Я - Том Реддл-старший. Просто блеск! (гет)

Прошла неделя. Блэк Мэнор поглотил их, как каменный зев. Гарри чувствовал себя одновременно пленником и… гостем на грани фола. Кассандра соблюдала условия «цивилизованности»: просторные комнаты, обильная еда (хотя Том регулярно «улучшал» ее вкус и консистенцию, превращая кашу в шипящий лавовый поток или пудинг в прыгающих фей), доступ в ограниченные части поместья, включая обширную, но мрачную библиотеку. Именно здесь, среди фолиантов, пахнущих пылью и тайной, разворачивалась их основная битва — битва воли, слов и невысказанного напряжения.

Кулон Слизерина лежал на столе из черного дерева, рядом с развернутым трактатом о салазаровских артефактах. Камень в центре, темно-зеленый, почти черный, казался живым, поглощая скупой свет библиотечных ламп. Он реагировал на близость Тома тихим, едва уловимым гудением и легким теплом. Когда малыш (под присмотром Кричи, дрожавшего от страха и восхищения) сосредотачивался на кулоне, в воздухе появлялись полупрозрачные змеиные тени, шипящие на парселтанге, понятном только Тому и Гарри. Они не были враждебны, скорее… наблюдательны.

«Он ключ, — Кассандра скользнула пальцем по странице древнего манускрипта. Она была в платье глубокого винного оттенка, облегающем, подчеркивавшем каждую линию. Ее волосы были убраны строго, но несколько темных прядей выбивались, смягчая образ. — Не просто украшение. Он резонирует с наследственной магией Слизерина. С силой вашего сына. Возможно, хранит знание… или пробуждает его.» Она подняла глаза на Гарри. Он стоял у окна, наблюдая, как Том пытается уговорить змеиную тень свернуться кольцом. «Вы чувствуете его?»

Гарри кивнул, не отрывая взгляда от сына. «Чувствую. Как… натянутую струну. Между ним и Томом. И иногда… как холодок по спине. Будто что-то смотрит из глубины камня.»

«Интуиция маггла? — Ее голос звучал без насмешки, скорее с научным интересом. Она подошла ближе к столу, к кулону. Ее пальцы замерли в сантиметре от холодного металла. — Или что-то большее? Вы уверены, что в вас нет ни капли магии, мистер Реддл? Ни единой искры, которую этот артефакт мог бы… усилить? Или подавить?»

«Уверен, — ответил Гарри резче, чем планировал. Этот вопрос повторялся слишком часто. Он повернулся к ней. — Я щит. Пустота. Магия обходит меня стороной. Вот и все.» Но в его тоне прозвучало раздражение, накопленная усталость от этой игры, от постоянного ощущения, что его сканируют, изучают как экспонат.

Кассандра заметила это раздражение. Искра азарта мелькнула в ее глазах. Она обошла стол, сокращая дистанцию между ними. Пространство библиотеки вдруг стало тесным, воздух — густым от запаха старой кожи, воска и ее духов — чего-то темного, пряного, с ноткой апельсиновой корки.

«"Вот и все"? — Она остановилась перед ним, слишком близко. Ее взгляд, обычно аналитический, стал пристальным, почти физическим. Он ощущал его на своей коже, как касание. — Вы скрываетесь за этой маской "простого вдовца", Гарри. Но я вижу трещины. Вижу тень в ваших глазах, когда смотрите на сына — не только любовь, но и… знание? Предвидение? Вижу, как ваши руки помнят оружие. Вижу, как вы смотрите на меня…»

Она сделала еще шаг. Теперь их разделяли сантиметры. Гарри почувствовал тепло, исходящее от нее, услышал ее ровное дыхание. Его собственное участилось. Он знал, что это манипуляция. Часть ее «исследования». Но его тело отреагировало вопреки разуму. Адреналин после боя, напряжение плена, ее неотразимая, опасная красота — все смешалось в коктейль, грозивший взорваться.

«Как я смотрю на вас?» — его голос звучал хрипло, почти вызовом.

«Как на загадку, которую хотите разгадать, — ответила она тихо. Ее губы были так близко. — Как на противника. Как на… женщину. Иногда все сразу.» Ее рука поднялась, не для палочки, а чтобы легким, почти неощутимым движением кончиков пальцев коснуться его щеки, там, где проступала щетина. «Кто вы на самом деле? Откуда эта тень в ваших глазах? Откуда эта… сила? Не магическая. Человеческая. Неукротимая.»

Ее прикосновение, столь легкое, обожгло как раскаленный уголь. Гарри вздрогнул. Это был не допрос, это было вторжение. В его личное пространство, в его боль, в его секреты. Гнев, натянутый как тетива, смешался с чем-то иным, темным и притягательным, что он долго подавлял. Он видел ее расширенные зрачки, легкую дрожь в ее пальцах — она тоже не была полностью спокойна. Она играла с огнем, и огонь отвечал ей взаимностью.

«Вы хотите знать правду, Кассандра? — Его голос стал низким, опасным. Он наклонился чуть ближе, чувствуя, как ее дыхание смешивается с его. Ее глаза загорелись предвкушением ответа, но в них промелькнуло и нечто другое — осознание того, что дистанция исчезла, что контроль ускользает. — Правда в том, что я устал. Устал от лжи. Устал от ваших игр. Устал от…»

Он не договорил. Мысль о том, чтобы снова солгать, о том, чтобы продолжать этот изматывающий танец, показалась невыносимой. Вместо слов, движимый вспышкой чистой, нерассуждающей ярости, смешанной с неистовым влечением, он схватил ее за плечи — не грубо, но властно — и притянул к себе. Его губы нашли ее губы в поцелуе, который был не вопросом, а утверждением. Вызовом. Попыткой заткнуть поток ее допросов, стереть эту аналитическую холодность, доказать, что он — не объект исследования, а мужчина.

Это не было нежностью. Это был захват. Подавление. Гневное утверждение собственного существования вопреки ее попыткам разобрать его на части. Его губы были жесткими, требовательными. Он ожидал отпора. Ожидал толчка, крика, вспышки магии, которая, как он знал, не подействует, но попытается.

Но произошло неожиданное.

Кассандра замерла на мгновение, словно пораженная молнией. Ее тело напряглось под его руками. А потом… она ответила. Не сразу, не покорно, а с внезапной, яростной страстью, которая потрясла его до глубины души. Ее губы разомкнулись под натиском его, не для протеста, а для встречи. Ее руки впились в его плечи, не отталкивая, а притягивая ближе, крепче. Поцелуй превратился в битву — за господство, за дыхание, за право не думать. Она отвечала ему с такой же неистовой силой, с какой он напал, как будто ее собственная плоть рвалась на свободу от оков разума и предрассудков. Ее язык скользнул по его губам, требовательный и влажный, вызывая волну жара, прокатившуюся по его телу ниже пояса.

Он услышал ее стон — низкий, хриплый, вырвавшийся из самой глубины, — когда его руки скользнули вниз по ее спине, ощущая под тонкой тканью платья изгибы позвоночника, напряжение мышц. Она прижалась к нему всем телом, ее грудь упруго придавила его грудную клетку, бедро неловко, но властно вдвинулось между его ног. Электрическая дуга пробежала между ними, короткая, ослепительная, не имеющая ничего общего с магией. Это была чистая, необузданная физиология.

Она была первая, кто оторвался. Резко, как от удара током. Ее губы распухли, запекшаяся помада смазалась, глаза были огромными, темными, дикими, полными шока, гнева и… неутоленного желания. Она отступила на шаг, ее грудь высоко вздымалась под порванным кружевом лифа, который Гарри не помнил, чтобы рвал, но его рука, видимо, действовала сама по себе. Она поднесла дрожащие пальцы к своим губам, словно проверяя, реально ли произошедшее.

«Вы… вы осмелились…» — ее голос дрожал, но не только от ярости. В нем звучало потрясение, растерянность и что-то еще — смущенное, почти стыдливое возбуждение.

«Вы спрашивали, — Гарри тоже дышал тяжело. Его губы горели. Внизу живота стучал натянутый, болезненный пульс. Он чувствовал вкус ее на своем языке — пряный, дорогой, женственный. — Я показал вам часть правды. Я — не ваш подопытный кролик. Я человек. Со страстями. С гневом. И вы… — его взгляд скользнул по ее растрепанным волосам, запекшимся губам, по высоко поднятой груди, — вы не так холодны, как притворяетесь, леди Блэк.»

Она не ответила. Она просто смотрела на него, пытаясь собрать осколки своей обычной, безупречной маски. Но трещины были видны. Дрожь в руках. Неуверенность во взгляде. Влажный блеск в уголках глаз, который мог быть и от гнева, и от чего-то иного. Ее щеки горели румянцем, не присущим ее обычно бледному лицу.

Том, привлеченный внезапной тишиной после всплеска эмоций, подошел и ухватился за подол ее платья. «Тетя Ка’анда?» — пробормотал он, глядя на нее своими большими, невинными глазами.

Этот детский голосок, этот жест, казалось, вернул Кассандру в реальность с ледяным душем. Она резко отдернула подол, глядя на Тома, потом на Гарри, потом снова на Тома. В ее глазах мелькнул ужас — не перед магией ребенка, а перед тем, что она только что позволила себе. С магглом. С загадкой. С человеком, который одним поцелуем поставил под сомнение все ее принципы и контроль.

«Уберите его, — прошипела она, не глядя на Гарри. Голос был ледяным, но дрожал на последней ноте. — И… и не подходите ко мне. Пока я не скажу.»

Она резко развернулась и почти побежала к двери, высокие каблуки гулко стучали по паркету. Ее платье было помято на спине, где его сжимали руки Гарри. Дверь библиотеки захлопнулась с таким грохотом, что с полки слетели несколько пыльных фолиантов.

Гарри остался стоять посреди хаоса — эмоционального и намеченного падающими книгами. Воздух все еще вибрировал от их поцелуя. На его губах — привкус ее страсти и ее страха. Том дернул его за брюки, требуя внимания.

Он опустился на колени перед сыном, машинально обнимая его. Его сердце бешено колотилось. Он добился своего — допрос прекращен. Но ценой? Он перешел черту. И, что было еще опаснее, Кассандра перешла ее вместе с ним. Ее ответ был искренним, яростным, животным. Она хотела его. Не как объект изучения. Как мужчину.

И теперь он знал это. Она знала это. И это знание висело между ними, как заряженная молния, грозящая разрушить хрупкое перемирие в каменных стенах Блэк Мэнор. Покой был забыт. Игра изменилась. Теперь на кону было нечто большее, чем секреты кулона или иммунитет к магии. На кону были они сами, их контроль, их убеждения и та темная, магнитная сила, что неудержимо притягивала их друг к другу сквозь все барьеры крови, магии и лжи. И Гарри с ужасом и предвкушением понимал, что остановиться уже невозможно.