Сладко-яблочный психоз (джен)

Очередная запись. Делаю на ходу. Приходится учится писать элевацией. Сызнова.

Благостный перерыв, и можно высвободить одну конечность для письма. При ходьбе мне нужны все четыре, оттого страдает текст. Этот привал мне не сильно нужен, но от качки кое-кому становится хуже. К сожалению, с живым грузом по пересечённой плавно у меня ходить не получается. Благо, судя по ориентирам, мы разбились недалеко от первых очагов цивилизации. Разумеется, вопрос о качестве этой цивилизации остаётся открытым, но мы надеемся на лучшее.

По существу: всё прошло хорошо. Потерь нет. Если исключить мой акинак, что утеряла Твайлайт. Вещь не шибко ценная, но надёжная. Долго и нощно служила.

К вечеру второго дня на перекрёстке железнодорожных путей нас подобрал поезд. С одной-двумя пересадками мы доберёмся в столицу за сутки. Поспать при таком раскладе у попутчиков не получится, но ради сна на королевской перине можно потерпеть. Мы будем там в мгновение ока. Но повод для волнения есть: молчание. Стандартной реакцией в наших условиях и контексте прошедших событий будет взрыв вопросов и всплеск недоверия. Или должен быть. Нужно будет пересмотреть этот вопрос, а то мне кажется, что я что-то упускаю.

Загляну в предыдущую запись и продублирую на всякий случай: Маг... начало, символ инициативы... Суд и Солнце... Луна и Дьявол. Мне не нравится, что знаки прошли мимо меня. С расклада прошло солидно времени, они не могли не проявится, значит, прошли мимо меня.

Твайлайт не может налюбоваться ядром, несмотря на то, что она же его всю дорогу и несла. Интерес впрочем не удивляет, пусть она и не понимает его уникальности в силу собственной необразованности в вопросе. Оно единственное в своём роде. В рассвет големостроения не было инструментов и материалов, подходящих для подобной работы. Ядра тесали сплошные из естественных пород, руны были разбиты на части света, а их смешивание считалось ересью... Хорошо, что те времена прошли. Нет, не так. Хорошо, что наступили новые, прогрессивные времена. Со своими преимуществами... и недостатками.

К слову о недостатках. Теперь ходить по улицам с ранами, пусть и перевязанными, чревато повышенным вниманием. Возможно, в этом есть моя вина: я переборщил с шиной Джессамины, получилось хорошо и даже слишком. Надеюсь, переломы не войдут в моду, сейчас медицине нужнее методы лечения отравления и дисбаланса гуморов.

Гвардия делает себе честь и не обращает внимание на наш побитый вид. Ещё бы. Я спросил у убегающей — «спешащей», то есть, исполнять свои обязанности подальше от меня — прислуги, где сейчас старшая из венценосцев. Целестия на перерыве — кто бы мог подумать? — и сейчас пьёт час в столовой на втором этаже. Поднимались долго, виной тому витиеватость и травмы. У одной нога не гнётся, у второй голова кружится каждую третью ступеньку, третья спотыкается, потому как уделяет внимание ядру больше, чем лестнице.

Мы застали принцессу в удивительно смирном виде. Обычно, когда она остаётся наедине со сладостями, в пору опасаться ошмётков. Но сейчас она лишь слегка удивилась, завидев нашу компанию, и поставила чашку на блюдце. Картина престранная: Целестия, одна, чашка номер один, подставка для сладостей, сладости нетронуты, чашка номер два. Она остыла и пришлось подойти, чтобы определить содержимое. И почти сразу ударил запах травяной настойки. Шалфей и плющ.

— Засада, — выдохнул я.

Потоки пришли в движение вокруг, но, в основном, в алькове позади. Только двое знают, что мне нужно, чтобы почувствовать вкус.

— У нас тут намечается королевское чаепитие, а? — я эвелировал свой «чай», отпил. — Ми Аморе Кадензы, надеюсь, здесь не будет?

— После вашей битвы, нам желалось устроить келейный сбор, только тех, кто знает, как опасна ночь.

— Принцесса Луна? — Твайлайт воскликнула, поставив ядро на стол. — Я совсем не ожидала от вас такой... скрытности?

— Прошу, не удивляйся, Твайлайт, в наших силах многое, из чего мы многое забыли... До определённой поры.

— Например, когда нужно ко мне подкрасться, — сказал я невзначай и отпил настойки.

Вообще, крайне неудобно, когда твои навыки обращают против тебя. Тратишь время и силы, раскрываешь тайные возможности в других, а потом тебя ими же и стегают.

— А как это собственно работает? — не унималась Твайлайт. — Вы, то есть, просто вышли из тени, полу-тени даже. Я никогда таких заклинаний не встречала. Даже в запретной секции.

— Это не заклинание, — пришлось ответить уже мне. — Это Метка.

— Всё так, — Луна заняла место за столом правее меня. — Силы наши далеко за пределами известного в историях.

— Да-да, Луна способна через тени прятаться в мире снов, а Целестия дышит огнём, можем мы уже перейти к делам намного более срочным?

Компания покосилась на старшую сестру, а та старательно смотрит в другую сторону. Тем не менее, моя попытка пресечь ненужные разговоры увенчалась успехом, тишина ждала моего слова.

— Мы в дерьме.

— Так, стопэ, я думала, мы отлично справились.

Джессамина слишком бесхитростна для таких вещей. Придётся объяснять.

— «Вы» отлично справились, это не обсуждается. Проблема в другом. Это была ловушка и участие в ней принимали Ульфар и Ормгары, судя по количеству, почти в полном составе.

— Мы действительно в очень непростой ситуации, — подтвердила Целестия. После она поднялась и отошла к окну. — Сколько у нас времени?

— Я даю два месяца, минимум. Ораны такие же чванливые и высокомерные, как их криптарх. Даже с его влиянием, собрать их будет очень непросто.

— Понимаю ваше смущение, — Целестия вернулась к нам и обратилась к остальным. — Умбралы делятся на Семьи и Семьи борются друг с другом так же отчаянно, как с днём. Если всё так, как рассказала Луна, вы смогли буквально обескровить две из трёх Семей.

— Грезится нам, без близнецов здесь не обошлось.

— Вы обе правы. Хрупкий баланс трёх Семей нарушен, и Сатурн воспользуется этим шансом, предоставленный сёстрами Гермес. Мы не знаем, куда и когда точно явится небесное воинство, но до тех пор мы обязаны контратаковать Ульфар.

Пару секунд у нас было тихо. Слышно как обитатели дворца ходят этажом выше.

— Я так поняла, время у нас есть, — Пинки поправила наехавшую на глаза повязку. — Реализуем право?

— Да пожалуйста, — согласился я и достал свою трубку. На ней новая трещинка в лакированной поверхности.

— Кто был до нас? Очевидно, мы — не первые, кто переходит дорогу умбралам.

— До вас была я, — Луна похлопала ресницами. — То есть, пока наш дражайший канцлер не нашёл кобыл помоложе.

Потому-то я не торопился с ней встречаться, едкость её способна проесть даже стекло.

— Правда, непосредственно до вас, моим собратом по оружию была Луна, пока чрезмерное погружение в разум умбралов не сказались на её собственной психике и не повлекло её полную инверсию. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Более такого не повторится. Кто старое помянет...

— Уж постарайся. Что же касается дел более далёких.

Нельзя недооценивать визуализацию в вопросах преподавания. Однако, здесь нет доски, да и рисовать мне не охота. Ну а на что же тогда изобретательность? Я глубоко затянул дыма тлеющих углей и вязко выдохнул ленивую струю сизого тумана на стол.

— Всего против тьмы выступили три силы. Первыми против нас подняли мечи... крестоносцы.

Повинуясь моему слову, клубы дыма поднялись в нестройные ряды пони на столе. Размером с половину чайной чашки десяток фантомов ходили и оглядывались, а вокруг них появлялся новый мир как отражение мира былого.

— Времена были тяжёлыми, земля не сохла от крови, летом она всходила красной травой, а зимой схватывался алый лёд. Нет, умбралы здесь не причём, нас тогда едва десяток был... Нет, появились первые доспехи и оружие из металла, и многие принялись их испытывать. Царьки, наёмники, бандиты... Года не прошло, чтобы не сгорел хотя бы пятак деревень или замков в войнах ли, в набегах.

Я выдохнул ещё дыма на стол, и мирок обогатился развалинами и пожарищами.

— Но там где сегодня сгорел дом, завтра будет звучать плачь. Немногие выжившие, чтобы не сгинуть, шли в наём, провожали одиноких путников и караваны за еду и скромную плату.

По-тихому мои туманные пони выстроились в группку и пошли вдоль складки скатерти, как по дороге.

— Таких было множество на континенте. И, неизбежно, в один прекрасный момент встретились два из них. Неизвестно где и когда это произошло в первый раз, но известно точно, что охрана нашла общий язык. Они объединились, найдя друг в друге родственные оцарапанные горем души. Потом это случилось ещё раз, и ещё... Затем, через пятьдесят лет, пони по имени Леонис...

Вновь я затянул и залил всех «солдатиков» морем дыма, скрыв их из вида. Когда же пелена спала, перед Пинкаминой стояли три шеренги из пони, что одним копытом упирают короткие мечи вниз, а вторым придерживают заплечный щит.

— ...он объявил себя первым магистром ордена, а своих воинов — вольными рыцарями. Познавшие лишения, они дали обет нести избавление. Познавшие весь хаос и несправедливость этого мира, они сделали дисциплину и милосердие своими мечом и щитом.

Пока остальные, кто с умилением, кто с восторгом или уважением, следят как маленькие пони маршируют и все как один отрабатывают строгие удары, я продолжил:

— Их ряды ширились за счёт простых жителей. Пусть орден и продолжал брать деньги, члены его предпочитали жить аскетично, потому наследство у них водилось. Когда рыцарь погибал в бою, его вещи доставлялись семье, вместе с картой, где крестом отмечалась могила их родича, дабы она не оставалась безымянной.

— Впоследствии их за это и прозвали «крестоносцами», затем это стало названием ордена и символом, — дополнила Целестия, задумчиво смотря в свой чай. — Сегодня это кажется почти наивным... Жаль, что мы не застали их.

— Последний магистр благородного воинства крестоносцев, Ир Ал’Лим, был предан казне за десять лет до рождения старшей из сестёр-аликорнов.

Я помню этот день. Эту речь короля, епископа. Этот огонь. Как на зло, погода стала ясная, ни тучки, чтобы потушить костёр. Но больше всего мне в складки памяти запал его отказ от спасения.

— Кто ещё был? — подпрыгивая от любопытства на месте, спросила Твайлайт.

— Ты можешь представить, мы виделись кое с кем. В Лас-Пегасе.

Я позволил её памяти всплыть, прежде чем продолжить. Действительно, образ подобных персонажей въедается на всю жизнь.

— Когда у крестоносцев сменился пятый магистр, а умбралы начали своё падение, история с выжившими повторилась. Только теперь их спаяла жгучая ненависть. Это были пони, которым нечего более терять, и даже души бы продали ради свершения своей мести, будь такая возможность. А месть одна — истребить всё «клыкастое отребье».

— Охотники, — с терпкой злостью бросила Луна.

— Фанатичные и бескомпромиссные, они компенсировали отсутствие выучки, организации и репутации дьявольской изобретательностью. Твои хуфлеты, Пинкамина, и мой арбалет — их копыт дело. Вообще многие страшные ловушки и механизмы умерщвления или созданы, или доработаны ими. Они, наверное, всё ещё существуют. То есть, так как у них никогда не было структуры или лидера, пока есть хоть один Охотник — а я то и дело встречаю их потомков — они существуют, — я позволил себе удручённо вздохнуть. — Закон подлости, драть его пихтовыми ветками...

— Ты никого не забыл? — заиграла Луна, стрельнув глазами. — Казалось нам, был кто-то ещё... фехтмеистер.

— Не забыл, а оставил напоследок. Будто бы я настолько наивен, чтобы утаить эту часть, пока вы обе здесь.

Я взял паузу, чтобы подобрать правильную последовательность, баланс между необходимым и лишним. Осознав, что начинать придётся издалека, отпил.

— В две тысячи сто пятьдесят втором году Третьей эры я объявил Очищение и обернулся против своих.

— Можно я вставлю свой вопрос в вопрос Пинки? — попросила Твайлайт. После моего кивка, она спросила. — Меня интересует, насколько давно это было по отношению к...

— Я понял тебя. Это будет примерно шесть тысяч и двести лет до изгнания Луны. Или одиннадцать тысяч сто пятьдесят три года с сотворения мира.

Воцарилось неловкое молчание. Ожидаемо. Сложные числа и непонятные системы отчёта часто вызывают падение когнитивной активности у неискушённой публики. Однако же, первое слово было не моё:

— Ты не старый, Лиф, — спокойно сказала Твайлайт, — ты древний.

— Действительно. На самом деле всё ещё хуже, но вернёмся к нашим лошадям, не то эти две сами вам порассказывают всякого.

Я взмахнул передним копытом над столом перемешав фигуры так, чтобы они выстроились в три лагеря. Треть за крестоносцами, треть за охотниками и ещё одну треть предстояло наполнить.

— Тогда мне стало понятно, что при всех моих знаниях и умениях я не могу быть везде и сразу. Крестоносцы были заняты в войнах больше, чем в сражениях с чудовищами, а Охотники нацелились исключительно на умбралов, не говоря уже об их склонности к линчеванию невиновных. Мне и миру нужны были убийцы чудовищ, те, кто сравняет шансы между пони и всеми остальными. Я изучал всё: ремесло, фехтование, магию, алхимию. Я считал, только могущество разума способно дать нам, вам, возможность противостоять монстрам. И не ошибся.

На свободной части стола возникли четыре фигуры, две из которых явно поменьше.

— В странствиях я встретил... коллегу. Ведьма с двумя сыновьями занималась тем же самым, пусть и с другой целью. Объединив наши знания, мы достигли согласия: ей хотелось, чтобы её сыновья получили дар магии и пожили подольше, а мне нужны ученики. В общем, оказалось, что одно другому не мешает и даже дополняет. Ушло десять лет, но мы добились своего.

Я «сдул» фигуры так, что одна из них исчезла, а рост оставшихся сравнялся.

— Мы разработали составы, что сделали её сыновей выносливыми, сильными и ловкими. Они сравнялись с умбралами во всём, но сохранили свои души и эмоции. Сыны ведьмы, ведьмачки или ведьмаки, стали путешествовать со мной. Уже триадой мы составили стиль боя с длинным мечом, который требовал биться на задних ногах, чего никто, кроме ведьмаков и умбралов, не мог чисто физически.

Прикрыв глаза, я представил их. Простая проверка памяти и понячности. Да, Герхарт и Вильям. Один извечно с угрюмым и кислым выражением, да настолько, что поставь перед ним молоко, оно на глазах станет кефиром, а потом и сыром. С плесенью. Второй с широко раскрытыми глазами, в буквальном и переносном смысле. Даже в сто тридцать лет сохранял по-детски непосредственный взгляд на вещи.

— Да... а потом мы кое-что нашли. Мы стояли на привале и вдруг небо разрезал падающий осколок. Наутро мы пошли в направлении падения и вышли к... упавшему метеориту. Он оказался металлическим, с таким материалом никто тогда не умел работать... Но у нас было время и упёртость. Когда же мы освоили его, начался, как сейчас говорит молодёжь, «настоящий рок-н-ролл».

— Не понимаю, — задумалассь Твайлайт. — Ну нашли вы кучу железа, и что с того?

— Ты правда не понимаешь. Вот вообрази, для контекста: наш вид представлен хаотичной россыпью маленьких населённых пунктов и крепостей, а между ними огромные пространства, что полнятся монстрами, средненькая армия имеет медное оружие и броню, а лучшая — бронзовые. А потом появляются пони, что за небольшую плату горного тролля пополам разрубят, — это даже не преувеличение, Герхарта за такой трюк прозвали «Камнетёсом». — Ведьмачья сила и метеоритная сталь оказались убойным сочетанием, и это не упоминая других преимуществ. Конечно, нас боялись, но всё равно нанимали, репутация-то и нужда дело такое. Нас стало потом больше, но суммарно наша численность едва ли достигала сотни.

— Интересная картина, — Пинки поднялась и склонилась над тремя туманными армиями. — Охотников много, но они, считай, вчерашние фермеры. Крестоносцы умелы и дисциплинированны, но их немного и они заняты распрями. А Ведьмаки так вообще обладают уникальным оружием и стилем боя, но они редки... И никто не добился успеха?

— Как видишь. Получилось сдержать их на несколько веков, уничтожить одну Семью с Криптархом, но на этом всё. — заключил я, встряхивая трубку и пряча её обратно. — Что насчёт тебя, Джесс? Ты до ужаса тиха.

Джессамина сидела, погружённая в свои мысли, уже достаточно давно, чтобы забеспокоится.

— Ты сам-то многое помнишь о себе?

Да, вот она буря после затишья. Эплджек начинает мне нравится. Идеалистка, любит поднимать муть со дна, но рациональная, готовая на пересмотры доктрин. А теперь она ещё и начинает видеть двойственность этого мира. Видеть, что есть день и ночь, и доверять ни тому, ни другому, не следует. Ну а в моём положении ожидать безоговорочного доверия — непозволительная роскошь.

Я впервые за долгое время позволил своему благожелательному образу треснуть — я улыбнулся, обнажив клыки:

— Не могу представить более верного вопроса, что ты могла б задать.

Оскал скрылся, глаза закрылись. Я начал вспоминать, тщательно изгоняя из разума избыточные сигналы органов чувств. По мере взросления у большинства размывается память о раннем детстве, однако же, я к этому большинству не отношусь: помню всё. И здесь не повезло.

— Первое, что я увидел, это два больших глаза-блюдца в магическом свете, — начал я описывать, что вижу. — Они трепетно и нервно бегают надо мной, через три секунды они смягчаются, блестят слезами. В чём дело, чего плохого? Ночь ведь такая тихая. Потом чьё-то копыто повернуло меня на сторону, затем на другую. От такого грубого неуважения я попытался оттолкнуть нахальную конечность, да куда там новорождённому против взрослой кобылы… Зато, судя по смешкам, их повеселила эта попытка. Так я познакомился с, как я узнал позже, с бабушкой и тётей, а их волнение вызвано, опять же узнано опосля, неудачным днём рождения. Примитивные верования, всё такое. Отец до самого утра думал, что роды оказались неудачными — младенцы ведь начинают первый вздох с крика. Но вот утром, когда смирный комочек у матери вдруг заехал ему по любопытному носу, он мнение изменил.

С лёгкой улыбкой я открыл глаза, предупреждая, что больше воспоминаний не будет, чем несколько разочаровал Луну, и отпил остатки чая. Самая гуща, верная смерть для большинства пони и лишь терпкая закуска для меня.

— Признаюсь, моя память не абсолютна. Вещи, не нужные мне последние, скажем, десять лет, потихоньку вытесняются на периферию сознания. Она не исчезает, просто упаковывается. Чтобы время от времени их доставать мне и нужно это.

Здесь, пару секунд назад, я потряс сим журналом, а после сверился с часами:

— А вообще, вы трое идите-ка отдыхать. Ты, Луна, тоже. Если буду нужен, следующие десять часов я у себя, а после... уже потом посмотрим.