Право на жизнь (гет)

1997 год. Хогсмид.

Ночь опустилась на долину, укрыв Хогсмид в мерцающей тишине. Новобрачные сняли комнату на чердаке старого дома, где когда-то прятались члены Ордена. Только это помещение было самым дешёвым из всех что они могли себе позволить. Всё было скромно: занавески с выцветшими звёздами, старая кровать, потрескивающий камин.

Но внутри — не было ни страха, ни суеты.

Только чистое «сейчас».

Гарри сидел у окна, глядя на отражение луны в стекле. Он снял очки, положил их рядом.

— Никогда не думал, что мы окажемся здесь, — сказал он тихо, садясь на двуспальной кровать.

Гермиона подошла, в тонкой светлой рубашке, волнистые волосы распущены, на пальце кольцо — простое, с крохотным, почти невидимым для человеческого глаза, сапфиром.

— Я мечтала об этом. Но боялась даже думать об этом. — поведала Гермиона, рассматривая кольцо на безымянном пальцем.

Она села на край постели, держась пальцами за край покрывала, словно боялась упасть в собственные эмоции. Гарри стоял перед ней, его руки дрожали — не от страха, а от того, как много значило это мгновение.

— Я не идеальный. Не знаю, как быть мужем. Но я знаю точно — с тобой мне дышится.

Она взяла его за руку, поднесла к губам.

— А мне с тобой — не страшно.

Он опустился перед ней на колени.

Он провёл пальцами по её щеке, опустился к губам. Их поцелуй был не резким — в нём было прошлое, прощение и обещание. Всё, что они не сказали друг другу в годы войны.

Они не спешили. В мире, где всё рушилось слишком быстро, где каждый поцелуй мог стать последним, теперь — у них было время.

— Я... не знаю, что сказать, — прошептала она, отрываясь от его мягких губ. Гермиона смущённо взглянула вверх, — просто... я всё ещё чувствую, что это как во сне.

— Это не сон. Мы здесь. Ты — моя жена.

Она вздрогнула, как от заклинания. Её ключицы, что сильно выпирали, оказались ещё более очертёнными от напряжения.

Послышался её глубокий вздох.

— Глупо, но я... всю жизнь думала, что любовь — это логика. Смысл. Формула. А потом появился ты. — она украдкой взглянула на него, ловя его взгляд, который не отрывал от неё глаз.

Гарри улыбнулся — не мальчишески, а спокойно, почти по-взрослому.

— Я всю жизнь думал, что не заслуживаю ничего. Ни семьи. Ни покоя. Ни... тебя.

Гермиона провела дрожащими пальцами по его щеке, задержалась на секунду.

— Но ты заслужил. И я — тоже. Несмотря на всё, что было и будет.

И тогда, когда он коснулся её губ, она не отпрянула. Она только прошептала, с лёгкой, искренней дрожью:

— Пожалуйста... только не спеши. Просто будь. Со мной. До самого конца... и после.

Он понял. И они были вместе — без театра, без поспешных движений. Только дыхание. Только руки, находящие друг друга, словно это не в первый раз, а как возвращение. Как обещание.

Они медленно легли на кровать. В темноте, освещённой только трепетом пламени, они говорили телом то, что душа носила долго.

Каждое прикосновение было памятью: как она спасала его, как он держал её за руку в час опасности, как они не признавались в чувствах.

Теперь — можно.

Теперь — не надо прятаться.

А за окном, в тени ветвей старого сада, качался воздух, пахнущий поздним августом.

И не было ни войны, ни Министерства, ни чужих глаз.

Только Гарри.

Только Гермиона.

И шёпот:

— Ты мой дом.

1999 год. Министерство Магии. Кабинет Отдела Тайн.

Они сидели рядом, плечом к плечу, в старом кабинете Отдела Тайн, куда случайно забрели после смены. В помещении царила полумгла, а единственный луч света, пробивающийся сквозь узкое окно, делал пыль в воздухе почти золотой.

Гарри молчал. Он просто смотрел перед собой. Гермиона вдруг сказала, тихо, почти себе:

— «Ты знаешь… я всю жизнь думала, что счастье — это громко. Радость, смех, победа. А оказалось — нет. Оно... шепчет. Иногда просто дышит рядом. Иногда молчит, как ты сейчас. Но ты здесь. И этого достаточно».

Он повернулся к ней, и в его глазах не было ни тени сомнения. Только тепло. Только то, что хранилось в нём, может быть, с шестнадцати лет, но не осознавалось. Он взял её руку.

— «Я всегда был рядом, Гермиона. Просто ты думала, что ищешь что-то другое».

Она чуть улыбнулась. Наконец позволила себе. Не громко, не победно. Просто спокойно. Как человек, который перестал бороться со своим сердцем.

Тишину нарушил едва слышный треск. Магическое зеркало на стене мигнуло. Гермиона вздрогнула, Гарри напрягся. Пыль вокруг словно застыла в воздухе. На поверхности зеркала проступили слова, будто выгравированные не рукой, а чужой мыслью:

«Отдел Надзора. Срочно. Только вы двое. — П.»

— Перси, — произнесла Гермиона, и в голосе её не было удивления. Только тревога.

— Он не вызывает нас без причины. — Гарри уже встал, движение его было чётким и резким. Он снова стал аврором, не мужчиной, сидящим рядом с женщиной, которую любил. Теперь — снова солдатом.

Гермиона подошла к нему. Схватила его за руку. Её голос — шёпотом, но твёрдо:

— Что бы там ни было… мы в этом вместе. Даже если снова начнётся война. Даже если это Орден раскалывается.

Он взглянул на неё. Долго. И, вдруг, не сдержавшись, наклонился, почти отчаянно поцеловал её лоб.

— Я знаю, — сказал он. — Но я боюсь за тебя. Не за нас. За тебя, Миона.

Она усмехнулась, устало, по-взрослому:

— Поздно бояться. Мы выбрали друг друга. Теперь надо выбирать, кем быть в этой новой тени.

Они исчезли из комнаты, оставив за собой лишь лёгкий след тепла. А зеркало вновь стало пустым, холодным, как будто никогда и не передавало сообщений.

Коридоры Министерства были как вены живого организма — старые, пахнущие пылью и формалином, полные эха шагов тех, кто давно мёртв. Гарри шёл впереди, Гермиона рядом, чуть отставая. Не из страха, но из напряжения: внутреннего, плотного, как предгрозовое давление.

Они дошли до двери с незаметной серебряной гравировкой: Отдел Надзора. Дверь не открывалась обычным способом — она впускала лишь тех, кто уже однажды ступал туда, кто знал, что за ней нет места для ошибок.

Внутри было темно. Только у дальней стены, как алтарь, стоял большой письменный стол. За ним — Перси Уизли, постаревший, в очках, которые больше не скрывали суровости. Он поднял голову и сказал не приветствие, а приговор:

— Нам нужно поговорить. Без протокола. И без иллюзий.

Гарри и Гермиона молча сели.

— У нас есть предатель. Кто-то из бывших Орденовцев. И я почти уверен, что это Сьюзен Боунс. — Он перевёл взгляд на Гермиону. — Но мне нужны вы, потому что она близка к вам обоим. И вы способны поймать её. Не как авроры. Как те, кто знает, как пахнет предательство.

— Ты уверен? — спросил Гарри хрипло.

Перси медленно кивнул:

— Я слышал… шёпот. В стенах. Имена. Даты. Один из них — это Дирк Крессвелл. Он исчез. Либо мёртв. Либо продан.

Гермиона побледнела. Её голос был почти неслышным:

— Он спас меня однажды. Он бы не предал. Он…

— Бы — ключевое слово, — незамедлительно перебил Перси. — А вы — единственные, кому я могу доверить эту миссию.

Молчание. Напряжённое, горькое, но настоящее.

— Мы возьмём это дело, — тихо сказал Гарри, быстро хватая жену за локоть.

— Только теперь, — добавила Гермиона, указывая указательным пальцем, — между нами — не закон, а совесть. И если совесть не выдержит — мы никому не обязаны объяснять, кого пощадили.

Перси кивнул.

— Тогда начнём охоту.

Коридоры Министерства были пусты, но ощущение чужого взгляда преследовало их от самого Отдела Надзора. Гарри и Гермиона шли молча, кожаные мантии шуршали в унисон с приглушёнными шагами.

— Ты почувствовала это? — наконец прошептала она.

Гарри кивнул.

— Кто-то активировал «Глаз Амбруса». За нами следят. Не Министерство. Кто-то внутри.

Они свернули в боковой коридор. Здесь пахло плесенью и магией — старой, грубой, почти неуправляемой. У одной из дверей Гарри достал палочку, провёл по косяку.

— Aperietur obscura.

Мгновение — и скрытая дверь растворилась в тишине.

Комната за ней была небольшой, с одним окном, наглухо занавешенным серой тканью. На полу — разбитая колба с остатками зелья, которое не варят легально. У стены — что-то похожее на ритуальный круг. Но самое главное — письмо.

На нём была капля засохшей крови. Подпись — Д.К.

Гермиона медленно подняла его, взгляд её был холоден, а конечности рук и ног стали ледяными.

«Если ты читаешь это, значит, я всё ещё жив. Или уже мёртв — неважно. У нас крот в Министерстве. Не доверяй Боунс..»

Гермиона верила Дирку, так как знала его самых первых дней на работе в министерстве.

После падения Волдеморта часть авроров работала в "серых зонах" — вне Министерства. Дирк и Гермиона провели несколько месяцев вместе, спасая магглорожденных от оставшихся радикалов. Он стал её опорой в то время, когда Гарри был эмоционально недоступен.

Гермиона замечала, как порой его тусклые, светлые оттенком зелёные глаза, смотрели на неё не как на "героиню войны", а как на уставшую, измученную, живую девушку, ставшей женщиной слишком рано.

Однажды он спас её, ранив себя в дуэли с бывшим Пожирателем Малфоем. И эта жертва оставила след, даже если она никогда не говорила ему "люблю".

Подземный коридор Министерства был наполнен гулкой тишиной. Капли конденсата падали с потолка, рассыпаясь по серым плитам. В этом месте воздух пах не только камнем и магией — он хранил в себе шёпот дел, о которых никто не должен был знать.

Гермиона шла вперёд, кутаясь в тёмный плащ. Шаги Гарри звучали позади, тяжёлые и решительные. Они не говорили. Слова — теперь это была роскошь.

В архивном зале Управления Засекреченных Действий их ожидал старый сейф. Гермиона провела палочкой по защите, и защёлки отозвались скрежетом, как будто сопротивляясь правде, которую вот-вот выпустят наружу.

— Здесь файл Сьюзен Боунс, — тихо сказала она. — Последние записи не совпадают с официальными.

— Я знал её... не слишком близко, — отозвался Гарри. — Но в Ордене она держалась честно.

Гермиона молча подала ему тонкую папку. Внутри — отчёты, выдержки из показаний, а главное — её частная переписка с неким Д. К.

— Это Дирк, — прошептала она. — Он знал. Может быть, и раньше меня...

— Ты ему верила? — голос Гарри был резким.

Гермиона опустила взгляд. Длинные тени от ламп играли на её лице, делая его более взрослым, измученным. Не той девочки из библиотеки. Не той, кто боялась сломать правило.

— Верила, — сказала она, не поднимая глаз. — Иногда не меньше, чем тебе.

Гарри хотел что-то сказать, но замолчал. Он видел: она не оправдывается. Она признаёт. А он — ищет в себе злость и не находит. Только усталость. И чёткое ощущение, что все они — пепел на следах давно прошедшей битвы, которую наивно считали последней.

— Мы с тобой оба носим обеты, — сказал он, не глядя на неё. — Но ты всё ещё думаешь, что обязана всем, кроме себя.

Гермиона чуть заметно дрогнула.

— А ты думаешь, что можешь не думать о чувствах, пока мир снова рушится?

Он резко шагнул ближе, тень от его плаща поглотила её силуэт.

— Я думаю, что если мы не начнём говорить честно, то в следующий раз просто не выберемся.

Молчание. Она смотрела в его глаза. Те самые зелёные, в которых всегда было что-то далёкое. Но сейчас — темнее. Осознаннее. Почти опасное.

— Тогда начнём с правды, — прошептала она. — Я не боюсь смерти. Но боюсь жить среди тех, кому доверяла... и кто всё равно предал.

Он кивнул.

— И я боюсь быть одним из них.

Далеко в коридоре хлопнула дверь. Кто-то приближался.

Гарри схватил файл и сжал его под плащом. Гермиона обернулась на звук, уже доставая палочку.

— Не здесь, — сказал он. — Надо уходить.

Но она знала — они уже зашли слишком далеко.