Пусть к небу взлетит пламя (джен)

«Как известно, в борьбе между чувствами и долгом сильный выбирает долг, слабый — чувства. Так было тысячу лет назад, так было триста лет назад, так есть сейчас и так будет всегда».

Из летописи Арвокаса Кельма

— Чт-то это, а, Норо? — выдавил Палло, не в силах отвести глаз от нежданной находки.

Брат не ответил, но сам глядел, словно завороженный, на цветные искорки камней — алых, зеленых, голубых, прозрачных. Он даже поскреб ногтем один камень — тот оказался прохладным, гладким и твердым, с острыми гранями.

— Не знаю, — сказал наконец Норо. — Я никогда раньше не видал ничего подобного, но это похоже на драгоценные камни: рубины там, алмазы и эти, как их… забыл.

— Откуда они здесь взялись? — не отставал Палло и вдруг оживился: — Слушай, а как ты думаешь: в остальных табличках тоже спрятаны такие камни?

— Скорее всего, да. Недаром Фейран с Вегаром все время нам твердят: осторожнее, мол, осторожнее, эти таблички — самое ценное, что у нас есть.

— А давай проверим!

— Ты с ума сошел! Лучше спрячь эту, разбитую, поглубже в мешок, чтобы не было видно, да помалкивай. И впредь будь осторожнее.

Палло послушался: затолкал куски таблички в самый низ мешка, затянул завязки, да так, что они едва не лопнули, и бережно положил мешок к остальным их вещам.

— И все-таки, — сказал он за работой, — как эти камни здесь очутились? Кто вообще мог такое придумать — закатать этакие самоцветы в глину?

— Кто-кто — да любой из обоих наших воинов, они же вон какие хитрые. Или кто-то приказал им это сделать… Погоди! — Норо хлопнул себя по лбу. — Фейран кто? — андарианский воевода, значит, один из приближенных покойного князя Анапара. А помнишь, в той деревне вчера: когда туда приехали ботарцы, их начальник говорил о пропавших княжеских драгоценностях, которые забрала с собой княжна.

— Т-ты хочешь сказать, это и есть те самые драгоценности? — изумился Палло.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Норо. — Только мы с тобой ничего об этом не знаем, понял? Мы ничего не видели, так что гляди не проболтайся, язык без костей. Давай, пошли вниз, а то как бы нас не хватились.

— Слушай, Норо, я все-таки не понял одного, — пропыхтел Палло, семеня вслед за братом, — где же тогда сама княжна?

Норо с досадой выдохнул сквозь зубы и отмахнулся. Признаться, этим вопросом он и сам задавался, но сейчас было не до загадок. Пока братья спускались по скрипучей лестнице, их чуть не оглушили плывущие снизу дивные, густые, пряные запахи еды. Оба едва ли не скатились по ступеням и сразу же заметили своих товарищей: те сидели за столом, уже начав трапезу.

А на столе… Палло и Норо в восторге кинулись занимать места, сглатывая слюну при виде лакомой снеди. На столе стояла большая общая миска душистой бараньей похлебки с овощами, лежала целая жареная курица, каравай свежего хлеба и полкруга сыра. Дополняли все это великолепие два кувшина с пивом.

Братья схватили ложки и некоторое время не замечали ничего вокруг, кроме восхитительных кушаний. Немой, который увлеченно обгладывал сочную куриную ножку, вдруг перестал есть и уставился на мальчишек со странным выражением. Те почувствовали его взгляд и слегка поумерили свой пыл.

— Мы, э-э… просто проголодались очень, — неуклюже выдавил Норо.

— Едите так, словно никогда прежде не видели ничего подобного, — заметил Вегар.

— Почему? Видели. По праздникам — когда еще-то? Эх… — Палло вздохнул, облизал перепачканные жиром пальцы. — А ведь скоро праздник небесного ока, всего через несколько дней.

— Сейчас не до праздников, — сказал Фейран — как показалось братьям, с долей сочувствия. — Давайте доедим и пойдем отдыхать. Завтра нам снова в дорогу. Встанем рано, поэтому не засиживайтесь.

Путники быстро покончили с ужином, поблагодарили хозяина и отправились в отведенную им комнату. Почти сразу прибежал слуга и принес сперва два тюфяка, потом несколько шерстяных одеял. Комната оказалась не слишком теплой, так что одеяла пришлись весьма кстати. Несмотря на предупреждение брата, Палло все же решил попытать счастья.

— А кто будет спать на кровати?

— Он. — Фейран указал на немого. — Вы берите себе тюфяки, а мы с Вегаром и так обойдемся, не привыкать.

Братья тут же устроили себе постели, повалились на них — соломенные тюфяки показались им мягче пуховой перины — и почти сразу уснули, уютно закутавшись в одеяла.

— Будем сторожить всю ночь? — спросил Вегар. Фейран кивнул. — Кто первый?

Воины бросили жребий, и сторожить первым выпало Фейрану. Вегар уснул мгновенно, укрывшись походным плащом, который до этого нес в мешке. А воевода устроился на полу недалеко от запертой двери, рядом под рукой лежал меч.

* * *

Несмотря на все пережитое за этот долгий и нелегкий день, княжна Анери не спала. Напрасно она ворочалась с боку на бок, куталась в одеяло или раскрывалась — сон не шел. Почему, она не знала. Душа ее не находила покоя так же, как тело — отдыха.

Анери не думала о том, что ждет их впереди, о том, чем закончится их путешествие. Перед глазами стояли картины сегодняшнего дня: бедные, разоренные селения, обнищавшая вдова с детьми, голодные Норо и Палло, жадно поглощающие незатейливые яства. Последнее беспокоило ее намного сильнее, ведь они — андарианцы, подданные ее отца, а теперь — ее собственные. Можно сколько угодно сетовать на бедность простых ботарцев и осуждать жадного князя Треаса, которому лишь бы наполнить свою казну. Но выходит, что и в Андаре, ее Андаре, творится то же самое, люди так же голодают и страдают от бедности. И никто ничего об этом не знает — или же никому нет дела?

Поневоле княжна задумалась о том, что станет делать, когда освободит Андару и вернет себе отчий престол. Только позволят ли ей воссесть на него? Не раз и не два Анери слышала разговоры и сомнения придворных насчет того, что у князя нет сына-наследника. Никогда прежде во всей Земле богов дочь не принимала власть у отца. Если же так случится, ей должно или выйти замуж за одного из родичей, или просто уступить ему престол.

«Чего желал от меня отец-князь? Какую судьбу он готовил мне?» Сейчас Анери могла гадать сколько угодно и не догадаться. Хотя заглядывать так далеко в будущее считалось дурной приметой, она задумалась, кто был бы достоин сделаться князем Андары. Среди всех ее родичей самым достойным казался ей лишь один — Энемас Кельма, добрый и не по годам мудрый человек, да к тому же ученый. При таком князе страна станет не голодать и воевать, а процветать. Но он не был воином, уродившись хромым, а телесная крепость правителя ценилась пока в Андаре превыше разума.

Прочих своих родичей Анери не считала достойными княжеской власти. О замужестве же она не помышляла, имея на то свои причины.

Тяжкие думы навеяли наконец долгожданную дремоту, но прежде, чем сальная свеча успела бы сгореть на треть, Анери пробудилась. Ее тело молило об отдыхе, вот только этот отдых, как часто бывает, не желал приходить и даровать ей покой.

Княжна перевернулась на другой бок и открыла глаза. Все ее спутники спали — кроме одного, на которого лился из небольшого окна скупой свет луны. Фейран сидел на полу, вытянув длинные ноги; хотя глаза его были полузакрыты, он явно не спал. Почему-то он не стал укутываться ни в плащ, ни в одеяло, хотя в комнате царила ночная прохлада.

Анери смотрела на него, не отрываясь. Сегодня днем, на привале, она говорила с ним резко, жестко и насмешливо, не щадя его воинской гордости. И этот гордый человек отчего-то смирялся, не смел возразить ни единым словом. Он никогда не выдавал даже легчайшей тени своих чувств, не приоткрывал их перед нею. Только и знал, что соглашаться — или же не соглашаться — и опускать взгляд. Ни перед кем другим он не склонял так головы, лишь перед нею одной.

Почему так? Почему она бывает с ним резка или даже груба? Ведь ей хочется быть с ним совсем другой, говорить по-другому — мягко, ласково. Смотреть в глаза, видеть его улыбку, касаться сильной, мозолистой руки. И знать, что всему этому не дозволено сбыться.

Измученная думами Анери поднялась с кровати и перебросила через плечо второе одеяло. Пол не скрипнул под ее легкими шагами. Фейран мгновенно вскинулся на движение, но тут же разжал стиснувшие рукоять пальцы и отдал княжне учтивый поклон.

— Отчего вы не спите, госпожа? — спросил Фейран, тихо, чтобы не разбудить остальных.

Он попытался подняться на ноги, но Анери знаком остановила его и сама опустилась рядом на голый деревянный пол.

— Не могу уснуть, — ответила она. — Так бывает, когда слишком устанешь или слишком много думаешь. — Анери помолчала, легонько дотронулась до его плеча. — Ты совсем продрог. Возьми одеяло, тебе будет теплее.

— Благодарю вас, госпожа, но нет. Я на страже и должен бодрствовать, а когда холодно, труднее уснуть. — Фейран слегка отстранился, глядя на сцепленные в замок руки.

— Я прошу тебя, возьми. — Анери приподнялась и набросила одеяло ему на плечи. — Мне больно смотреть на чужие страдания. Особенно на твои. Пускай я не всем могу помочь, но тебе сейчас — могу.

— Благодарю, госпожа. — Фейран стянул углы одеяла на груди, но глаз так и не поднимал, словно застыл в вечном поклоне. — Я вовсе не страдаю. Но да благословят боги ваше доброе сердце.

На некоторое время оба умолкли. Анери теребила пальцами подол рубахи, порой поглядывая на Фейрана. Он продолжал сидеть неподвижно, будто камень, только грубая ткань на груди чуть колыхалась от дыхания, неровно остриженные, слегка вьющиеся волосы наполовину скрыли его лицо. Анери отчаянно искала, что же сказать, и не находила.

— Почему ты никогда не смотришь мне в глаза? — решилась наконец она. Вопрос прозвучал сурово, зато ответ — едва слышно:

— Я не смею…

Фейран вздохнул, так тяжко, словно у него были переломаны ребра. Подбородок Анери дрогнул. Она протянула руку и коснулась его изуродованной шрамом щеки.

— Посмотри на меня, — прошептала она. — Я прошу тебя…

Словно с неимоверным усилием, Фейран поднял голову и обернулся к ней. В его взгляде Анери увидела такую нечеловеческую муку и вместе с тем — такое неистовое благоговение, что у нее самой защипало глаза от слез. Она сморгнула их и улыбнулась, ожидая ответной улыбки. «Боги святые, кто, скажите мне, кто посмел назвать его некрасивым?»

— Вы должны лечь спать, госпожа. — Фейран сглотнул и только тогда смог произнести эти слова. — Завтра нас ждет нелегкий путь и, возможно, опасности. Вам понадобятся силы.

— Ты прав. — Анери тоже вздохнула, и этот вздох едва не разорвал ей грудь. — Случиться может что угодно. Но рядом с тобой, — она все же улыбнулась, — меня не пугают никакие опасности.

Анери вновь улеглась на кровать и отвернулась к стене. Пахнущее овечьей шерстью одеяло тепло укутало ее с головой. А утешительный сон никак не спешил прийти и так же укутать ее блаженным теплом, в котором нет ни тревог, ни забот. В котором есть только он один — человек, с которым ей никогда не быть вместе, ибо таков закон.

Она сказала верно: может произойти все, что угодно. Завтра, послезавтра, через два или три дня. Все в руках богов. Пусть будет то, что определено судьбой и их волей. Лишь бы только он был жив. Лишь бы с ним не стряслось никакой беды.

* * *

Этот день Анери запомнила на всю жизнь. Отец-князь заранее объявил об охоте, и она не сдержала неистового ликования. Наконец-то ей выпадет прекрасная возможность проявить себя. Она уже давно не малышка — в четырнадцать-то лет, — а почти взрослая девица, она отлично владеет оружием — хоть самострелом, хоть даже рогатиной. Правда, к зверю ее могут не подпустить, но зрелище наверняка будет захватывающим.

Анери задумалась. Ее верная Ласточка уже старовата для охоты, придется взять другую лошадь, помоложе — Рассвета или Луну. Об оружии она тоже позаботится. Но главное: она сумеет отличиться в глазах отцовской свиты. Особенно одного из них.

Она давно расположилась душой к Фейрану Ордету, и не только потому, что он когда-то спас ей жизнь. Чем старше она становилась, тем больше нравилось ей на него смотреть, хотя неприятно было узнать, что на него заглядываются многие придворные девицы, что они считают его красивым и мечтают покорить его сердце. Анери вздохнула: ишь, размечтались! Она-то знала, чувствовала, что ему нет дела до всех этих блестящих пустышек. И все же в душе всколыхнулся гнев, который она поспешила усмирить: «Нет-нет, не стану портить себе день дурными мыслями, стану думать о хорошем!»

Но день оказался испорчен. Накануне охоты Анери слишком поспешно спрыгнула с лошади и сильно вывихнула ногу. В отчаянии она умоляла отца и мать позволить ей ехать, но те остались непреклонны. А сама она, сердитая и заплаканная, осталась дома, словно малое дитя. С трудом доковыляв до окна, она глядела, как всадники уезжают, и на глаза вновь наворачивались слезы.

Солнце еще не успело скрыться за далекими горами Арвасин, когда во дворе послышались крики: «Возвращаются!» Анери вместе с матерью вышла на крыльцо, опираясь на костыль. И словно ледяные когти царапнули по сердцу: что-то случилось. А потом она увидела.

Она не взглянула на тушу убитого кабана, матерого секача, под чьей тяжестью скрипели оси повозки, а запряженные в нее кони тревожно фыркали. Лица всех охотников слились для Анери в одну пеструю размытую тень. Взор выхватил только наспех сделанные носилки, которые держали четверо воинов, и лежащего на носилках человека. С отчаянным криком, позабыв про больную ногу, Анери бросилась вперед.

Фейран лежал неподвижно, точно мертвый. Его одежда была разорвана и залита кровью, и наложенные в спешке повязки уже успели набухнуть темно-алым. Лицо тоже в крови и белое-белое, как отбеленное на солнце полотно. Анери даже показалось, что он не дышит. Не без страха она коснулась его шеи и ощутила, как трепыхнулась под пальцами жилка.

«Отойди, дочка, ему нужна помощь», — услышала Анери голос отца, но не смогла пошевелиться. Ей казалось, что стоит лишь отнять руку — и случится непоправимое. Что она одна может удержать в раненом стремительно истекающую жизнь.

«Здесь нужен лекарь, Анери, и как можно скорее», — прибавил князь.

Сильной, ласковой рукой он мягко отстранил дочь от носилок. Четверо воинов ускорили шаг. Анери лишь смотрела, как рука Фейрана свесилась вниз и теперь волочится по земле, а по кисти и пальцам стекают тоненькие темно-красные ручейки.

«Как это случилось?» — спросила княгиня Палади. Анери не смогла вымолвить ни слова, только подняла взгляд на отца-князя в ожидании ответа.

«Теперь мы с тобой оба, Анери, обязаны ему жизнью». — Князь Анапар обнял жену и дочь, и Анери с изумлением заметила блестящие слезинки, что исчезли в темно-русой бороде отца. Никогда прежде она не видела, чтобы ее отец-князь плакал.

Овладев собой, как подобает мужчине, князь продолжил:

«Я собирался добить раненого секача, но неудачно выставил рогатину, и она сломалась. Зверь убил бы меня, когда бы не Фейран. Он ударил кабана кинжалом в загривок, но тот успел подмять его под себя и полоснуть клыками. Тут подоспели Кольмас и остальные и прикончили кабана. Каким-то чудом Фейран успел откатиться, и его не раздавило тушей, хотя задело клыками по лицу. Мы боялись, что он не выживет».

«Боги милостивы, — сказала княгиня — скорее дочери, чем мужу. — Столь доблестный воин должен жить. А если уж погибать, то в бою».

«Нет! — закричала Анери. — Он не должен погибнуть, ни за что! Иначе я… я…»

Она вырвалась из родительских объятий и метнулась вверх по ступеням. Кое-где на них виднелись следы крови Фейрана, и Анери была почти готова упасть на колени и целовать их. «За одну лишь каплю его крови, — мелькнула в голове свирепая мысль, — я бы пролила реку чужой!» О вывихнутой ноге она даже не вспомнила.

Тем же вечером Анери яростно жевала за ужином жареную вепревину, словно верша таким образом свою месть чудовищу. Если бы она могла, то убила бы его еще раз. От этих мыслей мясо делалось вкуснее и острее, чем от жгучих иноземных приправ.

Анери с радостью ходила бы за раненым, но ее до этого не допускали, даже не позволили навестить его, хотя она не раз просила. Оставалось ограничиваться лишь скупыми вестями, что сообщали слуги. Говорили, что Фейран целых восемь дней боролся со смертью и все же победил. Но победа эта дорого далась ему, и он еще долго оставался в постели под бдительным присмотром лекаря. Кажется, прошло не меньше месяца, прежде чем ему позволили встать.

Именно тогда Анери наконец-то увидела его — лишь издали; не иначе, ее мудрая мать заподозрила что-то и всячески удерживала дочь. Зрелище поразило Анери в самое сердце: он шел медленнее, чем раньше, бледный, исхудавший, щеки неровно заросли медно-рыжей щетиной. А на правой стороне лица остался длинный грубый шрам до самого подбородка.

Сперва Анери захотелось отвернуться и зажмурить глаза. Она едва сумела не замотать отчаянно головой: она не могла смотреть, она не могла поверить. Но приказала себе смотреть, твердя мысленно: «Ты трусишь взглянуть на человека, который получил рану, спасая жизнь твоему отцу-князю? Неужели ты столь малодушна? Что важнее: лицо или жизнь? Или ты предпочла бы, чтобы Фейран умер красивым, чем жил изуродованным?»

Ни за что. Туманная пелена слез перед глазами рассеялась, и Анери взглянула на него снова. И приняла таким, какой он теперь есть, — со шрамами на лице и венцом доблести на челе.

А потом Анери узнала очередную новость. Одна из придворных девиц, которую князь с княгиней сообща прочили Фейрану в жены, упала в ноги госпоже и взмолилась, чтобы ее не выдавали замуж за столь некрасивого человека. Анери лишь сплюнула: а ведь еще недавно эта пустышка громче всех вздыхала по молодому воину. Так вот какова цена ее вздохов!

«Вот и хорошо», — подумала тогда Анери. А еще она знала, что сам Фейран особо не огорчился, даже как будто напротив, обрадовался. Он не искал себе жены — Анери не знала, почему, но в глубине души тоже радовалась. Для нее Фейран по-прежнему оставался самым прекрасным во всей Андаре. Человеком, спасшим ей жизнь. Спасшим ее от сиротства. И не только.

Прежним он уже никогда не будет. И она не будет прежней.

* * *

Когда первые лучи восходящего солнца неспешно заползли в комнату, стражу нес Вегар. Он поднялся на ноги, потянулся с хрустом и подошел к окну. Царившую недавно на дворе тишину потихоньку сменяла привычная утренняя суета, подготовка к новому дню. Прошлепала к хлеву служанка с подойником, послышалось кудахтанье кур и визг поросят, предназначенных на убой. Беллура просыпалась.

Вегар подошел к спящему Фейрану, и тот мгновенно пробудился. Приподнявшись на локте, он откинул волосы с лица, оглядел комнату и троих юных спутников, которые еще спали.

— Все спокойно? — спросил воевода. — Как прошла твоя стража?

— Благополучно. Никто не приезжал и не уезжал. Разве что наш длинный вставал ночью — выходил на двор по нужде, но вроде бы никуда не свалился по дороге и ни на что не наткнулся. — Вегар с усмешкой кивнул на сладко спящего Палло.

— Сперва разбудим их. — Фейран поднялся на ноги, поправил смятую рубаху, затянул пояс. — Пусть умываются и ждут нас внизу в общей комнате, а мы пока разбудим госпожу. Хозяина мы предупредили еще вчера — надеюсь, он позаботился об утренней трапезе.

— Хорошо, мы с мальчишками проверим, а ты буди госпожу.

Оба воина хорошенько встряхнули братьев — те спали так крепко, что никак не желали просыпаться. Норо перевернулся на другой бок, а Палло забормотал что-то во сне, закутавшись в одеяло по самые уши.

— Просыпайтесь, пока нас ботарцы не нагнали, — сказал им Вегар и встряхнул еще раз.

Братья подскочили, путаясь в одеялах, продрали заспанные глаза.

— Ботарцы? Они что, уже здесь?

Палло и Норо поглядели сперва на воинов, потом друг на друга: волосы у обоих торчком, лица помяты со сна. Зато упоминание врагов подействовало на них лучше ушата ледяной воды.

— Пока нет, но, если вы будете столько спать, то как раз дождетесь их. Они вас мигом разбудят.

— Тьфу-тьфу, сплюнь, а не то сглазишь! — Суеверный Палло сплюнул и ухватил себя за левое ухо. — Разве ж можно так шутить? Накаркаешь, они и заявятся сюда.

— Это было бы неудивительно, — сказал Фейран, — учитывая, сколько ботарских разъездов на дорогах. Так что поспешим, пока нас не застали здесь. Приберите свои постели и ступайте умываться во двор, а потом ждите нас за столом внизу — хозяин должен был приготовить нам поесть.

Братья мигом сложили тюфяки и одеяла и унеслись на двор в предвкушении сытной еды. Вегар ушел следом за ними, а Фейран легонько дотронулся до плеча спящей княжны:

— Пора вставать, госпожа, уже утро.

Княжна пошевелилась, и он отдернул руку, невольно вспыхнув. Посмел бы он прикоснуться к ней, если бы не суровая необходимость? Фейран упрекнул себя: нашел же когда думать о подобном! Дорого каждое мгновение, а он стоит и любуется ею, словно все время в Дейне принадлежит им. Фейран привычно отбросил недолжные мысли, хотя с каждым днем это становилось все труднее.

— Утро? — пробормотала сонная княжна и сладко потянулась, откинув одеяло. — Мне кажется, я только что уснула…

— Уже рассвело, госпожа, нам пора в дорогу.

Фейран говорил самым будничным голосом, но заставил себя отвести взор от чудесного зрелища. Анери заметила это, качнула головой и слезла с кровати. Пока она затягивала шнуры обуви, в комнату вернулся Вегар.

— Все готово, — сказал он. — Парни ждут внизу. Еще я заметил вдали на дороге клубящуюся пыль, только не разглядел, кто едет.

— Который уже день без дождя, — пожаловалась княжна, завязывая последний узел. — Сил нет терпеть эту пыль.

— Зато она помогает нам, госпожа, — улыбнулся Фейран, — и выдает наших врагов — если это правда они.

— И даже умыться нельзя, — не без насмешки подхватила княжна.

Темная коса скрылась под мешковатой рубахой на спине, сверху княжна набросила суконную безрукавку, а шапку надвинула до самых бровей. Перед воинами вновь предстал немой сирота.

— За мешками можно будет вернуться потом, после еды, — начал было Вегар и осекся — за окном послышался перестук конских копыт.

Оба воина метнулись к окну — оно выходило на скотный двор, а не на крыльцо. Они услышали, как дробный перестук смолк, как зафыркали кони, как зажужжали голоса вновь прибывших и залепетали испуганно слуги. А потом над всеми этими звуками взлетел один-единственный голос, властный и суровый, привыкший отдавать приказы:

— Эй, ты, возьми моего коня! — Стук подошв о землю и звон шпор. — Где хозяин? — Слуга что-то пробурчал, а голос продолжил: — Трое за мной, остальным ждать здесь. — Ступени скрипнули под решительными шагами.

— Сколько же их там? — тихо спросил Вегар и переглянулся с воеводой.

— Не знаю, — ответил Фейран, — но десяток точно есть. Ты не узнал этот голос?

— Нет. А ты…

— Что там? — перебила княжна, сжав кулаки.

Фейран не успел ответить. На лестнице загрохотали босые пятки, и в дверь ввалились Норо и Палло, еще более взъерошенные, чем обычно.

— Там! Ботарцы! Они, это… — затараторили мальчишки наперебой. — Воины, здоровенные такие! Подошли к хозяину, давай расспрашивать, а тот аж позеленел со страху! Ну, мы и дали деру, пока никто не заметил…

— Кто у них за старшего? Как он выглядит? — насел на них Фейран, слегка прищурившись, его левая рука стиснула пояс.

— Ну… — Норо почесал затылок. — Твоих примерно лет, усищи черные аж до подбородка… и… а, вот! Броня у него диковинная: не кожаная, а из железа, как чешуя у рыбы, и звенит…

Фейран вздохнул, почесал бороду. Меж бровей его протянулась задумчивая складка.

— Я не ошибся, — тихо сказал он. — Это Майдин Алусса. — Воевода оглядел спутников. — И он знает меня в лицо.

Губы княжны дрогнули, но она вовремя вспомнила, кого изображает, и всего лишь зажала руками рот, словно от испуга. А Фейран тем временем закончил:

— Надо уходить. Немедленно.