28 марта (джен)

Директор Реддл искренне считал ныне существующую систему магического образования своим личным достижением. Сам Верховный министр в далеком пятьдесят первом признал его заслугу в создании сети учреждений для детей, где каждый воспитанник находился на строго отведенном ему месте.

Тогда, на заре эры Геллерта, всех тревожил главный вопрос: как создать новое общество, не превратив в руины прежнее? Как убедить людей, что Статут Секретности — тюрьма для магов, в которую они сами себя заточили, а Геллерт Гриндевальд — тот, кто освободит их от оков и поможет осознать свое превосходство.

Тезисы Тома о том, что ставку нужно сделать на подростков, пока их разум и душа податливы, поначалу не нашли поддержки. Арманд Розье высмеял каждый из них, заявив, что ждать придется уж больно долго, не легче ли продемонстрировать старикам, где их похоронят в случае неповиновения?

Однако Верховный министр, к счастью, не был так категоричен. На континенте то и дело вспыхивали мятежи, становление нового порядка шло не так гладко, как он рассчитывал. Правительства, кишащие магглолюбцами, сражались за автономию не на жизнь, а насмерть, рядовые обыватели сбивались в разбойные отряды, чтобы дать отпор войскам Магической Канцелярии. Магглы и полукровки истреблялись в бессчетных количествах, Благодетелям порой приходилось жертвовать и людьми чистой крови. Все городские площади Европы были уставлены виселицами. Умерщвляли непокорных старой доброй Авадой, а в петли засовывали для наглядности. У магглов человек без единой царапины покойником не считался. Вот перелом шеи — другое дело.

«Если так пойдет дальше, — буркнул старик Крауч на одном из заседаний Международной конфедерации магов, — творить благо будет не для кого».

«Оставим трудоспособное население и стариков в покое, — подхватил кто-то из австрийцев. — Пусть доживают свой век, главное, чтобы язык за зубами держали. Оградим подрастающее поколение от дурного влияния прошлого, воспитаем в юношах нужные нам качества. Будем милосердны ко всем нашим подданным. Ради общего блага».

Том на подобных мероприятиях не присутствовал, но Орион охотно пересказывал все жене, а та при первой же возможности несла новости любовнику.

«В общем, магглов не тронут, — недовольно наморщила носик Вальбурга, подхватывая юбку и усаживаясь в кресло у камина. Они завели привычку встречаться в Хогсмиде. Том присмотрел дом на окраине и довольно быстро сделал так, чтобы хозяева освободили его. — Верховный министр слишком мягок с ними. Эта мерзость так и будет лезть в нашу жизнь. Надеюсь, Малфою удастся протащить наш проект об ограничении рождаемости простаков… Теперь старые пердуны решают, как быть с полукровками». — Она не стеснялась в выражениях. Эта ее черта казалась Тому одновременно очаровательной и отвратительной.

«И как же с ними быть?» — вкрадчиво уточнил он, и Вальбурга осеклась.

«К потомку великого Салазара, основателя Хогвартса, Геллерт будет благосклонен, я уверена. Помнишь, ты говорил, что в замке должны остаться лишь чистокровные волшебники? Это было лицемерно с твоей стороны, о да, но здраво, Том. Очень здраво. Арманд Розье, увы, совсем сдал, — с фальшивой жалостью пропела она, — а кроме него, ярых противников законопроекта о магическом образовании в Конфедерации не осталось. Орион глуповат, дельные мысли в его голове рождаются нечасто, но расхваливать чужие он умеет».

Тому пришлось пойти на уступки и признать Блэка соавтором своей идеи.

И даже тот факт, что он трахает его жену, не способен был излечить уязвленную гордость. Он рассчитывал, что личная встреча с министром расставит все по местам. Лишь истинный создатель системы мог описать все ее нюансы.

«Ты не упустил ни единой детали, юнге, я приятно удивлен, — министр уткнул палец в пергамент рядом с миниатюрным изображением замка, прочел одними губами: «Хогвартс» и далее скользнул наискосок, повторяя путь одной из чернильных линий. Он постучал по слову «Приют» и поднял глаза на Тома: — Мне не нравит-ца это слово, придумай другое. Мы не привечаем полукровок в нашем учреждении. Мы даем им шанс занять достойное место в обществе. Мы не жалеем их, а воодушевляем».

«Да, сэр», — послушно кивнул Том, хотя более точного названия этому месту не нашел, сколько ни бился. Учреждение для будущих солдат, безликих, бесчувственных и бесплодных, походило на казенное заведение, где он сам вырос. Даже предназначение его было тем же: вырастить и воспитать детей, которые не нужны ни государству, ни обществу, но куда их девать? Чистокровные колдуны всегда будут путаться с магглами, такова человеческая природа. Никакие запреты и угрозы не помогут. Полукровки будут появляться на свет, пусть и в меньших количествах. К тому же, полукровка полукровке рознь! Взять самого Тома. Как можно его сравнивать с каким-нибудь отребьем, среди предков которого по чистой случайности затесался посредственный волшебник.

«А это…» — Геллерт указал на третий угол схемы.

«Это женский пансион, министр. Будущие жены Благодетелей тоже могут учиться, но только тем вещам, которые не нанесут вреда их разуму. Чары, чтобы содержать дом в порядке, например, или некое подобие травологии. К тому же, Благодетелям проще будет присматривать себе жену, когда все они в одном месте».

«Браво, юнге, какая предусмотрительность, — развеселился он. — На первом месте служба, не так ли? Нет времени на женщин. Да и какая разница, не правда ли? Они все одинаковые. Родить здорового младенца способна и белокурая красавица, и тощая уродина. Предпочтения — это пустое».

Потребовалось девять месяцев, чтобы законопроект превратился в Декрет об образовании.

В благодарность за службу министр сделал Тома куратором созданных им образовательных учреждений и даровал возможность приобрести статус чистокровного волшебника.

Он не собирался обременять себя семьей, считал детей обузой. У него были далеко идущие планы, которым жена могла помешать, но статус можно было получить, лишь заключив брак с ведьмой из уважаемой семьи.

Конечно, женитьба была лишь красивым жестом, кровь от этого чище не становилась, но таким образом в Объединенном Магическом Государстве убивали разом двух нарглов. Давали талантливому полукровке шанс исправить ошибку матери, связавшейся с магглом, и заодно пристраивали одну из девушек, засидевшихся в родительском доме. Чистокровных мужей на всех не хватало, потому что девочек в семьях Благодетелей как назло рождалось больше, чем мальчиков.

Со временем Том признал, что брак — соразмерная цена за те привилегии, что он получил. К жене он не испытывал ровным счетом ничего, но считал это нормальным. Любовь — это глупость, которую придумали женщины, чтобы скрасить свое существование.

Когда приняли закон о наследовании должностей, Том даже похвалил себя за правильно принятое в юности решение. Должность директора Хогвартса унаследует его старший сын, а курировать учреждение для полукровок будет младший.

Положа руку на сердце, он никогда не считал обучение юных волшебников своим призванием, зато обожал распоряжаться людскими жизнями. А тут в его руках оказались сотни жизней. Тысячи, если смотреть шире. Том желал, чтобы его любимое детище жило, дышало и крепло, даже когда он отойдет от дел. Он гордился им куда больше, чем своими отпрысками, своей плотью и кровью.

— У меня эльфы быстрее плодятся, чем ты идешь от Большого зала до своего кабинета.

Вальбурга ничуть не изменилась за четверть века. Все так же худощава, высокомерна и остра на язык, как в юности. Когда дежурный Крэбб сообщил, что «к господину директору пришла дама», Том сразу понял, с кем ему предстоит встретиться, перешагнув порог.

— Да? — невозмутимо переспросил Том. — Может, они и моих подопечных научат?

— Что такое? — с издевкой хихикнула Вальбурга. — Неурожайный год?

— Не то слово. Уже третья девочка подряд. Моя система была рассчитана на то, что мальчиков и девочек рождается примерно поровну, но с каждым годом перевес все больше.

— Ах, ну какая тут может быть система, — пропела она, клюнув Тома в щеку. — Одних природа щедро одарила, а других обделила. Чистой воды удача и случайность. Что ты переживаешь, я не пойму. Твоя задача — их в одну койку уложить, с этим ты прекрасно справляешься, а как там дальше у них случится — не твоя забота, дорогой.

— Скоро придется по две в одни руки отдавать, — огрызнулся он.

— Лучше так, чем наоборот. Больше девочек — больше матерей, а самца и одного хватит, — цинично заметила Вальбурга, хитро прищурившись. — Мужчины испокон веков переоценивали свою роль в воспроизведении потомства.

— Зачем ты пришла?

— Как поживает миссис Реддл? — ехидно поинтересовалась она. — Снова нездорова? Ты уверен, что она все еще жива?

Вряд ли Вальбурга ревновала. Скорее, обычная женская привычка поливать друг друга грязью за глаза. Зато на приемах в честь дня Геллерта все они снова становились подругами.

— Она уже дала мне все, что было в ее силах, — равнодушно отмахнулся Том. Он догадывался, по какому поводу она пришла, и не намерен был тратить время попусту. — Хочешь обсудить предстоящую церемонию?

— Я всегда ценила твою сообразительность, — Вальбурга кокетливо прищурилась.

— Не рановато ли?

— Не мне тебе рассказывать, как проходит подготовка! — Она ловко устроила сумочку из драконьей кожи на крохотном столике и опустилась в ближайшее кресло. — Наверняка твои верные псы уже заняты отбором маленьких шлюшек. Сириус у меня бойкий получился, нахальный, такого и зрители не смутят, а Регулус ранимый, впечатлительный мальчик… для него это настоящее таинство. Нельзя ли… как-то поделикатнее? Если уж совсем честно, Том, я бы выбрала для него чистокровную девочку. И рейд в Лондон, там магглы не такие дикие…

— Ни в коем случае. Ты прекрасно знаешь, что правила для всех одинаковы. Кто в здравом уме позволит своей дочери участвовать в церемонии Посвящения?

— Да вот хотя бы кого-нибудь из остатков, Том! Ее отец будет нам благодарен. Все лучше, чем замуж за полукровку.

Вальбурга искренне не считала свои слова оскорбительными.

Подписанный Верховным министром бланк о даровании Тому статуса чистокровного действовал на нее как заклинание Забвения.

— Я в долгу не останусь, ты меня знаешь, — она легко поднялась на ноги, приблизилась и дотронулась до его груди.

— Забудь об этом, Вальбурга. Если Лестрейндж или кто-то из его ищеек узнает о нашем разговоре, мы с тобой отправимся в Нурменгард. Я пока не готов оставить пост и официально податься в изменники.

— Ну что ты за вредина, Том! — Она притопнула ногой и отстранилась. — Неужели так сложно пойти на уступку ради нашего мальчика?

— Регулус твой мальчик, милая. Твой и Ориона.

— А ты хотел, чтобы я во всеуслышание объявила, что его дед был недостойным магглом? — прошипела Вальбурга, но когда Том схватил ее за запястья, испуганно замерла.

— Я сохранил твою тайну, — выплюнул он. — И что я слышу вместо благодарности?

— Ты сделал это, чтобы избежать наказания за связь с замужней женщиной.

— Хватит клянчить послабления для своего избалованного сыночка. Его вообще не должно быть в Хогвартсе, если на то пошло.

— Геллерт даровал тебе…

— Мы оба знаем, что эта грамота — всего лишь клочок пергамента. Довольно, — предупредил он очередную попытку переубедить его. — Надеюсь, твой сын не упадет в обморок, сняв штаны перед девчонкой. Ориона засмеют.

Лицо Вальбурги исказила гримаса, она потянулась к палочке, но Том играюче остановил ее.

В дверь постучали. Он дал ей время, чтобы сесть обратно в кресло, и велел визитеру войти.

— Директор. — Эван Розье, внучок старого идиота Арманда, почтительно поклонился Тому. Гостью он словно не заметил. — Мы отправляемся. Я, Нотт, Пруэтт и Поттер. Бывший Лестершир, город с населением шесть с половиной тысяч человек. Думаю, нам хватит и дня. К вечеру воскресенья будем в Хогвартсе.

Рейды с участием новеньких были единообразными. Маленькие поселения на территории Британии, люди, не склонные к вольнодумству. Минимальный риск столкнуться с агрессией и великолепная возможность почувствовать собственную значимость.

— Ради общего блага, — машинально кивнул Том. — Как себя чувствует миссис Розье?

— Разочарована, как и все мы, — сухо ответил Эван. Без легилименции и не поймешь, что у него на уме. То ли в самом деле огорчен, то ли вздохнул с облегчением, что от них с женой на время отстанут.

— Главное, она осознает, какая ответственность лежит на ваших плечах. Вы молоды и способны к деторождению, вот что важно. Все мы надеемся, что в следующий раз судьба будет к вам благосклонна.

Когда дверь за Розье закрылась, на пару минут в кабинете повисла тишина. Лишь ветер напрасно стучался в закрытое окно.

Том взял с полки золотую чашу и большим пальцем погладил крохотное изображение барсука на отполированном боку. Он думал о том, как сильно упала бы в цене способность волшебников производить на свет детей, будь они неподвластны смерти.

— Признайся, ты ненавидишь систему, созданную твоими руками, — подала голос Вальбурга, и он вздрогнул. Надо же, она до сих пор здесь. — Неудачи этих мальчишек тебя радуют. Ты получаешь удовольствие, наблюдая за их растерянностью. И ты рассчитываешь стать свидетелем момента, когда Геллерт поймет, что на самом деле Благодетели ничего в этом мире не решают. Что всем заправляют полукровки типа тебя.

Том поставил чашу Хельги Хаффлпафф на место, подошел к Вальбурге и предложил ей руку, словно приглашал на танец. Когда она встала, он взял ее за подбородок двумя пальцами и заставил посмотреть ему в глаза.

Вот почему женщин отстранили от важных государственных дел. Вообще от любых дел, имеющих хоть какое-то значение. Они интуитивно чуют обман. Им не место в системе, которая держится на лжи и условностях.

— Церемония Регулуса пройдет точно так же, как у сотен мальчишек до него, — вместо ответа Том с мстительным удовольствием подвел черту под их с Вальбургой разговором.

— Зря мы с Орионом дали тебе шанс подняться из грязи, — прошипела она ему в лицо.

Спустя несколько секунд дверь за Вальбургой шумно закрылась, и наступила безмятежная тишина.

— Если наши господа — волшебники, почему они не наколдуют больше еды?

Лили с опаской наблюдала, как целый ломоть серого хлеба исчезает в бездонной утробе Ричарда. Он его даже не разломил! Просто засунул в рот весь мякиш, пальцами утрамбовал корочку и теперь, щурясь от удовольствия, жевал.

Лили попыталась представить, как с ним целоваться, но ее воображение отказывалось рисовать на месте прекрасного принца этого долговязого пацана с синеватыми губами.

По вечерам, забравшись в кровать, она всегда мечтала о несбыточном. О встрече с принцем, о ярком платье, о вазочке на кухонном столе, полной конфет, и о дне, когда на пороге дома Эвансов появится Благодетель, который объявит, что Лили — тоже ведьма, как жены и дочери господ.

Если честно, принц был наиболее реалистичной фантазией из всех, и потому он в ее мечтах появлялся чаще всего. Конечно, она понимала, что принцев никаких не существует, они перевелись задолго до ее рождения, но это же не значит, что стоит довольствоваться малым и отвечать на неуклюжие ухаживания лопоухого Ричарда.

Даже сокровенные желания у них не совпадали. Ричард, как и все четырнадцатилетние пацаны, просил святого Геллерта лишь о двух вещах: чтобы еда не заканчивалась, и ее можно было есть без перерыва, и чтобы именно его выбрали для службы дозорным.

— Думаешь, им заняться больше нечем? — поморщилась Лили. — Лучше бы даровали нам одежду. Надоели эти рубахи, даже поясок нельзя другого цвета. Я видела мамину фотографию, — она понизила голос до таинственного шепота. — Ей там лет столько же, сколько мне сейчас. Туни стащила ее из шкафчика, чего она пылится?.. Такая красота, и юбка пышная, зеленая, да вот же, точь-в-точь такого цвета! — Лили указала на крохотный пучок едва пробившейся из-под земли травы. Для наглядности.

— Ну и толку от твоих платьев, — небрежно отозвался Ричард, — когда в брюхе пусто. Или думаешь, поглядел на красоту — и сыт? Дура ты, Эванс.

Сам дурак, подумала Лили. Еще сильнее захотелось надеть мамину юбку и посмотреть на его обалдевший вид. Хоть мама и твердила, что красота девушки в ее чистоте, Лили с сестрой считали, что одно другому не мешает.

— Скорей бы день Геллерта, — в качестве компромисса произнесла она, и Ричард воодушевленно покивал.

Каждый год двадцать шестого сентября жители Коукворта собирались на центральной площади, чтобы отпраздновать очередную годовщину начала новой эры. Приезжали волшебники из самой Ирландии, устраивали представление, раздавали еду и подарки. Женщины надевали платья — да, тоже серые, но подол и пояс разрешалось украсить вышивкой. Работягам с фабрики давали выходной, а детей отпускали с уроков пораньше.

В этот день сбывались и кусочек мечты Лили, и одно из желаний Ричарда, несмотря на то, что хотели они совсем разного. А как иначе? Святой Геллерт поощрял тех, кто был ему верен.

— Ты когда-нибудь видела Благодетелей?

Благодетели наведывались в Коукворт нечасто, почти всегда по выходным, а в остальное время за порядком следили констебли и их помощники дозорные. Каждый мальчишка хоть раз в жизни представлял себя одетым в темно-синюю форму, но на службу попадали единицы. Из класса Лили в прошлом году выбрали только троих.

— Один разочек всего, издалека. Папа запретил нам высовываться, пока они в городе, чтобы не мешать им нести службу. Мы с Туни спрятались в саду и смотрели из-за кустов гортензии. Я даже волшебную палочку разглядела в руке одного из них.

Ричард присвистнул.

— И какие они? Я слыхал, в них по семь футов роста. — Он вытер нос тыльной стороной ладони и мечтательно улыбнулся: — А вдруг я тоже, а? Смотри, какой я длинный, меня в приюте каланчой звали. Может, мамка моя с кем-то из господ спуталась, вот ее и… — Ричард весьма красноречиво чиркнул себе по горлу.

Ого, выходит, в чем-то их мечты схожи. Рич тоже хочет оказаться волшебником. А кто не хочет?

— Нет, — Лили решительно затоптала его беспочвенные надежды. — Будь ты полукровкой, у тебя были бы способности. Ты мог бы предметы двигать, например, или… менять их цвет.

Она вовремя прикусила язык, хотя жуть как хотелось рассказать, что в прошлом году, перед самым Рождеством, у нее получилось сделать из белого елочного шарика светло-розовый.

— Угу, — поник Рич. — А еще меня бы, наверное, забрали отсюда. Туда, к ним.

Родителей Ричарда казнили за «распространение лживых слухов», когда он был малышом. Бо́льшую часть своей короткой жизни он провел в сиротском доме, а когда стукнуло четырнадцать, отправился на местную фабрику.

Огромная труба возвышалась над Коуквортом, как средний палец, выросший из земли, и дымила без остановки. Тонкая речка брала начало у основания «пальца», извивалась между заросших берегов, огибала городок по северной границе и убегала в сторону Уитвика. Ее можно было перейти по мостику или вброд, но Лили ни разу этого не делала. На той стороне жили дозорные с семьями, там же находилась местная тюрьма. А еще, по слухам, именно туда прибывали Благодетели перед началом рейда.

— Эй, ты!

Лили с Ричардом как по команде обернулись.

А вот и дозорные, легки на помине.

Майкл Бишоп, его дружок Джек и еще один, его Лили не знала.

— Еще раз увижу тебя с моей девчонкой, сверну твою тощую шею, понял? — Майкл пихнул Ричарда в плечо.

Вот уже пару лет он Лили прохода не давал. Лез целоваться, а однажды даже шлепнул по заднице в школьном коридоре. Парни ржали, подначивая Майкла продолжать в том же духе, девчонки расценили его поступок как явный признак симпатии, а Лили назвала Майкла уродом.

Вообще-то, уродом в общепринятом смысле он не был, но симпатичная рожа не давала ему права себя так вести.

На прошлый день Геллерта их с Джеком приняли в дозорные, чем Бишоп чрезвычайно возгордился и стал еще более невыносимым.

— Отвали от него, — велела Лили, поднимаясь на ноги.

— Смотри, глазищи какие, — кивнув на нее, сказал Майкл своему напарнику, тому, имя которого Лили не знала.

— Да ты романтик, Бишоп, — захохотал тот, нагло разглядывая ее.

— Я не трону этого сопляка, если согласишься прогуляться со мной, завтра после школы, — без улыбки предложил Майкл.

— Лучше соглашайся по-хорошему, Эванс, — почти добродушно посоветовал Джек. — Мы теперь дозорные. У нас теперь… хм, права есть, — он гаденько ухмыльнулся и дернул плечом. Испытательный срок у них длился полгода, так что, по расчетам Лили, закончился буквально на днях.

— Не смей ее заставлять, — влез Ричард. Они с Бишопом были почти одного роста, только Майкл вдвое шире. И с правами, черт бы их побрал. Не зря каждый сопливый мальчишка мечтал стать дозорным.

Дружки Бишопа загоготали. Лили оглянуться не успела, как их окружили. Ричарда скрутили, бросили на землю, лицом в жидкую весеннюю грязь, и угостили парой пинков. Грубые ботинки, которые выдавались вместе с темно-синей формой, смотрелись увесистыми и способными сломать пару ребер. Майкл схватил Лили за руку и прошипел:

— Не дергайся, Эванс. Иначе я сделаю так, чтобы на фабрике напутали с документами и записали твоему старику пару прогулов.

— Ты не посмеешь, — выдохнула Лили в тщетных попытках освободиться. — Это неправда. Он ни дня не пропустил.

— Сказки о Благодетелях тоже неправда, но мы же делаем вид, что верим в них.

Слова Майкла хлестнули ее по лицу подобно размашистой пощечине. Лили даже перестала трепыхаться в его лапищах на секунду.

— О чем ты говоришь?..

В это самое мгновение Ричард воспользовался тем, что его оставили в покое, и, яростно зарычав, кинулся на врага. Он обхватил его под коленями и попытался сбить с ног.

Лили взвизгнула, изо всех сил толкнула Майкла и бросилась прочь.

Все это было бессмысленно.

Из Коукворта не сбежать. А в Коукворте дозорные рано или поздно настигнут ее.

— Вот сука! Какого черта вы стоите, придурки? Догоните ее! Да что с вами такое?

И правда. Лили не слышала ни топота, ни тяжелого дыхания за спиной, будто дружки Бишопа вдруг передумали ее преследовать.

Все равно бессмысленно.

Если не появляться дома и в школе, замерзнешь на улице. В конце марта по ночам все еще прохладно, а укрывать беглянку, которую разыскивают слуги Благодетелей, никто в здравом уме не решится.

Страшно подумать, что будет с Ричардом.

— Беги, Лили, — прохрипел он. — Бе…

— Молчать, отродье изменников.

Раздался глухой звук, с каким носок ботинка сталкивается с человеческой плотью, и крик Ричарда оборвался.

Она обернулась и увидела, что дружки Майкла нелепо замерли на месте, а сам он вот-вот помчится следом за ней.

Она запнулась и чуть не полетела кувырком.

Дальше Лили бежала без оглядки.

— Почему в расписании всего четыре предмета? — Джеймс перевернул листок, но на обороте не обнаружил ни слова. — Зачем нам столько истории магии?

— Лично я не скучаю по зельям, — ухмыльнулся Сириус, покачиваясь на стуле. Он подбрасывал палочку все выше, но каждый раз ловко ловил.

— А травология куда делась?

— Что, соскучился по дремоносным бобам и бубонтюбберам? — поддел Боунс. Через неделю ему исполнялось шестнадцать, в этом классе он досиживал последние дни, а потому считал себя важной птицей. — Ты скоро женишься, так что варить зелья и ухаживать за мандрагорами тебе не придется.

— Жаль, мне нравилось, как они орали, — хохотнул Джеймс и изобразил искаженную рожица младенца-недоростка.

— Значит, тебе понравится быть отцом, — припечатал Эдгар, и Сириус закатил глаза.

— Не слушай ты его, — краем рта посоветовал он и хмыкнул: — Он спит и видит, как наплодит сыновей и станет первым заместителем министра. У таких обычно девчонки рождаются одна за другой. Закон подлости, — Сириус звонко цокнул языком. — Жду не дождусь, когда он уберется отсюда.

— Нам до этого еще далеко, — отмахнулся Джеймс, вынимая из сумки увесистый учебник. — Кто ведет? — он наугад открыл книгу где-то посередине и выхватил из текста случайный кусок: «…После событий восьмого года эры Гриндевальда, когда враги Объединенного Магического Государства пытались опорочить Верховного министра, опубликовав серию лживых статей в «Вестнике Магической Канцелярии» (вероятно, имел место преступный сговор с главным редактором вышеупомянутого издания), был принят Декрет о цензуре…»

— Наставник Мальсибер. Осторожнее с ним, это тебе не Трэверс. В его присутствии никогда не произноси фразы «а мне отец рассказывал» и «до эры Геллерта», он от этого впадает в ярость.

— Я не могу допустить, чтобы старина Геллерт по мне соскучился. — Ему казалось, что со дня его последнего дежурства у портрета прошла целая вечность, а на самом деле это было вчера утром.

— Мы больше не стоим в почетном карауле, — покачал головой Сириус, — этим занимаются только Непосвященные. Здесь любой проступок будет стоить тебе куда дороже. Слушай что я говорю. Держи язык за зубами, когда Мальсибер рядом.

Будто в подтверждение его слов, класс вдруг притих, все повскакивали на ноги.

Дверь за наставником закрылась. Джеймс, стараясь не вертеть головой, осмотрел прямые спины однокурсников.

— Благой день, — бесцветно поздоровался Мальсибер, одетый в черную учительскую мантию, и, когда стройный хор голосов ответил ему тем же, начал урок: — Буллстроуд, первый вопрос домашнего задания.

Громила Буллстроуд чуть стол не свернул, так спешил угодить наставнику.

На лице Сириуса нарисовалась озорная улыбка, которую он тут же стер.

— Декрет об образовании, сэр, — прогудел Буллстроуд, оправившись. Одеяние Благодетеля смотрелось на нем до ужаса нелепо. Как будто на бесформенную кучу навоза в углу теплицы напялили праздничный наряд. — Принят в шестом году эры Геллерта. Законопроект разработан Благодетелем Орионом Блэком и господином Томом Реддлом, посвященным в Благодетели в седьмом году эры Геллерта. Декрет об образовании содержит… — Буллстроуд запнулся. Наверное, ожидал от соседа подсказки, но тот, судя по всему, беззвучную мольбу о помощи проигнорировал. — …Содержит несколько частей, — выкрутился бедолага. — Первая часть посвящена образованию чистокровных юношей в возрасте от одиннадцати до восемнадцати лет…

— Тебе повезло, — шепнул Джеймсу Сириус, когда наставник отошел к окну, — тема легкая. Когда я пришел, разбирали восстания Дамблдора. Хорошо, что у меня память хорошая, а этому олуху что прикажешь делать?

— Держу пари, что он сломался на третьем восстании, — прыснул Джеймс.

— На втором, — фыркнул Сириус.

Мальсибер вернулся на свое место, и пришлось замолчать.

— …вторая часть касается воспитания полукровок, она самая объемная и делится на два подраздела…

Джеймс всю эту чушь наизусть знал.

Полукровки покидали дом в возрасте семи лет и больше с родителями не виделись. Они становились воспитанниками особых закрытых учреждений и содержались там до двадцати одного года. Ближайшее находилось где-то в Ирландии. Именно оттуда притащили тех девчонок для участия в церемонии.

Парни болтали, что живут полукровки в небольших комнатах по шестеро и учатся без выходных. А все свободное время проводят, соревнуясь друг с другом в ловкости и дуэльном мастерстве.

Успешным выпускникам давался шанс стать личным помощником Благодетеля или комиссаром в маггловском районе, а девушки, родившие детей от чистокровных волшебников, могли рассчитывать на хорошую работу. В госпитале Святого Мунго, например, в аптеке или одной из лавок Косого переулка.

— …третий параграф, — пропыхтел Буллстроуд, обильно потея, — описывает функции пансиона для дочерей Благодетелей…

— Ага, тюрьма для девчонок, — шепнул Сириус, убедившись, что Мальсибер не смотрит в их сторону, — чтобы не сбежали от счастливого брака с такими, как этот, — он украдкой кивнул на Буллстроуда. — Вот и вся функция. Белла называла его болотом и сидела смирно, только потому что тайно влюблена в министра…

— Он же старый, — прыснул Джеймс и тут же осекся. Вдруг в классах для Посвященных срабатывают Сигнальные чары, если непочтительно отозваться о Верховном министре? Да нет, Сириус бы его предупредил.

— Зато главный. Наверное, это ее возбуждает. — Они дружно скривились. — Андромеда пыталась сбежать оттуда пару раз. Сигнус рвал и метал. Грозился выдать ее за маггла, представляешь? Да всем было ясно, что он никогда в жизни свою угрозу не исполнит. А Нарцисса…

Узнать мнение третьей кузины Сириуса о пансионе ему не довелось.

В дверь коротко постучали, на пороге нарисовался Розье, и пока они с Мальсибером беседовали, Сириус пихнул Джеймса локтем:

— Эй, это за тобой. Странно, что не на рассвете.

— Говорят, у жены Розье роды начались ночью, — влез всезнающий Боунс. — Поэтому начало рейда под его командованием отложили, пока она не разрешится.

— Ну, видать, все уже, — хмыкнул Сириус. — Опять девчонка.

— Ты-то откуда знаешь? — искренне возмутился Эдгар, убежденный, что верить можно только официальным заявлениям администрации Хогвартса.

— Ты на рожу его постную глянь. Если бы пацан родился, у него это на лбу было бы написано.

Поймав взгляд новоявленного отца, Джеймс быстро сунул учебник, пергамент и перо в сумку, оставил ее на стуле и покинул класс.

Шагая следом за Розье по коридору, он гадал, как долго добираться до этого Коукворта, и кто из шестикурсников будет с ними в группе.

Обычно в тривиальные рейды отправлялись по четверо. Новичок, двое с шестого и выпускник, который брал на себя руководство. Конечно, Джеймс с радостью променял бы Розье на Лонгботтома или Гаджена, но выбора ему никто не давал.

— Благой день, — на лестнице их догнал Фабиан Пруэтт, с энтузиазмом пожал руку сначала Эвану, потом Джеймсу и, улыбаясь от уха до уха, воскликнул: — Вы спасли меня от практического занятия по шестиступенчатой трансфигурации. Уиддершинс нас совсем загонял.

— Я наслышан, как ты выпрашивал этот рейд, — буркнул Розье. Да, точно девчонка, уж больно он мрачен. — Благодетель не знает предпочтений, когда речь идет о долге.

— Желающих было немного, — пожал плечами Фабиан. — Четвертая мудрость Гриндевальда гласит: «Добрая воля превращает долг в увлечение».

— Я знаю содержание всех одиннадцати мудростей, спасибо, — сварливо отозвался тот.

— Неплохо бы добавить к ним двенадцатую. — В холле к ним присоединился Нотт. — Что-нибудь насчет того, что рейды, начатые в полдень, куда более продуктивны, чем те, что проходят на голодный желудок.

Пруэтт обнял его за плечи и, пародируя миссис Филч, прокудахтал:

— Какая дельная мысль, мой мальчик.

Встав напротив портрета министра, Розье протянул Джеймсу ладонь, чтобы помочь аппарировать. Он надеялся, что Гриндевальд проводит его в первый рейд покровительственным кивком, но тот, похоже, был занят куда более важными думами.

Дыхание перехватило, Джеймс почуял, как воздух в легких густеет, как немеют пальцы, а на глазные яблоки давят невидимые пальцы. Он зажмурился, забился в попытке сделать вдох, а когда смог, обнаружил, что стоит между Эваном и Фабианом на берегу заросшей речушки, смердящей и грязной. Джеймс на всякий случай пощупал лицо и убедился, что глаза на месте.

В двух шагах начинался деревянный настил, ведущий к узкому мостику. Доски местами прогнили и грозили развалиться, если на них наступить.

— Я в прошлый раз их латал, — шепнул Фабиан. — Но за зиму опять, видишь…

— Ты уже был здесь? — Джеймс уставился на него как на полоумного. Был и снова попросился. По вони соскучился, что ли, или по трухлявым доскам? Ему ведь уже шестнадцать, могли и в Италию отправить, и в Австрию.

— Ага, полгода назад. Осенью здесь неплохо, даже красиво, на той стороне роща небольшая есть.

Он вынул палочку и собирался обновить деревяшки, но Розье остановил его, презрительно скривившись:

— Не тратьте время на ерунду. Магглы сюда все равно не ходят. А кому надо, тот пусть и ремонтирует. Мы здесь не за этим. В этой дыре периодически фиксируются магические вспышки — помимо дней, когда в городе находятся волшебники. Похоже, очередная аномалия. Или диверсия врагов Объединенного Магического Государства. Наша задача — найти источник и доставить в Министерство. Я возьму на себя фабрику, большинство местных сейчас там, а вы трое начните отсюда и двигайтесь к центральной площади. Разделитесь, так будет быстрее. Ищите детей и подростков, стариков оставьте, у них подобных выбросов не случается. Даже у аномалий запас похищенной у нас магии с возрастом истощается. Я обещал директору, что мы вернемся к полудню завтрашнего дня, и буду крайне разочарован, если один из вас помешает мне выполнить обещание.

Джеймс заметил, что Пруэтт, прежде чем перейти через мост и отправиться на запад, все же привел доски в порядок.

Сам он, выбрав прямой путь, брел по пустынным улочкам, похожим друг на друга словно близнецы, и прикидывал, с чего начать. Обходить все дома по порядку, проверяя магглов одного за другим? За сутки не управится. Действовать наугад? Он не такой везучий, как Сириус. Того словно в Феликсе купали младенцем.

Ох, как же тут воняет. И грязи по колено. Джеймс уже трижды использовал Эванеско, чтобы избавиться от комьев глины на ботинках и очистить полы алой мантии.

Хмурое небо, сотканное из серых туч, нависало над головой низко-низко. Чудилось, что оно гораздо ближе к земле, чем небо над Хогвартсом.

На Ткацкой улице молодая женщина, завидев Джеймса, спешно подхватила ребенка на руки и скрылась в одном из домов. В коттедже напротив быстро захлопнулось окно на втором этаже. Может, этим людям есть что скрывать, младенец — та самая аномалия, а соседи в курсе? Иначе зачем прятаться от Благодетеля?

Честно говоря, Джеймс рассчитывал на более теплый прием. Ему представлялись чистые улицы, хорошо одетые люди с улыбками на лицах, дети, которые толпой бегут следом за ним, закидывая вопросами и выпрашивая сотворить пустяковый фокус. На деле же его встретил враждебно насупившийся городок с накрепко запертыми дверями. В голову лезли непослушные, совершенно лишние мысли, главным образом повторяющие слова Сириуса: «Мы не Благодетели, мы надзиратели».

Он решительно распахнул калитку и поднялся на крыльцо.

Джеймс постучал трижды, прежде чем ему открыли.

— Благой день.

Светловолосый мужчина молча отступил в сторону, позволив ему войти. В тесной прихожей было темно, хоть глаз выколи. Джеймс зажег огонек на кончике палочки и осмотрелся. Пятно света задержалось на детском стульчике, прыгнуло с небольшого комода на вешалку и остановилось на бледном лице хозяина.

— Что вам нужно? — выдавил тот наконец. Его затравленный взгляд напомнил Джеймсу о вчерашнем дне, когда он взял одну из девчонок за руку и отвел в комнату, где они остались вдвоем. Пока он раздевался, она смотрела точно так же.

— Простая проверка. Где твоя жена?

— Моя жена ни в чем дурном не замечена. Мы честно трудимся ради… — он тяжело сглотнул, будто в горле у него застрял кусок яблока, — ради общего блага. Не трогайте ее, сэр. Пожалуйста. Поверьте, в Коукворте есть женщины куда лучше, к-куда привлекательнее… Хотите?.. Хотите я укажу, в каких домах их искать?

До Джеймса наконец дошло, о чем он толкует. Понимание рухнуло на него всей своей тяжестью, ударило под дых и придавило к земле. Картинка придуманного им Коукворта мигом вылиняла и превратилась в наспех выполненный плоский набросок. Джеймс крепче вцепился в палочку, будто она могла помочь удержаться на ногах.

— Я только осмотрю ребенка, — холодно объявил он, ощущая, как по спине ползет противная капля пота.

Мужчина дрожащей рукой взялся за дверную ручку и повернул ее.

Его жена, чуть старше Джеймса на вид, замерла у стены, прижимая к себе сына. Он не знал точно, совпадают ли традиции Благодетелей с традициями магглов в этом смысле, но синие рубашонки обычно надевали на мальчиков.

Женщина, покусывая губу, смотрела на него с вызовом и ненавистью.

Джеймс вспомнил, как уверенно держался Розье, как Фабиан, хитро улыбаясь, починил мостик вопреки наказу старшего, и глубоко вздохнул.

Он пришел сюда без злого умысла. Он исполняет долг Благодетеля. Аномалии опасны, они способны чинить разрушения невероятного масштаба. Если в этой комнате находится одна из них, ее стоит идентифицировать.

Джеймс поднял палочку — женщина жалобно заскулила — и произнес формулу.

Малыш продолжал лепетать на руках у матери как ни в чем не бывало.

Слава Геллерту. Обычный маггловский ребенок.

Эта семья показалась Джеймсу и без того несчастной, ему не хотелось причинять им боль.

Он двинулся к выходу, желая поскорее убраться отсюда. Хозяин проводил его, пробормотав что-то себе под нос: то ли проклял, то ли попрощался.

Наставники предупреждали, что простаков часто пугает мощь, которую их разум не в силах объять. Однако слова этого маггла никак не шли из головы. Он боялся вовсе не магии. Он боялся, что Благодетель воспользуется своим превосходством.

— Нет! Отпусти, Бишоп! Пусти!

Джеймс так крепко задумался, что не заметил, куда идет.

Похоже, он миновал одну из боковых улиц и очутился в небольшом проулке, который заканчивался тупиком. Крики доносились оттуда. Джеймс перешел на бег и, миновав пустую детскую площадку, повернул за угол.

Слева стоял дом с зияющими дырами вместо окон, справа возвышался сплошной забор, а тупиком этот закуток делали огромные мусорные контейнеры примерно в двадцати футах от пары подростков, которые и были источником шума.

— Что ты сделала с Джеком и Оливером? — Парень по фамилии Бишоп, если Джеймс правильно услышал, носил темно-синюю форму дозорного. Чем эта хрупкая девчонка могла провиниться? Посмела перечить своим братьям, может быть? — Они как будто… без сознания, хоть и на ногах, — ответил на незаданный вслух вопрос Бишоп. Джеймс навострил уши. Они так увлеклись борьбой, что не заметили его приближения. Дозорный как следует встряхнул девчонку, одетую, как и все магглы, в длинную серую рубаху. Их подвязывали поясом на манер платья. Ее длинные темно-рыжие волосы развевались по ветру как знамя, ноги утопали в грубых ботинках, и вообще Джеймсу казалось, что если этот громила будет и дальше ее так трясти, она разлетиться на сотню соломинок, как кукла.

— Это не я. Я ничего не делала. — Голос напомнил Джеймсу мелодию, которую играла музыкальная шкатулка в его детской. Он с удовольствием продолжил бы его слушать, но дозорный оборвал девчонку:

— Я помню, что ты устроила на дне Геллерта в третьем классе. Теперь я точно знаю, что это была ты. Я сообщу господам, и меня наградят. Хорошо, что я не успел тебя трахнуть.

— Не забудь рассказать им, — огрызнулась она, — как сильно ты хотел это сделать.

Физиономию Бишопа исказила злобная гримаса, он размахнулся и со всей силы ударил ее по лицу.

Неясно было, прозвучала ли пощечина как выстрел, или звук оглушительного хлопка родился совсем по другой причине. Джеймсу померещилось, что кто-то — возможно кто-то из старших — замедлил ход времени и позволил ему в деталях рассмотреть, как девчонка с невиданной для ее телосложения силой отпихнула от себя дозорного, и тот отлетел на добрых десять футов. Распластался у подножия зловонных контейнеров, да так и остался лежать, корчась от боли.

Приблизившись, Джеймс обнаружил две черные дыры с опаленными краями на его куртке, формой и размером схожие с небольшими узкими ладонями. Он готов был поклясться, что видит там, под одеждой, обожженную плоть.

— Помогите! — девчонка кинулась к нему и схватила за руку. — Там… — Она указала куда-то в сторону высокого забора. — Ричард. Мальчик. Его ранили. Вы ведь сможете ему помочь? Сможете вылечить?

Ее глаза, цветом сравнимые со смертоносным лучом, блестели от слез, губы были припухшими, а прикосновение — горячим. Не настолько горячим, чтобы прожечь плотную ткань, но все равно пронзительным. У Джеймса закружилась голова. Он словно впервые видел живую, настоящую девчонку, от запаха которой учащалось дыхание.

Вчерашнее свидание с полукровкой не принесло ему и десятой части того, что он чувствовал сейчас. Это ощущение ширилось в груди, распирало изнутри и стирало из памяти мудрости Гриндевальда одну за другой. А оставшиеся мысли путало.

За спиной послышались быстрые шаги. Ну конечно, они наделали много магического шума.

Джеймс поспешно высвободил свою руку из тонких девичьих пальцев.

— Что здесь произошло? — взбудораженный Нотт покружился на месте, осматриваясь. Он равнодушно поглядел на дозорного, кое-как вставшего на четвереньки, и чуть более заинтересованно — на девчонку. — Вот это мощь! Магическая волна была такой силы, что я на центральной площади учуял. Сразу аппарировал. Кто из них, Поттер?

У него была доля секунды, чтобы принять решение.

Пожалуй, даже человек на краю пропасти чувствует себя чуточку лучше. Увереннее.

Качнуться вперед — и нарушить клятву, которой еще и дня не исполнилось, — или сделать шаг назад, пожертвовав аномалией? Очень красивой аномалией. Аномалией, которая бросилась к нему за помощью, как и положено магглам. Наверняка ее создали такой, чтобы она смогла защитить себя, обвести глупца Джеймса и ему подобных вокруг пальца.

И тут Сириус не соврал. У магглов красивые женщины. Живые. Как солнце, бьющее в глаза.

«Женщины — воплощение соблазна, юноши», — проскрипел в голове голос наставника Макнейра.

Соблазн в самом деле был велик. Он пожирал Джеймса живьем. Он подкидывал ему воспоминания о вчерашней ночи и рисовал на месте той безликой полукровки эту соломенную куклу.

— Она, — выдохнул Джеймс, но Нотт его не услышал, потому что ему вторил другой голос, куда более решительный. Голос Пруэтта.

— Он.

Слово упало и покатилось по жидкой грязи прямо к мусорке. Лживое слово, слово-приговор, вынесенный невиновному.

Фабиан вышагивал по дороге, умудрившись найти почти сухой участок. Или сам его создал. Он очертил в воздухе замысловатый узор, с кончика палочки сорвался Патронус, рожденный из яркого серебристого света, и умчался вдаль.

— Я прибыл раньше тебя, дружище, — ухмыльнувшись, сказал Пруэтт Нотту, — но дал новенькому шанс проявить себя.

Бишоп открывал и закрывал рот, как рыба на берегу, оглушенный дерзкой ложью, а после просипел:

— Он врет! Этот, лохматый, видел, что это была она! Смотрите, — он, пошатываясь, поднялся на ноги и ткнул себя в грудь. — До мяса меня продырявила.

— Неконтролируемая магия часто обращается против своего создателя, — парировал Пруэтт, непринужденно улыбаясь, а Нотт с оттенком удивления констатировал:

— Ты посмел обвинить Благодетеля во лжи.

— Я клянусь, сэр, клянусь, это она. Она ведьма. Она творит невозможные вещи. Невозможные для нас, разумеется, не для вас. Страшные вещи. Да скажи же им! — в отчаянии заорал дозорный, обращаясь к Джеймсу. А у него будто язык отнялся. Вердикт Пруэтта заставил его поверить, что оба они сошли с ума. Ведь истина одна, а значит, кто-то из них ошибается. Кого-то подводит зрение или разум. — Скажи, блядь! Скажи!

Фабиан остановился позади аномалии, равнодушно наблюдая за потугами громилы добиться правды.

Бишоп оскалился и с ревом бросился на Джеймса. Точь-в-точь бешеный пес, извалявшийся в грязи и вставший на задние лапы. Он был наголову выше Джеймса, руки походили на две вратарские перчатки, огромные, широкие. Одной такой можно было зашибить небольшую кошку.

Ногти царапнули кожу на лице, прежде чем он успел защитить себя зачарованным барьером. Следующий взмах — и Бишоп снова рухнул на колени.

Негромкий хлопок оповестил присутствующих о прибытии Розье. Нотт двинулся ему навстречу, желая первым доложить об успехе их миссии.

— Этот маггл на тебя набросился? — Эван, глянув на Джеймса, палочкой указал на поверженного дозорного.

Он кивнул.

— Встать.

Дозорный зыркнул на него исподлобья и, вытерев кровь с губы, с трудом выпрямился в полный рост.

— Имя.

— Дозорный Майкл Бишоп. Сэр.

Розье неспешно закатал рукава мантии и будничным тоном объявил:

— Майкл Бишоп, согласно статье шестнадцатой закона о Статусе крови, за нападение на Благодетеля, отягощенное оскорбительными высказываниями в его адрес, ты приговариваешься к смерти.

Джеймс подумал, что ослышался.

Конечно, ему было известно, что магглам запрещено касаться господ, вести себя непочтительно и угрожать расправой, но он даже вообразить не мог, что наказание за непослушание такое суровое.

Нет, Розье, должно быть, шутит. Припугнет, свяжет и доставит в Министерство, как полагается. Они ведь должны изучить аномалию. Правда, там выяснится, что этот Майкл самый обычный простак. Как тогда Пруэтт будет выкручиваться?

Парень выглядит школьником, несмотря на габариты. Детей не казнят.

Только Джеймс убедил себя, что никакой беды не случится, Розье, и глазом не моргнув, указал на грудь Бишопа палочкой и без какого-либо оттенка произнес:

— Авада Кедавра.

Майкл на крохотную долю секунды замер — Джеймсу она показалась примерно часовой, эта секунда, — издал неясный звук, что-то типа беззвучного «ах», а после рухнул как подкошенный.

Его широко распахнутые голубые глаза опустели навсегда.

— Но он же… ничего мне не сделал. — Он не узнал собственный голос. Все ждал, когда Нотт с Пруэттом рассмеются и сознаются, что для новичков всегда устраивают такие розыгрыши. А Бишоп перестанет притворяться мертвым, встанет, извинится и в сопровождении Розье отправится в Министерство.

— Простаки не могут касаться нас. К тому же, он был аномалией. Я оказал этому магглу услугу, не позволив ему дожить до встречи с Отделом тайн. Нотт доложил, что ты взял его с поличным, Поттер. Отличная работа. Правду говорят, новичкам везет.

Джеймс, оглушенный бескомпромиссностью смерти, спохватился и пробормотал какие-то слова благодарности, а сам все гадал, как так случилось, что по их с Пруэттом вине казнили невиновного парня. Зачем Фабиан солгал, и почему он, Джеймс, не нашел в себе сил возразить ему?

Виновница путаницы, ставшей роковой для Бишопа, все еще торчала тут, на расстоянии вытянутой руки. Она наблюдала за телом Майкла, будто тоже ждала его воскрешения. Губы ее после увесистой оплеухи посинели и распухли. Великоватая рубаха сбилась, обнажив плечо.

— Сообщи дозорным, чтобы прибрали здесь все, — брезгливо поджав верхнюю губу, приказал девчонке Розье. Он сделал было шаг, но передумал сразу уходить, обернулся и еще раз осмотрел ее с ног до головы.

— Мы закончили? — подал голос Пруэтт, махнув рукой в сторону переулка, откуда они пришли.

— Да. — Эван словно опомнился, стер плотоядную улыбочку с рожи и жестом велел идти за ним. Впрочем, Джеймс уже понял, как тут не заблудиться. Ориентироваться можно было по запаху; ближе к реке он усиливался.

— Разве не нужно… узнать ее имя и… стереть сегодняшний день?

— Нет. Так уже давно не делают. Магглам полезно знать свое место. Ради их же блага. — Розье вдруг остановился, повернулся к Джеймсу и вперился в него взглядом: — Откуда ты знаешь, что раньше так поступали?

— Я… не знаю… просто подумал…

— А ты? — спросил у Эвана Фабиан. Однако его дружелюбная улыбка не могла никого обмануть. — Откуда знаешь?

Тот криво усмехнулся, несколько секунд они играли в гляделки, а после Розье фыркнул и пошел вперед. За ним двинулись Нотт и Пруэтт.

Джеймс плелся в хвосте, то и дело оглядываясь. Хрупкая фигурка становилась все меньше, пока они не повернули за угол, и аномалия вовсе не исчезла из виду. Он готов был побиться об заклад, что Коукворт сделали таким вонючим, чтобы перебить ее дурманящий запах.

Интересно, а остальные его учуяли? Наверное, у Пруэтта от этого в голове помутилось, думал Джеймс. Жаль, что запах нельзя забрать с собой и продемонстрировать Сириусу. У него чуткий нос.

Фабиан дождался, пока Джеймс его догонит, и украдкой шепнул:

— Ее зовут Лили.