Тень Квинтессона (джен)

Пещера под архивами Иакона осталась позади, но её тени всё ещё цеплялись за Ориона Пакса и Мегатрона, как призраки, что шептались в их искрах. Они поднялись на поверхность, где небо над Иаконом багровело, словно пропитанное кровью разлома, что они закрыли — или лишь отсрочили его пробуждение. Город встретил их зловещей тишиной: шпили архивов, некогда сияющие в золотом свете, теперь отбрасывали длинные, изломанные тени, а воздух дрожал от едва уловимого гула, что поднимался из недр планеты. "Эхо Искры" становилось громче — не просто шёпот, а навязчивый ритм, что резал их сознание, как шахтёрский бур резал камень.

Они остановились у массивных врат архива, их броня покрыта пылью и свежими шрамами битвы. Орион сжимал кристалл, чьё золотое сияние теперь было тусклым, словно звезда, что угасала под напором тьмы. Его красно-синяя броня отражала багровый свет неба, а оптические сенсоры сузились, вглядываясь в горизонт, где облака сгущались, принимая очертания зловещих фигур. Мегатрон стоял рядом, его серебристая броня блестела, как клинок, выкованный в шахтах Каона, но его красные оптические сенсоры пылали яростью, что не находила выхода.

— Это место становится могилой, — прорычал Мегатрон, его голос был низким, как рокот обвала, и в нём сквозило раздражение.

— Мы закрыли разлом, разнесли этих стражей, а ты всё ещё стоишь тут, как шахтёр, что ищет энергон в пустой жиле. Что дальше, Орион? Ещё один шепот Искры, чтобы завести нас в новую дыру?

Орион поднял взгляд, его голос был тихим, но твёрдым, как металл архивов:

— Мы не закончили, Мегатрон. Разлом — это не просто рана. Это дверь, и стражи назвали её путём к другим реальностям. Мы должны понять, что это значит, или тени Прайма вернутся, и Кибертрон заплатит за нашу слепоту.

Мегатрон фыркнул, шагнув ближе, его тень накрыла Ориона, как буря, что могла бы разнести всё вокруг.

— Реальности? — Его когти сжались, и броня клацнула от напряжения.

— Мне плевать на твои головоломки, Орион. Я взял Искру, чтобы разнести цепи Совета, чтобы Каон поднялся из пепла, а не чтобы играть в твои архивные загадки. Если эти тени хотят боя, я дам им бой — и разнесу их, как разнёс Триона. Но я не буду ждать, пока ты копаешься в пыли!

Орион повернулся к нему, его оптика вспыхнула, и голос стал резче, как лезвие, что резало тишину:

— Ты не понимаешь, Мегатрон. Это не просто враги, которых можно разрубить. Это часть нас — её ярость, её боль, что Квинтессоны оставили в Искре. Ты хочешь свободы, но что, если эта свобода сожжёт всё, за что ты сражался? Мы должны знать, с чем столкнулись, или твоя ярость станет нашим концом.

Небо над ними содрогнулось, багровые облака закружились, и низкий гул пробился сквозь тишину — не ветер, а голос, древний и глубокий, что поднимался из недр Кибертрона. Песчаная буря, пропитанная красной пылью, пронеслась над Иаконом, и в её вое Орион и Мегатрон услышали слова: "Тени идут..." Земля под их ногами задрожала, и из разлома, что они закрыли, вырвался слабый красный луч, тонкий, как нить, но живой, словно указующий путь.

В этот момент врата архива с тяжёлым скрежетом отворились, и из них вышла фигура — не страж, а нечто большее. Его броня была серебристо-белой, с золотыми прожилками, что сияли, как звёзды, а оптические сенсоры светились мягким голубым светом, глубоким и мудрым, как ядро Кибертрона. Это был Вектор Сигма — древний хранитель знаний, чья сущность была связана с самой Искрой Мультиверсума.

— Вы пробудили тени Прайма, — произнёс он, его голос был мелодичным, но тяжёлым, как эхо Первых Праймов.

— И теперь Кибертрон стоит на грани.

Орион шагнул вперёд, его голос дрожал от благоговения:

— Вектор Сигма… Ты знаешь, что это за тени? Что они хотят?

Вектор Сигма наклонил голову, его броня загудела, и в воздухе замерцали голограммы — образы Кибертрона, окружённого зеркальными осколками, каждый из которых был искажённой реальностью: в одном города пылали в вечном огне, в другом шахты Каона превратились в бездонные пропасти, где тени с красными глазами правили миллионами; в третьем Иакон был пустынным, его шпили разрушены ветром чужих звёзд.

— Тени Прайма — это отражения Искры Мультиверсума, — начал он, его голос резонировал в их искрах. — Когда Квинтессоны ранили её, её свет раскололся, породив зеркальные осколки — искажённые реальности, где её сила обратилась в ярость, боль и хаос. Тени — это её воплощения, рождённые из этих осколков. Они — стражи разлома, но их цель искажена: они хотят не охранять, а захватить Кибертрон, соединив его с этими реальностями, чтобы поглотить наш мир в их тьму. Их сила — это её сила, но лишённая гармонии, питаемая лишь жаждой разрушения.

Мегатрон шагнул вперёд, его клинок сверкнул, и голос его стал резким, как лезвие:

— Значит, они — её тёмная сторона? И что? Я разнесу их, как разнёс шахты, что держали меня! Мне плевать на их реальности — пусть приходят, и я покажу им, что значит настоящий огонь!

Орион бросил на него суровый взгляд, его голос стал холоднее:

— Ты не видишь дальше своего клинка, Мегатрон. Если они — её отражения, их сила — это её сила. Разрушить их — значит разрушить её, а без Искры Кибертрон умрёт. Мы должны найти другой путь — понять их, чтобы исцелить её.

Мегатрон фыркнул, его когти сжались, и он наклонился к Ориону, его голос стал угрожающим:

— Исцелить? Ты хочешь петь песни Искре, пока эти тени жгут Каон? Я не буду ждать, пока ты найдёшь свои ответы в пыли! Я возьму их силу и использую её, чтобы разнести всё, что стоит на моём пути

— Триона, Квинтессонов, этих теней!

Вектор Сигма поднял руку, его броня загудела, и воздух вокруг задрожал, заставив их замолчать. Его голубые сенсоры вспыхнули ярче, и голос стал глубже, полным древней мудрости:

— Вы оба нужны мне, — произнёс он, и в его словах мелькнула тень личной цели, что резала их искры.

— Я — хранитель Искры Мультиверсума, её голос в этом мире.

Квинтессоны исказили её, Трион запечатал, но я видел, как её свет угасает. Я помог вам не из милости — я хочу вернуть её гармонию, её силу, что связывает Кибертрон с другими реальностями. Эти зеркальные осколки — её раны, но и её надежда. Если вы не остановите тени Прайма, они не просто уничтожат наш мир — они поглотят все реальности, и Искра угаснет навсегда. Я не позволю этому случиться.

Орион шагнул вперёд, его голос дрожал от смеси благоговения и тревоги:

— Ты знаешь, как их остановить? Что они хотят от нас?

Вектор Сигма наклонил голову, и перед ними замерцал новый образ — портал, высеченный из чёрного металла, окружённый красными трещинами, что вели в искажённые реальности. Его голос стал тише, но резанул их искры, как лезвие:

— Они хотят Искру, её силу, чтобы открыть все двери, что Трион запечатал. Они — её отражения, но их жажда бесконечна. Они зовут вас обоих: тебя, Орион, как свет, что может исцелить, и тебя, Мегатрон, как пламя, что может уничтожить. Но их сила — это её сила, искажённая Квинтессонами. Вам нужно найти Камеру Эха — место, где её голос ещё чист. Там вы узнаете, как их остановить.

Мегатрон сжал кулаки, его броня клацнула, и он бросил вызов:

— Камера Эха? И где эта твоя камера, старик? Ты хочешь, чтобы я разнёс её, или чтобы Орион спел ей свои архивные песни?

Орион шагнул между ними, его голос стал резким:

— Хватит, Мегатрон! Это не игра в силу. Если мы разрушим всё, что связывает нас с Искрой, мы потеряем Кибертрон. Нам нужно идти вместе — не ломать, а понять.

Мегатрон фыркнул, его взгляд потемнел, и он наклонился к Ориону, его голос стал угрожающим:

— Понимать? Ты всё ещё думаешь, что твои пыльные архивы спасут нас, Орион? Я не буду ждать, пока тени сожгут Каон, пока ты ищешь свои истины. Я найду эту Камеру и разнесу всё, что встанет на моём пути — с тобой или без тебя.

Вектор Сигма поднял руку, и багровое небо над Иаконом содрогнулось, облака закружились, принимая очертания портала из голограммы. Его голос стал громче, полным предзнаменования:

— Камера Эха скрыта в катакомбах под Иаконом, где разлом впервые пробудился. Но путь туда открыт только через зеркальные осколки — искажённые реальности, что Квинтессоны оставили за собой. Там вас ждут опасности, что старше Кибертрона: миры огня, где тени правят шахтами вечной тьмы; миры пустоты, где звёзды пожирают сами себя; и миры хаоса, где Кибертрон стал их игрушкой. Найдите Камеру, или тени Прайма найдут вас первыми.

Небо над Иаконом стало багровее, и красный свет пробился сквозь облака, словно кровь, что сочилась из раны мира. "Эхо Искры" усилилось, его шёпот стал громче, почти криком, что резал их искры:

"Они идут... ближе... ближе..."

Орион и Мегатрон замерли, их взгляды скрестились — в них была тревога, но и вызов. Они стояли на пороге нового пути, и тени Прайма шептались в тенях, их красные глаза уже мерцали где-то за гранью, обещая битву, что могла либо спасти Кибертрон, либо погрузить его в вечный огонь.

Багровое небо над Иаконом сгустилось до плотной завесы, словно кровь Кибертрона стекала из разлома, заливая шпили архивов зловещим сиянием. Тени дрожали в его свете, извиваясь, как призраки, что шептались в недрах планеты. Орион Пакс и Мегатрон стояли перед порталом, высеченным в стене архива, его чёрная поверхность пульсировала багровыми искрами, а края, окружённые красными прожилками, излучали холод, что резал их броню, как дыхание бездны. "Эхо Искры" звучало громче, его шёпот превратился в тревожный ритм, что бил в их искры, как шахтёрский бур, расщепляющий камень:

"Они идут... ближе... ближе..."

Вектор Сигма возвышался перед ними, его серебристо-белая броня сияла мягким светом, но теперь в этом сиянии проступала усталость, что отражалась в каждом его движении. Его длинные, изящные руки двигались с тяжёлой грацией, словно он нёс на себе бремя тысячелетий, а золотые прожилки, вплетённые в его поверхность, складывались в сложные схемы — не просто узоры, а карту мультивселенной, где звёзды, трещины реальностей и тонкие линии путей мерцали в такт его дыханию. Когда он говорил, его голос звучал как эхо из другого мира — многоголосый, резонирующий, словно доносящийся из глубин, где Искра Мультиверсума пела свою древнюю песнь. Его голубые оптические сенсоры, глубокие и мудрые, смотрели на героев с тревогой, что сквозила в каждом движении его головы, в каждом жесте, которым он указывал на портал.

— Я — последний из ордена хранителей, — начал он, и его голос резанул их искры, как лезвие, что прошло сквозь металл. — Мы были связаны с Искрой Мультиверсума с её рождения, её голос был нашим светом, её боль — нашей болью. Я чувствую её страдания, как свои собственные, её крик, что Квинтессоны вырезали из её сердца, её тьму, что Трион заточил в цепи. Вы — моя последняя надежда, ибо я вижу в вас свет и пламя, что могут исцелить её. Но я боюсь — боюсь, что вы не выдержите её ярости, её теней, что вы сломаетесь под их тяжестью.

Орион шагнул вперёд, его красно-синяя броня отражала багровый свет неба, и голос его дрожал от смеси благоговения и тревоги:

— Почему ты доверяешь нам, если боишься? Что ты скрываешь, Вектор Сигма?

Вектор Сигма замер, его броня загудела, и золотые схемы на ней вспыхнули ярче, но взгляд его стал холоднее, как будто он смотрел сквозь них, в прошлое, что он не хотел раскрывать. Его голос стал тише, но резанул их искры глубже:

— Я не доверяю вам полностью, Орион Пакс. Вы — свет, что ищет истину, но он может ослепить вас. Ты, Мегатрон, — пламя, что сжигает цепи, но оно может пожрать всё, что ты любишь. Я скрываю лишь то, что вы пока не готовы понять — правду о Квинтессонах, о разломе, о том, что я видел в их тенях. Но вам нужно идти. Камера Эха ждёт вас за зеркальными осколками, и Ключ Зеркал в ваших руках — пробудите его в мире машин, найдите Нокаута. Он знает, как открыть её голос.

Мегатрон шагнул ближе, его серебристая броня клацнула, и голос его стал резким, как лезвие, что рубило шахтёрский камень:

— Нокаут? Ещё один мудрец, что будет петь мне песни? — Он фыркнул, но в его взгляде мелькнула тень — не просто гнев, а страх, что цепи шахт Каона вновь сомкнутся вокруг его народа. Перед его глазами вспыхнул флэшбэк: тёмные туннели, где он, молодой и полный ярости, ломал камень голыми руками, его искра пылала жаждой свободы, а голоса братьев, задушенные обвалами, звали его из мрака.

— Я не позволю этим теням сковать Каон снова, старик. Я найду твоего Нокаута и заставлю его говорить — или разнесу его вместе с твоими реальностями!

Орион бросил на него суровый взгляд, шагнув вперёд, его голос стал холоднее, как металл архивов:

— Ты не видишь дальше своей ярости, Мегатрон. Эти тени — её отражения, её сила. Разрушить их — значит разрушить Искру, а без неё Кибертрон умрёт. Нам нужно понять их, исцелить её, а не сжигать всё в твоём огне. Каон не выживет, если ты уничтожишь его источник.

Мегатрон наклонился к нему, его тень накрыла Ориона, как буря, и голос стал угрожающим:

— Исцелить? — Он усмехнулся, но в его глазах мелькнула тень страха перед новой тьмой, что могла сковать его народ.

— Ты всё ещё цепляешься за свои архивные сказки, Орион, пока я вижу Каон в огне этих теней. Я не буду ждать, пока ты найдёшь свои истины — я разнесу их, и если Кибертрон рухнет, я построю новый мир для моего народа!

В этот момент "Эхо Искры" взорвалось в их искрах, и Орион пошатнулся, его оптика засияла золотом. Перед его глазами хлынули видения, пугающие и тревожные: мир машин, где Квинтессоны возвышались над полями разрушенных трансформеров, их броня была иссечена щупальцами, что вонзались в их искры, вырывая их энергию. Небо было чёрным, усеянным багровыми звёздами, что пульсировали, как глаза теней Прайма, а в центре стоял портал — тот самый, что открылся перед ними, но окружённый машинами, чьи голоса сливались в хор боли и ярости. Один из Квинтессонов, высокий, с

бронёй, покрытой шипами, повернулся к Ориону — его лицо было скрыто тенью, но глаза пылали синим, как у Триона, и голос его резанул, как клинок: "Ты не остановишь нас, дитя света. Тени Прайма — наш ключ к мультивселенной."

Орион отступил, его броня задрожала, и он выдохнул, голос его был полон ужаса:

— Квинтессоны… Они правят там, в мире машин. Они используют тени Прайма, чтобы открыть разломы во всех реальностях. Это не просто угроза Кибертрону — это угроза всему, что существует.

Мегатрон сжал кулаки, его броня клацнула, и голос его стал резким:

— Тогда я разнесу их там, Орион! Пусть правят — я покажу им, что значит шахтёрская ярость!

Вектор Сигма шагнул вперёд, его броня загудела, и схемы на ней вспыхнули, словно звёзды пробудились от сна. Он указал на портал, его движение было медленным, но властным, и голос, звучащий как эхо из другого мира, стал громче:

— Время уходит. Мир машин — первая реальность, что вы должны пересечь. Квинтессоны правят там, но Нокаут отверг их власть. Он знает, как пробудить Ключ Зеркал, что откроет Камеру Эха. Идите, и не дайте теням Прайма найти вас первыми. Я не могу покинуть эти залы — моя связь с Искрой держит меня здесь, но я буду вашим проводником, пока вы не вернётесь.

Орион кивнул, его оптика сузилась, вглядываясь в портал, чья чёрная поверхность пульсировала багровыми искрами, а края, окружённые красными прожилками, излучали холод, что резал их броню, как дыхание ада. Мегатрон шагнул ближе, его клинок сверкнул, и он бросил вызов:

— Проводник? — Он усмехнулся, но в его голосе мелькнула тень ярости.

— Я не нуждаюсь в няньке, старик. Я найду этого Нокаута и вырву из него всё, что нужно. Но если это ловушка, я вернусь и разнесу твои архивы до последнего камня!

Орион бросил на него резкий взгляд, шагнув между ним и Вектором:

— Хватит, Мегатрон! Мы идём не для разрушения, а для спасения. Если Квинтессоны используют тени, чтобы открыть разломы, Каон станет их первой жертвой. Мы должны остановить их — вместе.

Мегатрон сжал кулаки, его взгляд потемнел, и он наклонился к Ориону, голос его стал угрожающим:

— Спасение? — Он фыркнул, и его когти скрипнули по бронет.

— Ты всё ещё веришь в свои сказки, Орион. Я иду ради Каона, ради моего народа, а не ради твоих архивных мечтаний. Если тени Прайма — это сила, я возьму её и разнесу Квинтессонов, а ты можешь петь свои песни Искре.

Вектор Сигма поднял руку, его броня загудела, и багровое небо над Иаконом содрогнулось, облака закружились, принимая очертания портала. Его голос стал громче, полным предзнаменования:

— Довольно. Вы — свет и пламя, и только вместе вы найдёте Камеру Эха. Шагните через портал, но знайте: мир машин — это ад, где Квинтессоны правят железной волей, а тени Прайма — их стражи. Найдите Нокаута и пробудите Ключ Зеркал, или тьма поглотит вас.

Портал задрожал, его чёрная поверхность вспыхнула багровыми искрами, и холод, исходящий от него, стал сильнее, сжимая их искры страхом, древним и необъяснимым. Орион сжал кристалл, его оптика сузилась, вглядываясь в бездну, что ждала их. Мегатрон шагнул вперёд, его клинок сверкнул, готовый к бою, и он бросил последний взгляд на Вектора, полный вызова.

— Если это мир машин, я разнесу его, как шахты Каона, — прорычал он.

— И если тени хотят Каон, они получат мой огонь.

Орион кивнул, но его искра сжалась от предчувствия. Они шагнули вперёд, их броня звякнула в унисон, и портал поглотил их, унося в мир машин, где Квинтессоны ждали, а тени Прайма уже шептались в тенях, их красные глаза сияли, как угли в недрах ада.

Архивы Иакона утопали в багровом сумраке, их шпили, некогда сияющие золотом, теперь отбрасывали длинные, изломанные тени, что дрожали под напором багрового неба, словно Кибертрон истекал кровью из невидимой раны. Ветер, пропитанный красной пылью, завывал среди стен, его голос сливался с нарастающим гулом, что поднимался из недр, как дыхание пробуждающегося зверя. Перед вратами архива Орион Пакс и Мегатрон стояли на пороге портала, чья тёмная пасть зияла в стене, окружённая красными прожилками, что пульсировали, как вены, питающие его жизнь.

"Эхо Искры" стало громче, его шёпот превратился в почти кричащий ритм, что резал их искры, как клинок, вонзающийся в металл:

"Они идут... ближе... ближе..."

Портал был не просто проходом — он был живым, зловещим существом, чья чёрная поверхность дрожала, как зеркало, покрытое багровыми искрами, что кружились внутри, подобно звёздам, падающим в бездну. Он не просто излучал холод — он вытягивал тепло из окружающего пространства, заставляя металл стен покрываться тонким слоем инея, что трескался под ногами героев с мягким хрустом. В его глубинах мелькали обрывки изображений: силуэты Квинтессонов с щупальцами, что извивались, как змеи, над полями изувеченных трансформеров; тёмные механизмы, чьи когти вонзались в броню жертв, вырывая искры; и багровое небо, усеянное звёздами, что пылали, как глаза теней Прайма. От портала исходил резкий запах машинного масла и крови — едкий, отталкивающий, что резал их сенсоры, как предупреждение о том, что ждёт впереди.

Орион замер, его красно-синяя броня поблёскивала в тусклом свете, покрытая пылью и шрамами битвы. Его искра сжалась от предчувствия, холод портала проникал в неё, как ледяной коготь, и он чувствовал, как "Эхо Искры" усиливается, становясь почти криком.

Голос Искры шепнул ему, мягкий, но полный тревоги: "Не доверяй им..." Его оптика сузилась, вглядываясь в багровые искры, и он ощутил, как тревога сжимает его грудь, как будто он стоял на краю пропасти, что могла поглотить всё, что он знал. Он бросил взгляд на Мегатрона, и в его пылающих красных сенсорах увидел отражение своей собственной тревоги — скрытой, но глубокой, как шахты Каона, что он так яростно защищал.

Мегатрон шагнул ближе к порталу, его серебристая броня клацнула, и его клинок сверкнул в полумраке, отражая багровый свет. Его массивная фигура была напряжена, как шахтёр перед обвалом, но в его движениях сквозила не только ярость, но и тень страха — не за себя, а за Каон, за его народ, что он поклялся освободить. Его голос прогремел, резкий и полный вызова:

— Ты слышишь это, Орион? — Он указал клинком на портал, и его когти сжались, высекая искры из брони.

— Этот шепот в моей искре — он как шахтный огонь, что я разжигал, чтобы вырваться из тьмы. Но теперь он кричит, и я знаю, что там, за этой дверью, тени, что хотят сковать Каон снова. Я не позволю этому случиться — я разнесу их, как разнёс Триона!

Орион повернулся к нему, его оптика вспыхнула, и голос стал холоднее, как металл архивов, но в нём сквозила тревога, что резала его искру:

— Ты видишь только бой, Мегатрон, но не видишь цену. Эти тени — её отражения, её сила, искажённая Квинтессонами. Разрушить их — значит разрушить Искру, а без неё Кибертрон умрёт. Я видел их в видении — они правят миром машин, где трансформеры

— их рабы, где их щупальца вырывают искры из наших братьев. Мы должны остановить их, но не твоим огнём — мы должны понять, исцелить её.

Мегатрон наклонился к нему, его тень накрыла Ориона, как буря, и голос стал угрожающим, но в нём мелькнула тень боли, что он скрывал под яростью:

— Исцелить? — Он фыркнул, но его когти сжались сильнее, и в его взгляде мелькнула память о шахтах — тёмных туннелях, где он ломал камень, его искра пылала жаждой свободы, а крики братьев, задушенных обвалами, звали его из мрака.

— Ты всё ещё веришь в свои архивные сказки, Орион, пока я вижу Каон в цепях этих теней. Я не буду ждать, пока ты споёшь свои песни Искре — я разнесу их, и если Кибертрон рухнет, я построю новый мир для моего народа, где никто не посмеет сковать нас снова!

Вектор Сигма шагнул вперёд, его серебристо-белая броня загудела, и золотые схемы на ней вспыхнули ярче, отражая звёздные пути мультивселенной, что он носил как карту своей судьбы. Его движения были медленными, но властными, каждый шаг отдавался слабым звоном, словно эхо Первых Праймов, а его длинные, изящные руки поднялись, указывая на портал с тяжёлой грацией, что несла в себе бремя тысячелетий. Его голос, многоголосый и резонирующий, зазвучал, как эхо из другого мира, полный тревоги и скрытой боли:

— Ваши споры — лишь тени вашей силы. Я — последний из ордена хранителей, что служили Искре с её рождения. Её голос был моим светом, её боль — моей мукой, что я чувствую в каждой частице своей брони. Квинтессоны ранили её, Трион запечатал, но я видел, как её свет угасает под их тенями. Я выбрал вас, ибо вы — свет и пламя, что могут вернуть её гармонию, но я боюсь — боюсь, что вы не выдержите её ярости, её теней, что вы сломаетесь под их тяжестью. И всё же я скрываю правду о Квинтессонах, о разломе, о том, что я видел в их глазах — правду, что вы пока не готовы понять.

Орион шагнул ближе, его голос дрожал от смеси тревоги и решимости:

— Тогда скажи нам, что делать. Как найти Нокаута? Как пробудить Ключ Зеркал?

Вектор Сигма наклонил голову, его голубые сенсоры вспыхнули, и голос стал тише, но резанул их искры, как лезвие:

— Нокаут — учёный, что отверг их власть, скрывается в мире машин, где Квинтессоны правят железной волей. Он знает секрет Ключа Зеркал, что откроет Камеру Эха. Но я не могу покинуть эти залы — моя связь с Искрой держит меня здесь, как цепи, что я не могу разорвать. Шагните через портал, но знайте: мир машин — это ад, где тени Прайма — их стражи, а Квинтессоны — их повелители. Идите, и не дайте теням найти вас первыми.

Орион сжал кристалл, его оптика сузилась, вглядываясь в портал, чья чёрная поверхность пульсировала багровыми искрами, а запах машинного масла и крови стал сильнее, резанув их сенсоры, как предупреждение. Мегатрон шагнул вперёд, его клинок сверкнул, готовый к бою, и он бросил последний взгляд на Вектора, полный вызова:

— Если это мир машин, я разнесу его, как шахты Каона, — прорычал он, и его голос был полон ярости, что резала его искру.

— И если тени хотят Каон, они получат мой огонь — с твоей помощью или без неё, Орион.

Орион кивнул, но его искра сжалась от предчувствия, что резало его глубже, чем холод портала. "Эхо Искры" кричало в его сознании, и голос шепнул снова: "Не доверяй им..." Они шагнули вперёд, их броня звякнула в унисон, и портал поглотил их, унося в мир машин, где Квинтессоны правили, а тени Прайма ждали, их красные глаза сияли в багровом мраке, как угли, что могли сжечь всё, что они знали.

Портал выплюнул Ориона Пакса и Мегатрона в мир машин с оглушительным рёвом, словно сама реальность разорвалась под их ногами. Они рухнули на твёрдую, покрытую ржавчиной платформу, окружённую бесконечными равнинами из металла, где багровое небо пульсировало кровавым светом, а горизонт терялся в дымке из пепла и машинного масла. Воздух был тяжёлым, пропитанным едким запахом раскалённого железа, гари и крови, что резал их сенсоры, оставляя привкус ужаса. Вокруг возвышались гигантские конструкции — фабрики из чёрного металла, чьи трубы изрыгали багровый дым, а их механизмы гудели, как рёв умирающего зверя. Вдалеке высились шпили Квинтессонов, острые и изогнутые, как когти, готовые вонзиться в небо, а над равнинами скользили тени — быстрые, зловещие, с красными глазами, что мелькали в полумраке, как угли в шахтной печи.

Орион поднялся, его красно-синяя броня покрыта сажей и пылью, а кристалл в его руке слабо мерцал золотым светом, отражая багровые блики неба. Его оптические сенсоры сузились, вглядываясь в мрак, и его искра сжалась от предчувствия, что резало его глубже, чем холод портала. Он чувствовал "Эхо Искры" — её шёпот стал криком, что бил в его сознание: "Не доверяй им... они ближе..." Его голос дрожал, когда он выдохнул, полный тревоги:

— Это место — могила, Мегатрон. Здесь нет жизни, только машины и смерть. Мы должны найти Нокаута, пока тени Прайма не нашли нас.

Мегатрон встал рядом, его серебристая броня звякнула, покрытая свежими царапинами от падения. Он сжал кулаки, его красные оптические сенсоры пылали яростью, но в их глубине мелькнула тень страха — не за себя, а за Каон, за его народ, что он поклялся освободить. Его голос прогремел, резкий и полный вызова, но в нём сквозила боль, что он скрывал под гневом:

— Могила? — Он фыркнул, но его когти сжались сильнее, высекая искры из брони.

— Я видел могилы, Орион — шахты Каона, где мои братья гнили под обвалами, где я ломал камень, чтобы вырвать их голоса из тьмы. Это место — просто ещё одна шахта, и я разнесу её, как разнёс Триона. Но если тени Прайма хотят Каон, они узнают, что значит мой огонь!

Орион повернулся к нему, его оптика вспыхнула, и голос стал холоднее, но в нём дрожала тревога:

— Ты всё ещё видишь только бой, Мегатрон. Это не шахта — это мир Квинтессонов, где они правят, как боги, а трансформеры — их рабы. Я видел их в видении — их щупальца вырывают искры, их машины питаются нашей болью. Мы должны найти Нокаута и Камеру Эха, или твой огонь станет их топливом.

Не успел Мегатрон ответить, как равнина содрогнулась, и из багрового тумана вырвалась фигура — трансформер, чья броня была тёмно-серой, покрытой ржавыми пятнами, а оптика светилась слабым зелёным светом, полным отчаяния. Его движения были резкими, но шаткими, как будто он бежал на последнем издыхании. Он остановился перед ними, задыхаясь, его голос был хриплым, надломленным:

— Вы... вы не Квинтессоны? — Он упал на колени, его броня звякнула, и он протянул дрожащую руку.

— Меня зовут Скрейп — я сбежал из их фабрик. Они... они ищут вас.

Тени сказали, что вы здесь.

Орион шагнул к нему, его голос смягчился, но остался твёрдым:

— Мы ищем Нокаута. Ты знаешь, где он?

Скрейп кивнул, его зелёные сенсоры мигнули, и он указал дрожащей рукой в сторону дымных равнин:

— Он прячется в Разрушенном Кольце, за фабриками. Но будьте осторожны

— Квинтессоны знают о портале. Они послали...

Его слова оборвал резкий визг, что разорвал воздух, как крик умирающего металла. Из багрового тумана вырвалась тень — массивная фигура Квинтессона, чья броня была покрыта шипами, а щупальца извивались, как змеи, окружённые багровым сиянием. Его лицо было скрыто тенью, но глаза пылали синим, как у Триона, и голос его резанул их искры, как клинок:

— Вы — добыча теней Прайма! — прогремел он, и щупальца метнулись вперёд.

Мегатрон бросился наперерез, его клинок сверкнул, разрубив одно из щупалец, и багровая жидкость брызнула на землю, шипя, как кислота. Но Квинтессон взревел, и остальные щупальца обрушились на Скрейпа. С хрустом и визгом они вонзились в его броню, вырывая зелёные искры из его груди. Скрейп закричал, его голос оборвался, и его тело рухнуло, разорванное на куски, что рассыпались в багровую пыль, смешанную с кровью и маслом. Ужас этого зрелища резанул Ориона, его искра сжалась, а Мегатрон замер, его клинок дрогнул, и в его глазах мелькнула тень боли — память о шахтах, где он терял братьев под обвалами.

— Ты заплатишь за это! — прорычал Мегатрон, его голос был полон ярости, что резала его искру, и он бросился на Квинтессона, его клинок мелькнул, как молния, вонзаясь в броню врага.

Удар сотряс платформу, Квинтессон взревел, и багровый туман сгустился, скрывая его фигуру. Его щупальца мелькнули, отбрасывая Мегатрона назад, и он рухнул рядом с Орионом, его броня задымилась от удара. Орион метнулся к нему, его голос стал резким, полным тревоги:

— Мегатрон, вставай! Мы не можем сражаться с ними здесь — нам нужно найти Нокаута!

Мегатрон поднялся, его броня клацнула, и он бросил взгляд на багровый туман, где Квинтессон исчез, оставив лишь эхо своего рёва. Его голос стал тише, но полным ярости и боли:

— Он ушёл, Орион, но я найду его. Я разнесу их всех — за Каон, за Скрейпа, за каждого, кто гнил в шахтах. Это не просто бой — это война.

Орион кивнул, его оптика сузилась, вглядываясь в дымные равнины, где багровый свет фабрик освещал путь к Разрушенному Кольцу. Его искра сжалась от предчувствия, и "Эхо Искры" кричало в его сознании, голос её был полон тревоги: "Не доверяй им... они ближе..." Он чувствовал, что смерть Скрейпа — лишь предвестие, и тени Прайма уже шептались в багровом тумане, их красные глаза сияли, как угли, что ждали своего часа, чтобы сжечь всё, что они знали.

Они двинулись вперёд, их шаги звенели в тишине, а багровое небо над равнинами сгущалось, обещая ужасы, что скрывались впереди. Орион сжал кристалл, его сердце билось в такт с её криком, а Мегатрон шагал рядом, его клинок сверкал, как обещание мести, что он нёс в своей искре — мести за Каон, за Скрейпа, за всех, кто пал под гнётом теней.

Мир машин раскрылся перед Орионом Паксом и Мегатроном как кошмар, сотканный из металла и огня. Естественного света здесь не существовало — багровое сияние фабрик и разлома заливало равнины зловещим полумраком, где тени извивались, словно живые. Небо, лишённое звёзд, было чёрным полотном, пропитанным кровавыми отсветами, что пульсировали в такт с гулом, поднимавшимся из глубин. Воздух был густым, пропитанным едким запахом машинного масла, крови и ржавчины, смешанным с резким скрежетом металла, криками работающих трансформеров и глухими ударами молотов, что эхом разносились над равнинами. Земля под ногами была покрыта толстым слоем ржавчины, усеянной обломками — кусками брони, сломанными конечностями, выжженными символами, что молчаливо свидетельствовали о пытках и казнях. В рыхлой пыли виднелись следы когтей и цепей, а местами багровые пятна, давно впитавшиеся в металл, рассказывали о судьбе тех, кто осмелился сопротивляться.

Орион шагал впереди, его красно-синяя броня тускло блестела в багровом свете, покрытая сажей и свежими шрамами. Кристалл в его руке слабо мерцал золотом, отражая отсветы фабрик, и его искра сжималась от ужаса, что резал его глубже, чем холод портала. "Эхо Искры" стало громче, его шёпот перерос в крик, что бил в его сознание, и внезапно перед его глазами вспыхнуло видение: Разрушенное Кольцо — город из искорёженного металла, окружённый дымом и багровым туманом, где трансформеры, сгорбленные и измождённые, ковали оружие под надзором Квинтессонов. В центре стоял Нокаут — стройный трансформер с бронёй, покрытой чёрной краской, и зелёными сенсорами, его руки дрожали, держа устройство, похожее на Ключ Зеркал, а голос его шептал, полный отчаяния: "Они идут за мной..." Видение сменилось тенью Прайма, чьи красные глаза сияли в багровом мраке, и голос её резанул:

"Ты не спасёшь их..." Орион пошатнулся, его голос дрогнул, когда он выдохнул:

— Нокаут в Разрушенном Кольце, Мегатрон. Но тени Прайма знают, что мы здесь. Они идут за нами.

Мегатрон шагал рядом, его серебристая броня клацала с каждым шагом, покрытая свежими вмятинами от недавнего боя. Его красные оптические сенсоры пылали яростью, но в их глубине мелькала тень боли — боль за Скрейпа, что погиб под щупальцами Квинтессона, как шахтёр под обвалом. Он видел в нём себя — молодого, полного мечтаний о свободе, раздавленного гнётом тех, кто считал себя богами. Его голос прогремел, резкий и полный ярости, но в нём сквозила вина, что резала его искру:

— Нокаут? Пусть ждёт — я найду его и вырву из него всё, что нужно! — Он сжал кулаки, и когти скрипнули по броне, высекая искры.

— Скрейп... он был как я, Орион. Он хотел свободы, а я не спас его. Эти тени, Квинтессоны — они заплатят за каждого, кто пал под их гнётом. Я разнесу их фабрики, их мир, и если Каон сгорит, я построю его заново из их пепла!

Орион бросил на него взгляд, его оптика сузилась, и голос стал холоднее, но в нём дрожала тревога:

— Ты всё ещё видишь только месть, Мегатрон. Скрейп погиб, потому что мы не знали, с чем столкнулись. Эти тени — её отражения, её сила, искажённая Квинтессонами. Разрушить их — значит разрушить Искру, а без неё Кибертрон умрёт. Нам нужно найти Нокаута и Камеру Эха, чтобы исцелить её, а не сжигать всё в твоём огне.

Мегатрон шагнул к нему, его тень накрыла Ориона, как буря, и голос стал угрожающим, но в нём мелькнула тень боли:

— Исцелить? — Он фыркнул, и его когти сжались сильнее, высекая искры из брони.

— Ты всё ещё веришь в свои архивные сказки, Орион, пока я вижу Каон в цепях этих теней. Скрейп кричал о свободе, как я кричал в шахтах, и я не спас его — эта вина жжёт меня глубже, чем их огонь. Я не буду ждать, пока ты поймёшь их — я разнесу их, и если Кибертрон рухнет, я построю новый мир для моего народа!

Небо над равнинами содрогнулось, и багровый туман сгустился, закрывая горизонт. Скрежет металла стал громче, и из мрака вырвались фигуры — патруль Квинтессонов, три массивных силуэта, чья броня была покрыта шипами, а щупальца извивались, окружённые багровым сиянием. Их лица были скрыты тенями, но глаза пылали синим, как у Триона, только холоднее, безжалостнее. Главный Квинтессон шагнул вперёд, его голос резанул их искры, как клинок:

— Дети Искры, вы — добыча теней Прайма! — прогремел он, и щупальца метнулись вперёд с пугающей скоростью.

Мегатрон бросился наперерез, его клинок сверкнул, разрубив одно из щупалец, и багровая жидкость брызнула на ржавую землю, шипя, как кислота. Но Квинтессон взревел, и его щупальца обрушились на героя, обвивая его броню с хрустом, что резал слух. Орион метнулся к нему, его броня звякнула, когда он увернулся от удара второго Квинтессона, чьи когти вонзились в землю, высекая искры. Он сжал кристалл, и "Эхо Искры" отозвалось золотым импульсом, что хлынул в воздух, отбрасывая щупальца от Мегатрона.

— Держись! — крикнул Орион, его голос перекрыл визг металла, и он бросился к первому Квинтессону, вонзая кристалл в его броню.

Золотой свет вспыхнул, прожигая шипы, и Квинтессон взревел, его синие глаза мигнули, угасая, а тело рухнуло в багровую пыль, рассыпавшись в искры. Но второй и третий Квинтессоны наступали, их щупальца мелькали, как молнии, и один из них вонзился в платформу рядом с Орионом, вырывая куски металла. Мегатрон поднялся, его броня дымилась, и с яростным криком бросился на второго врага, его клинок врезался в его плечо, разрубая броню с фонтаном багровой жидкости. Второй Квинтессон рухнул, но третий метнул щупальце, обвивая ногу Мегатрона и швыряя его в стену фабрики с оглушительным грохотом.

Орион бросился к нему, уклоняясь от нового удара, и крикнул:

— Мы не можем их всех уничтожить здесь! Нам нужно идти к Разрушенному Кольцу!

Мегатрон поднялся, его броня треснула, и он бросил взгляд на Квинтессона, что отступал в багровый туман, оставив их в одиночестве. Его голос стал тише, полным ярости и боли:

— Они заплатят, Орион. За Скрейпа, за Каон, за каждого, кто пал под их гнётом. Я найду Нокаута и заставлю его говорить — или разнесу этот мир до последнего камня.

Они двинулись вперёд, их шаги звенели в багровой пыли, и равнины расступились, открывая Разрушенное Кольцо — город из искорёженного металла, окружённый дымом и багровым туманом. Его башни были сломаны, улицы усеяны обломками, а трансформеры, сгорбленные и измождённые, ковали оружие под надзором Квинтессонов, их крики сливались с гулом фабрик. Багровый свет заливал город, и в тенях мелькали силуэты теней Прайма, их красные глаза сияли, как угли, что ждали своего часа.

Орион замер, его искра сжалась от ужаса, и "Эхо Искры" кричало: "Они здесь..." Мегатрон сжал клинок, его взгляд потемнел, и он шагнул вперёд, готовый к новой битве, что ждала их в этом городе отчаяния.