Мой Майрон - За Гранью (гет)

Майрон и Аэлин шагнули в пространство Возрожденной Арды, и мир вокруг обрушился на них всей своей весомостью. Здесь каждая травинка, каждый луч света казались более настоящими, чем все, что они знали прежде. Прежняя Арда теперь напоминала бледную копию — сон, едва удерживаемый в памяти. Здесь же реальность дышала, как живое существо, и каждый звук отзывался мелодией, которую их души узнавали, но не могли назвать.

У подножия холма, где трава звенела под ногами, как хрусталь, их встретили Король и Королева Арды, помогавшие созидать ее на заре времен и боровшиеся против искажений, внесенных Мелькором. Король Манвэ стоял неподвижно, его присутствие напоминало тишину перед грозой. Королева Варда сияла, но не слепила — ее свет был глубже, чем звезды, мягче, чем лунный луч.

— Брат наш Майрон, — произнес Манвэ, и голос его звучал как отзвук грома в горах. — Долгий путь привел тебя домой.

Майрон не поклонился, а выпрямился, и его лицо замерцало в новом свете. Он чувствовал, как внутри него, словно в стране, где зима внезапно отступила, таяли последние льды. Это не было раскаянием. Это было пробуждение — осознание, что цепи, которые он считал частью себя, были лишь тенями, отбрасываемыми его страхом.

Аэлин наблюдала, не смея дышать. Ее опасения развеялись, но сердце забилось чаще, когда Майрон сделал шаг к Владыке Ветров. Теперь только она почувствовала, какое бремя свалилось с нее. Какую ношу страхов, беспомощности, одиночества и тоски несла раньше — всю жизнь, как и все остальные люди. С детства они привыкали к этой ноше и забывали о ее тяжести. Но она была с ними всегда.

«Так вот каково это — быть по-настоящему свободной», — подумала она, вспомнив, как в детстве бегала под дождем, не думая о промокших платьях и упреках матери. Тогда она еще не знала, что взрослые называют эту легкость «безответственностью». Теперь же ясно: настоящая тяжесть — это привычка сгибаться под невидимым грузом, который все считают нормой.

Она наконец глубоко вдохнула и попыталась найти сравнение, на что похоже пребывание в этом новом мире. Может быть, на тот момент, когда весна еще не наступила, но солнце пригрело плиты под ногами, и морозный воздух смешался с теплым, дрожащим, наполняя все вокруг свежим до пронзительности запахом? Это было так… и все же иначе. Все здесь было совершенно, и в то же время напоминало раскрывающийся бутон.

— Почему мы здесь? — тихо и немного наивно спросила она у Варды, когда та приблизилась. Думала она при этом не о себе, а о Майроне, давно уже не отделяя его судьбу от своей.

Та повернула к ней лицо, и в ее глазах Аэлин увидела бесконечность.

— Эру не отвергает тех, чьи руки хоть раз открылись, чтобы отдать, а не взять, — сказала Варда. — И ни одно дело любви не останется напрасным.

Аэлин, услышав эти слова, вспыхнула от радости. Она вспомнила, как его пальцы впивались в ее ладонь, будто бы он боялся, что если ослабит хватку, то передумает и бросится назад. Теперь она знала: это и было тем самым «отдать» — превозмочь самого себя ради другого, довериться другому, даже если весь прежний опыт кричит: «Нельзя, не надо!»

Она вдруг вспомнила:

— А ведь Привратник говорил, что все безнадежно… бессмысленно.

Варда улыбнулась:

— Никто не всеведущ, кроме Эру. Твое решение было… в каком-то смысле уникальным. Кто мог предвидеть его последствия?

Майрон стоял рядом с Манвэ, и в его позе не было ни раболепия, ни бунта. Он смотрел на долину внизу, где эльфы и смертные, смешавшись, строили дома из света и камня. Он будто был готов… помогать.

В какой-то момент Манвэ и Варда исчезли, растворившись в свете. Аэлин подошла к Майрону, не дожидаясь приглашения. Ее пальцы скользнули в его ладонь — нежно, но уверенно. Он вздрогнул, но не отстранился.

Они стояли так, глядя на долину, где свет и камень сплетались в узоры, а смех людей и эльфов наполнял воздух легкостью, которой Майрон не знал веками. Его рука в ее руке казалась тяжелой, будто все еще несла груз прошлого, но с каждым мгновением напряжение в пальцах ослабевало.

Она слегка сжала его пальцы, и он ответил на это движение — сперва будто колеблясь, затем твердо. Молча они вместе двинулись по тропе, ведущей в долину.