Мира и Матвей (гет)

Со Светой так и не удалось нормально поговорить. Мира сделала несколько попыток, но все они словно натыкались на глухую стену. В конце концов Мира решила больше не навязываться и оставить её в покое. Возможно, Матвей был прав, и нужно было подождать, прежде чем Света захочет её выслушать.

С Лёшей же дела обстояли намного лучше. Хотя он и стал её официальным парнем, отношения их мало изменились. Они всё так же общались и гуляли в компании друзей. Единственным новшеством стало то, что теперь они целовались и зажимались при всяком удобном случае. С ним она чувствовала себя легко и комфортно, кроме того у Лёши обнаружилось ещё одно замечательное качество: ему была абсолютно чужда романтика. Это играло на руку, Мира не представляла себе, как бы она повела, начни он дарить ей цветы или признаваться в чувствах.

— На вас посмотришь, так вы больше похожи на двух друганов, чем на пару влюблённых, — заметила как-то Маринка, когда они сидели на лавочке, наблюдая, как парни соревнуются в подтягивании на турниках.

— Так и есть, — ответила Мира, воруя сухарик из её пачки, — я терпеть не могу всю эту слащавую муть. Лёша, слава богу, тоже.

Она не врала. Лёша нравился ей, они отлично проводили время вместе, но рядом с ним у неё не заходилось от волнения сердце, не сбивалось дыхание, и даже пресловутые бабочки мирно дремали в животе в ожидании совсем другого человека. Миру такой расклад вполне устраивал. Глупо было бы думать, что она сможет влюбиться в кого-либо, пока не разберётся с чувствами к Матвею.

Ну а пока этого не случилось, Мира делала всё возможное, чтобы как можно меньше находиться дома. Мама была ожидаемо недовольна её частыми отсутствиями, но Мира привычно врала, что гуляет с Маринкой, а та, если возникала необходимость, без проблем прикрывала её.

Между тем они с Лёшей всё больше времени проводили вдвоём. Мира даже побывала у него в гостях, где он с гордостью продемонстрировал ей свою коллекцию кассет по «Звёздным войнам». На его полках также обнаружилась серия книг Гарри Гаррисона о «Крысе из нержавеющей стали», а позже по большому секрету Лёша признался, что пишет свою историю в жанре космооперы о приключениях его собственного героя — Джима Брайта, молодого капитана космического корабля, и его друга и напарника космоинженера Эдди Митчелла. Мира, которая до этого не представляла, что можно вот так просто писать свои истории, даже не будучи при этом настоящим писателем, заинтересовалась и попросила дать почитать.

Домой в тот вечер она возвращалась с шестью толстыми тетрадями, сплошь исписанных крупным корявым почерком («Это первая история из цикла. Она закончена» — сообщил ей Лёша, торжественно вручая своё сокровище, — «Дальше пока черновики и наброски, но если будет интересно…»).

Через неделю Мира вернула ему тетради.

— Я требую продолжения, — не терпящим возражений тоном сказала она.

Смущённый и вместе с тем довольный, Лёша почесал затылок и сказал:

— Я пишу уже, но у меня там должен появиться новый персонаж, и я хотел бы с тобой посоветоваться на этот счёт. В общем, я давно думаю добавить им в команду девчонку, а то чё они только вдвоём, это как-то, ну, не очень. Но у меня пока не особо получаются женские персонажи. Поможешь?

Мира с воодушевлением подхватила эту идею.

— Конечно! Пускай она будет… их новым штурманом-навигатором со сверхспособностями.

— Интересно. А дальше?

— Её будут звать Кэролайн и у неё будет своя страшная тайна…

Статус идейного соавтора Мире очень понравился — писать её не тянуло, но вот фантазировать на пару с Лёшей о сюжете, обсуждать героев и устраивать совместный мозговой штурм — это она могла сколько влезет. Случалось, она часами могла висеть с Лёшей на телефоне, обсуждая его историю. Мама проходила мимо, бросая на неё подозрительные взгляды, но не вмешивалась. Как-то раз после очередного затянувшегося разговора мама поинтересовалась:

— С кем ты болтала столько?

— С Лёшей, — призналась Мира. Врать не было смысла, его имя наверняка мелькало в разговоре.

— Твой одноклассник?

— Нет, Маринкин сосед. Он из другой школы.

Тут мама учинила ей мини-допрос, очень похожий на тот, который ей устроил когда-то Матвей, однако Мира не прокололась. Она уверенно называла Лёшу «своим приятелем, которому она помогает с написанием книги». Сложно было понять, поверила ей мама или нет, но допытываться больше не стала, только предложила «как-нибудь позвать к ним в гости её приятеля».

Судя по всему, Матвей ей не проболтался, и это Миру устраивало. Не то, что бы она собиралась делать из Лёши тайну за семью печатями, но лишний раз накалять и без того непростую обстановку в доме не хотелось. Их отношения с мамой балансировали по краю, то и дело норовя сорваться в пропасть взаимных упрёков и недовольства. На днях мама обнаружила в кармане Мириной куртки пачку сигарет и устроила ей такой разнос… Тогда обе наговорили всякого. В какой-то момент мама в сердцах воскликнула:

— Да что с тобой происходит?! В кого ты такая пошла?

На что Мира, не растерявшись, выпалила:

— Без понятия! Может, я вообще приёмная?

Мама посмотрела на неё, как на дурочку, и безапелляционно и резко, как секатором обрубая хилые ростки надежды, заявила:

— Ерунды не неси, я тебя рожала. А этой гадости, — она потрясла смятой пачкой сигарет в руке, — чтоб я больше у тебя не видела.

Что же, она должна была попытаться, думала позже Мира. Горчащий привкус разочарования, как от раскушенной случайно яблочной косточки, долго не оставлял её.

Стоило признать, что шансы были малы. Нет, чушь. Они были нежизнеспособны, и она это заранее знала, но всё-таки в какой-то миг подумала: а вдруг? Всякое ведь бывает. Телепередачи и бабушкины сериалы наперебой вещали о семейных тайнах, скандалах, усыновлённых детях. Сложно было не польститься на такую заманчивую мысль. Но потом Мира вспомнила, сколько раз в детстве взрослые отмечали их с Матвеем схожесть, ещё больше — находили черты, общие с каждым из родителей.

Ей нужно раз и навсегда смириться и принять их родственные узы. В конце концов, разве не она всегда с гордостью заявляла, что Матвей — её брат? Так почему сейчас это должно измениться?

* * *

После их ссоры и последующего примирения отношения с Матвеем, казалось, снова вернулись в норму. Он больше не высказывал открыто своего недовольства, хотя Мира видела, что он по-прежнему не одобряет присутствие Лёши в её жизни. На знакомстве родителей с ним Матвей не настаивал, но старался исподволь выведать о нём как можно больше подробностей. Мира охотно ими делилась, потому что замечала — по случайным ремаркам, по мимике и проскакивавшему холодку в его голосе, — что Матвей ревнует. Она не обманывалась на этот счёт, понимала, что его ревность — братская, но тем не менее с большим удовольствием подбрасывала дровишки в разгорающийся костёр.

Легко было, как бы невзначай, упомянуть Лёшу в случайном разговоре и наблюдать, как Матвей пытается сдерживать раздражение. Кого-то постороннего, может, и обмануло бы его напускное спокойствие, но не Миру, которая за все годы, прожитые бок о бок, успела изучить его вдоль и поперёк. Его настроение она чувствовала не хуже своего собственного.

То, что Матвей ещё заочно невзлюбил её парня, Мира поняла сразу, и даже их знакомство не улучшило ситуацию.

Познакомились они случайно. В тот день родители должны было вернуться домой поздно, а у Матвея были дополнительные по алгебре, поэтому Мира без зазрения совести пригласила Лёшу к себе показать рисунки и порубиться вместе в приставку. Матвей по какой-то причине вернулся раньше и, заглянув к Мире, «удачно» застал их сидящих чуть ли не в обнимку на кровати, увлечённо обсуждающих очередной сюжетный поворот в Лёшиной истории.

Знакомство тогда прошло ровно. Более подходящего слова Мира подобрать не могла. Матвей был вежливым, даже проявлял дружелюбие, которое, однако, показалось Мире поверхностным и не особенно искренним. Его взгляд то и дело падал то на их с Лёшей соприкасающиеся плечи, то на его руку покоящуюся на её колене.

Матвей никак не возражал, но Мире пришло в голову, что он с огромным желанием рассадил бы их с Лёшей на расстоянии метра друг от друга, а то и вовсе удалил бы его за пределы их квартиры. Это открытие вызвало у Миры нечто похожее на чувство мстительного удовлетворения. Она вспомнила, как сама, бессильно злясь, наблюдала за их с Алёной воркованием. 1:1, подумала Мира, улыбаясь про себя.

Впрочем, сказать, что Алёна в последнее время слишком сильно мозолила ей глаза, значило бы соврать. Вероятно, это объяснялось тем, что сама Мира большую часть времени проводила вне дома, но всё же в какой-то момент она спохватилась и попыталась вспомнить, когда видела Алёну в последний раз. Получалось, что зимой — больше месяца назад. Она, стараясь сильно не тешить себя надеждой, поинтересовалась у Матвея, почему так. И получила ответ: экзамены, выпускной класс, оба заняты подготовкой к поступлению.

Что же, это могло быть правдой. Матвей и раньше уделял много времени учёбе, но с приходом весны, казалось, решил окончательно зарыться в учебники и конспекты. День его обычно проходил таким образом: школа, после — дополнительные занятия с репетиторами. Возвращение домой под вечер тоже не сулило отдыха — Матвея заступал на очередной круг подготовки к экзаменам. Даже в выходные он почти не давал себе поблажек. Мира была убеждена: долго жить в таком режиме и не свихнуться — невозможно для человека. Даже для такого умного и старательного, как её брат.

— Ставлю червонец на то, что если бы завтра тебя отправили на экзамены, ты сдал бы всё на отлично. — Матвей, как обычно, сидел за письменным столом, решая пугающего вида тригонометрическое уравнение, и никак не отреагировал на Мирину подначку. Не дождавшись от него реакции, она добавила: — Серьёзно, притормози. Ты и так умный, но если будешь продолжать в том же духе, поймаешь нервный срыв.

— Ничего я не умный, — в усталом-раздражении ответил Матвей, отрывая наконец взгляд от тетради. — Или ты думаешь, всё это так просто даётся без подготовки? Как по щелчку пальцев?

— Я думаю, что ты должен устраивать себе полноценный отдых, если не хочешь загреметь в больницу.

Он только поморщился от её слов.

— Всё нормально. Вступительные экзамены это вообще очень серьёзно. Я не могу провалиться.

— Ты и не провалишься! Но даже если вдруг каким-то непостижимым образом не пройдёшь сразу на бюджет, я уверена, что мама с папой без проблем оплатят тебе учёбу.

Матвей посмотрел на неё так, словно она выдала несусветную глупость вроде: «Если провалишься, то всё равно сможешь построить отличную карьеру таксиста».

— Они не того от меня ждут.

Беспокойство за брата снова кольнуло её где-то в районе рёбер. Иногда Мире казалось, что груз родительских ожиданий, который Матвей добровольно взвалил себе на плечи, давит и не даёт ему свободно вздохнуть. Но как помочь ему?

— Лёша вот вообще не парится по поводу экзаменов. Говорит, если не поступит, то годик поработает, и будет поступать в следующем.

Матвей криво усмехнулся, даже не удостоив её взглядом.

— Типичный самообман.

Мира и не думала обижаться на брата за несвойственную ему резкость, справедливо назначив виновницей всех бед учебную нагрузку. Нет, она здесь не затем, чтобы обвинять. И если уж не может втолковать ему, как важно соблюдать баланс отдыха и работы, то хотя бы найдёт способ ненадолго его отвлечь.

— Ну хоть чай со мной можешь десять минут попить? — использовала она свой самый умоляющий голос. — Мне скучно одной.

Впервые за вечер губы Матвея тронула лёгкая, почти незаметная глазу улыбка. Вероятнее всего он просто устал от Мириной болтовни над ухом, потому что наконец решился уступить ей.

— Ну хорошо. Десять минут можно.

— Отлично! — воскликнула Мира, мигом поднимаясь на ноги и хватая Матвея за руку, пока тот не передумал. — Пошли, поможешь мне.

На кухне чай и мамины чудесные рогалики с вареньем сделали своё дело: десять минут незаметно перетекли в полчаса. Мира увлечённо рассказывала, как прошел её день, вспоминала все самые смешные и нелепые выходки её одноклассников и внутренне ликовала всякий раз когда удавалось добиться от Матвея смеха или шутливого замечания.

И хотя позже он спохватился и, извинившись, отправился в свою комнату добивать уравнения, Мира всё равно считала свою миссию на сегодня выполненной.

* * *

Март и апрель вихрем пронеслись мимо, окончательно стерев последние напоминания о недавней зиме. За ними пришёл долгожданный май, улицы и парки зазеленели, а погода была так хороша, что, по мнению Миры, проводить эти дни в четырёх стенах — значило совершать тяжкое преступление.

Не все бы с ней согласились. Матвей, казалось, и не замечал царящей вокруг весенней беззаботности. Для него подходящий к концу учебный год означал лишь приближение даты выпускных экзаменов и ещё более напряжённых — вступительных, а значит, веский повод, чтобы с головой нырнуть в подготовку.

Субботним утром Мира вошла к нему в комнату и обнаружила брата там, где и ожидала — ссутулившимся за письменным столом над очередным конспектом.

— Как дела? — она легко стукнула его ребром ладони по плечу, плюхаясь на кровать.

— Нормально, — не поднимая головы, ответил Матвей. Он водил пальцем по учебнику и одновременно записывал что-то в раскрытую тетрадь.

— Знаешь, там на улице…

— Отличная погода, — закончил за неё Матвей. Он сделал ещё несколько записей, а потом, к изумлению Миры, захлопнул тетрадь. — Ты это хотела сказать?

— А… да, — кивнула она. Вся заготовленная на этот случай речь, вылетела из головы.

— Я как раз думал сделать выходной. — Он повернулся к Мире, на лице его играла лёгкая улыбка. — Ты хотела что-то предложить?

— Поехали в центр! — Радость в ней взметнулась подобно фейерверку, и так же быстро, как искры фейерверка, погасла, растворившись в воздухе. — Ты и Алёну хочешь позвать?

Должно быть, она не сумела совладать с лицом, и Матвей прочёл всю ярко выраженную досаду, которая охватила её в тот момент.

— Нет, я думал, что мы вдвоём можем куда-то сходить. У тебя не было планов на сегодня?

— Нет, никаких, — быстро сказала Мира, — ты пока собирайся, а я сейчас.

Планы были. Они с Лёшей собирались пойти в кино — шёл последний день премьеры Гарри Поттера. Но это всё ерунда. Фильм она и на видике сможет посмотреть, а с Лёшей они и так гуляют каждые выходные. Не убудет. Она позвонит ему и всё отменит, главное, успеть застать его дома.

Лёша отнёсся с пониманием к отмене договорённости и туманным причинам, почему она не сможет прийти. Открыто врать, что заболела или что их в срочном порядке отправили на выходные к бабушке, она не хотела, поэтому ограничилась отговоркой о неожиданных семейных планах, не покривив, собственно, душой. Даже удалось уговорить Лёшу пойти на фильм с кем-то из приятелей («Нет-нет, я точно не обижусь, не вздумай из-за меня пропускать!»)

Матвей ждал её в прихожей, одетый в светлую футболку-поло и джинсы. Он обернулся на звук шагов и, улыбаясь, спросил:

— Готова?

Сердце вспорхнуло ввысь радостной птицей и опустилось в грудную клетку, забившись там быстро-быстро.

— Да.

В тот день они успели покататься на аттракционах в парке Горького, пострелять в тире, покормить уток на набережной и съесть в кафе по пирожному с молочным коктейлем. Всё это они делали и раньше, но в этот раз Мира осознанно ловила каждое их мгновение.

Матвей охотно соглашался на любую взбредшую ей в голову идею, и Мира тянула его за руку от одного развлечения к другому, чувствуя себя принцессой, каждый каприз которой с готовностью выполняется. Матвей, казалось, получал не меньшее удовольствие от их прогулки. Он вообще был таким лёгким и свободным, временно забывшим про экзамены и прочее, что им нельзя было не любоваться. И Мира делала это тайком всякий раз, когда выпадала возможность.

А ещё она впервые за долгое время ощутила насколько это может быть прекрасным — любить его. Когда не стыдишь себя, не запираешь чувство на замок, а просто позволяешь ему… быть, оно не приносит боли.

Желто-красный трамвай, постукивая колёсами, вёз их домой. За окном на город опускались серебристые сумерки. Мирина голова лежала на плече Матвея, а рука — в его руке. Сквозь полудрёму она ощущала, как брат осторожно гладит костяшки её пальцев.

Вот бы эта поездка не кончалась как можно дольше.

* * *

— Ну поглядите на него — каков красавец! — Мама крутилась вокруг Матвея, поправляя и без того идеально сидящий на нем пиджак. — Хоть завтра женить можно.

Матвей демонстративно закатил глаза за её спиной, Мира усмехнулась ему в ответ. Шутка матери ей не понравилась, но в одном она была горячо согласна: Матвей действительно был чудо как хорош в своём тёмно-синем костюме на выпускной. Настолько хорош, что его хотелось спрятать от посторонних глаз, чтобы никто не вздумал умыкнуть.

Сидя на кровати и наблюдая за мамиными махинациями, Мира расправила края своей юбки — мама не разрешила выбрать наряд на свой вкус. «Ну уж нет, оставь свои футболки с черепами и рваные джинсы для улицы. В школу, будь добра, одеться приличнее. Иначе останешься дома». Пришлось покориться, но Мира всё равно дулась на маму: и за это, и за то, что не разрешила пойти с Матвеем в ресторан, который выпускники арендовали по случаю празднования. Никакие аргументы, что Мира-то уже взрослая и в следующем году сама пойдёт на такой же выпускной, на маму не действовали. «Вот выпустишься из школы, тогда и пойдёшь. А пока нечего тем там делать». Мама попросту не понимала: когда ещё у Миры выпадет возможность увидеть брата в нетипичной для него обстановке — алкоголь, танцы, веселье.

Со словами «Так, фотоаппарат бы не забыть» мама вышла из комнаты, оставив Миру и Матвея одних.

— Ну уж нет, моя свадьба, если и состоится, то максимум в виде тайной росписи в ЗАГСе, — прокомментировал Матвей мамины слова, когда та скрылась из виду.

Мира проглотила это отвратительное в отношении её брата слово «свадьба», и задала вопрос, который давно её не давал покоя:

— А Алёна будет на твоём выпускном?

— Алёна? — зачем-то переспросил он. — Нет, не будет.

— Почему? У вас они совпадают?

— Нет, не поэтому, — вздохнул Матвей. — Мы с ней расстались вообще-то.

Мира вытаращила глаза на брата, который в этот момент отошел к тумбочке взять наручные часы. Ей нужно было немедленно увериться в правдивости его слов, пока сердце не выскочило из груди.

— Ты ведь не шутишь?

— Стал бы я о таком шутить? — ответил Матвей, застёгивая часы на запястье.

— Когда?

— Дней шесть назад… Мира, не смотри так, я бы обязательно тебе рассказал, просто не до того немного было.

Мира задержала взгляд на его правой руке: и дурацкий браслет исчез. Как она не заметила этого раньше?

— Всё нормально? — с тревогой спросила она. Завершение первых отношений, которые к тому же длились так долго, наверняка, не может пройти безболезненно. Она опасалась увидеть на лице брата следы грусти или обиды, но тот выглядел спокойным. Не отстранённо-равнодушным, а таким, как будто у него всё в порядке.

— Да, всё нормально, — подтвердил Матвей и спустя небольшую паузу добавил: — На самом деле к этому и шло. Алёна хотела поступать в Киев. Меня говаривала тоже подавать туда документы, но я давно решил, что буду учиться здесь. Наш город ничем не хуже, и университеты здесь тоже хорошие. В общем, мы не пришли к согласию, и в итоге решили, что лучше будет разойтись.

«Даже не стали ждать осени», — отметила про себя Мира, — «Значит, не такая уж и любовь была».

Она сидела, опустив взгляд на свои колени. Новость была слишком грандиозной, чтобы можно было уложить её в сознании вот так сразу. Значит, вот как всё разрешилось. Алёна исчезла из их жизни так же внезапно, как и появилась в ней. Всё потому что она — посторонняя. Чужая. И только Мира — константа. Сестра. Никакая глупость, вроде учёбы в разных городах, не сможет разорвать их связь.

От переизбытка чувств Мира рывком поднялась на ноги и, в пару шагов оказавшись рядом с Матвеем, крепко обняла его за шею.

— Я люблю тебя, — шепнула она брату на ухо, прижимаясь к нему всем телом.

Матвей, видимо, не ожидавший такой яркой экспрессии, опешил, но всё-таки осторожно обнял её в ответ.

— Я тоже тебя… Эй, Мир, ты чего? Я же сказал, что всё нормально.

Должно быть, он принял её импульсивный порыв за попытку поддержать и утешить. Мира не стала его разубеждать, только теснее прижалась, уткнувшись лицом в изгиб шеи. Кровь шумела в висках, все мысли улетучились. Мира сама не знала, что могла бы сделать в следующую секунду.

Позади раздался щелчок. Пришлось выпустить брата из объятий и обернуться.

Мама стояла с фотоаппаратом в руках и растроганно улыбалась.

— На память. Какие у меня красивые дети, — сказала она, пряча фотоаппарат в висевшую на плече сумку. — Так, пора выдвигаться, а то опоздаем.

* * *

Её выходку можно было бы расценить, как чересчур дерзкую, но, без сомнения, целиком и полностью оправданную. Если уж она не может присутствовать в ресторане и воочию наблюдать за тем, как Матвей празднует свой собственный выпускной, тогда она ни в коем случае не должна пропустить его возвращение. Ей просто интересно, каким он вернётся. Имеет полное право увидеть это. И лучший наблюдательный пункт — комната брата.

Так она убеждала себя, перебирая пижамы в своём комоде: эта чересчур жаркая, эта слишком детская, из этой она давно выросла. Выбор упал на летний вариант — короткие шорты из лёгкого хлопка и майку на тонких бретельках. Переодевшись и распустив волосы, Мира покрутилась перед зеркалом.

«Я выгляжу соблазнительно?» — невольно подумалось ей. Мира тут же помотала головой, испугавшись своих мыслей. «Нет-нет, я же не затем туда иду. В детстве мы постоянно спали вместе. Это… это будет нормально выглядеть».

Но её уже сковали робость и удушающий стыд. Мира дрожала перед зеркалом, во все глаза глядя на своё испуганное отражение. Она, правда, сделает это? Ещё не поздно передумать и отказаться. Мира отругала себя за малодушие: ну уж нет, она не отступит от задуманного. Её толкало вперёд что-то, что было сильнее страха, и это нечто жаждало новых ощущений, которые можно получить, только действуя, а не созерцая. Кивнув себе, Мира выскользнула из комнаты.

Спальня Матвея встретила её темнотой и тишиной. Не включая свет, Мира на цыпочках пересекла комнату и, подойдя к постели брата, не мешкая, забралась под одеяло.

Вот и всё, осталось только дождаться Матвея. Мира натянула до подбородка тонкое одеяло и, уткнувшись носом в подушку, несколько раз глубоко вдохнула — подушка пахла волосами Матвея. Его запах окутывал её, мешая связно мыслить, разгоняя сердце и учащая дыхание. Как же теперь уснуть в таком взбудораженном состоянии?

Мира попыталась отвлечься, представляя, чем сейчас может быть занят Матвей. И чем была бы занята она, будь в этот момент с ним. Воображение рисовало громкую музыку, шампанское, конкурсы и танцы, и постепенно под эти яркие образы ей удалось погрузиться в сон.

Проснулась она от тихого шороха и тут же распахнула глаза: в рассеянном утреннем свете в центре комнаты стоял её брат и переодевался. Некоторое время Мира завороженно наблюдала, как он расстёгивает пуговицы рубашки, как снимает её с себя и небрежно бросает на стул. Смутившись, она отвела взгляд. Во второй раз осмелилась посмотреть только, когда Матвей переоделся в пижамные шорты и футболку. Она приподнялась на локте и хриплым ото сна голосом сказала:

— С возвращением. Как потусил?

Матвей обернулся.

— Отлично. А ты что тут делаешь? — с лёгким любопытством спросил он.

— Хотела увидеть в каком состоянии ты вернёшься, — ответила она. — Но ты какой-то слишком трезвый. Аж скучно.

— Прости, что разочаровал, — усмехнулся Матвей. Он выглядел уставшим, но очевидно был в хорошем настроении.

— Расскажи, как прошел выпускной.

— Всё было классно, — широко зевнул Матвей. Он подошёл к краю своей кровати. — Давай я тебе завтра расскажу всё в подробностях. Точнее сегодня, но позже. Сейчас, прости, я вырубаюсь.

Он остановился и в ожидании глянул на Миру. Через пару секунд она сообразила, чего он от неё ждёт.

— Э, нет, я никуда не пойду, — запротестовала она, ложась обратно и укрываясь одеялом, — мне лень вставать, и вообще…

— Тогда двигайся, — сказал Матвей, подавив очередной зевок, — я хочу спать.

Сглотнув, Мира передвинулась на край кровати и легла на бок. Замерев, она ждала, пока Матвей переберётся через неё и устроится рядом. Позади скрипнули и прогнулись пружины матраса, а в следующий миг Мира судорожно вздохнула: рука брата легла ей на живот и притянула вплотную к себе. Матвей уткнулся лицом ей в волосы, глубоко вздохнул и, кажется, тотчас провалился в глубокий сон.

У самой же Миры остатки сонливости смело подчистую. Она лежала с широко распахнутыми глазами, боясь пошевелиться. Шквал в одночасье обрушившихся ощущений ошарашил своей интенсивностью. Мире казалось, она угодила в ловушку, в которую сама же с упорством охотника себя загоняла. Тёплое дыхание Матвея щекотало шею, пуская по затылку нестройные ряды мурашек, а в животе, прямо под его ладонью, разбухал огненный шар. Стараясь дышать размеренно и ровно, она осторожно накрыла его руку своей, сильнее прижимая к себе. Остатки рассудка благополучно покидали её.

Как же это было не похоже на их совместный сон в детстве. Тогда, засыпая с ним в обнимку, она чувствовала безопасность, тепло и умиротворение, сейчас же её мучала незнакомая ей жажда. Хотелось повернуться к брату лицом и самой прикоснуться к нему, запустить пальцы в волосы. Очень живо её воображение рисовало, как она осыпает его лицо и шею десятками поцелуев, и как он отвечает, пока его руки забираются ей под майку…

Фантазия оборвалась, как лопнувшая от натяжения струна. Мира вынырнула в реальность, осознавая их положение. Что же она творит, чёртова извращенка? Пока её брат мирно спит, ни слухом ни духом, она представляет себе… всякое. Он явно не соглашался на то, чтобы его использовали, как объект для фантазий, пока он просто обнимает её. Как же гадко с её стороны, боже…

«Но я ведь ничего не делаю!» — в отчаянии попыталась оправдать себя Мира.

«Но думаешь, и этого достаточно», — вынесла себе же вердикт.

Сейчас вернее всего будет тихо встать и уйти. Это было бы честно и правильно. Но тело не желало повиноваться доводам рассудка — на него навалилась пьянящая слабость. «Мне ведь не обязательно уходить прямо сейчас», — подумала Мира, закрывая глаза, — «Ещё минутку. Я хочу почувствовать и запомнить, каково это».

Когда она снова открыла глаза, комнату заливал уже яркий солнечный свет. Хватило пары секунд, чтобы понять, что в кровати она лежит одна.

— Чёрт, который час? — Мира потянулась к стоящему на прикроватной тумбочке будильнику: часы показывали без двадцати девять.

На мгновение показалось, что всё случившееся ранним утром ей приснилось, а Матвей вовсе не возвращался, но затем она заметила брошенный на спинку стула костюм брата. Значит, всё-таки был.

Посетив ванную, она отправилась на его поиски. Нашелся он быстро — на кухне, сидящим за обеденным столом, в руках он держал большую чашку кофе с мультяшным Дональдом Даком.

— Ты чего так рано встал? — спросила Мира, подходя ближе. — Я думала, ты до обеда проспишь.

Матвей вздрогнул и обернулся на звук её голоса, а затем так же быстро уткнулся взглядом в чашку.

— Привычка, видимо, — отрывисто ответил он, не поднимая глаз.

Мира обошла его и села рядом на стул. Она внимательно вгляделась в брата: волосы его были влажные, как после душа, но вид у него был какой-то уставший, даже замученный. Её чутьё, чутко улавливающее тончайшие волны его настроения, сейчас сигнализировало о том, что что-то не так. Когда она видела его ранним утром, он был расслаблен и доволен, сейчас же Матвей почему-то казался напряженным и взвинченным. Что изменилось?

— Ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила она.

— Нормально. Не выспался просто.

На Миру он не смотрел. Всё его внимание было направлено на маленькое пятно на клеёнчатой скатерти, которое он пытался оттереть указательным пальцем.

— Ну так иди поспи.

— Сомневаюсь, что сейчас смогу уснуть, — пробормотал он.

— Ты не заболел? — Она потянулась к нему рукой, желая потрогать лоб, но Матвей дёрнулся, как от удара тока. На её удивлённый взгляд он ответил вымученной улыбкой.

— Всё нормально, правда. Голова просто болит. От недосыпа, наверное. — Он сделал глоток кофе, искоса взглянул на Миру и, откашлявшись, спросил: — А ты… ты почему не ушла к себе?

Мира вспыхнула. Сердце забилось быстрее, как если бы её поймали с поличным.

— А что нельзя что ли? — пошла она сразу в наступление. — Или, хочешь сказать, я тебе спать мешала, и ты потому не выспался?

— Нет, нет, что ты, — энергично замотал головой Матвей. В его глазах мелькнул испуг. — Я просто… а, не бери в голову…

Он замолчал, казалось, совершенно смешавшись, и Мира не могла понять, почему при этом у него такой виноватый вид.

Отчаянно желая переменить тему, она спросила:

— Так как прошел твой выпускной. Помнишь, ты обещал рассказать?

— Выпускной?.. Да… всё прошло хорошо, весело, — рассеянно ответил Матвей, словно что-то в мыслях мешало ему сосредоточиться. — Там нас фотограф на камеру снимал, на кассете потом всё увидишь. — Он поднялся на ноги. — Ты права, наверное, я всё-таки попробую ещё раз уснуть. — С этими словами он, захватив с собой чашку, вышел из кухни.

Мира озадаченно проводила его глазами вслед.