Весь не видимый нами свет (гет)

Плотный утренний туман окутывал гигантскую статую с головы до ног.

Даже в ясную погоду с земли можно было увидеть лишь подбородок Покровительницы — настолько велико было ее изваяние. Сириус лениво подумал, что, приди ему в голову идея посмотреть Покровительнице в глаза, он использовал бы метлу. Правда, летать в Хогвартсе не разрешалось, а Сириус с легкостью нашел бы дюжину иных, куда более достойных поводов, схлопотать наказание.

Он поежился и, услышав шаги, крутанулся на месте.

Пруэтт на ходу взмахнул палочкой, тихий плеск воды совсем смолк.

— Почитываем тайком о чарах, которые отсутствуют в списках рекомендованных? — хмыкнул Сириус.

— По мне, очень даже полезные чары, особенно, когда твой сосед по спальне храпит.

Заимев собственную палочку, Сириус и сам каждую свободную минуту использовал, чтобы разучить заклятия, которые на уроках им не преподавали.

— Ах да, Боунс ведь снова торжественно достался вам, — он сделал вид, будто только что вспомнил об этом, хотя на самом деле они с Джеймсом и занудой Бертрамом радовались отсутствию Эдгара каждый день.

— Да уж, достался, — задумчиво пробормотал Фабиан, потом будто бы вспомнил, зачем пришел, и отрывисто спросил: — Что тебе рассказал Поттер?

Он не выглядел испуганным, скорее, настороженным и готовым к любому ответу.

В позапрошлое воскресенье Пруэтт обнаружил у подножия статуи, в охапке белых цветов, лишь записку с указанием времени следующей встречи. А Сириус тем временем убедился, что он не притащил с собой брата-старосту или кого похуже.

За полторы недели Фабиан не сделал ни одной попытки заговорить с ним. Похоже, не чувствовал себя уязвимым.

— Да все рассказал, — Сириус пожал плечами и повернулся к статуе. Пруэтт встал рядом, чтобы не казалось, будто они общаются друг с другом. — Только он не понимает, зачем ты так рисковал. — Он покосился на Фабиана, но тот стоял неподвижно, словно в самом деле безмолвно обращался к Покровительнице. Может, просил избавить его от Сириуса? — А я понимаю.

Вот тут-то Пруэтт дернулся.

— Понимаешь? И что же ты понимаешь? — почти озлобленно прошептал он.

— Понравилась она тебе, да? В пансионе таких нет, угадал? Джеймс сказал, у нее даже голос красивый.

— У русалок тоже красивые голоса, — огрызнулся Фабиан. Сириус заметил, как сжались в кулак его пальцы. Русалки были причислены к категории особо опасных существ, отмечены клеймом и содержались лишь в охраняемых водоемах. Мужчин к службе в подобных местах не допускали, потому что они, заслышав русалочье пение, теряли волю.

— Вот именно. И ты знаешь, что потакать ей нельзя, но поделать с собой ничего не можешь. Боишься, что тебя раскроют, но еще больше боишься, что в следующий раз тебя не окажется рядом, и твою аномалию сотрут с лица земли, а тебе останется лишь гадать, куда она делась.

— Замолчи, — с отвращением бросил Пруэтт. — Никакая она не «моя». Просто девчонка, вреда от которой никакого.

— Девчонка, которая могла бы сжечь человека дотла при желании, — ехидно уточнил Сириус. Ему показалось или Фабиан на секунду прикрыл глаза, умоляя Покровительницу послать ему сил? — Закон о Статусе крови не считает ее безобидной и предписывает…

— Я знаю закон о Статусе крови наизусть, — перебил его Пруэтт. — Что тебе нужно? Если бы ты хотел донести наставникам, мы бы здесь не стояли.

А он не дурак. Но это и к лучшему. Зачем Сириусу тупица в таком рискованном деле?

— Мне нужен сообщник. Или как это называется? Человек, оказавшийся в схожей ситуации. Как-то так, наверное. Джеймс меня пока что не поймет. Он мучается, вспоминает ее, его гложет совесть за смерть того дозорного, и он… он не расскажет, не думай… но его пока сложно назвать нашим союзником.

Сириус покривил душой. Щеки Джеймса заливал лихорадочный румянец, когда он описывал, как аномалия схватила его за руку, и как у него встал от одного ее прикосновения. Как магглы разбегались, завидев его алую мантию. Как Розье, поверив Пруэтту на слово, убил человека и даже глазом не моргнул. Слишком много убеждений Джеймса подверглись испытанию за последние пару недель. Сириус сам прошел через это осенью. Ощущение, будто голову начинили опилками. И теперь у него не оставалось сомнений, что Джеймс так же, как и он, почти готов перейти грань между правильным и настоящим.

Но Сириусу нужен был Пруэтт. Так вернее. Он старше. Он хладнокровный. И он уже доказал, что человечность ему не чужда.

— Да мы вообще не союзники, Блэк, — тихо прорычал Фабиан. — Какого Дамблдора мы должны стать союзниками? В чем?

— Будешь ждать следующего рейда в тот городишко, чтобы увидеть ее? Следующего выброса, который может стать для нее роковым? Знаешь, что с ней сделают в Отделе Тайн? Если она в самом деле так красива, как описывает Джеймс, ее не убьют. Она будет жить до тех пор, пока сможет производить на свет детей.

Пруэтт протянул руку в каменной ноге, словно силы оставили его, и ему нужно было на что-то опереться, — и притих.

— Мне стоит забыть ее, — выдохнул он спустя целую минуту.

— Конечно, стоит! — охотно согласился Сириус, не забыв добавить в голос издевки. — А мне стоит забыть Мэри, а тому парню, герою дурацкой легенды, стоило принять Печать Верности, вместо того чтобы жениться на полукровке…

— Кто такая Мэри?

— Тебе-то что? — нахамил он.

— Пытаюсь понять, насколько наши ситуации схожи, — съязвил Фабиан, выпрямился и озлобленно глянул на Сириуса. — Маггла?

— Полукровка.

— Ну ты и дурак, — от всего сердца сказал он.

Полукровок держали в Заповеднике целых четырнадцать лет. Они считались собственностью Государства, ведь без высочайшей воли министерства половина из них даже на свет не появилась бы, не говоря уже о затратах на их содержание и образование.

У полукровок не было фамилий, а представление о родителях они имели весьма смутное. Покинуть Заповедник раньше положенного времени могли лишь девушки, матери здоровых младенцев, и парни, женившиеся на одной из них.

Благодетель, готовый пожертвовать всем ради интрижки с полукровкой, вполне справедливо считался глупцом. Впрочем, не меньшим глупцом мог называться волшебник, который увлекся магглой-аномалией.

— От дурака слышу, — отозвался Сириус.

— Расскажи про Отдел Тайн, — попросил Пруэтт, потерев глаз. — Что тебе известно? Зачем им заставлять аномалии размножаться? Разве их цель не прямо противоположная?

— Это касается далеко не всех аномалий. Только тех, которых Отдел Отбора сочтет подходящими.

Фабиан дал понять, что внимательно слушает, и Сириус вывалил на него все, что успел разузнать, притаившись за дверью кабинета отца на Рождество и порывшись в его бумагах.

— Не знаю, кому именно пришла в голову эта идея и как давно, но думаю, давно, потому что реализацию уже начали… в общем, они пытаются вернуть магам их облик. В буквальном смысле. Такой, каким он был до кровосмешения с магглами. До истребления ведьм в темные века. Министр желает вырастить поколение, которое будет соответствовать его представлениям об идеале. Чтобы Благодетелей отличала не Печать Верности и не цвет мантии, а… цвет глаз, например. Чтобы даже голыми нас было ни с кем не спутать.

— Что за… безумие. Разве такое возможно? — прохрипел Фабиан. Весь вид его кричал о том, что его вот-вот стошнит.

— Комитет, в котором состоит мой отец, считает, что нет ничего невозможного, — хмыкнул Сириус, — если в твоих руках вся мощь Объединенного Магического Государства.

— Как они себе это представляют? Заставят нас спариваться с… аномалиями?

— А ты бы и рад, да? — азартно поддел он, но тут же вскинул руки в знак примирения. — Нет, они пока не настолько отчаялись. Тебя как часто целитель осматривает?

— Как всех, каждые три месяца. — Судя по роже Пруэтта, он не ожидал смены темы. Хотя тема-то как раз не менялась.

— Всех осматривают раз в год, — Сириус не смог сдержать торжество в своем голосе. Фабиан просто не задумывался, но на самом деле в Хогвартсе был лишь один официальный день — одиннадцатое января, когда уроки отменялись, а все студенты отправлялись в госпиталь Святого Мунго. В остальных случаях Сириуса звали в кабинет школьного целителя после занятий, поздно вечером, и никакой толпы в больничном коридоре он ни разу не видел.

— Что? Нет, — убежденно помотал головой Фабиан. — Нет, Гидеона тоже приглашали раз в семестр.

— А сейчас перестали, да?

— Сейчас… я не знаю, — растерянно пробормотал он. — Мы не так часто…

— Зато я знаю. Твой брат женился и сразу перестал интересовать целителей. Потому что цель всех этих осмотров — убедиться, что с возрастом ты не перестал соответствовать требованиям Отдела Отбора.

— Каким еще требованиям?

— Рост, вес, пропорции лица, мышечная масса. Как у тебя в штанах дела, еще смотрят. Смотрят ведь? И пару тебе подберут такую, чтобы дети у вас получались не хуже.

— Мы сами выбираем себе пару, — горячо возразил Фабиан. — Иначе зачем устраивают дни Благословения?

— Пыль в глаза. Что ты как маленький, — фыркнул Сириус, подивившись его наивности. Наверное, Пруэтты доверяли родителям безоговорочно, в то время как сам он рано научился любое слово матери и отца ставить под сомнение. — Для большинства так и есть, но для нас… В Отделе Отбора долго изучали уже состоявшиеся пары, их предков и потомков, вероятности наследования… кажется, так это называется, и теперь пытаются предсказать, кого на ком надо женить, чтобы новое поколение соответствовало вкусам Верховного министра и его Советников. Я нашел у отца табели всякие, которые целители заполняют, и списки. Имя твоего брата было вычеркнуто зелеными чернилами. Имя Уильямсона — тоже.

— Погоди, а Голдстейн там был? — взволнованно спросил Пруэтт, будто до него дошло наконец, о чем Сириус толкует.

— Старина Генри? Был. Отмечен желтым кружком. Почему ты спрашиваешь?

— На дне Благословения Мальсибер велел ему присмотреться к одной из девиц. Мы еще подумали, почему только ему…

— Ну! О чем и речь! Ты никогда не задумывался, как это твоему брату позволили жениться на нашей ровеснице? Да его бы близко к ней не подпустили при иных обстоятельствах. У них там очередь стоит.

— Гидеон отлично проявил себя в рейдах, и его поощрили… — начал Фабиан, но в голосе его Сириус уже не слышал былой уверенности.

— Твоя невестка — очень красивая девушка. В каком бы сочетании их с Гидеоном черты ни унаследовал ребенок, он будет симпатичным. Так думают в Отделе Отбора. А кузина моя? Думаешь, ей просто так дали дождаться Малфоя? На ее руку было столько охотников, что хватило бы, чтобы собрать целую команду по квиддичу. Но это еще не все, Пруэтт, слушай дальше. В Отделе Отбора поняли, что анализа реальных пар недостаточно; не хватает вариативности, ведь нас мало очень. Мало красивых женщин, а красивых мужчин можно по пальцам пересчитать. Чтобы добиться результата, потребуется гораздо больше времени, больше поколений — кровосмешение, к тому же, дает противоположный эффект — а времени этого у великого Геллерта не так уж много остается. Вернее, много, конечно, но не сто и не двести лет.

— …и они решили использовать аномалии, — хрипло прошептал Пруэтт, будто в горле у него мгновенно пересохло.

— Омерзительно изящно, да?

Аномалии обладали настоящими магическими способностями, которые раньше принадлежали чистокровному волшебнику. Тетка Друэлла любила рассказывать, как в Отделе Тайн их помещают в одну комнату со сквибом и пытают, чтобы заставить вернуть ему украденное. Но за всю историю не было ни одного случая, когда сквиб получал свои силы обратно.

Маггловский ребенок, похитивший способности у маленького волшебника, становился опасен не только для себя, но и для окружающих. Его хрупкий организм не способен был справиться с той мощью, что приходила вместе с возможностью творить чары. Наставник Кэрроу примерно раз в семестр повторял лекцию о происхождении аномалий и способах отличить их от обычных детей.

Наставник Принц твердил, что аномалии относятся к классу Е опасных существ и в случае угрозы жизни Благодетеля подлежат немедленному уничтожению.

Оба они сходились во мнении, что привлекательная внешность — один из механизмов защиты аномалий от попыток схватить их и обезвредить. Принц был кладезем историй про то, как юный Благодетель, по неопытности поддавшийся сочувствию, оказывался растерзанным ими или, если ему удавалось выжить, попадал в Нурменгард за нарушение закона о Статусе крови.

— Формально они как нельзя лучше подходят для Отбора. Разумеется, в жены аномалию никому не отдадут. Просто подыщут подходящих Благодетелей и будут наблюдать, каких детей рожает одна и та же женщина от разных мужчин. Чистый эксперимент. Не удивлюсь, если то же самое сделают с обитателями Пристанища. Великий Геллерт настроен серьезно. Отец называет проект мерзостью, но вовсе не потому, что ему жаль этих девчонок. Просто ему претит мысль, что чистую кровь станут намеренно разбавлять.

— Аномалии в самом деле опасны, ведь так?

Сириус едва не рассмеялся во весь голос. Эти слова прозвучали так по-детски. Словно Фабиан хотел спрятаться от реальности, которая была к нему немилосердна.

— Кого ты хочешь убедить в этом, Пруэтт? Меня или себя? Даже если они опасны, потому что не могут сладить с магией внутри них, разве от этого… ты меньше думаешь о ней? Разве тебя не будет грызть мысль о том, что с ней творят в министерстве?

— Чего ты хочешь от меня?

Фабиан выглядел человеком в горячечном бреду: щеки горели, глаза лихорадочно блестели, а дыхание участилось, стало тяжелым.

Он мог сколько угодно рассказывать, что равнодушен к той девчонке, но весь его вид кричал об обратном.

— Однажды я стоял в почетном карауле. Уставший как собака, — осторожно начал Сириус. — Утро все никак не хотело наступать, и я вдруг подумал, ничего ведь не случится, если я похожу по холлу. Портрет никуда не денется, я буду его видеть. Я сделал шаг, второй, третий. Министр бодрствовал, но не окликнул меня, не сделал замечание… ты вообще когда-нибудь слышал, чтобы он разговаривал?

— Я редко нес бдение.

Ну конечно, Пруэтта с его честными глазами даже параноик Мальсибер не заподозрил бы в непослушании.

— А я часто. В общем, великий Геллерт меня не остановил. Я дошел до двери, распахнул ее… дальше плохо помню, наверное, ночной воздух ударил в голову, — Сириус иронично усмехнулся. На самом деле, он осознал, что Гриндевальду с портрета плевать, торчит около него кто-то или нет. — Я прогулялся по двору, сходил к озеру и уже хотел было возвращаться, но услышал шорох и шаги. Подумал, крышка мне, наставники возвращаются из Хогсмида, сейчас увидят, что нет меня на месте и сошлют куда-нибудь в Пристанище. Или чем там обычно пугают детей?

— Судя по тому, что ты все еще мозолишь мне глаза, то был не наставник, — саркастически хмыкнул Фабиан.

— Угу. Братец твой возвращался с прогулки. В пять утра. С маскировкой у него все отлично, Принц оценил бы, но я крался за ним до самого холла и видел, как он снял с себя Дезиллюминационные чары. — Сириус, до предела скосив глаза, следил за лицом Фабиана. — Ты не выглядишь удивленным, Пруэтт. Выходит, я угадал? Ты знаешь, что твой брат сбегал из школы?

— Какое отношение мой брат имеет к аномалиям? — не сказав ни «да», ни «нет», он задал встречный вопрос.

— К аномалиям — никакого, — прошипел Сириус. — Но раз он получил Печать Верности и до сих пор жив, значит, он нашел способ выбраться отсюда незамеченным и ни разу не попался. Вот я и хочу узнать, как он это делал.

— Зачем тебе это? По дому соскучился? — съязвил Пруэтт.

У него была секунда, чтобы решить, быть до конца откровенным или нет. Весь этот разговор, плод отчаяния и множества бессонных ночей, походил на заигрывание с драконом. Сириус чуял, что Хогвартс таит в себе множество секретов, но раскрывает их лишь тем, кто имеет смелость нарушить пару правил.

— Хочу навестить Заповедник.

— Ты с ума сошел? — Фабиан развеселился и даже повернул к нему голову. — Ты ведь даже аппарировать не можешь. Пешком пойдешь? Да и зачем тебе в Заповедник? Тебе что, церемоний мало?

— Я давно не видел ее на церемониях.

Умом Сириус понимал, что причин, по которым полукровка перестает появляться в Хогвартсе, раз, два — и обчелся. Ни в одну из них он не хотел верить.

— Ее? Кого-то конкретного ищешь? — прищурился Фабиан, всматриваясь в лицо Сириуса, будто надеялся увидеть там имя. — Эту Мэри?

— Ищу, — сухо отозвался он. — Так ты поможешь? Спросишь брата?..

— Нет, — отрывисто бросил Пруэтт. — Даже если бы я захотел рисковать свободой и будущим ради опасной твари, Гидеон никогда не позволил бы мне...

— Свободой делать только то, что велят? — презрительно уточнил Сириус.

— Свободой быть тем, кем я родился, — заученно ответил Фабиан.

— Ты перестал быть им в тот самый момент, когда подставил дозорного, чтобы сохранить жизнь аномалии, — процедил Сириус. Как же быстро он отрекся от сказанного! Такое ощущение, что поначалу Пруэтт растерялся и ляпнул лишнего, а потом собрался с мыслями и понял, насколько опасно доверять кому бы то ни было свои секреты. — Чем раньше ты это признаешь, тем проще будет смириться, взять себя в руки и научиться это скрывать.

— Ты забываешься, Блэк, — Фабиан, сверкнув глазами. — Смотри, как бы я не обвинил тебя в клевете.

В Хогвартсе старшие всегда были правы, а младшие ждали своей очереди занять их место. Слово Пруэтта будет куда весомее слова Сириуса до той самой секунды, пока Сириус не примет Печать Верности. Только после этого их станут считать равными.

— Так обвини, — великодушно разрешил он. — Быстрее попаду в Заповедник.

Посвященных наказывали не так, как мальчиков.

Их заставляли выполнять работу омерзительную, грязную, ту, от которой порой мурашки бежали по коже.

Побывав пару раз на Экзекуциях или в Заповеднике, будущий Благодетель трижды задумывался, прежде чем снова нарушить какое-либо из правил.

— Ты думаешь, это игра? — прошептал Фабиан. — Все проступки записываются в карточку с твоим именем, а когда настанет время выбирать тебе жену или определять должность, ее достанут и внимательно изучат. Если, конечно, до того момента ты не добьешься отчисления из Хогвартса за многократное неисполнение Устава. Не думай, что в Заповеднике тебя отведут прямиком к твоей девке.

— Ты был там?

— Гидеон был, — уже спокойнее ответил Пруэтт. — Неделю провел в лазарете, помогая целителю. Без сна, без отдыха, вонь там стоит невыносимая, никакие чары не спасают. Пациентов куча. То гной сцеживал, то утки таскал.

— И что же он такого сотворил?

— Одолел Принца в бою. Но если попробуешь сбежать, — Пруэтт фыркнул, — так легко не отделаешься. Могут и в подмастерья палача определить.

Сириус представил, как вынимает трупы магглов из петель. Площадь Гриммо была одним из популярных мест лондонских казней, в детстве он на них насмотрелся. Мать с отцом имели мерзкую привычку приглашать гостей в мансарду, откуда открывался «великолепный вид на торжество магии».

— И все же я рискну, — упрямо заявил Сириус с вызовом. — Ах да, — он сделал вид, будто вспомнил кое-что важное, — я бы на твоем месте держал язык за зубами, ведь я тоже в курсе твоей крохотной тайны.

— Ты в курсе тайны Поттера, Блэк, не моей, — нагло поправил Пруэтт. — Мало ли что он там придумал под воздействием чар аномалии, — вкрадчиво попрощался он и двинулся прочь.

Сириус как ни в чем не бывало повернулся обратно к статуе. Он и не думал, что получится убедить Фабиана с первого раза. С ранних лет их учили никому не доверять. Каждый ребенок слышал хоть одну историю о Благодетеле, который угодил в Пристанище, Нурменгард или в руки палача из-за своего длинного языка.

Но Сириус знал, как непросто вырвать из своего сердца чувства, которые их не учили испытывать. Чувства, которые наставники посчитали бы скорее вредоносными, чем допустимыми. Благодетель в первую очередь должен любить служение великому Геллерту, своих сыновей, а уж после — женщину, посланную ему милостью Объединенного Магического Государства. Симпатия к иным женщинам, в особенности не чистой крови, причислялась к душевным болезням. Половина обитателей Пристанища попали туда по обвинению в пороке и безумии.

Сириус, по неведомой ему причине, был уверен, что он полностью здоров.

Хотя симптомы у простуды были те же — становилось жарко и трудно дышать. Но что же получается? Джеймс тоже болен? А Пруэтт?..

Иногда очень сложно продолжать верить в собственную правоту, когда все вокруг твердят обратное.

Сириус вытер пот с верхней губы, отвернулся от каменного изваяния и направился к замку.

На будущей неделе церемония Питера.

Может, на этот раз?..