Тернистый путь к исцелению (гет)

Утро началось с солнечных зайчиков на полу комнаты Лили. Ариза, сидя на краю кровати, осторожно расчесывала каштановые пряди девочки, заплетая две аккуратные косички. Каждое движение расчески сопровождалось тихим поскрипыванием плетеного стула и шелестом волос. Воздух был наполнен той особой утренней тишиной, когда мир еще только просыпается, и запахом детского шампуня с оттенком ванили.

— Сестрёнка, — Лили задумчиво смотрела в окно, где за стеклом переливались капельки недавнего дождя, — когда мистер Снейп рядом, ты… другая.

Ариза замедлила движения расчески, как неожиданно участилось сердцебиение.

— Другая? — она сделала вид, что сосредоточена на плетении, но кончики ее ушей предательски порозовели.

— Ну… — девочка закусила губу, старательно подбирая слова. — Ты больше улыбаешься. Настоящей улыбкой. Не как на работе, когда улыбаешься только губами. И глаза у тебя светятся, когда ты на него смотришь, когда думаешь, что он не видит. — Лили повернула голову, мешая плетению, и ее теплые детские пальчики коснулись руки Аризы. — Ты выглядишь счастливой. Как в сказке!

Ариза почувствовала, как тепло разливается по щекам, поднимаясь к вискам. Она опустила расческу, обвила Лили руками сзади, прижав подбородок к макушке девочки. Запах детского шампуня смешался с тонким ароматом ее собственных волос — лавандой и чем-то неуловимо домашним.

— Сказка, да? — прошептала она, глядя в окно на солнечные блики. Она знала, что отрицать было глупо. Признать — страшно.

В этот момент дверь тихо приоткрылась, скрипнув настолько деликатно, будто сама боялась нарушить момент. На пороге стоял Северус Снейп. В руках он держал поднос, на котором дымились стопка золотистых панкейков, две маленькие пиалы с клубничным джемом (Лили любила именно клубничный) и три кружки ароматного чая с палочкой корицы в каждой. Он вошел, его движения были чуть скованными после недавних травм, но удивительно уверенными для человека, который еще совсем недавно с трудом поднимался с постели. Поставил поднос на маленький столик у окна, где солнечный свет заливал все теплым медовым сиянием.

Ариза замерла, расческа застряла в волосах Лили.

— Профессор? Это… Вы приготовили? — ее голос прозвучал выше обычного, выдавая изумление.

Снейп лишь слегка приподнял бровь, словно говоря: А что здесь такого? Однако Ариза заметила едва уловимое напряжение в его плечах, когда он ставил поднос, и как его пальцы на мгновение задержались на краю тарелки, проверяя, достаточно ли теплые панкейки. На его манжете, обычно безупречно чистой, виднелось крошечное пятнышко теста, и это крошечное несовершенство вдруг сделало его таким человечным, таким близким.

Он махнул рукой, приглашая к столу, стараясь сохранять привычную невозмутимость, но в уголках его губ таилась тень чего-то, похожего на смущение или даже… удовлетворение.

— Вау! Панкейки! — воскликнула Лили, забыв про косички и подбегая к столу с той непосредственностью, которая бывает только у детей. Она села и тут же, с детской прямотой, уставилась на Снейпа. — Мистер Снейп! А вы любите сестрёнку?

Воздух в комнате сгустился, наполнившись ожиданием. Ариза замерла в ожидании реакции, чувствуя, как ладони стали влажными. Снейп застыл на месте, его темные глаза метнули быстрый взгляд на Аризу, затем на Лили. И тут его лицо озарила хитрая, почти озорная мысль. Он прикоснулся пальцами к своей гортани, где все еще была едва заметная повязка, и покачал головой с преувеличенным сожалением: Ох, не могу говорить! Какая досада! Затем он развел руками в игривом жесте: Что вы от меня хотите? Я бессилен ответить! И, бросив на них обеих взгляд, полный лукавого торжества над ситуацией, развернулся и вышел из комнаты, нарочито размахивая рукой на прощанье.

Лили надула губки, скрестив руки на груди.

— Он хитрит! Он просто не хочет отвечать! — в ее голосе звучало возмущение, но глаза смеялись.

Ариза же рассмеялась. Искренне, громко, от души, чувствуя, как смех разливается теплой волной по всему телу, смывая напряжение.

— Да, солнышко, он определенно хитрит. Но панкейки-то настоящие! Давай есть, пока горячие.

Она не заметила, как в дверном проеме задержалась тень — Снейп стоял, прислонившись к косяку, и наблюдал, как солнечные лучи играют в ее волосах, а на губах его дрожала едва заметная улыбка.

* * *

Позже, в лаборатории, Ариза меняла Снейпу повязку. Рана на горле почти затянулась, остался лишь тонкий, розовый шрам. Она работала сосредоточенно, ее пальцы — легкие и точные. Снейп сидел неподвижно, его взгляд скользил по ее лицу, по ресницам, опущенным вниз, по сосредоточенно поджатым губам. Он чувствовал не только тепло ее рук, но и легкую дрожь в кончиках пальцев, когда они случайно касались его шеи ниже повязки. Она старалась этого не показывать, но он видел. Видел все — и как ее дыхание чуть участилось, и как зрачки расширились, когда их взгляды случайно встретились. Вспоминал ее смех утром, слова Лили… и свой собственный глупый побег.

— Готово, — прошептала Ариза, закрепляя последний пластырь, ее голос звучал чуть хрипло от напряжения. Она подняла глаза и встретилась с его взглядом. В его черных глазах было что-то настолько интенсивное, такое сосредоточенное внимание, что у нее перехватило дыхание. Он не отводил взгляд. Воздух между ними снова загустел, как вчера в пабе, но теперь без боли и гнева, а наполненный тихим, пульсирующим напряжением.

Она инстинктивно отступила на шаг.

— Мне… мне нужно идти готовить обед… — это прозвучало как слабая отговорка, и она знала это.

Но он был быстрее. Его рука — стремительная, несмотря на недавнюю слабость — сомкнулась на ее запястье. Не грубо, но твердо. Он потянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Он видел испуг и вопрос в ее глазах, но не дал ей опомниться. Он наклонился и поцеловал ее. Уже не робко, не случайно, как в хаосе лаборатории, и не с покаянием, как вчера на кухне после скандала. Этот поцелуй был осознанным. Требующим. Полным того чувства, которое он не смог назвать Лили утром.

Ариза замерла на мгновение, затем ответила. Сначала неуверенно, потом все глубже, отдаваясь волне. Ее руки поднялись и запутались в его волосах — они были удивительно мягкими, вопреки всем ожиданиям. Одна его рука все еще крепко держала ее запястье, а другая, словно по собственному инстинкту, скользнула вверх по ее руке, обхватив локоть и притягивая еще ближе, а затем легла плашмя между ее лопатками — жест одновременно властный и защищающий. Лаборатория, зелья, прошлое — все исчезло. Остались только губы, дыхание, тепло и стремительно бьющееся сердце.

Когда они наконец отстранились друг от друга, оба дышали неровно. Ариза была ярко-красной, ее губы слегка опухли от поцелуя.

— Я… Нужно приготовить обед… — пробормотала она, пытаясь прийти в себя.

Снейп не отпустил ее руку. Он посмотрел ей прямо в глаза, его взгляд был серьезным и решительным. Голос, тихий и хриплый от неиспользования, но удивительно четкий, вырвался наружу:

— Вместе.

Ариза удивленно моргнула, чувствуя, как от этого одного слова по спине пробежали мурашки.

— Вместе? Что?

Он кивнул в сторону двери, ведущей на кухню, и в его глазах появился редкий для него теплый огонек.

— Готовить. Вместе.

Прежде чем она успела опомниться, его большой палец медленно провел по ее нижней губе, стирая след их поцелуя. Жест был настолько интимным и неожиданным, что у нее снова перехватило дыхание.

* * *

Идея приготовить обед «вместе» оказалась катастрофически хаотичной, но невероятно веселой. Снейп, к удивлению Аризы, оказался педантичным и довольно умелым помощником, если не считать его склонности резать овощи с хирургической точностью, но слишком медленно. Ариза же, обычно методичная, под его пристальным, одобрительным (а иногда и критическим) взглядом стала чуть более небрежной.

Идея испечь печенье пришла спонтанно. Лили попросила, а Ариза, поймав на себе вопросительный взгляд Снейпа, кивнула: Почему бы и нет?

Муки было насыпано с избытком. Когда Ариза пыталась замесить тесто, облако белой пыли поднялось в воздух. Снейп, стоявший рядом, фыркнул. Ариза рассмеялась, увидев, как мука оседает на его черных волосах и бровях, делая его похожим на призрака. Не думая, она мазнула мучной рукой по кончику его носа.

Снейп замер. Его черные глаза сузились с игривой угрозой. Ариза захихикала и попятилась.

— Ой, прости! Нечаянно!

Но он уже наступал. В его руке была зажата щепотка муки. Ариза визгнула и попыталась увернуться, но кухня была тесной. Он загнал ее к столу, его руки легли ей на талию, не давая сбежать. Он испачкал мукой ее нос, затем щеку. Ариза смеялась, отбиваясь, ее руки тоже были в муке, и она пыталась ответить ему тем же.

Они смеялись, как дети, перепачканные с головы до ног, забыв про обед, про печенье, про все на свете. Ариза оказалась зажата между краем стола и его телом. Смех стих. Они стояли так близко, дыхание сплеталось. Мука на его ресницах, на ее щеке. В его глазах снова появилась та же глубокая, сосредоточенная нежность, что и в лаборатории. Он медленно наклонился. Его губы коснулись ее мукой припудренной щеки, затем уголка губ. Ариза закрыла глаза. Ее руки поднялись и обвили его шею. Поцелуй был уже не игривым, а медленным, глубоким, исследовательским. Полным того, что они оба боялись назвать, но уже не могли отрицать.

Тихий, сдержанный кашель раздался у двери. Они резко отстранились друг от друга. Лили стояла на пороге, пытаясь скрыть довольную улыбку за серьезной маской, но глаза ее лукаво блестели.

— Печенье… оно не пригорит? А то пахнет уже немножко…

Ариза и Северус одновременно обернулись к духовке, где действительно начинал ощущаться легкий аромат подгорающего теста. Разразилась новая суматоха, но теперь уже счастливая и общая. Ариза, выхватывая противень с чуть подрумяненными краями печений, вдруг почувствовала, как Снейп, проходя мимо с прихваткой для Лили, на мгновение коснулся ее спины. Не поцелуй, не объятие — просто плотное, быстрое прикосновение ладони между лопатками. Словно проверяя, что она здесь, что это реально. От этого простого жеста по ее спине пробежали мурашки, и она чуть не выронила противень. Снейп, отвлекая Лили и спасая печенье, поймал взгляд Аризы. В его глазах не было смущения. Было спокойное, глубокое понимание и обещание.

* * *

Идиллию нарушил стук в дверь. Вечерний, громкий, официальный — три четких удара, не оставляющих сомнений в серьезности визитера. Ариза, вытирая руки о фартук (все еще в пятнах муки), открыла. На пороге стоял Кингсли Шеклболт. Его лицо было серьезным, без обычной дружелюбной улыбки, а поза выдавала официальный визит, а не дружеские посиделки.

— Ариза. Можно войти? — его голос звучал не как просьба, а как констатация факта, и в нем слышались нотки того самого "министра магии", а не старого друга.

Она пропустила его в гостиную, чувствуя ледяную тяжесть в животе. Снейп, услышав голос министра, мгновенно исчез из кухни, уведя за собой Лили с той скоростью и тишиной, которые говорили о годах шпионажа. Он притаился в небольшой кладовке под лестницей, дверь которой была приоткрыта на щелочку с той скоростью и тишиной, которые говорили о годах шпионажа.

— Кингсли, что случилось? — спросила Ариза, стараясь звучать спокойно.

— Поступил сигнал, — Кингсли не стал ходить вокруг да около, его пальцы постукивали по рукояти палочки. — Сегодня днем. Незарегистрированная магия средней силы. Источник — ваш дом или ближайшие окрестности.

Ариза почувствовала, как кровь отливает от лица, оставляя лишь ледяное покалывание в кончиках пальцев.

— Незарегистрированная? Кингсли, ты знаешь, я работаю с артефактами, иногда тестирую защитные чары дома… — она начала слишком быстро, и сама услышала фальшь в своем голосе.

— Ариза, — он перебил ее, его взгляд стал мягче, но настойчивее, как будто он пытался что-то до нее донести без лишних слов. — Это не рядовой сигнал. После войны… закон есть закон. Каждый волшебник обязан был зарегистрировать свою магическую подпись в течение месяца. Для безопасности всех. Чтобы не было новых… сюрпризов. — Он сделал шаг ближе. — Я пришел как друг. Прежде чем это станет официальным запросом. Кто здесь был? Кто использовал магию?

— Никто! — Ариза ответила слишком резко, и тут же пожалела о своей резкости. — Я уже сказала — возможно, это были мои эксперименты. Или… или Лили, она иногда непроизвольно…

— Лили еще слишком мала, чтобы давать сигнал такой силы, — мягко, но неумолимо парировал Кингсли. Он смотрел на нее, и в его глазах была не только озабоченность министра, но и боль человека. — Ариза… почему ты отдаляешься? Почему не пускаешь меня? Я пытаюсь… я пытаюсь быть рядом. Помочь. Больше, чем друг.

Она отступила на шаг.

— Кингсли, я ценю твою дружбу, но сейчас не время…

— А когда будет время? — в его голосе прорвалась отчаянная нотка, и он сам, кажется, был удивлен этой вспышкой. — Я жду. Смотрю, как ты прячешься в этом доме, как отгораживаешься от всех… от меня. Я… — он глубоко вздохнул, и его плечи опустились под невидимой тяжестью. — Я не просто друг, Ариза. Ты должна это знать. Я…

БА-БАХ! ТРЯСЬ!

Грохот и звон разбитой посуды донеслись с кухни. Кингсли мгновенно прервался, его рука стремительно выхватила палочку — рефлекс, выработанный годами войны.

— Что это?! — он бросился к кухне, Ариза — за ним, сердце бешено колотилось где-то в горле.

На полу среди осколков фарфоровой тарелки стояла Лили. Лицо ее было бледным, губы дрожали, а из глаз катились крупные слезы — настоящий шедевр детской актерской игры. Она смотрела на Кингсли с преувеличенным ужасом.

— Я… я нечаянно! — всхлипнула она. — Хотела достать печенье… и стул… он поехал… и тарелка… — она указала на опрокинутый стул и разбитую посуду.

Кингсли опустил палочку, его осанка расслабилась, но в глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

— Ох, Лили… Ничего страшного. Главное, что ты не порезалась, — он потянулся было к ней, но девочка инстинктивно отпрянула к Аризе.

Но Ариза была в ярости. Не на Лили, а на Кингсли, на ситуацию, на весь этот несправедливый мир. Она резко шагнула к нему, и ее глаза горели зеленым огнем.

— Ты видишь?! Ты напугал ее до смерти! Ворвался сюда, с палочкой наготове! Из-за твоего дурацкого сигнала! — ее голос дрожал от гнева и страха за Снейпа, за их хрупкое счастье, которое могло рассыпаться в любой момент. — Пожалуйста, уйди. Сейчас. Прежде чем ты доведешь ребенка до истерики!

Кингсли посмотрел на плачущую Лили, на разгневанную Аризу. Боль и разочарование смешались на его лице. Он кивнул, коротко и резко.

— Хорошо. Я уйду. Но, Ариза… подумай. О сигнале. И… о том, что я сказал. — Он развернулся и вышел, хлопнув дверью с той сдержанной силой, которая говорила больше, чем крик.

Как только дверь закрылась, Лили мгновенно перестала плакать. Она вытерла слезы рукавом и хихикнула.

— Сработало? — в ее глазах светилась гордость за исполненную миссию.

Из кладовки вышел Снейп. Его лицо было мрачнее тучи. Он видел, как Кингсли стоял близко к Аризе. Слышал его слова: Я не просто друг… Чувствовал его отчаянную надежду. Ревность, острая и незнакомая, горела в его груди кислотой, оставляя после себя горький привкус. Он кивнул Лили: Сработало. Молодец. — но в этом жесте не было радости, только тяжелое понимание нависшей угрозы.

Ариза, все еще дрожа, подошла к нему.

— Профессор… Вы слышали?

Он кивнул, не глядя на нее. Его взгляд был устремлен в окно, в темноту, где скрылся Кингсли, но видел он, кажется, гораздо дальше — возможное будущее, в котором не было места для него здесь.

— Этот закон… он серьезный. Они будут проверять. Вам нельзя использовать магию. Совсем. Никакую. Пока… пока Вы не решите зарегистрироваться. — Она произнесла это с трудом, зная, что он подумает.

Снейп резко повернулся к ней. Его глаза горели не только яростью на закон и Кингсли, но и… страхом. Глубоким, животным страхом, который он, казалось, пытался испепелить силой собственного взгляда. Он снова прикоснулся к горлу, затем к уху, жестом показывая, что слышал разговор. Он достал блокнот и перо (теперь они всегда были при нем) и написал резко, размашисто, так что перо чуть не прорвало бумагу:

— «Зарегистрироваться = всем знать, что я жив. = прийти в Министерство Магии. = вопросы. = внимание. = не смогу остаться здесь.»

Он ткнул пером в последнюю фразу: «Не смогу остаться здесь.» Затем посмотрел на Аризу. В его глазах бушевал ураган — ярость, страх, и что-то еще, отчаянное и беззащитное, что он ненавидел в себе больше всего.

Ариза поняла.

— Вы… Вы боитесь, что если все узнают, Вам придется уйти? Отсюда? От… нас?

Он кивнул. Медленно, тяжело, словно голова была отлита из свинца. Потом схватил перо снова, пальцы сжимали его так, что костяшки побелели. Буквы выводились с нажимом, дрожали не от слабости, а от сдерживаемой бури внутри:

— «Не хотел говорить. Боялся… что если смогу говорить… ты решишь, что я здоров. Что мое время здесь истекло. Что я должен уйти.»

Он швырнул перо на стол. Оно отскочило и покатилось по полу. Снейп не двинулся, чтобы поднять его. Он стоял, отвернувшись к окну, спиной к Аризе и Лили. Его плечи были неестественно прямыми, напряженными до дрожи. Он дышал глухо, с усилием, как человек, сдерживающий рвоту или крик. Весь его вид кричал о внутренней агонии, но не было ни слез, ни сломленности. Была ярость, направленная внутрь, и ледяной ужас перед потерей. Тишина в комнате стала гнетущей, звенящей. Он стоял перед ней, Северус Снейп, бывший Пожиратель, шпион, Мастер Зелий, беспомощный перед перспективой потерять единственное место, где его не просто терпели, а где он, возможно, был нужен. Где его, возможно, любили.

Ариза подошла к нему медленно, осторожно, как к раненому зверю. Она не решалась прикоснуться сразу.

— Профессор… Северус… — ее голос был тише шепота.

Он резко обернулся. Его лицо было маской из мрака и горькой усмешки, но в глазах, в этих черных глубинах, Ариза прочла невыносимую боль и тот самый, немой вопрос: И что теперь? Прикажешь уходить?

— Дурак, — прошептала она, и в этом слове не было упрека, только бесконечная нежность и понимание. — Гордый, упрямый дурак.

Она подняла руку, медленно, давая ему время отстраниться. Он не отстранился. Он замер, следя за ее движением, словно за чарами, которые могли либо исцелить, либо уничтожить его. Ее пальцы коснулись его щеки, смахнули невидимую пылинку, или, может быть, воображаемую слезу, которой никогда не было бы позволено упасть.

— Ты думаешь, этот дом, это убежище… оно дано тебе только до тех пор, пока ты в нем или ранен?

Он не ответил. Не мог. Но его взгляд впился в нее, полный немого вопроса и… надежды, которую он отчаянно пытался задавить.

— Этот дом, — Ариза говорила тихо, но каждое слово падало ясно, как камень, — стал твоим домом, Северус. Не потому, что ты не можешь говорить. Не потому, что тебе некуда идти. А потому, что ты здесь нужен. Мне. Лили. — Она сделала крошечный шаг ближе. — Ты думаешь, я позволю какому-то идиотскому закону или… или чьим-то чувствам… — она чуть помедлила, намекая на Кингсли, — …забрать это у нас? У тебя?

Она увидела, как что-то дрогнуло в его каменном выражении. Как сжатые челюсти чуть ослабли. Как взгляд, полный ярости и страха, на миг сменился чем-то хрупким, почти неверующим.

Тогда она притянула его лицо к себе и поцеловала. Нежно. Уверенно. Обещая. Поцелуй был не соленым от слез, а горьковатым от его немой ярости и сладким от ее решимости. Он не ответил сразу, его тело оставалось напряженным, словно высеченным из камня. Но через мгновение, с глухим, почти стонущим звуком, вырвавшимся из глубины его горла, его руки сомкнулись на ее спине, прижимая ее к себе с силой, граничащей с болью. Это было не объятие нежности, а захват, акт отчаянного цепляния за якорь в бушующем море его страхов.

Поцелуй был ответом на все его немые страхи. Ответом, который не требовал слов. И в этом жесте — его капитуляции перед ее волей, его отчаянной хватке — была вся его уязвимость, выраженная так, как только мог выразить ее Северус Снейп: не слезами, а стальной хваткой и молчаливым доверием к тому, что она его не отпустит.