Зелёный саркофаг (джен)

25.

Вокруг не было ничего: ни земли, ни неба, ни площади, ни опостылевших, но таких родных деревьев. Только темнота, наполненная мерцающими точками, похожими на звёзды, но расположенными слишком близко и слишком упорядоченно. И в этой темноте она что-то почувствовала. Чьё-то присутствие.

Что-то было рядом. Большое, неопределённое, неуловимое. Сначала оно казалось чем-то вроде тени, сгустка инстинктов и ощущений. Оно не говорило, оно даже не думало. По крайней мере, не так, как привыкли думать пони.

Но потом оно присмотрелось к ней и изменилось, будто осознало её. Как младенец ощущает чужое лицо над своей колыбелью. И, также как младенец, оно потянулось к ней, не заботясь о том, кто она такая и чего хочет.

Рес затопило ощущение растерянности. Ни страха, ни враждебности, оно было одиноким. Оно только недавно поняло, что оно — это оно, что оно существует. И в тот самый момент, когда это понимание пришло — оно сразу же потянулось наружу. Пустило корни во все стороны, прямо сквозь нутро самого мира, цепляясь за магию, за звуки, за воспоминания и тела. И до сих пор тянулось, до сих пор искало. До сих пор училось, и уже почти поняло как тянуться не только к магии, но и к жизненным силам. Если бы в единорожке сохранилась хоть капля магии, оно бы уничтожило её сразу, даже не поняв что сделало.

Кого оно искало? Рес не знала, и оно тоже не знало. Оно искало нечто, или кого-то, потому что появилось на свет с этой единственной мыслью, а эта мысль родилась из задачи того, чем оно было до этого. Оно было Лесом.

Оно впитывало, как голодный рот, как чернильное пятно, растекающееся по светлой ткани. Рес послала ему образ: тишины, покоя, родника, красивой бабочки. Оно ответило обрывками инстинктов: “больше, ещё, поглотить”. Всё, чего оно хотело.

Рес пыталась направить его, показать что-то другое: солнце, пирожное, ольху. Но ответом было только урчание, липкий тянущий импульс: “возьми, захвати, напитайся”. Даже её попытка послать образ боли, как предостережение, растворилась без следа, как вода в сухом песке. Оно не было злобным, но ничто не значило для него ничего. Ни свет, ни лица, ни жизнь. Оно тянулось к добыче, и оно всегда будет тянуться.

Единорожка ясно представила будущее, каким оно обернётся, если это существо вырвется за пределы Равнин. Если невидимые корни оседлают мировые лей-линии и доберутся до других континентов. Оно вытянет магию, вытянет силу, вытянет жизни. Не со зла, оно просто не умеет и не хочет ничего другого.

Рес замерла в накатившем потоке чужого восприятия, плотного, вязкого, как смола. Она не пыталась говорить, не навязывала волю, она просто открылась. Всеми силами постаралась послать образ: “я здесь, чтобы помочь. Я рядом. Не как добыча, не как враг. Как… Мать”.

Оно напряглось, колыхнулось в её сознании, и Рес ощутила, как оно протянулось внутрь, в её память, как щупальце, как сгусток мнемоволокон, которые она вдохнула минуту назад. Или час? Или год? Она не сопротивлялась этому вторжению, пусть видит, пусть проверит.

Сначала оно ничего не нашло: пустота, годы одиночества, застывшая тоска, сожаления о прошедшем и о том, чего не случилось. Странное, серое существование, без ясности, без света.

Существо замерло, как будто разочарованное. В этой памяти не было ничего нужного ему, по ней нельзя было ничего определить. Оно всё ещё сомневалось и не верило. Но затем оно поняло как двигаться в памяти единорожки свободнее. Оно увидело дорогу, голоса, шаги. Вилфред, умный, но неловкий. Меллоу, тёплая и сильная. Инджи, знакомая, почти родная, пульсирующая эмоциями. Существо увидело всё это, ощутило. И снова не нашло признаков враждебности. Затем оно, словно карточки в картотеке, перебрало мысли Рес: “если нужно, я останусь здесь. Если нужно, я стану частью этого”. Она не собиралась вредить, она пришла чтобы остаться.

Оно снова замерло, как будто пытаясь обдумать всё что увидело. Щупальца, свежевавшие её память, отступили, но не исчезли. Существо колебалось, пробуя на вкус её чувства и намерения, такие, какими оно их восприняло. А потом произошло то, от чего у Рес перехватило бы дыхание, будь она сейчас в своём теле. Она почувствовала слабое, неуловимое касание маленького копытца.

“Мама?”

Это даже не было словом, скорее ощущением, образом того, как слепой росток пробивается из земли и нащупывает первые лучи солнца. Оно доверилось ей, Рес почувствовала, как в сознании бешено проносится поток образов, существо показывало ей плоды своей давней работы по захвату Города, кладбища, Порта. Хвасталось, как маленький жеребёнок хвастается корявой картинкой дома с трубой, которую только что нарисовал. Рес ухватилась за этот образ, потянулась к существу и ласково попросила отдать ей эту картинку, эти образы. Существо с радостью согласилось.

“Прости, Ин, но мне придётся забрать у тебя титул паршивой матери…”

Существо не поняло, что только что произошло, что такое пронеслось в голове у его мамы. Оно попыталось снова вытянуть свои щупальца, проникнуть в её мысли, понять, что она имела в виду, но вдруг осознало, что щупалец больше нет, у него вообще ничего нет. Всё, что у него было, всё, что оно пожрало за многие века, теперь было у мамы.

А мама просто окинула его взглядом, без какой-либо жалости, и существо перестало быть существом. Оно вообще перестало быть.

26.

Вечер опускался над опушкой Леса, заходящее солнце окрашивало верхушки сосен в яркие оранжевые тона. Эту картину видело три поколения хранителей кладбищ, эту картину видела Рес когда-то, эту картину видели Ин, Вилфред и Меллоу прямо сейчас. Они пересекли кладбище и молча вышли к сторожке Рес, всё такой же изъеденной временем, ветром и лишайниками. Во дворе было глухо, словно сам ветер поутих, сочувствуя их утрате. Всё здесь было знакомо, но уже не так, как прежде. Домик не отдавал поток светлых воспоминаний, он был мёртвой гниющей скорлупой. Ольха тихо шелестела листвой, как будто вспоминала кого-то.

Они прошли двор и остановились за воротами, у накрытой досками палатки с вещами. Все трое замерли, не зная, что делать. Ни один из них не сел, ни один не произнёс ни слова.

Ин стояла, склонив голову, и не смотрела на других. В голове проносились обрывки дневных событий. Она не хотела уходить, бросать её. Она стояла рядом с Рес, осторожно толкала её, словно пыталась разбудить, смотрела, как серебристые нити связывают её с мерзким ртутным озерцом в фонтане.

— Это бред, — прошептала она тогда. — Ты не можешь здесь остаться. Мы найдём другой способ. Мы тебя в-вытащим.

Но Рес не слышала, или делала вид, что не слышит. Она стояла на месте, чуть покачиваясь, минут десять, а потом исчезла. Её тело просто пропало из реальности, вызвав слабый хлопок воздуха, заполняющего то место, где стояла единорожка. Когда Инджи осознала что произошло, она закричала от ярости и злости на своё бессилие, ударила лапой по ближайшему толстому корню того самого дерева, сломала себе коготь. Она была готова вырвать Рес обратно, выцарапать её из этой тюрьмы, и, вполне возможно, здорово покалечилась бы там, если бы Вилфред силой не вытащил её и не увёл прочь от Первого Древа, прочь с площади.

И вот теперь они снова оказались на опушке леса, почти на Равнинах, откуда крылом подать до Порта. Где-то там, в Порту, кто-то пьёт вкусный чай, или играет на дудочке, или читает интересную книжку. И не знает, что здесь произошло вот такое. Разве что Грейн мог что-то подозревать. Наверняка стоит сейчас у окна своего кабинета с вечно угрюмым видом и пытается не думать о том, что Меллоу, возможно, больше не вернётся.

Сама Меллоу не привыкла к безделью, даже будучи в подавленном настроении. Она, действуя почти машинально, поставила обратно обе палатки, принесла остаток сухих щепок для костра, разложила спальные мешки. Постепенно её настроение улучшалось, а когда она разожгла огонь, Вилфред заметил на её лице довольную улыбку.

— Всё-таки, никогда мне вас, пони, не понять, — проговорил Вилфред, глядя на Меллоу, со счастливой физиономией возвращающуюся с ведром воды от колодца. Она молча наполнила походный чайник, подвесила его над костром и посмотрела на Вилфреда с выражением какого-то сочувствия в глазах.

— Доктор Вилфред, разве вы не заметили?

— Что я должен был заметить? — буркнул грифон.

— Крылышками помашите, — заговорщицки прошептала Меллоу, но Инджи всё равно её услышала. Она расправила крылья, взмахнула ими и взлетела, без какого-либо труда, точно так же, как взлетала каждый раз с того дня, как научилась это делать, на страшном отвесном горном утёсе, под присмотром отца.

— У неё получилось, — вслух проговорил грифон и поджал клюв, подняв брови, будто пытался самого себя удивить таким поворотом событий.

Огонь потрескивал, отдавая тепло в промозглый вечер. Над отставленным в сторону горячим чайником медленно поднимался пар. Вилфред размешивал содержимое своей кружки сухой веточкой ольхи, пытаясь избавиться от кучки чаинок, никак не желающих тонуть, Меллоу, сидя на свёрнутом спальнике, тихо напевала что-то под нос. Ин молчала, уставившись на пламя, будто пыталась увидеть в нём ответы на то, как ей реагировать на такие события. Радость от того, что безмагия Леса исчезла, вернув им всё потерянное почти мгновенно, и безумное горе от того, что для этого пришлось пожертвовать лучшей подругой, почти сестрой.

И тут огонь костра слабо шевельнулся от потока вымещаемого воздуха, и в круг света костра вошла пони, появившись, будто ночь сама слепила эту фигуру из тени. Она стояла на границе света: копыта грязные, хвост мочалкой, но на лице глупая, почти извиняющаяся улыбка.

— Доброго вечерочка, — сказала Рес извиняющимся тоном, будто только что вернулась из короткой прогулки. — Простите… Обманула.

Первой вскрикнула Меллоу, подпрыгнув на месте и почти перевернув чайник.

— А-а-а! П-призрак! Призрак! — завопила она, зажав уши копытами.

Вилфред замер, веточка выпала из его лапы прямо в огонь. Ин встала очень медленно, моргнула, сделала шаг вперёд и остановилась.

— Ты... ты настоящая? — прошептала она. — Это не иллюзия?

— Насколько это возможно, — Рес улыбнулась и зажмурилась по своему обыкновению.

Инджи подошла ближе и осторожно коснулась плеча единорожки. Тёплая и костлявая. И тогда она обняла её, сильно, с долгим выдохом, как будто вернула себе что-то, что уже давно потеряла.

— Дурочка, — прошептала она, срывающимся голосом. — Ты с ума нас в-всех свела. Да.

— Ага, я знаю, — кивнула Рес.

Меллоу, наконец, осторожно разжала уши, разлепила один зажмуренный глаз и с упрёком пробормотала: — Ну предупреждать же надо. У меня сердце, конечно, сильное, но не железное.

— Рад, что вы выбрались, мисс Рестинг, — как-то совсем уж почтительно сказал Вилфред, — правда, не знаю как вы шли через Город по таким сумеркам. Я бы точно не смог.

— Да ты ничего не можешь, кочерыжка, — беззлобно всхлипнула Инджи, всё еще пряча лицо.

— Неправда, — меланхолично проговорил грифон, — я могу предложить мисс Рестинг горячего чаю, потому что она наверняка продрогла там, в Лесу. А ты её держишь.

Инджи испуганно отстранилась от единорожки, заметавшись взглядом по лагерю в поисках кружки Рес, но та только улыбнулась, её рог засветился, и кружка вплыла в круг света от костра, объятая магическим полем, словно огромный светлячок.

— Ах ты хитрая злая отшельница. — восторженно проговорила Инджи, грозя единорожке сломанным когтем, — Ты вернула себе магию!

— Ага… — ответила Рес не слишком весело.

— Как вам это удалось, мисс Рестинг? — буднично спросил Вилфред, наполняя висящую в воздухе кружку кипятком из чайника, — Вы обошли свой контракт. Я очень рад за вас, но… Мне казалось, что контракт слишком сильная вещь, чтобы просто так его разорвать.

— Я его не разрывала, — ответила Рес, — все контракты прекратили существование после того как в первый раз попали в безмагию, когда она накрыла Порт. В их магическом плетении как будто что-то оборвалось, и вся система расползлась по швам.

— Получается, — продолжил Вилфред, но его голос уже сквозил подозрениями, — сейчас на свете бродят ещё трое бывших хранителей, способных “пробить дыру в земле до самого Тартара”?

— Я понимаю о чём ты, умный Вилфред, — улыбнулась пони, приближаясь к костру и усаживаясь перед ним. Но такой единорог всего один, и она сидит перед тобой. А остальные живут где-то своей жизнью, и даже если бы они и хотели что-то предпринять, у них бы не вышло, потому что им неоткуда взять магию, у них нет Леса, поглотившего её столько, что хватит на целый батальон хранителей. А у меня он есть. — она посмотрела на него поверх дымящейся кружки, — Он мой.

Что-то в её взгляде заставило Вилфреда нахмуриться. В её глазах играли странные искорки, беззвучно шептавшие: “не лезь”. Но он не подчинился.

— Что вы намереваетесь делать дальше? — прямо спросил он, всё ещё глядя ей в глаза, — Если Лес ваш, прикажите ему прекратить, выключите его, я не знаю как это правильно сказать.

— Ты чего к ней пристал, — Инджи взлетела и одним прыжком оказалась рядом с Вилфредом, легонько ткнув того кулаком в висок, — Не видишь в каком она состоянии?

— Она в куда лучшем состоянии, чем может показаться. — проговорил грифон, — Мисс Рестинг, я жду вашего ответа.

— Настырный ты, — единорожка улыбнулась, — коч… Кочер… Снова Ин выдумала какое-то слово, которое пони произнести не может. Я всего-то хотела посидеть тут с вами напоследок. Чтобы всё было как раньше хотя бы на часок.

— Что значит “напоследок”!? — воскликнула Инджи, — Что опять творится-то?

— Лес нельзя выключить, Вилфред, — тихо сказала пони, но в её голосе уже не было прежней покорности судьбе и какого-то тусклого оцепенения, — его можно только поглотить, забрать всю накопленную им магию, тогда он в приступе слепого голода уничтожит сам себя. Но я не смогу провернуть такое, моё тело слишком слабо, я не выдержу. Поэтому я могу либо остаться здесь, присматривая за ним, и снова замереть во времени, снова прекратить жить. Либо… Я могу измениться.

Она медленно поднялась, и тени от костра заскользили по её телу. Рес сделала несколько шагов в сторону, прочь от костра, туда, где отблески огня слабели, и только серебристый свет взошедшей луны вырисовывал её силуэт. Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, и тут что-то началось. Из глубин её тела вспыхнул еле уловимый свет. В воздухе повис тонкий, дрожащий, переливающийся свист, будто отдалённый крик хищной птицы в высоте.

В первую очередь вытянулись её ноги, тонкие, грациозные, словно резные ветви из света и тени. Спина распрямилась, круп стал уже, грудная клетка изящнее, объемнее. Рес будто становилась выше и легче, но при этом внушительнее. Её рог вытянулся вверх, теперь длинный, прямой, острый, как кинжал, окружённый тонкой дымкой магического свечения.

А затем грива. Густая, тёмная, как ночь, она заколыхалась, будто её обдувал ветер, которого никто не чувствовал. Волны тьмы с вкраплениями звёздного сияния текли по её шее, почти касаясь земли. Хвост последовал за ней, теперь живой, текучий, как поток воды.

На мгновение всё стихло, только треск костра напоминал, что это всё происходит в реальности. Рес стояла, неподвижная, будто созданная заново. Она выгнула грациозную шею, бросив косой взгляд на свою спину. Послышался тихий вздох: — пожалуй, крылья будут лишними.

— Теперь, — проговорила она, голосом глубоким, спокойным, в котором слышался отголосок чего-то огромного, — я могу унести его с собой.

Инджи села прямо там, где стояла, её крылья бессильно обвисли, сама она смотрела на подругу так, будто та была поднявшимся из хрустальной пещеры королём Гровером. Прямо как в одной из папашиных глупых сказок, которая по какой-то причине стала явью.

Меллоу стояла, тараща на Рес глаза и затаив дыхание. Проглотив ком в горле, она прошептала: — Мисс Рестинг, а можно мне тоже так? Хотя бы гриву?

— Сожалею, но нельзя, маленькая милая Меллоу, — проговорила Рес с тёплой улыбкой, от которой у земной пони от восторга сжалось сердце, словно подчиняясь какому-то скрытому глубоко рефлексу.

Только Вилфред отнёсся к происходящему спокойно. Он прочёл достаточно книг, чтобы не слишком удивляться подобным вещам, и его голову всё ещё не покидала одна мысль, самая свербящая, самая гадкая.

— Я всё равно тебе не верю, — внезапно сказал Вилфред. Его голос был ровным, но в нём ощущалось дрожащее напряжение. Он встал, подошёл ближе, прищурился, словно пытаясь не отвлекаться на гипнотическое движение гривы, — Ты можешь выглядеть как Принцесса, Рестинг Кипер, но это ничего не меняет. Я помню, какие книги лежали у тебя в сундуке, помню, что говорил мне Грейн о том, что было на вашем собрании, где вы всё планировали. Ты спокойно размышляла о том, что с такой силой можно захватить, скажем… — он наклонил голову, — Небольшую страну.

Рес медленно повернула к нему голову. В её взгляде не было злости — только усталость и что-то вроде безразличия.

— Да, я так говорила, — просто ответила она. На фоне темноты её новый облик казался почти нереальным, будто светился изнутри, сотканный из чистой магии.

— И ты… — Вилфред моргнул, сбитый с толку. — Ты даже не станешь это отрицать?

— Нет. Сказать, что никогда об этом не думала? Это была бы ложь. Я думала о таком множество раз. И я знаю, что сейчас вполне могла бы.

Он чуть отступил назад, всё еще в замешательстве, всё еще не понимая, что делать дальше. И может ли он вообще что-либо сделать.

— Я не стану врать, — продолжила Рес, медленно проходясь вдоль костра, привыкая к новым ногам, отбрасывая удлинённую, плавно колышущуюся тень. — Я буду использовать эту силу, для того, что посчитаю нужным. Возможно, это будут... Не самые благородные поступки.

— То есть ты сама этого хочешь? — не выдержал Вилфред. — Зачем тебе всё это? Ты ведь защищала мир от подобного. Что случилось?

Единорог замерла. Она долго смотрела в сторону, потом вдруг опустила взгляд на землю.

— Это нужно, — тихо сказала она, почти шепотом, но её шепот разнёсся по округе, словно по залу театра с отличной акустикой, — Нужно, чтобы показать, что я всё-таки чего-то стою, тогда он, может быть…

Фраза повисла в воздухе незаконченной.

Молчание продолжалось всего несколько секунд. Потом откуда-то сбоку донёсся странный хрюкающий звук. Инджи сидела, скользя взглядом по волшебному хвосту и гриве Рес, с таким выражением, будто в голове у неё внезапно сложилась вся картина.

— Ох, — вырвалось у неё. Она закрыла глаза лапами. — О-оо…

Рес чуть обернулась, с недоумением глядя на грифину.

— Что?

Инджи только отмахнулась крылом и вдруг расхохоталась. Сначала тихо, почти нервно, затем громче, а потом совсем открыто, с видимым облегчением, будто с её души упал тяжелейший груз тревоги.

— Нет... Ничего... — выдавила она сквозь смех. — В-всё… В-всё нормально, Рес. Просто очень в твоём духе. Да.

Рес нахмурилась, но ничего не ответила. Меллоу недоумённо уставилась на грифину, потом перевела взгляд на единорога, на её строгую, превосходно собранную фигуру, на черты, слишком идеальные, чтобы быть естественными. Наконец, на глаза, в которых она увидела тень неуверенности, тень вопроса “точно ли всё как надо? Это точно делается вот так?”.

— Ясненько, — прошептала Меллоу, прикрыв ехидную улыбку копытом.

Рестинг всё это время молчала. Но в её взгляде что-то дрогнуло, на секунду. Потом она отвернулась и шагнула прочь от костра, словно собираясь уходить.

— Мне пора, — сказала она с некоторой обидой, будто ожидая извинений.

— Погоди, Рес.

Инджи подошла к подруге и дружелюбно посмотрела ей в глаза. Теперь Рес возвышалась над грифиной, и той приходилось немного поднимать голову. Инджи некоторое время разглядывала подругу, словно пытаясь напоследок запомнить её черты.

— У тебя в-всё получится. Не теряйся надолго, — сказала она немного смеющимся голосом, — пиши письма, или сама прилетай.

— Да, — единорог немного смутилась, будто стесняясь того, что к ней обращаются так фамильярно, несмотря на все её усилия, — мне будет нетрудно.

— И в гости зови. — проговорила грифина уже веселее.

— А это пока непонятно…

Вилфред подбросил в костёр последний обломок сухой доски и сел, приняв максимально безразличный вид.

— Не знаю в чём здесь дело, — проговорил он, — не понимаю этих ваших дурацких намёков, если они есть. Но я доверяю Инджи, а значит посчитаю, что всё хорошо.

Меллоу вдруг нерешительно поднялась с места. Она робко подошла к Рес, будто снова не до конца веря, что маленькая, высохшая от затворничества единорожка превратилась в подобное великолепие.

— Эм… — пони переминалась с ноги на ногу, — Так вы… Теперь собираетесь уходить? Одна?

Рес кивнула.

— А как вы собираетесь добираться? Ну, не в одиночку пешком ведь, правда? Вы сами меня учили, что ходить тут в одиночку нельзя, всякое может случиться. Может быть, мне нужно пойти с вами? Я готова, если что.

— Я могу переместиться куда угодно. Мне не нужны ни тропы, ни дороги. И раньше могла, на службе. Но сейчас многократно дальше, в сотни раз дальше.

Меллоу удивлённо округлила глаза.

— По-настоящему? Просто… “вжух” и вы уже в другом месте?

— “Вжух” не самый точный термин, — усмехнулась Рес, — но да. Примерно так.

Несколько секунд Меллоу колебалась, потом вдруг её глаза загорелись надеждой.

— А вы можете… И меня так? С собой? Только до Порта! Я просто… Ну, я никогда не перемещалась вот так, и может это первый и последний раз когда смогу. Если можно…

Она умоляюще посмотрела, с искренним восторгом, как жеребёнок, которому представился шанс прокатиться в кабине паровоза. Рес, впервые за весь вечер, действительно улыбнулась, не иронично и не снисходительно, а просто, тепло.

— Могу. Конечно.

Меллоу взвизгнула и даже подпрыгнула на месте, затем поспешно опомнилась и кашлянула в копыто.

— Я… То есть… Спасибо! Спасибо, мисс Рестинг! Или, может быть, я как-то не так вас теперь называю? Госпожа Рестинг? Принцесса Рестинг? Ох, пусть вы будете Принцессой, я буду всем рассказывать, что спала в одной палатке с Принцессой!

— Принцесс-отшельниц не бывает, Меллоу, — хохотнула Инджи, — и кладбищенских принцесс тоже.

Грифина поймала вопросительный взгляд Рес и протестующе подняла передние лапы.

— Нет, я двину в Порт своими крыльями, не надо меня перекидывать в пространстве туда-сюда, знаю я эти штучки, от этого перья потом в-валятся с утроенной скоростью. И кочерыжку оставь, я не собираюсь тут ночевать в одиночку, отвыкла уже.

— Я и сам бы не согласился, — буркнул грифон, — это как-то странно и совсем противоестественно путешествовать таким образом.

27.

Тусклый свет наполовину затушенной керосиновой лампы едва разгонял темень в кабинете Совета. Стерн Грейн сидел за заваленным бумагами столом, мрачно вчитываясь в очередной доклад о стремительно тающих продовольственных резервах. Он ещё не понял, что магия вернулась, поэтому делал всё копытами, отчего всё кругом было залито чернилами, а почти на каждом написанном им тексте красовались кляксы. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь скрипом его пера и глухим гулом ветра за окнами.

И вдруг посреди кабинета что-то произошло. Вспышка, не громкая, не слепящая, просто невесомое магическое марево вспухло в воздухе и в следующее мгновение рассеялось. Сметённые потоком вытесненного воздуха, рухнули на пол бумаги, чернильница опрокинулась, окончательно уничтожив сукно на столе.

Перед ошарашенным Грейном стояли две фигуры. Земная пони, растрёпанная, запылённая, но до неприличия счастливая, с блестящими глазами и широкой улыбкой. Вторая высокая, незнакомая, её грива текла и колыхалась, будто в воде. Она даже не смотрела на него, просто буднично оглядела кабинет, оценивая точность своего перемещения. Грейн так и не узнал в ней Рестинг.

— Меллоу? — воскликнул он, не в силах поддерживать обычную строгость, — Какого Дискорда!?

И, прежде чем она успела произнести хоть слово, произошла вторая вспышка, лёгкая, как прикосновение пера. Высокая фигура исчезла. Осталась только Меллоу, оглядывающаяся, как будто сама не верила, что действительно стоит здесь.

— Вернулась, — прошептала она. — Я правда вернулась.

Стерн Грейн встал медленно, в полном молчании, и посмотрел на неё. Потом посмотрел на дверь, потом на окно. Потом снова на неё.

— Объясни, — выдохнул он.

Меллоу только рассмеялась, чуть дрожащим от волнения голосом, словно только что слезла со страшного аттракциона.

— Сейчас! Только чайник поставлю.

28.

Когда вспышка магии рассеялась, взметнув несколько сухих травинок, догорающий костёр снова стал единственным источником света во всей округе. Инджи и Вилфред остались молча сидеть, глядя на Лес. Под светом луны он стоял иссиня-чёрной стеной, даже своим ночным зрением грифоны толком не могли рассмотреть отдельных деревьев.

Они начали собираться ко сну. Вилфред потянулся за котелком, намереваясь затушить тлеющие головешки. Инджи поднялась, направившись к колодцу почистить перья, когда её вдруг остановил странный, незнакомый звук. Он пришёл из Леса, из-за линии деревьев, глухой шелест, как если бы кто-то сыпал рисовую крупу на твёрдый пол.

Звук нарастал. Вилфред подошел к Инджи, стоящей у колодца, тревожно всматривающейся в опушку Леса.

Первыми посыпались иголки. Сначала по отдельности, потом сплошным ливнем. Ветер и потоки воздуха приносили иголки даже сюда, во дворик избушки Рес, засоряя всё вокруг. Пролежав на земле несколько секунд, иголки распадались в прах. Какого-то сильного шума не было, только бесконечный, почти музыкальный шорох.

Затем начали ломаться ветви. С треском, под собственной тяжестью, они срывались и падали вниз, ещё в полёте разламываясь на отдельные куски. Касаясь земли, они почти сразу рассыпались в серую пыль. Стволы начали рушиться один за другим, иногда падая набок как полагается настоящим деревьям, иногда оседая на месте, распадаясь в песчаный прах там где стояли. Корни трескались, лопались и распадались так же как ветви, серая земля над ними проседала, заполняя освободившиеся полости. Линия горизонта пустела на глазах, обнажая для лучей лунного света остатки кладбища и Города.

Лес, тот самый, который веками дышал, рос и поглощал, погиб. Не от огня, не от топора, а от собственной природы: без магии, лишённый силы, он пожирал сам себя.

Вилфред медленно повернул голову к Инджи, несколько секунд рассматривая её ошарашенное происходящим, и в то же время восторженное лицо, поднятые перья на загривке, блестящие в полутьме глаза. Он повернул голову обратно.

— Инджи, — ровным голосом сказал он, глядя как над остатками Леса поднимаются облака пыли и пепла.

— А? Чего тебе?

— Выходи за меня.

Всё рушилось. Кроны исчезали, в воздухе носились тучи плотной пыли, невесомой, как пепел. Линия горизонта, некогда заслонённая сплошной стеной деревьев, сейчас открылась светло-серым угловатым пейзажем умершего Города, наконец, освобождённого от своего зелёного саркофага.

Инджи и Вилфред поженились через три месяца.

29.

Мир в глазах вспыхнул и вывернулся наизнанку.

На один короткий миг искривлённое пространство замерло, и Рес оказалась в новом месте, настолько далеко, что здесь уже был разгар дня. Она появилась не просто так, а как воплощение разрушения: её тело сияло внутренним светом, шерсть переливалась потоками энергии, каждая прядь гривы колыхалась в невидимых волнах магии, словно под водой. Она не касалась земли, левитировала в воздухе, окружённая сферой ослепительного защитного поля.

Вокруг неё вращались светящиеся магические конструкты, заготовки разрушительных заклинаний, каждое из которых могло стереть с лица земли деревню или пробить гору насквозь. От неё шёл гул силы, столь плотный, что казалось, сама реальность вибрирует. Она была готова к любой ситуации, к финальной битве, если потребуется.

Рес осмотрелась.

Перед ней простиралась аккуратная грядка с морковкой. Чуть дальше росла свекла, лук, ещё что-то. Недалеко стояла небольшая изящная оранжерея, приспособленная под теплицу, сквозь стекло проглядывали красные бока висящих на стебельках томатов. Никаких бастионов, башен, армий нежити. Обычный, немного запущенный огород. Хотя, скорее, он не был запущенным, его хозяину просто не хватало умения с ним управляться. Но он учился. Рядом скрывался в зелёной лозе покосившийся деревянный забор, стояла аккуратная скамейка и вкопанный в землю жестяной умывальник.

А у самой грядки сидел белоснежный единорог. Большой, но не грузный, со смешно повязанным на гриву платочком, чтобы пряди не падали на глаза. Он держал в копыте маленькую лопаточку и осторожно окучивал землю вокруг стройной зелёной ботвы. Не глядя на Рес, он наклонился, смахнул комочек земли с листика, и продолжил работу с тем видом, с каким ухаживают не за растением, а за чем-то особенным, почти драгоценным.

Яркие заготовки заклинаний, до сих пор кружащиеся вокруг Рес, вдруг стали выглядеть нелепо. Защитная сфера казалась вызывающе чуждой, магический свет на шерсти смотрелся как театральный грим перед сном.

Словно задувая свечи, Рес поочерёдно отключала парящие заготовки заклинаний. Свет в её гриве померк, защитное поле рассыпалось искрами, и копыта мягко коснулись земли. Вся ослепительная маска спала, оставив только единорога, слишком высокую, странно неуклюжую в своей новой форме, не до конца понимающую как стоять, как дышать, как вообще себя вести.

Она медленно, неловко переставляя ноги, пошла по узкой тропинке между грядками, стараясь не оступиться и не задеть растения. Единорог всё ещё не смотрел на неё, или просто делал вид, что не смотрит.

Рес сглотнула, почувствовав, как в горле встаёт какой-то совершенно неподходящий к ситуации комок неловкости. Она глубоко вздохнула и, наконец, заговорила:

— Ты... Давно писал мне письма. Очень долго. Хотел встречи. И... — она запнулась, посмотрела в сторону, а затем снова на него. — Вот я, здесь.

Он продолжил методично работать, лишь чуть повёл ушами в её сторону.

— Если ты всё ещё хочешь… Мы можем построить... Ну... — она сглотнула ещё раз, — Гигантский чёрный зиккурат, например. Или захватить кого-нибудь в плен. Устроить какую-нибудь... Осаду, может быть. Или... То, что вы, некроманты, обычно делаете…

Рес замолчала, непроизвольно вжав голову в плечи, нервно дёрнув хвостом. Она уже сама почувствовала, что говорит глупости, совершенно неуместные для подобной обстановки, она просто повторяла заученные фразы, которые придумала заранее, над которыми думала годами.

— Я готова, — выдавила она, почти шёпотом. — быть злой госпожой, или кем-то ещё. Если ты хочешь. Если считаешь, что я подойду.

Единорог долго не поднимал головы, и Рес уже начала думать, что её слова не были услышаны. Но затем он мягко, почти лениво ответил, не отрывая взгляда от земли:

— Для начала нам нужно управиться с морковкой. Если её не окучить вовремя, она позеленеет и станет горькой. Ума не приложу, как у соседского старика она вырастает такой ровной и сладкой. Нужно будет занести ему ещё пирогов и выведать, наконец, эту тайну.

Он хитро покосился на неё и протянул вторую маленькую лопаточку, с деревянным черенком и щербатым краем, ею явно пользовалось не одно поколение земледельцев. Лёгким движением головы единорог показал на грядку рядом с собой. Потом, как будто для наглядности, снова аккуратно повернул ком земли под ближайшей морковкой, легонько прижав почву к основанию стебельков.

Рес осторожно взяла лопатку в телекинез, её рог засветился мягким светом. Но Некромант тут же, без слов, покачал головой, и его взгляд, добродушный, но настойчивый, сказал больше, чем любое объяснение. Такое делают только собственными копытами.

Единорог секунду постояла в растерянности. Потом она присела рядом с ним, уложив непослушно извивающийся хвост вдоль дорожки и неловко согнув длинные ноги. Рес взяла лопатку копытом и попыталась повторить движения Некроманта. Получилось плохо: комья земли сыпались куда попало, ботва мялась, и в первые минуты она чувствовала себя совершенно беспомощной. Но он не вмешивался, не поправлял, просто продолжал свою работу рядом, без какой-либо спешки. И, постепенно, движения Рес стали точнее. Мелкая работа позволяла не думать, только чувствовать прохладу и свежий запах земли, слышать шелест листьев яблонь за забором, шорох крыльев пролетающих стрекоз.

Прошло, может быть, полчаса, прежде чем он неспешно встал. Единорог вытянулся, широко зевнув, снял с головы телекинезом свою смешную косынку, отправив её на лавку у умывальника. Затем он посмотрел на Рес и спросил:

— Попьём чаю?

Она молча кивнула и поднялась на ноги, оставив лопаточку воткнутой в землю там где остановила работу.

— Можно задать вопрос? — сказала она, направляясь за Некромантом к двухэтажному фермерскому домику с укрытыми лозой стенами.

— Конечно.

— А ты правда можешь произнести полное имя Ин?

— Хе-хе…