часа и начало сводить с ума. Казалось, только лояльная к Верховной Клаудия держится лучше остальных. С удивлением Мария даже мысленно назвала травницу не самым худшим лидером.

Девочек держали взаперти в пустой зимней конюшне, словно животных. Посаженные на цепь, завершающуюся кандалами. От увиденного в конюшне, преподобной подурнело, и она вышла на воздух. Перепуганная её видом Мария, потеряв остатки благоразумия, бросилась в конюшню и остолбенела от увиденного. Они опоздали. Добрые жители Сентфора воспользовались темнотой и безнаказанностью ночи, чтобы поиздеваться над девочками.

Словно в удушающем кошмаре прошлого, Мария смотрела в остекленевшие глаза неподвижных тел. Она уже видела эту картину тогда давным-давно, ей не требовалось гадать, что именно творили ночью мужчины. Не нужно было смотреть на кровоподтёки, гематомы, различные раны и запёкшуюся кровь на худеньких бёдрах. Слёзы катились по щекам без остановки, но ведьма не издала ни звука. Крик только рождался в груди. Крик, который положит конец их пряткам. Крик, начавшийся до завтрака, завершится на закате, когда шесть недобитых ведьм сожгут на костре. Неумолимой волной он поднимался всё выше, когда судорожный всхлип заставил Марию на время забыть обо всём. Одна девочка пережила страшную ночь.

Забыв себя, ведьма метнулась к ней, крича на ходу всем, кто услышит, чтобы несчастную освободили от оков. Совершенно голая, избитая, измученная, но совершенно точно живая девочка. Единственная, прислушавшаяся к Марии. Возможно, вера в слова талисмана их племени удержала её в мире живых. Возможно, ожерелье Терезы, так и не сорванное с длинной шеи. Однако стоило ведьме посмотреть в глаза девочки, как всё встало на свои места. Просыпающаяся после отказа от «мятного чая» сила мгновенно почувствовала родственную энергию. В то утро Мария плакала так, словно все девочки были её детьми. Она заставила приходского священника вспомнить все самые главные слова писания и, повторяя «возлюби ближнего своего», похоронить инну по-человечески.

В полдень отмытую девочку крестили. Под именем Грейс она попала в руки Марии, коршуном отгоняющей от девочки всех. Преподобная попыталась робко напомнить рыжей ведьме, что та сама ещё только послушница, однако встретилась с яростью последней и пожелала удачи в обучении юной Грейс английскому.

«Я никому не дам тебя в обиду! — показала жестами Мария, когда семь ведьм оказались в безопасности темной кельи. — Мы с сёстрами защитим тебя!»

«Мне очень страшно! Там, ночью, случилось что-то странное, когда те люди мучили нас!» — боязливо и не с первой попытки ответила девушка.

— Они должны заплатить за то, что сделали! — рыкнула Клаудия. — Все виновные должны заплатить за свои злодеяния! Инквизиторы ушли, но им мало! Эти стервятники не успокоятся!

— Как мы отделим зёрна от плевел, ты подумала? — поинтересовалась Тереза, жестами передавая слова травницы Грейс.

— Да будь они все прокляты! — выдохнула в гневе Мария. — Все до единого, кто посмеет снова совершить подобные злодеяния!

— Проклятие для всех, кто посмеет навредить нам? — удивилась Хелена, впервые за долгое время возвращаясь в реальность. Печальные события всё дальше увлекали медиума к Иным, общение с которыми заменяло жизнь среди людей.

— Но… хватит ли у нас сил? — засомневалась Астрид. Поймав огонёк ярости в глазах травницы, она спокойно ответила: — Сукины дети должны ответить и здесь, и в аду! Но такое проклятие не продержится долго!

— Замкнём круг, и, пока сила будет бушевать в нас штормовой волной, мы сможем сделать кару для них вечной! — вскочила Мария, но мгновенно снова опустилась к напуганной Грейс, объясняя жестами, что никто не злится на неё или её подруг по несчастью.

«Я боюсь, что они вернутся и сделают с вами страшное!» — ответила девочка.

«То, что с тобой случилось, больше не повторится! Ты теперь одна из нас, девочка! Ты тоже талисман!» — объяснила ей Тереза, пока Мария ласково гладила девочку по волосам.

«Не хочу быть талисманом! Хочу быть дурным знаком для них!» — слёзы брызнули из тёмных ореховых глаз Грейс, до этого держащейся без видимых эмоций.

Страх отступил только когда она полностью ощутила, что находится рядом с понимающими людьми. Девочка, ранее не знавшая тёмных мыслей и желаний, смогла выразить простое, но такое понятное стремление — возмездие.

— Грейс — ведьма? — одними губами спросила Клаудия.

Получив утвердительный ответ, она едва не потеряла дар речи. Голова кружилась от обилия мыслей. Об этом ей говорила Хельга! Время пришло. Судьбоносный момент пришёл, чтобы испытать её на прочность ибо вместо холодной головы будущей Верховной, она представляла собой разгневанную ведьму. Одну из самых яростных, но всё же не возвышающуюся над ними. Равная. А должна стать среди старших самой первой. Она должна кипеть яростью, но руками её станут сёстры. Она должна разжечь их и вести вперёд, показав, что готова взять на себя лидерство, а иначе? Мария? Тереза? Патрисия? Часы бьют судьбоносное время. Пора стать Верховной.

— Мы замкнём круг, сёстры! Молодая луна ждёт нас, и к нужному моменту мы не должны опоздать! — решительно произнесла она, старательно сжимая внутри все свои чувства. Слова Верховной стучали в ушах. Обмануть её ожидания, разочаровать даже её прах казалось самым страшным преступлением. — Пусть проклятие падёт на всякого, кто посмеет причинить вред ведьме! Да будет так!

— Пусть не знает оно времени и не утихнет даже через столетия! — кивнула Мария и поднялась на ноги. Клаудии даже не требовалось разжигать ещё больше её ярость. — Да будет так!

— Пусть не ведает жалости к виноватым, но обходит стороною невиновных! — процедила Патрисия, являя тщательно скрываемую спокойствием бурю чувств. — Да будет так!

— Пусть воздаст оно ровно по всем грехам каждому! Да пройдёт оно в их души и покарает самой страшной казнью! — прошипела Астрид, укрепляя их уверенность в будущем свершении. — Да будет так!

— Пусть не ведают они покоя ни в жизни, ни во смерти. Пусть лишатся покоя, покуда не рухнут на них небеса! Пусть приумножается проклятие с ненавистью человеческой! — не выдержала Тереза. Даже без силы круга её связь с сёстрами оставалась крепкой. Ночью в келье разливалась ядовитая жажда мести, отравляя всех женщин без шанса на здравый смысл. — Да будет так!

— Пусть ненависть человеческая падет на людскую безжалостную натуру! Пусть возрастёт она и не позволит забыть! Пусть напоминает! Пусть не утихнет в веках! Пусть станет человек страшнейшим из Иных и несёт ужас! — яд жажды мести отравил даже флегматичную Хелену, заставив дать проклятью финальное послевкусие. — Да будет так!

«Пусть никто не уйдёт без расплаты! — присоединилась Грейс, почувствовавшая без знания общего языка слова, прогремевшие в маленькой темной келье. — Да будет так!»

И освежёванных животных положат так, чтобы вышел круг, дабы замкнуть всю темную силу. И в центре оставят волчье тело с человеческим разумом и глазами — как символ безжалостной людской натуры. Да ответят же народу за их деяния, в наказание, в напоминание. Да будет кара витать в воздухе, пока не найдет своё пристанище.