Всё началось с... (гет)

Повисла тишина, разбавляемая мерным дыханием и глухим тиканьем часов. И мыслями, что, хотя звучали мои ответы весьма обтекаемо, и я сам не до конца понимал, зачем на самом деле оставил ей дом. Если с Феликсом мои слова были весьма правдивы, то что толкнуло оставить тот клочок бумаги и адрес в Далри в тайнике, куда крайне маловероятно, что полезли бы авроры — наверняка разорили и библиотеку, и лабораторию, конечно, но искали они совсем иное, — я не знал.

Несколько мгновений мы молчали, погрузившись в свои мысли, я краем глаза наблюдал за задумчивым взглядом ореховых глаз, слегка заострившейся скулой, отблеском света на вечно вихрившихся волосах.

Я продолжал наблюдать за ней, отмечая детали её внешности скорее по привычке, чем из особого интереса. Профессиональный навык — замечать малейшие изменения в поведении, выражении лица, жестах. Ничего более.

Её профиль казался непривычно мягким, уязвимым, в полумраке комнаты. На нём царило сосредоточенное, задумчивое выражение, слегка напоминавшее то, что возникало на экзаменах и при приготовлении особенно непростых зелий. Но это была не нервная, взволнованная, сосредоточенность отличницы-заучки. Это было более… Ранимым. Личным. Но это не делало её слабее — наоборот, придавало какую-то особую глубину.

Естественная красота её черт проявлялась именно в такие минуты — когда она не пыталась казаться кем-то другим. Лёгкая морщинка между бровями, когда она размышляла, чуть приоткрытые губы, выдающие внутреннее напряжение…

«Проклятье», — мысленно выругался я. Никогда прежде я не уделял столько внимания внешности кого-либо из своих учеников. Особенно гриффиндорцев. Особенно — её.

Её красота была неброской, почти незаметной для тех, кто не присматривался. Но… Я заметил. Нахмуренные брови, слегка прикушенная, едва ли осознанно, нижняя губа. Пальцы, поглаживавшие тёплый бок чашки с остывающим отваром… Вторая рука слегка поправила несуществующую складку на тёплом вязаном джемпере. Почему-то зелёном…

«Это просто профессиональный интерес», — пытался убедить я себя. «Ты изучаешь её реакцию, оцениваешь её состояние».

Я отвернулся к окну, делая вид, что разглядываю падающий снег. Её присутствие действовало на меня странно — не как на преподавателя, а как на… обычного человека. Человека, который замечает не только профессиональные аспекты, но и простые человеческие черты.

«Она всего лишь ученица», — напомнил я себе. «Бывшая ученица. И точка».

— Это серьёзное предложение, — наконец произнесла она. — Это другая страна, даже другой язык, культура, очень далеко от Британии. К тому же, мне учиться ещё полгода. Мне нужно всё хорошо обдумать.

Я ожидал возмущений, как я могу делать такие предложения, прямого (или завуалированного) отказа, или того, что она сочтёт это какой-то шуткой или поддёвкой с моей стороны. Но реакция девушки была куда более… Взрослой.

И эта холодная рассудительность была неожиданной. Я видел в ней иногда излишне пылкую поборницу справедливости, такой, как она её понимала (чего стоило то движение за права домовиков, так и не получившее сколь-нибудь весомого количества сторонников!), полную энтузиазма искательницу знаний. Но сейчас передо мной сидела молодая девушка, но уже вполне зрелая, судя по всему, личность, рационально взвешивающая «за» и «против».

— Разумеется, мисс Грейнджер, у вас будет достаточно времени, чтобы всё хорошо обдумать. Полагаю, полгода — это весьма достойный срок для не самого философского вопроса.

— Что может быть более философским, чем вопрос о собственном будущем? — на миг губы гостьи из другой, прошлой жизни, тронула слегка ироничная улыбка. Нет, определённо, в ней кое-что изменилось, и появилось кое-что, приближавшее её ко мне. Так дом влияет, что ли?.. Я никогда особо не увлекался разными представлениями об ауре, карме и прочей эзотерике, чтобы всерьёз верить в подобную возможность.

— Вы сейчас решили принизить важность множества философских школ и течений, задающихся всеми аспектами и проблемами бытия?

— Уводите тему в сторону неопределённости, профессор? — на самую крошечную долю секунду в ореховых глазах мелькнуло лукавство.

— Профессионально ухожу от необходимости давать ответ, — парировал я. Грейнджер, слегка приподняв бровку… Улыбнулась.

— И неплохо справляетесь, — она слегка наклонила голову, изучая меня взглядом. — Хотя, признаться, я ожидала более развёрнутого ответа от человека, который столько лет преподавал зельеварение.

— Зельеварение — точная наука, мисс Грейнджер, — я позволил себе лёгкую улыбку. — В отличие от философии, где каждый может толковать одно и то же по-своему.

— О, но разве не в этом прелесть философии? — её голос стал мягче, в нём появились игривые нотки. — Возможность видеть мир под разными углами, находить новые смыслы…

— …и запутываться в собственных рассуждениях, — закончил я за неё. — Да, это действительно завораживает.

— Вы прирождённый философ, сэр, — заметила она, с озорными искорками в глазах.

— Только когда никто не видит, — хмыкнул я, сделав пару глотков из своей чашки. — И если вы кому-нибудь об этом расскажете, я превращусь в дементора, прилечу в Британию, и высосу из вас все светлые эмоции, которые в вас будут, — прищурился я.

— А ребята всегда думали, что вы в вампира превращаетесь, — протянула гостья.

— Вампир — это слишком прозаично и предсказуемо, слишком избито, а я предпочитаю…

— Небанальные решения, — закончила она за меня, слегка повеселевшим после тяжёлых откровений ранее голосом.

— Именно так, — кивнул я, чувствуя, что напряжение несколько рассеивалось. Действие отвара? — Хотя, признаться, я думаю, что моя злодейская репутация действовала безотказно. К примеру, когда ваш очкастый приятель бежал спасать от меня Философский камень.

— О, ваша репутация работает на вас просто превосходно, — усмехнулась она, слегка наклонив голову. — Но, подозреваю, она призвана скрывать другие вещи.

— Например? — я приподнял бровь, невольно заинтересованный её словами.

— Например, человек, что вы умеете замечать то, что упускают другие. Цените точность. До мельчайших деталей.

— Вы сейчас о зельеварении?

— Не только, — она покачала головой. — Хотя следует признаться, я много читала ваши записи, и варила эти полгода по вашим доработкам. Кстати, кое-что из простых зелий купили в аптеке, сочли прекрасного качества. И хвалили. Но, по сути… Хвалили вас. Но я не только о зельях — о том, как вы смотрите на мир, оцениваете его… Живёте… Правда, в вашей комнате я ни разу не была, — начавшая розоветь ещё на словах о моих доработках девушка совсем покраснела, смущённо.

— Вы слишком много думаете, мисс Грейнджер, — наконец произнёс я, стараясь вернуть разговор в более привычное русло. — Это может быть опасно.

— А вы слишком мало доверяете людям, профессор, — парировала она. — Это тоже может быть опасно.

Я не нашёл, что ответить. Её слова попали точно в цель, заставив меня задуматься.

— Может, вы и правы, — признал я наконец. — Но осторожность ещё никому не вредила.

— Особенно вам, — улыбнулась она. — Но иногда… Стоит позволить ей ненадолго уснуть. Ведь, послушай я свою... Сейчас не была бы в канадской аптеке на другом краю света, в поисках ответов на свои вопросы. В том числе — более сложные, чем то, почему вы оставили мне тот Феликс. Например… Вы очень удачно спросили, что я хочу делать после школы, потому что ответ на этот вопрос я тоже ищу.

— И вы нашли ответы в этих поисках? — спросил я, стараясь не показывать собственный интерес.

— Не все. Пока. Но ответы и не всегда приходят к нам сразу, думаю. Но я поняла, что не всегда следует идти по тому пути, который приходит тебе в голову первым. Иногда стоит выбрать другой. Прежде всего, пожалуй, нужно понять, кто ты на самом деле, — это были взвешенные, серьёзные рассуждения, но для Грейнджер они не казались чужеродными и несвойственными.

— Мудрые слова, — кивнул я, внимательно наблюдая за ней. — И как же вы собираетесь это выяснить?

— Пока не знаю, — призналась она, слегка пожав плечами. — Но у меня ещё есть время, чтобы подумать. Для начала — неплохо бы сдать ЖАБА.

— Время — это роскошь, которая есть не всегда, мисс, — заметил я, откидываясь на спинку кресла. — Мне тоже казалось, что его у меня больше, чем мне отмерила чужая воля. И, если уж спрашивать о том Феликсе, что я вам оставил… Нет ли иронии в том, что сохранили мне жизнь именно вы, Грейнджер?

Девушка посерьёзнела, глаза слегка расширились, и она с тихим стуком поставила на стол почти пустую чашку.

— Я не думала об этом, — тихо заметила она. — Я просто… Сделала то, что могла. Я не могла смотреть, как умирает другой человек…

— Даже если на тот момент он по вашему мнению был полный, отпетый и убеждённый негодяй и хладнокровный убийца? — спросил я, наблюдая за её реакцией. Девушка не отвела взгляда, хотя на мгновение слегка стиснула в пальцах ткань своего джемпера.

— Я не имела права судить, — твёрдо, но с ноткой неуверенности, ответила она.

— Или, быть может, вы просто не считали меня негодяем в той же мере, что и ваши друзья? Допускали, что вы могли учитывать не всё в своей оценке?

— До конца шестого курса я вообще не считала вас негодяем, сэр. Не скажу, что образцом радушия, очень приятной личностью или однозначным героем. Скорее — сложным, неоднозначным человеком. Строгим профессором, но определённо умным, образованным, и в целом… Вы пытались нас чему-то научить. Хотя преподавание — это не ваше. После смерти директора… Признаюсь, да. Но мне не хотелось верить, что я так сильно ошибалась, когда доказывала Гарри и Рону, что не такое уж вы зло. По-своему, ваши уроки мне даже нравились. Хотя вообще-то на них меня ценили меньше, чем на остальных предметах, — не без нотки иронии и поддёвки протянула она.

— Я ставил достаточно высокие баллы, мисс.

— И называли «Невыносимой Всезнайкой». А ещё позиционировали зелья Драко более качественными, даже если на самом деле таковыми были мои, — парировала девушка.

— Не люблю излишнюю приверженность консервативным древним учебникам и сочинения втрое длиннее, чем я изначально задал. Я мог провести это время у камина со стаканчиком бренди, предположим, и интересной книгой.

Её губы дрогнули в едва заметной улыбке, но она ничего не ответила, лишь задумчиво глядя в окно, за которым кружились снежинки.

Несколько мгновений мы сидели в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием поленьев в камине. Я наблюдал за её профилем, за тем, как пламя отбрасывает причудливые тени на её лицо, делая черты более резкими, более выразительными.

— Пыталась вложить в них как можно больше информации.

— Иногда куда более пустой, чем котел в начале практического урока, — хмыкнул я. — Искать дополнительную информацию за пределами учебника — похвально. И даже вносить её в эссе. При условии, что она действительно этого стоит, а не просто заполняет словами очередной лист бумаги. Что касается моего предложения — я его не отзываю, но решение — за вами.

— Теперь я знаю, где вас найти, сэр, — слегка улыбнулась она, и звон колокольчика из основного помещения аккурат в этот момент оповестил о появлении покупателя.

— Думаю, мне пора, — произнесла она, поднимаясь из-за стола. — Спасибо за разговор и за чай. Приятно было немного погреться.

— Всегда рад помочь, мисс Грейнджер, — ответил я, провожая её к выходу. Покупательница, молодая мамочка с соседней улицы, с интересом взглянула на накинувшую пальто и вышедшую гриффиндорку, на меня, но, приветливо поздоровавшись, переключила внимание на заказ, привычно начинавшийся со средства от головной боли для её страдавшего мигренями супруга.