Во всём виноват олень (джен)

Вот и наступило лето 1991 года. Мэгвин ожидала письмо из Хогвартса не ранее начала июля. Профессор Снейп объяснил ей правила рассылки школьной корреспонденции: сначала должны были пройти все экзамены — выпускные и переводные. Этими же письмами ученики получали свои оценки. Поэтому рассылка происходила примерно с 5 июля, а новые ученики получали свои письма позже остальных. Это и объясняло столпотворение на Косой алле с 1 августа, как однажды заметила Изабелла.

С тех пор, как наставница и её ученица стали гостями в доме Снейпов, между ними установилось доверие. Они несколько раз бывали в их укрытии. Вход в него находился в старой аптеке на Касл-Хилл — ничем не примечательной лавке в старой части магического квартала Карнарвона. Потемневшая от времени деревянная вывеска с выцветшими серебристыми буквами гласила: «Apotheca Princeps». Маги старшего поколения помнили, что лавка некогда принадлежала роду Принц, но с тех пор владелец сменился. Сегодня здесь продавались редкие зелья, настойки и ингредиенты — в основном по предварительному заказу. Витрина никогда не была слишком пёстрой, а продавец — всегда один и тот же: вежливый, молчаливый и неприметный человек, окутанный чарами лёгкой амнезии, наложенными Снейпом на случай непредвиденных обстоятельств.

За основным залом располагались мастерская и склад. В глубине стоял старый шкаф, за иллюзией внутри которого скрывалась дверь с замком, активируемым по крови и паролю. Полный доступ имели лишь Снейп и его супруга.

За дверью начиналась лестница, ведущая вниз, в подземный зал с магическим порталом. Он не был жёстко привязан к месту: использовалась техника «зеркальных ключей» — древняя кельтская магия, основанная на преломлении пространства. Для активации портала требовалось соблюдение трёх условий:

1. Присутствие Снейпа или кого-либо из его крови.

2. Ключевая фраза на староирландском.

3. Магическая печать, наложенная Айслинн Снейп — часть защитной системы.

Если все условия соблюдены, портал открывался и переносил путешественника вглубь долины Глендалох, в тщательно скрытую магическую лакуну. Ирландия так и не простила Англии геноцида своего народа в XIX-XX веках. Маги Зелёного острова укрылись в складках пространства, оставшихся от Волшебных народов, и не подчинялись Британскому министерству магии. Несмотря на громкие заявления, британские авроры никогда не пересекали границы Северной Ирландии. Даже там солдаты метрополии не позволяли себе ничего большего, чем краткие операции против «фейнской сволочи», как презрительно называли одарённых ирландцев.

Сама Лакуна пряталась в складке между двумя утёсами. В обычной реальности это место выглядело как заросший склон, покрытый мхом. Магическое пространство было заключено в руны, вписанные в саму ткань ландшафта. Внешне оно напоминало уютное ирландское поместье из сказки: каменные стены, резные деревянные ставни, дикий сад с вьющимися ягодами, ручей и небольшой тепличный павильон.

Внутри находился комфортный, но не роскошный дом, рассчитанный на длительное уединение. Всё было продумано до мелочей: библиотека с редкими книгами по зельеварению, оборудованный класс для обучения детей. Снейп лично наложил чары, делающие дом недоступным для обнаружения, а также установил отражающие заклинания, которые при попытке вторжения возвращали нарушителя обратно — нередко с головной болью или временной амнезией.

В подвале находилась лаборатория, где Снейп проводил большую часть времени, создавая зелья и отправляя их через сеть гоблинской доставки, замаскированную под «мелкую контрабанду».

Мэгвин была в восторге от уровня магических защит и ритуалов:

— Это мог сделать только потомок сидхе! — воскликнула она и оказалась абсолютно права. Юная ведьма убедилась в этом после знакомства с миссис Снейп.

Айслинн Снейп, урождённая МакКрири, была женщиной, которую не сразу замечаешь в толпе, но которую невозможно забыть после первой встречи. Невысокая, изящная, с тонкими запястьями и лёгкой походкой, она скорее напоминала травницу из старинной баллады, чем супругу одного из самых загадочных мастеров зелий Британии. Её движения были точны и неспешны, словно каждое из них следовало за невидимым внутренним ритмом.

Светлые волосы — пепельно-золотистые, с мягким природным блеском — она почти всегда заплетала в простую косу, иногда вплетая в неё сушёные травы или тонкие ленты, пропитанные защитными чарами. Когда волосы спадали на плечи, в них проступали едва заметные переливы — словно капля сидхской крови, унаследованная от предков, жила и в этом блеске.

Айслинн редко повышала голос, но, когда говорила, её слушали. В её тоне звучала безмолвная власть древней магии, не требующей доказательств. Её присутствие ощущалось прежде, чем её замечали. Особенно ярко это проявлялось в лесу, под звёздами или во время ритуалов — тогда она словно становилась частью самого мира, сливаясь с дыханием ветра и шёпотом трав.

К врагам Айслинн могла быть беспощадной — не в гневе, а с холодной, хищной жестокостью сидхе. Она не наказывала, а восстанавливала древний закон равновесия. Тем, кто нарушал гармонию, она отвечала чарами, сотканными из времени и памяти, из колыбельных ведьм и запретов, забытых людьми. Но тем, кого любила, Айслинн дарила не только защиту, но и исцеляющую тишину.

Её появление в жизни Снейпа стало для него не просто утешением, а путём к другому, скрытому миру — тому, где обряды ещё живы, где сила идёт от земли, а любовь не нуждается в словах.

Изабелла с интересом наблюдала за общением двух потомков народа холмов — Мэгвин и Айслинн. Такие разные, они сразу нашли общий язык и обменялись взаимными клятвами.

Феликс и Фелиция, дети четы Снейп, были погодками.

Феликс унаследовал от отца бледную кожу, тёмные волосы и цепкий, внимательный взгляд. Его глаза — тёмно-серые, почти чёрные, обрамлённые длинными густыми ресницами, с тем же насмешливо-холодным прищуром, что и у Северуса. Но в этом взгляде уже теплилась собственная искра — пытливость и упрямое стремление к знаниям. В мальчике чувствовалась внутренняя сдержанность, острая наблюдательность и рано проявившаяся склонность к точным формулировкам и холодной логике. Он двигался бесшумно и быстро, как тень, и предпочитал сначала понаблюдать со стороны, прежде чем вмешиваться.

Фелиция унаследовала от матери светлые волосы — тонкие, как паутинка, и слегка вьющиеся, с серебристым отливом на солнце. Её глаза были необычного цвета — серо-синие, как штормовое небо над горами, и порой казались слишком взрослыми для её возраста. В её лице угадывались черты Айслинн, но в более живом, искромётном выражении: насмешливый изгиб губ, быстрая реакция, стремление спорить и добиваться своего. В ней чувствовалась дикая, необузданная сторона сидхе — та, что ещё не научилась сдерживаться, но уже знала, чего хочет.

Старший, Феликс, этой осенью шел в школу «Клуайн на Шидх» (* Луг Сидхе) — учебное заведение, основанное потомками друидов и сидхе в скрытых долинах Коннемары. Туда могли поступить только сильные маги. Фелиция, младшая, должна была отправиться туда в следующем году. По окончании школы их ждала Академия целительства и зельеварения в итальянском Салерно.

Белла тоже с удовольствием пошла бы учиться в «Клуайн на Шидх»— у неё было для этого всё необходимое: унаследованная от матери кровь, чувствительность к магии природы и поддержка наставниц. Её воображение рисовало тихие лесные классы, где уроки проходили на опушках под шёпот листвы, где учителя говорили с духами мест, а не с трибун. Школа, где знание давалось в ритуале, в траве, в звуке ручья, а не в холодных коридорах старинного замка.

Но её ждал Хогвартс.

Не просто школа, а место, где когда-то учились её родители. Место, где их, возможно, предали. Девочка не говорила об этом вслух, но сердце её несло тревожную ноту. Как можно доверять замку, директор которого, по словам Мэгвин, был слишком близок к судьбе Лили и Джеймса Поттеров — слишком близок, чтобы быть в стороне… и слишком далёк, чтобы их спасти?

Хогвартс не звал её — он чувствовался как нечто большое, старое и неповоротливое, с каменными стенами, хранящими не только тайны, но и страхи. Школа, где тебе дадут имя, мантию и палочку, но не всегда позволят быть собой. Где каждый шаг будет замечен, а каждое отличие — обсуждено.

И всё же ей предстояло туда идти. Не потому что она хотела — потому что должна была. Потому что где-то в этих мрачных стенах, под слоями чужих решений, всё ещё теплилась возможность понять правду. И, быть может, вернуть себе то, что у неё отняли.

Отношения с вредными детишками Белла наладила не сразу — рядом находилась целая деревня магов, где жили их бабушка, дедушка и прочая родня, общения со сверстниками у Феликса и Фелиции было более чем достаточно. Но вскоре Белла подружилась с Фелицией, после чего Феликс важно заявил, что «не все девчонки глупые».

Во второй половине лета, в начале июля, профессор Снейп неожиданно посетил дом на холмах, где Изабелла жила со своей наставницей. Его новости не сулили ничего хорошего: Дамблдор, по-видимому, готовился к помпезному введению в волшебный мир «Национального героя» — Гарри Поттера. Но в этом блестящем спектакле могли пострадать реальные люди. Снейп опасался, что действия директора повлекут за собой цепную реакцию, и не исключал, что семья Дурслей окажется в центре нежелательного внимания.

Изабелла испугалась — ведь речь шла о её тёте, дяде и брате. Мэгвин пришлось отложить дела и отправиться в Суррей, чтобы лично убедиться в безопасности родных девочки. На Тисовой улице ведьма быстро поняла: что-то происходит. Под видом случайных прохожих, газетчиков и коммивояжёров прятались существа, явно не чуждые магии — и, судя по их поведению, знакомые с обитателями Лютного переулка.

Вскоре было организовано тайное совещание с участием трёх семей, посвящённых в истинное положение дел. Было решено, что ради безопасности Дурсли на время исчезнут. Сначала — французская Ривьера, тишина и солнце, потом — временное жильё в Лондоне. Вернон с Петуньей согласились на переезд без особых возражений — им тоже не нравились совы на подоконнике и тени, скользящие по ночам мимо окон. После возвращения они должны были отправить Дадли в школу в Корнуолле, где его наставник преподавал древние языки.

Мэгвин была довольна — казалось, всё решено: Тисовая улица надёжно прикрыта, Дамблдор лишён козырей. Но даже она могла ошибаться.

К середине июля, когда дом номер 4 по Тисовой улице стоял закрытым, словно законсервированным на зиму, в Литтл-Уингинге начали происходить странности. В первую очередь — с совами. Их стало слишком много. Днём и ночью они кружили над крышами, садились на фонари, пачкали машины и словно чего-то ждали. Особенно сильно доставалось автомобилям на Тисовой улице — блестящие капоты покрывались пятнами, словно мишень для летающих хищников.

Дальше — больше. Почтальон, педантично следивший за порядком на своём участке, заметил, что почтовый ящик дома № 4 забит до отказа. Письма с сургучными печатями пролезали даже в щели. Мужчина знал, что хозяева попросили перенаправлять корреспонденцию, но это было нечто иное. И вот уже кошки миссис Фигг, обычно безобидные и ленивые, начали бродить по соседским домам, шипеть на прохожих и устраиваться в их гостиных, как будто они там живут. Люди перешёптывались, изредка бросая взгляды в сторону пустующего дома.

Кое-кто замечал и совсем уж странных гостей — чудаков в балахонах, расспрашивающих о «черноволосом мальчике в очках». И хотя под это описание подходили тысячи детей по всей Британии, их внимание было сосредоточено именно на этом доме.

Кульминация пришла поздним вечером 31 июля.

Соседи потом ещё долго пересказывали эту историю друг другу — каждый раз с новыми подробностями. Будто из воздуха, с громким хрустом вырвавшись из реальности, появился огромный человек с заросшим лицом и глазами цвета мокрой древесной коры. Он не постучал. Он просто подошёл к двери и... выломал её. Сработала сигнализация. Через десять минут на месте уже были полицейские. Гигант не собирался объясняться. Он рычал, отмахивался от офицеров, как от мух, и в какой-то момент поднял их машину за задний бампер. Был вызван спецназ.

Всё это сопровождалось десятками вспышек фотокамер, а утром история о «бигфуте с Тисовой улицы» попала в ленты таблоидов и даже в утренние выпуски местных новостей.

Письмо из Хогвартса пришло Изабелле 12 июля — аккурат в пятницу. Пергамент был тёплым на ощупь, чернила — словно живые. Мэгвин нахмурилась, изучая вложения. Раньше она планировала делать покупки в Карнарвоне, но оказалось, что значительная часть формы и принадлежностей требовала лондонской спецификации. Например, мадам Малкин была единственной, кто имел разрешение шить школьные мантии. Наставница проворчала что-то о протекционизме и пренебрежении к провинциям, но твёрдо решила: в путь — на Косую аллею.

Утром 15 июля они вышли из камина «Дырявого котла». Обе синхронно поморщились. Пахло пеплом, жиром и пыльным полотенцем. Внутри заведения царила та самая сомнительная атмосфера, которая так не нравилась Мэгвин, — как будто воздух здесь не менялся с тех пор, как алхимики собирались в подвале на чаепития.

Первым делом — в банк. В «Гринготтсе» ведьмы получили две сотни галеонов — средства, полагающиеся Изабелле по праву рождения. После этого они отправились за покупками.

— Наставница, можно спросить? — осторожно начала девочка, любуясь витриной с летающими перьями.

— Конечно, дитя.

— А зачем мне палочка? Вы сами чаще всего колдуете без неё. И меня так учили…

Мэгвин усмехнулась, разглаживая складку на синем рукаве своего традиционного платья.

— Потому что, милая, мы живём не в вакууме, и иногда приходится соответствовать ожиданиям общества. Ты — потомок старинного рода, и уже этим будоражишь умы. А беспалочковая магия в глазах большинства — нечто из разряда сказок.

— Но ведь вы… и маги Уэльса…

— Мы не совсем люди, Изабелла. И наша магия оттуда, где в лесах живут тени. Но зачем раскрывать все карты? Пусть у тебя будет палочка. Чем меньше знают, тем крепче спят.

— А профессор Снейп? Он ведь тоже… без палочки часто.

— А он тоже не совсем человек, — сухо ответила Мэгвин. — И ты сама увидишь, как его боятся. Потому он и был другом твоей матери: потомку фейри не страшна кровь неблагих.

Первая покупка — волшебный чемодан. Лёгкий, с расширением пространства, потайными карманами и защитной сеткой. Сумка для учебников была в тон — с серебристыми застёжками в виде листьев.

Их провожали взглядами. Обе были в кельтских платьях: Изабелла — в тёмно-зелёном, с аккуратной шнуровкой, Мэгвин — в синем, строгом, но изысканном. Продавцы не косились на них — наоборот, кланялись чуть ниже обычного.

В ателье мадам Малкин девочку поставили на табурет и принялись снимать мерки. Волшебная линейка щёлкала в воздухе, время от времени взвизгивая от восторга.

На соседнем стуле вертелось растрёпанное существо в джинсах, и явно её разглядывало.

— Ты странно одета! — заявило оно с деловым видом.

— Смотря с какой стороны посмотреть, — хмыкнула Изабелла. — Я, например, не сразу поняла, кто ты — девочка или мальчик.

Грубовато, но в её голосе не было злобы — скорее удивление. Год в мире магии сделал обычный мир для нее чуждым.

— Просто вы, маги, отстали от жизни! — обиженно воскликнула лохматка.

— Говорить такое невежливо. Тебе бы понравилось, если бы я пришла к тебе домой и начала раздавать подобные оценки?

— Но ведь это правда!

— А ты выглядишь как непричёсанная неряха в потёртых джинсах. И кто теперь груб?

Незнакомка раскрыла рот.

— Так нельзя! Это невежливо!

— Но ведь это правда, — Изабелла усмехнулась, точно Мэгвин, глазами.

Девочка с соседнего стула, не найдя, что ответить, вышла с видом оскорблённой важности.

Мадам Малкин только покачала головой.

— Ох уж эти маглорожденные, — проворчала она. — Всё бы им переделать по-своему.

Изабелла тихо усмехнулась. В этот момент она поняла, почему Бранн, хранитель дубовой рощи, не хотел пускать в Уэльс чиновников из Министерства. И правда — вдруг среди них окажется кто-то… похожий.

В магазине «Флориш и Блоттс» царил настоящий хаос: полки ломились от учебников, помощники сновали между рядами, доставая из воздуха списки заказов, а в воздухе витал запах свежего пергамента, чернил и чуть-чуть корицы.

Изабелла шла рядом с наставницей, с интересом разглядывая витрины, пока не застыла на месте. Перед входом, под заколдованным навесом, сверкала праздничная инсталляция. Яркий транспарант с надписью «Мальчик, который выжил — специальная серия ко дню рождения!» венчал стеклянную витрину, полную красочно оформленных книг, плакатов и фигурок.

— Смотри, — хрипло прошептала она. — Это же... он.

На обложке одного из бестселлеров — «Гарри Поттер и проклятие Волдеморта» — был изображён мальчик в круглых очках и с растрёпанными волосами. Но Изабелла слишком хорошо знала это лицо: оно принадлежало её отцу.

Фигурки — подвижные, ухмыляющиеся, с непослушной чёлкой и волшебной палочкой в руке — подпрыгивали внутри стеклянного колпака, выкрикивая лозунги.

— Гляди-ка! Я победил Того-Кого-Нельзя-Называть!

— И всё это без маминой помощи! — весело говорил один из них.

— Это... это отвратительно, — прошептала девочка, прижавшись к Мэгвин. — Они даже не знают, как все выглядело на самом деле.

Наставница молча положила руку на плечо Изабеллы. Некоторое время они стояли, наблюдая, как прохожие останавливаются у витрины, указывая на летающие игрушки и перечёркнутое лицо Волдеморта на заднем плане.

— Они любят мифы, — тихо сказала Мэгвин. — И боятся правды. Но ты знаешь, кем он был на самом деле. И носишь в себе не его тень, а его свет. Остальное не имеет значения.

Изабелла глубоко вдохнула и отвернулась от витрины.

— Пойдём. Я бы хотела настоящие книги.

— Конечно, дитя. Начнём с «Истории магии». А потом выберем тебе что-нибудь… настоящее.

Лавка Олливандера была самой последней в ряду магазинов на Косой аллее.

Узкое здание с облупившейся вывеской и витриной, за которой на подставке медленно вращалась единственная палочка в облаке пыли, выглядело скромно, даже заброшенно — особенно в сравнении с яркими фасадами окрестных лавок. Над дверью висела простая табличка: «Олливандер: производитель волшебных палочек с 382 г. до н. э.»

Но стоило открыть скрипучую дверь, как всё менялось.

Внутри царила полутьма, пахло древним деревом, пылью, лаком — и чем-то неуловимо волшебным. До самого потолка тянулись ряды узких коробочек, и казалось, будто только что здесь пронёсся кто-то невидимый. Лавка дышала магией.

Из тени появился сам мистер Олливандер — высокий, худой, с неестественно светлыми глазами, которые будто светились в полумраке. Он приблизился, всматриваясь в лицо девочки, и уголки его губ чуть дрогнули.

— Прекрасный день… и, полагаю, особенный повод — первая палочка, — сказал он, кивнув наставнице. — Мисс...?

Мэгвин не ответила сразу. Она выпрямилась, встречая его взгляд — между двумя магами, старыми и сильными, на миг проскочила почти ощутимая искра. Но Олливандер уже смотрел на девочку. Его глаза расширились, и он отступил на шаг.

— Постойте… — прошептал он. — Эти глаза… невозможно… но… такие же, как у Лили Эванс.

Он медленно обошёл Изабеллу, явно взволнованный.

— Вы — её дочь, — выдохнул он наконец. — Я помню Лили, как будто это было вчера. Худенькая девочка с ясным умом и светящейся душой. Её палочка — ива, двадцать пять сантиметров, очень гибкая… А у вас, я думаю, будет совсем другая. Что-то редкое.

— Вижу, память у вас всё ещё в порядке, мастер Олливандер, — тихо сказала Мэгвин. — Только без театральности. Нам нужна палочка, не воспоминания.

— Разумеется… простите. Привычка, — кивнул он и начал доставать коробки с полок.

Палочка за палочкой ложились в руку девочки — одна вызывала искры, другая заставляла воздух дрожать, но ни одна не подходила. Олливандер всё хмурился.

— Она слышит деревья, — тихо заметила Мэгвин. — И лес отвечает ей.

— Прекрасно… Тогда вот…

Он достал узкую коробочку, покрытую тонким слоем золотистой пыли.

— Рябина. Сердцевина — волос дриады. Один из редчайших экземпляров. Упрямая, но верна тем, кто умеет слушать — и не боится тишины.

Он вложил палочку в руку Изабеллы. Воздух вокруг словно дрогнул. Вдоль витрин пробежал светлый вихрь, и колокольчики над дверью зазвенели без ветра.

Олливандер прижал руки к груди, как будто тронутый.

— Вот она, — прошептал он. — Да, мисс Поттер. Эта палочка выбрала вас. Берегите её.

Он взглянул на Мэгвин с лёгкой тенью интереса:

— Говорят, мальчик должен был выжить…

— Говорят всякое, — спокойно перебила она. — Но это лавка палочек, а не клуб сплетников.

— Конечно, — улыбнулся он почти вежливо. — Я всего лишь ремесленник. И слушаю, что говорят палочки.

Мэгвин молча оплатила покупку и забрала коробочку с палочкой.

— И оставайтесь ремесленником. Доброго дня, мастер Олливандер.

— Да хранит вас древняя магия, — тихо ответил он.

Они вышли на улицу. Солнце било в глаза, шум аллеи казался особенно живым. Изабелла сжимала в руке палочку — тонкую, лёгкую — и чувствовала, как та откликается на её эмоции.

— Как он узнал? — прошептала девочка.

— Он слышит больше, чем говорит, — ответила Мэгвин. — Но будет молчать. Пусть шепчется с тенями. А у нас впереди — школа.

День покупок был закончен, и дамы, отведав мороженого в знаменитом кафе Фортескью — уютном заведении на углу, где всегда пахло ванилью, жареными вафлями и розовым лепестковым вареньем, — вернулись домой через общественный камин.

Позже, сидя в беседке за вечерним чаем, наставница решила, что пришло время для серьёзного разговора.

— Изабелла, до школы остаётся совсем немного времени, а нам столько надо успеть. Завтра начнёшь плести амулеты из твоего растения-хранителя с волосами единорога — это для волос. На Литу будем делать тебе татуировки.

При последних словах девочка скривилась. Традиционные татуировки кельтов были не просто украшением, а магическими оберегами, которые работали безупречно всю жизнь, защищая носителя от множества угроз, как магических, так и физических. Но сама процедура нанесения была далеко не безболезненной. Мастер наносил татуировки специальными иглами, которые не только прокалывали кожу, но и воздействовали на магическую структуру человека, делая связь с рунами и заклинаниями глубже. На это уходило несколько сеансов и ритуалов. К тому же, требовалось приготовить саму краску и другие особые зелья, чтобы усилить эффект и снизить боль. Некоторые из этих зелий были крайне сложными в приготовлении, и, желательно, их варила сама ведьма, чтобы обеспечить полную гармонию с магией тату.

— Ну-ну, не так всё плохо. Для зелий всё есть, за оставшееся время как раз и наварим. Обязательно надо сделать ментальную тату на затылке, поэтому цикл ритуалов начнём заранее, чтобы волосы успели отрасти.

Наставница замолчала на мгновение, потом продолжила:

— Теперь послушай. Мы заранее знали, что скрыть твоё существование можно будет только до школы. Ритуал сокрытия, который я провела после подписания контракта, спадёт как только ты представишься в поезде своей фамилией. Это не страшно. По нашим планам, Дамблдор должен узнать о тебе уже на церемонии распределения. Тогда всё будет хорошо. Он выкрутится. Но ты не должна никому говорить, что Гарри Поттера никогда не существовало. Потому что директор, чтобы выкрутиться, будет лгать, как все политики, и заткнёт рот любому, кто может его обличить. В идеале ты будешь для всех — сестрой великого Гарри Поттера, а Альбус останется при деньгах из фонда "Мальчика-который-выжил". Это будет справедливо — он раскрутил этот бренд и на нём заработал. Но ты должна держаться в стороне от всего этого. Политика — это развлечения для пожилых мужчин, а воспитанным девочкам там делать нечего. Вспомни, чем всё кончилось для твоих молодых и наивных родителей.

— А мистер Олливандер? Он может всё рассказать раньше?

— И поссорится со всем Уэльсом? Он не так глуп, чтобы связываться с потомками фэйри. Тем более, сам такой же. Мир значительно больше, чем ты себе представляешь. Далеко не всё крутится вокруг Хогвартса и Министерства. Фактически, магическая часть нашего королевства разделена куда сильнее, чем магловская. Например, магическая Шотландия поделена на горную и равнинную, и находятся эти локации в разных складках пространства. В горную Шотландию сотрудники Министерства магии не допускаются, а правит там Совет Кланов. Единственное, что министерские смогли добиться — это что некоторых детей кланы всё-таки посылают в Хогвартс. И то, это удалось только при поддержке короны — самих чиновников кланы посылали далеко и надолго. Я уже не говорю про магическую Ирландию — там в Хогвартс едут только дети северной части, и то не все. Не зря профессор Снейп поселил свою семью именно там. В их складках и лакунах могут заавадить сассэнаха только за английский акцент. Северус точно знает, что ни "Орден Феникса", ни "Пожиратели смерти" в магической Ирландии не появятся никогда — слишком уж они замазались в английских политических играх.

— Но эта витрина!.. — Белла чуть не плакала. — Они издеваются над моим отцом... Зачем?

— Деньги зарабатывают. До твоего совершеннолетия мы их трогать не будем. Помнишь поговорку про засохший навоз? Вот и не трогай. В Хогвартсе тебе лучше попасть на Хаффлпафф. С деканом Спраут ты уже знакома, она почти обо всём в курсе. Профессор Снейп тоже будет недалеко и присмотрит за тобой. Я обязана официально уведомить администрацию школы об ученическом контракте не позже 1 сентября. Вот и пошлю письмо после того, как посажу тебя на поезд. Директор сможет разобрать корреспонденцию только на следующий день.

— А пока... — наставница прищурилась, — пусть наслаждаются своей витриной. Ведьмы с кровью фэйри не прощают легко. У нас хорошая память и богатое воображение. Особенно когда речь идёт о мести. А уж пакостить красиво — почти что искусство. Мы умеем ждать, но когда приходит время, плату получают все, кто осмелился нас задеть.

При этих словах обе ведьмы переглянулись и очень хищно улыбнулись. Они прекрасно знали, что даже самый безобидный поступок ведьмы с кровью фэйри может оказаться продуманной пакостью, исполненной с тонкой иронией и далёким прицелом. Ведьмы этой крови не забывали обид и умели ждать — годами, если нужно. Но когда наступал час расплаты, возмездие было неотвратимым и всегда изящно исполненным.

Через некоторое время наставница отправилась готовиться ко сну, оставив Беллу в тишине вечернего сада. Девочка аккуратно собрала чашки и остатки угощения со стола, не спеша раскладывая всё на поднос. Листва над беседкой шепталась в вечернем ветерке, и лёгкий аромат жасмина, вплетённого в живую изгородь, мягко окутал её.

Белла опустилась на скамью, прижав ладони к тёплой деревянной поверхности стола. День был насыщенным, полным впечатлений, запахов, лиц и разговоров. И всё же — удачным. Она почувствовала, как усталость наконец начала пробираться под кожу, и всё же внутри сохранялось чувство тихого удовлетворения.

В памяти всплыла Мораг — та самая девочка, с которой она провела Лугнасад. Подруга писала, что тоже собирается в Хогвартс, и Белла на мгновение позволила себе представить, как они снова встречаются — в школьных коридорах, в классе, на перемене... Но после разговора с Мэгвин иллюзия рассыпалась. Всё не так просто, и, скорее всего, их пути разойдутся уже на первом этапе.

"Хорошо бы попасть на один факультет..." — подумала Белла, но почти сразу же вздохнула. Интуиция подсказывала — нет, не выйдет. Их магии различались слишком сильно. Мораг была как северный ветер: прохладная, ясная, словно вода горных источников. От неё пахло скалами, свежестью утренней росы и холодными водопадами. А от самой Беллы — пряными травами, лесной подстилкой, тёплым мёдом и дымом костра. Разные стихии, разные корни. Разные факультеты.

Она чувствовала, что Хаффлпафф — это её место. Уютное, надёжное, укоренённое. Девочка знала это с той же уверенностью, с какой различала ароматы зелья по оттенку пара. А если Шляпа решит иначе и заартачится, что ж — у неё найдётся аргумент, чтобы её убедить.