Я - Том Реддл-старший. Просто блеск! (гет)

Тьма. Не та уютная тьма за закрытыми веками, а абсолютная, бездонная пустота. Гарри Поттер знал, что значит умирать. Он делал это уже трижды. Но на этот раз... на этот раз ощущение было окончательным. Никакого Короля Креста, никакого Дамблдора с мудрыми речами. Просто Ничто.

Щелк.

Звук был неожиданно громким в этой тишине. Как будто кто-то переключил тумблер.

Щелк.

И свет. Неяркий, рассеянный, как будто пробивающийся сквозь плотный туман. Гарри осознал, что видит. Видит, но не глазами. И слышит.

«- ...просто ленивый! Совершенно ленивый!» — женский голос, звонкий и полный раздражения, словно спорящий о невымытой посуде. «Вечно ты так! «О, пусть сам разбирается», «О, судьба всё решит». Ну и что? Он умер! Опять!»

«- Он выполнил свою роль, дорогая, -» ответил другой голос, низкий, усталый, с нотками вековой скуки. «- Разрушил крестраж. Пожертвовал собой. Героический жест. Точка. Канон закрыт.»

«- Канон?!» — взвизгнул первый голос. «- Ты говоришь как какой-то пыльный библиотекарь! Это Гарри! Наш Гарри! Трижды ускользнувший от тебя, между прочим! Он заслуживает... заслуживает... варианта Б!»

«- Варианта Б? -» Мужской голос явно закатил невидимые глаза. «- Дорогая Жизнь, ты опять смотришь эти маггловские «мыльные оперы»? Вариантов не бывает. Есть Путь. Есть Судьба.»

«- А я говорю — бывают! -» парировала Жизнь. Гарри мысленно представил ее топнувшей ногой. «- Посмотри на этот бардак! Тот паренек... Реддл... весь такой «темный лорд», «чистокровное величие»... а корень-то где? В папочке-алкоголике, которого мамочка одурманила любовным зельем и который сдох от шока и похмелья, даже не увидев сына! Разве это справедливо? Разве это интересно? Сплошная трагедия по недосмотру!»

«- Трагедии — моя специализация, -» сухо заметил Смерть. «- И недосмотры — тоже.»

«- Вот именно! -» Жизнь торжествующе врезала риторический кулак в невидимую ладонь. «- А теперь представь: папочка не умирает. Папочка... ну, скажем, обретает некий... иммунитет к магическим глупостям. И воспитывает маленького монстра не в ненависти и страхе, а в... ну, я не знаю... в попытках понять что же у того в голове творится?»

В темноте Гарри почувствовал, как Смерть вздохнул. Долгий, страдальческий звук, словно скрип древних ворот.

«- Ты предлагаешь вмешаться. Нарушить ход событий.»

«- Я предлагаю дать шанс, -» поправила Жизнь, голос смягчился, стал почти шепотом. «- Гарри уже знает, кем стал Том Реддл-младший. Кто лучше него попытается сломать эту роковую цепочку? Кто лучше поймет ребенка, чья магия сильнее его самого? И главное...» — в голосе Жизни зазвучал едва уловимый смешок, «- ...представь его лицо, когда он очнется в теле пьяного маггла-аристократа в лачуге Гаунтов, рядом с умирающей женой, которую он не знает, и осознает, что теперь он — папа Волдеморта?»

В бездне Гарри мысленно ахнул. Что?!

«- Хм, -» промычал Смерть. В его тоне впервые прозвучало что-то, отдаленно напоминающее... интерес? «- Лицо... да, это могло бы быть забавно. И учитывая его уникальный опыт со смертью... и моими дарами...»

«- Точно! -» Жизнь засияла (Гарри буквально почувствовал это сияние). «- Мы же можем дать ему кое-что на дорожку? Маленький бонус за верную службу? Щиток от магических неприятностей? Чтобы сделать его ношу немного проще? Иногда стоит поощрять смертных…»

«- Неприкосновенность к магии, -» констатировал Смерть. «- Полная. Заклятия, зелья, проклятья — все скользит, как вода по стеклу. Никаких исключений. Это... элегантно. Иронично. Маггл, неуязвимый для самого основания мира, в котором он оказался.»

«- Идеально! -» пискнула Жизнь. «- Итак, договорились? Вариант Б: Гарри Поттер становится Томом Реддлом-старшим. Миссия: перевоспитать будущего Темного Лорда, не сойти с ума от летающих пеленок и не застрелить настырную аристократку, которая обязательно появится. Готов?»

«- Я всегда готов к хаосу, который ты сеешь, дорогая, -» вздохнул Смерть. «- Но да. Пусть будет. Гарри? Просыпайся. У тебя... икота.»

Щелк.

Боль. Дикая, раскалывающая голову боль. И запах. Запах гнили, пыли, дешевого вина и чего-то невыразимо грязного и живого. Гарри застонал, пытаясь открыть глаза. Веки казались свинцовыми.

«Том? Томми, дорогой?» — слабый, хриплый женский голос где-то рядом.

Гарри заставил глаза открыться. Тусклый свет проникал сквозь забитое тряпьем окно, выхватывая из мрака жуткую картину. Он лежал на грязном полу, усыпанном осколками бутылки. Голова гудела, желудок сжимался от тошноты. Руки... большие, чуть огрубевшие, не его руки. Одежда — дорогая, но изодранная и заляпанная.

Он поднял голову. В углу, на жалкой кровати, сидела женщина. Вернее, полулежала. Бледная, как привидение, с огромными темными глазами, в которых горела странная смесь страха, надежды и изнеможения. Ее живот был огромным, неестественно выпирающим под тонким платьем. Меропа Гаунт. Вторая волна тошноты накатила на Гарри — теперь уже от осознания.

«Томми? Ты... ты в порядке?» — она попыталась улыбнуться, но гримаса боли исказила ее лицо. «Прости... я думала... зелье... оно должно было...» — она замолчала, сжавшись от нового спазма.

Гарри (Том? Кто он теперь?) отчаянно пытался собрать мысли в кучу. Любовное зелье. Том Реддл-старший. Алкоголик? Разве он не сбежал в закат? Ладно… Умер от шока и отравления, очевидно. Я в его теле. Меропа беременна. СЕЙЧАС РОЖАЕТ. Смерть и Жизнь, кем бы вы ни были, вы — идиоты!

Он попытался встать, опираясь на стену. Тело послушалось с трудом, было чужим и неповоротливым. «Я...» — голос был низким, хриплым, чужим. Он попытался прочистить горло. «Я... здесь. Что... что случилось?» Играй, Гарри, играй туповатого вдовца начинай прямо сейчас!

Меропа застонала, схватившись за живот. «Ребенок... Томми... он... сейчас...» — ее глаза расширились от паники. «Помоги... воды... и... чистая тряпка... там...» — она кивнула на закопченный очаг, где стояло ведро с мутной жидкостью и валялись какие-то лохмотья.

Гарри почувствовал, как холодный пот выступил на спине. Он убивал василисков, дрался с драконами, противостоял самому Волдеморту... но принимать роды в лачуге умирающей женщины? Это было за гранью. Он заковылял к очагу, схватил ведро и тряпку. Вода была ледяной. Чистая? Да тут чище ничего нет!

«Вот...» — он поднес ведро к кровати, чувствуя полнейшую беспомощность. Меропа схватила тряпку, сжала ее в руках. Ее дыхание стало прерывистым, поверхностным. «Томми... слушай...» — она с трудом вытащила из складок платья что-то блестящее. Золотой кулон с извивающейся змеей, инкрустированной изумрудами. Кулон Слизерина. «Возьми... для... него... когда родится... скажи... скажи ему...» — ее голос ослаб. Еще один страшный спазм сотряс ее тело. «...что я... хотела... что он будет... особенным...»

Глаза Меропы закрылись. Ее рука, сжимавшая кулон, обмякла. Кулон со звоном упал на грязный пол рядом с Гарри. Он замер, уставившись на нее. Тишина. Страшная, гнетущая тишина, прерываемая только его собственным тяжелым дыханием. Она умерла. Просто... перестала быть. Как его родители. Как Сириус. Как Дамблдор. Как столько других. И он был здесь, в теле ее мужа-маггла, абсолютно беспомощный.

А потом раздался крик. Пронзительный, требовательный, полный жизни и негодования. Крик новорожденного.

Гарри резко обернулся. Между ног Меропы лежал крошечный, сморщенный, покрытый кровью и слизью человечек. Он кричал, яростно сжимая кулачки, его крошечный ротик был широко открыт.

Том Марволо Реддл. Лорд Волдеморт. Убийца его родителей. Угроза всего мира. Его сын.

Гарри стоял, как вкопанный, глядя на этот орущий комок плоти, который перевернул его смерть с ног на голову. Боль в голове, тошнота, вонь, грязь, мертвая женщина на кровати... и этот крик. Бесконечный, пронзительный крик, требовавший внимания, заботы... всего.

«Смерть... Жизнь... -» мысленно прошипел он, глядя на кулон Слизерина у своих ног и на орущего младенца. «- Вы серьезно? Это мой вариант Б?»

Никакого ответа. Только крик младенца Тома, заполнявший вонючую лачугу Гаунтов — его новый, совершенно безумный дом. Гарри Поттер, герой, трижды победивший смерть, глубоко, от всей души, мысленно произнес свое первое в этой жизни:

Едрёна мандрагора!

Две недели. Всего две недели Гарри провел в роли Тома Реддла-старшего, вдовца с новорожденным сыном, и уже чувствовал себя так, будто пережил вторую магическую войну в одиночку. Лачуга Гаунтов была оставлена позади с чувством глубочайшего облегчения. Сейчас они ютились в крошечном, но относительно чистом домике на окраине Литл-Хэнглтона. "Относительно" — потому что главным фактором чистоты и порядка был не Гарри, а непредсказуемая магия его "сына".

Гарри стоял у печи, пытаясь одной рукой помешать кашу (потому что маггловская еда была дешевле и проще), а другой удерживать Тома, который висел в воздухе над столом, сердито булькая и пытаясь телекинетически стащить со стола ложку. "Томми-малыш, давай-ка вниз, а? Папе нужно сварить кашу, а не ловить летающие столовые приборы. Мерлин!" — вырвалось у Гарри, когда ложка все же сорвалась и со звоном ударила об пол. Том радостно залопотал на своем тарабарском, в котором Гарри отчетливо слышалось шипение.

Парселтанг в младенчестве, — мысленно констатировал Гарри, поднимая ложку. Просто прекрасно. Надо будет найти книгу по змеям. Или научиться шипеть успокаивающе.

Тут в дверь громко постучали. Не обычный стук почтальона или соседа, а резкий, требовательный, почти официальный. Гарри насторожился. Магия? Он бережно опустил Тома (который мгновенно начал ползти к упавшей ложке с видом завоевателя) в самодельный манеж из старых корзин и подошел к двери.

За порогом стояли двое. Мужчина и женщина в аккуратных, но неброских темных мантиях. Лица напряженные, в руках — палочки. Авроры. Или кто-то в этом роде.

"Добрый день, мистер Реддл?" — спросил мужчина, не дожидаясь приглашения, заглядывая через плечо Гарри в дом. Его взгляд скользнул по скромной обстановке, задержался на Томе в манеже.

"А... да? — Гарри сделал самое глуповатое, растерянное лицо, какое смог. — Чем могу служить, господа? Полиция что ли?"

"Не совсем, мистер Реддл, — ответила женщина. Ее голос был вежливым, но без тепла. — Мы из... специальной комиссии по расследованию необычных явлений. В вашем районе произошло небольшое происшествие, связанное с... гм... необъяснимыми вспышками света и звуками. Вы ничего такого не замечали вчера вечером? Возможно, около полуночи?"

Гарри внутренне напрягся. Вчера вечером Том, разозлившись, что каша остыла, заставил светильник вспыхнуть, как прожектор, и издал визг, от которого задребезжали стаканы. Гарри успел приглушить свет и успокоить младенца, но видимо, кто-то заметил. Едрена мандрагора!

"Свет? Звуки? — Гарри почесал затылок, изображая усиленное размышление. — Полночь? Я, знаете ли, с малышом... Томми тут орет, как сирена, когда животик болит. Может, это он? Или грозу слышали? Вчера ветер был..."

Авроры переглянулись. Мужчина кивнул женщине почти незаметно.

"Вполне возможно, мистер Реддл, — сказала женщина, поднимая палочку. Ее движение было быстрым и профессиональным. — Но на всякий случай, для чистоты отчета... Обливиэйт!"

Яркая вспышка света ударила Гарри прямо в лицо. Он почувствовал лишь легкое тепло, как от солнца сквозь стекло. Щит работал. Но Гарри зажмурился, пошатнулся и сделал вид, будто его ошеломило. Он даже глупо улыбнулся.

"Ох... что это было? Фотоаппарат какой? Ярко так..." — пробормотал он, потирая глаза.

Авроры снова обменялись взглядами, на этот раз с легким удовлетворением.

"Все в порядке, мистер Реддл, — сказал мужчина, пряча палочку. — Просто стандартная проверка. Вы ничего не помните о вчерашних событиях? Свет, странные звуки?"

"События? — Гарри уставился на них пустым взглядом, который он отточил, глядя на Локонса. — Вчера... малыш плакал... я кашу варил... вроде все как всегда. А вы кто, простите? Почтальоны новые?"

"Нет-нет, мы уходим, — поторопилась женщина. — Спасибо за сотрудничество. Всего доброго вам и... малышу." Она бросила быстрый, оценивающий взгляд на Тома, который сейчас с упоением грыз деревянный кубик, на котором потихоньку проявлялись светящиеся руны. Авроры развернулись и зашагали прочь, даже не попрощавшись.

Гарри закрыл дверь, прислонился к ней спиной и выдохнул. "Едрена мандрагора... — прошептал он. — Это был первый. Сколько их еще будет?"

Ответ пришел быстрее, чем он ожидал. Через три дня — новый стук. На этот раз одинокий мужчина в мантии, нервный и потный. Объяснил что-то невнятное про "розыск опасного животного" и "потенциальных свидетелей". Гарри снова сыграл роль простака, снова получил *Обливиэйт* в лицо, снова изобразил замешательство и кратковременную потерю нити разговора. Стиратель ушел, явно недовольный, но не заподозрив ничего.

Третий визит случился посреди ночи. Гарри только что уложил Тома, который перед сном устроил "парад" летающих пеленок по комнате. Стук был громким и настойчивым. За дверью стояли трое. Лица скрыты капюшонами, но палочки наготове.

"Мистер Реддл? Откройте, по распоряжению!" — прозвучал грубый голос.

Гарри открыл, зная, что отказ вызовет больше подозрений. "Да? Что случилось, господа? Малыш спит..." — он нарочно зевнул.

"В округе замечена банда мародеров, — отчеканил один из них. — Опасные, вооруженные. Вы ничего подозрительного не видели? Слышали крики, выстрелы?"

Гарри внутренне усмехнулся. Мародеры? Или какие-то из ваших рыщут? "Выстрелы? Нет, не слышал. Только лису в огороде, та кудахтала, как курица... странно."

"Для вашей же безопасности, мистер Реддл, — сказал другой голос из-под капюшона, и палочка уже была направлена на него. — Забудете этот визит. *Обливиэйт!*"

Третий по счету луч ослепительного света. Гарри моргнул, сделал вид, что пошатнулся. "Ох... голова... что это? Молния что ли в дом ударила?" Он схватился за косяк, изображая слабость.

"Все в порядке, — бросил первый. — Спите спокойно." Троица растворилась в ночи так же быстро, как и появилась.

Гарри закрыл дверь, щелкнул замком и медленно сполз по ней на пол, уткнувшись лицом в колени. Тишину нарушал только ровное дыхание спящего Тома из соседней комнаты.

Усталость накатывала волной, тяжелее любой битвы. Не физическая — душевная. Каждый раз — этот спектакль. Каждый раз — ощущение бесправия. Его щит защищал от магии, но не от этого унизительного ритуала.

И тут его осенило. Мерлин и Моргана!

Он поднял голову, глядя в темноту кухни. Не только его. Эти "стиратели памяти" приходили не только к нему. Они говорили о "происшествиях в районе". О "свидетелях". О "мародерах". Сколько раз они стучали в соседние двери? К миссис Колдрен, старой вдове, которая вечно ворчала на погоду? К мистеру Барнсу, почтальону, который всегда здоровался? К семье Гринвудов с кучей детей?

Он представил их лица. Растерянные. Напуганные. А потом — пустые после вспышки света. Лишенные кусочка своей жизни, своей реальности. Им говорили, что это "для их же блага". Что они "ничего не видели". И они конечно не могли не верить?

Гарри встал, подошел к окну, глядя на темные очертания соседних домов. Раньше он думал о магическом мире как о чем-то отдельном, иногда угрожающем ему лично. Но теперь... теперь он видел систему. Бездушную машину, которая ради своего удобства и секретности стирала кусочки разума обычных людей. Магглов. Которых маги считали ниже, проще, не заслуживающими правды.

"Сколько раз в неделю обычному почтальону приходится переживать это *Обливиэйт*?" — прошептал он в темноту, и в голосе его звучала не только усталость, но и нарастающая, холодная ярость. — "Сколько раз его личная история, его воспоминания — даже о ломаном заборе или крике лисы — становятся просто... мусором для утилизации?"

Он повернулся, глядя в сторону комнаты, где спал Том. Младенец, чья неконтролируемая магия была магнитом для этих "чистильщиков". Младенец, которого он должен был уберечь не только от темного пути, но и от этой системы, которая видела в нем либо угрозу, либо инструмент, но никогда — человека.

Гарри подошел к старому комоду, открыл нижний ящик. Там, под стопкой пеленок, лежал тяжелый, холодный предмет, купленный на последние деньги после первого ночного визита "мародеров". Маггловский кольт. Он взял его в руки. Вес был успокаивающим. Реальным. Не магия, не иллюзии. Факт.

"Годрик…," — повторил он про себя, уже не как ругательство, а как клятву. Щит защищал его от заклятий. Но если эта система будет угрожать Тому... если "стиратели" решат, что младенец слишком опасен не только для магглов, но и для их покоя...

Он положил кольт обратно, но не закрыл ящик. Пусть полежит наготове. А в доме снова запахло горелой кашей — Том, проснувшись, видимо, решил помочь с завтраком на расстоянии. Гарри вздохнул, направляясь к кухне. Покой? Мечты. Его реальность теперь — это летающая каша, орущий гений-младенец, и бесконечные авроры с их удобными маленькими вспышками забвения. И он должен был играть свою роль. До конца.

Два месяца. Шестьдесят дней, наполненных криком Тома, летающей посудой, запахом горелого молока и вечным ощущением, что за тобой следят. Но главное — это чувство. Тяжелое, металлическое, холодное, лежащее в потайном ящике комода под стопкой пеленок. Вес обещания. Вес последнего аргумента. Вес маггловского кольта M1911.

Гарри назвал его «Аргументом». Иронично. Практично. Аргумент против магической наглости, против «обливиэйтов» под покровом ночи, против системы, считавшей его и таких, как он, расходным материалом для поддержания своего удобного статус-кво.

Том рос не по дням, а по часам, и его магия росла вместе с ним. Сегодня утром Гарри нашел все ложки в доме аккуратно вплавленными в потолок кухни, как серебряные звезды на фоне побелки. Малыш сидел в манеже, довольно булькая и указывая пальчиком на свое «произведение искусства».

«Великолепно, Томми, — процедил Гарри, глядя на руины завтрака (каша опять загустела в кастрюле сама собой). — Просто шедевр абстрактного экспрессионизма. Теперь папе придется есть… руками?» Он вздохнул. Покой был миражом, тихая ферма — несбыточной мечтой. Его реальность была яркой, громкой и потенциально опасной для всех, включая самого Тома.

Именно это осознание привело Гарри в старый заброшенный карьер на отшибе Литл-Хэнглтона. Том, крепко спеленатый и завороженно наблюдающий за кружащими в воздухе пылинками (его собственное развлечение), лежал в корзине подальше от зоны действия. Гарри вытащил «Аргумент». Стальной корпус блеснул тускло под серым небом. Он тщательно изучил механизм, почистил его, смазал. Теория была освоена по купленным у старьевщика журналам. Теперь — практика.

Он выставил несколько пустых консервных банок на валуне. Взял стойку, как видел в кинохронике. Прицелился. Вдох. Выдох. Щелчок. Сухой спуск. Повторил. Десять раз. Движения становились увереннее. Затем зарядил магазин.

БАМ!

Грохот выстрела оглушительно раскатился по карьеру, заставив Тома вздрогнуть и на секунду прекратить магический вихрь пыли. Пуля рикошетила от камня, не попав в банку и скуля вдалеке.

«Черт, — выругался Гарри. — Тише, Аргумент, а? Малыш спит… почти». Он посмотрел на Тома. Тот широко улыбнулся ему беззубым ртом и снова запустил пыль в вальс. Гарри усмехнулся. «Ладно, малек. Учимся.»

Он перезарядил, сосредоточился. Представил себе не банку, а нацеленную на него палочку. Глаза авроров, холодные и безразличные. Вспышку «Обливиэйта», которую он должен был притворно «почувствовать». Холодная ярость, копившаяся неделями, сфокусировалась на мушке.

БАМ! Банка слетела с валуна, пробитая навылет.

БАМ! Вторая банка отлетела в сторону.

БАМ! Третья — чистый выстрел по центру.

Том агукал от восторга, его магия подхватила гул выстрелов, разнося странное эхо по карьеру, будто стрелял не один человек, а целый взвод.

«Так-то лучше, — удовлетворенно пробормотал Гарри, ощущая отдачу в руке. — Протокол Сантини, активирован.» Он мысленно поблагодарил старые боевики, которые смотрел у Дурслей. Иногда маггловские знания были бесценны. Слухи о «призраке-стрелке» в окрестностях Литл-Хэнглтона только сыграют ему на руку, создавая ауру непредсказуемой опасности.

* * *

Вечером, когда Гарри пытался убаюкать Тома (процесс, напоминавший усмирение миниатюрного дракона), «Аргумент» мирно покоился в кобуре, пристегнутой к спинке кухонного стула, под рубашкой. Том наконец начал дремать, его крошечные пальчики разжали хватку на бороде Гарри (еще одно новое приобретение с телом Реддла-старшего, которое Гарри невзлюбил).

Тишину разорвал не стук в дверь, а громкий хлопок телепортации прямо посреди гостиной. Гарри мгновенно вскочил, заслонив кроватку с Томом телом. Рука сама потянулась к стулу.

Перед ним материализовались двое. Не авроры в аккуратных мантиях. Эти были иными. Один — высокий, тощий, с горящими фанатичным блеском глазами и палочкой, украшенной чем-то, похожим на коготь. Второй — коренастый, с туповатым лицом, в кожаном плаще поверх мантии. Гриндевальдовцы. Чувство опасности, знакомое Гарри до боли, защемило под ложечкой. Том, разбуженный шумом, начал хныкать.

«Том Реддл? — прошипел тощий, его палочка сразу нацелилась на Гарри. — Где ребенок? Тот, что с силой?»

Гарри включил режим «туповатого вдовца» на полную мощность. Он широко раскрыл глаза, изображая испуг и непонимание. «Ребенок? Да вот же, спит… почти. А вы кто такие? Из газовой компании? Дверью хлопаете…» Он сделал шаг в сторону, небрежно задевая рубашку на стуле, ощущая холодный металл кобуры под тканью.

«Заткнись, маггл! — рявкнул коренастый, тоже выхватывая палочку. — Мы не для тебя. Для дитяти. Говорят, тут сила дикая бродит. Нашему делу пригодится.»

«Сила? — Гарри почесал затылок, делая вид, что напряженно думает. — У меня только малыш Томми… он громко плакать умеет, это да. Сильно. Уши закладывает.» Внутри все сжималось. Они пришли за Томом. Как скотину. Как артефакт.

«Хватит придуриваться! — Тощий шагнул вперед. — Мы знаем о вспышках! О странностях! Отдавай ребенка, и мы оставим тебя в покое. *Империо!*»

Золотистая струя заклятия ударила в Гарри. Он почувствовал лишь легкое дуновение теплого ветерка. Щит Жизни и Смерти работал безупречно. Но Гарри замер, изобразив оцепенение, стеклянный взгляд уставившись в пустоту. Играй, играй глупого маггла под контролем, — пронеслось в голове.

«Видишь, Брут? — Тощий самодовольно усмехнулся, обращаясь к коренастому. — Как шелковый. Магглы… тупое быдло. Иди, возьми малыша. Аккуратно.»

Брут тупо кивнул и направился к кроватке, где Том, почуяв неладное, заходился в настоящем реве. Его магия отозвалась на страх и ярость — лампа на столе вспыхнула ослепительно ярко, а потом погасла с хлопком, заливая комнату дымком.

«Сила! — восхищенно прошептал Тощий. — Чистая, необузданная! Гелерт будет доволен!»

Брут протянул грубые руки к орущему младенцу. В этот момент Гарри «очнулся». Его движение было молниеносным. Рука рванула рубашку со стула, выхватывая «Аргумент». Никаких предупреждений. Никаких монологов. Только хладнокровная точность, отточенная в карьере.

БАМ! БАМ!

Два выстрела, грохот которых заглушил даже рев Тома. Брут вскрикнул и рухнул на колено, хватаясь за бедро, из которого хлестала кровь. Тощий взвизгнул от неожиданности и боли — вторая пуля пробила ему предплечье, державшее палочку. Костьвая палочка с когтем звякнула об пол.

«АААРГХ! ТЫ! МАГГЛ! КАК?!» — заорал Тощий, корчась от боли, пытаясь левой рукой поднять палочку, валявшуюся рядом.

«Не рекомендую, — голос Гарри был низким, ледяным, без тени прежнего простоватого тона. Он стоял в стойке, «Аргумент» уверенно направлен на раненых гриндевальдовцев. Глаза, за очками-«невидимками», горели холодным зеленым огнем. — Следующая пуля будет не в ногу. Или в руку. Вам решать. Убирайтесь.»

«Ты… ты не маггл! — Тощий выплюнул кровь, глядя на Гарри с диким ужасом и ненавистью. — Никакой маггл… не может…»

«Я тот, кто защищает свой дом и своего сына, — перебил его Гарри. — Магией или без. Последний шанс. Уходите.»

Брут, хрипя от боли, попытался встать. Гарри чуть сместил ствол. БАМ! Пуля ударила в пол между его ног, подняв фонтан щепок. Брут завизжал и замер.

«ХВАТИТ!» — взревел Тощий. Он схватил палочку левой рукой, но не для атаки. Он дико трясущейся рукой нацелился на Брута. «*Порти… Портус!*»

Синий свет окутал коренастого гриндевальдовца, и тот исчез с хлюпающим звуком. Тощий, бледный как смерть, истекающий кровью, метнул на Гарри взгляд, полный первобытного страха и обещания мести.

«Это… не конец… маггл… или кто ты там…» — он прошипел и, судорожно скрючившись, тоже исчез с громким хлопком, оставив на полу лишь лужу крови и костяную палочку.

Тишина, наступившая после шума выстрелов и криков, была оглушительной. Том перестал плакать, удивленно глядя на отца большими влажными глазами. Гарри опустил «Аргумент», руки дрожали, но не от страха, а от адреналина и гнева. Запах пороха смешивался с запахом крови и детской присыпки. Сюрреализм происходящего бил по мозгам сильнее любого заклятия.

Он подошел к костяной палочке, поднял ее кончиком ствола. Никаких защит, никаких ловушек. Просто орудие. Отшвырнул ее в угол. Потом подошел к Тому, все еще дрожащему в кроватке.

«Все в порядке, малыш, — голос Гарри снова стал мягким, хотя внутри все клокотало. Он взял сына на руки, ощущая тепло маленького тельца. — Папа тут. Чужих больше нет.» Том уткнулся мокрым лицом в его шею, тихо посапывая. Гарри покачал его, глядя на кровавые пятна на полу. Он не убил. Раненые враги — живые свидетели. Свидетели того, что «маггл» может быть смертельно опасен. Слухи поползут. И Гриндевальд узнает.

Он посмотрел в окно, в темноту сада.

Где-то там, в тени старого дуба, затаив дыхание, стояла женщина. Кассандра Блэк. Она видела вспышки света из окна, двое неудачников были под ее началом и провалились с треском. Но ее тонкие пальцы сжимали бинокль, а на губах играла восхищенная, хищная улыбка. Она видела не туповатого вдовца. Она видела человека, который холодным оружием обратил в бегство двух вооруженных волшебников. Загадка стала только интригующее.

«Ангел-хранитель магглов… — прошептала она про себя, завороженно глядя на силуэт в окне, укачивающий ребенка. — Или сам дьявол? Как восхитительно…» Она осторожно отступила в тень, оставив на ветке кусок тонкой, почти невидимой шелковой нити — свою визитную карточку для того, кто умел видеть неочевидное.

Гарри, укладывая уснувшего Тома обратно в кроватку, почувствовал чужой взгляд. Он резко обернулся к окну. Темнота. Тишина. Но ощущение присутствия было острым, как запах крови на полу. Он подошел к окну, всмотрелся. Ничего. Или не ничего? На подоконнике, снаружи, лежал крошечный блестящий предмет. Он поднял его. Идеально ограненный крошечный черный камень. Оникс? Или обсидиан? Не маггловская вещь. Предупреждение? Приглашение?

Он сжал камень в кулаке. «Аргумент» лежал на столе, еще теплый. Кровь на полу нужно было срочно убирать. Том мог проснуться. А завтра… завтра снова каша, летающие ложки и ожидание нового визита. Или новой атаки.

«Протокол Сантини, — мысленно констатировал Гарри, глядя на черный камень. — В действии. Покой по-прежнему отменяется.» Он потушил свет, оставив только слабый ночник возле кроватки Тома. В темноте глаза его светились, как у кошки. Готовность. Вызов принят.

Прошло полгода с того кровавого вечера. Полгода относительного затишья, если не считать ежедневных магических катаклизмов масштаба домашнего апокалипсиса. Тому было уже восемь месяцев, и если раньше его магия была хаотичным выбросом энергии, то теперь она обрела черты осознанного, хоть и совершенно инстинктивного, творчества. И направлялась она, как правило, на самое раздражающее его в данный момент.

Сегодня это снова была каша.

Гарри стоял у плиты, помешивая овсянку — густую, серую и невероятно скучную на вид. Том сидел в своем высоком стульчике, стуча ложкой по столику и недовольно хмурясь. Его большие, темные глаза (так похожие на глаза того, кем он мог стать, и от этого Гарри каждый раз сжималось сердце) были прикованы к тарелке. Он явно хотел чего-то другого. Яркого. Интересного.

«Нет, солнышко, сегодня только каша, — терпеливо сказал Гарри, снимая кастрюлю с огня. — Папа не волшебник, чтобы превращать ее в шоколадный фонтан. Хотя, — он мельком глянул на Тома, — кто-то тут вполне мог бы...»

Не успел он договорить, как Том топнул ножкой. Не сильно, но решительно. И вся только что сваренная каша в кастрюле… взметнулась вверх. Не просто пролилась, а взвилась тонким, липким фонтаном, ударив в потолок кухни с мягким хлюпом и тут же застыв там, как гигантское серое сталактитовое образование. Отдельные капли падали обратно с глухими ударами.

Гарри замер с половником в руке. Он посмотрел на потолок. Потом на Тома. Том смотрел на него с выражением глубокого удовлетворения и протягивал ручонку к банке с ярко-зеленым горошком, стоявшей на столе.

«Га?» — требовательно произнес младенец.

«"Га" — это "дай", я так понимаю? — Гарри вздохнул, поставив кастрюлю. — И потолок тебе не понравился? Хотел новый декор?» Он провел рукой по лицу, ощущая на щеке липкую каплю овсянки. Фейспалм № 347 по счету с момента перерождения.

Он открыл банку горошка. «Ладно, победитель. Горошек. Но если он тоже окажется на потолке...» Гарри насыпал горошин в маленькую мисочку и поставил перед Томом.

Том немедленно увлекся. Маленькие зеленые шарики были куда интереснее каши. Он тыкал в них пальчиком, пытался схватить горсть, рассыпал по столику. И тут случилось нечто новое. Горошины… ожили . Не в смысле превратились в существ, а начали хаотично подпрыгивать на столике, как попкорн на раскаленной сковороде, сталкиваясь друг с другом и отлетая в разные стороны. Одна шлепнулась Гарри в лоб. Другая — в кофейник.

«Том Марволо! — рявкнул Гарри, но было поздно. Горошины, подчиняясь дикому восторгу младенца, устроили настоящий метеоритный дождь по кухне. Они стучали по кастрюлям, прыгали по полу, закатывались под холодильник. Одна особенно прыгучая угодила прямо в ухо спящему на коврике старому коту Мурзику (недавно «прибившемуся» к дому после того, как Том случайно левитировал его через три сада). Кот вскрикнул, подпрыгнул на метр вверх и шмыгнул под диван.

Гарри схватил веник и совок. «Аргумент», мирно висевший в кобуре на спинке стула, казалось, усмехнулся в такт стуку гороха по полу. Защита дома — это не только стрельба по злым волшебникам. Чаще — это война с хаосом, порожденным маленьким божеством в подгузнике.

Уборка превратилась в сюрреалистичный квест. Горошины норовили отскочить от совка, закатиться в самые неожиданные щели. Гарри ползал по полу, выковыривая зеленые шарики из-под плинтусов, бормоча под нос: «...и зачем я согласился на этот "Вариант Б"... "перевоспитать Волдеморта", говорили... "будет весело", говорили...»

Тем временем Том, удовлетворив свое желание видеть мир в прыгающих зеленых точках, увлекся новым проектом. Он сосредоточенно смотрел на старую метлу, прислоненную к стене в углу. Метла дрогнула. Потом медленно, неуверенно оторвалась от пола на пару сантиметров и зависла, слегка покачиваясь. Том зааплодировал.

«Нет! — Гарри, вынырнув из-под стола с горстью гороха, уставился на метлу. — Томми, нет! Мы это уже проходили! Помнишь люстру? Помнишь холодильник?» Он бросился к метле, но она, словно почувствовав угрозу, рванула вверх и принялась носиться по кухне, сбивая кружки с полки и поднимая вихрь пыли (и оставшихся горошин). Том визжал от восторга.

Гарри схватил первую попавшуюся вещь — кухонное полотенце. Не думая, он щелкнул им по воздуху, как кнутом. Хлоп! Метла, летевшая прямо на него, вдруг дрогнула, потеряла ориентацию и шлепнулась на пол. Магия Тома рассеялась, как мыльный пузырь.

Оба замерли. Гарри тяжело дышал, сжимая в руке полотенце. Том удивленно смотрел на упавшую метлу, потом на отца. На его личике отразилось... разочарование? Или уважение?

«Видишь? — Гарри подошел к метле и поставил ее обратно в угол. — Иногда простой кусок ткани работает лучше всякой левитации. Запомни это.» Он не знал, понял ли Том хоть слово, но надеялся, что интонацию уловил. Подавление магии силой — не выход. Нужно перенаправление. Контроль.

Дверь в кухню скрипнула. На пороге стояла миссис Коллисон, их соседка-маггл, добрая, но вечно встревоженная вдова. Она несла тарелку с пирогом.

«Ох, мистер Реддл, я тут пирожок яблочный...» — она начала, но ее взгляд упал на кухню. На потолок, украшенный серой окаменевшей кашей. На пол, усыпанный горохом. На Гарри, стоящего с веником и совком, с горошиной на щеке и выражением человека, только что пережившего ураган. На Тома, сидящего в стульчике и довольного, как слон.

«...Ох, — повторила миссис Коллисон, широко раскрыв глаза. — Опять... технические неполадки с водопроводом? Или... электричеством?»

Гарри мгновенно включил режим «бедного, растерянного вдовца».

«Ах, миссис Колси, доброе утро! — Он поспешно отшвырнул веник и попытался стереть горошину со щеки. — Да, представьте, беда! Трубу прорвало... ну, или кастрюлю... и горошек... Томми так любит горошек, рассыпал, игрался... Ха-ха...» Его смех прозвучал фальшиво даже в его собственных ушах.

Миссис Коллисон посмотрела на потолок с кашей, потом на Гарри. В ее глазах мелькнуло сочувствие, смешанное с легким подозрением. «Бедняга Томми... и вы, мистер Реддл. Вот вам пирог. Может, поднимет настроение.» Она поставила тарелку на единственный свободный угол стола. «Если нужно помочь с уборкой... или с малышом...»

«О, нет-нет, спасибо огромное! — поспешно заверил ее Гарри. — Я справлюсь. Как-нибудь. Томми скоро уснет... надеюсь.» Он проводил ее до двери, излучая благодарность и надежду, что она не заметила, как одна из горошин сама собой подпрыгнула и закатилась под шкаф, пока она поворачивалась.

Закрыв дверь, Гарри прислонился к ней лбом. Тишина. Лишь довольное бормотание Тома, возившегося с пирогом (который, к счастью, пока оставался на тарелке). Покой? Нет. Передышка. Короткая.

Он подошел к окну, отодвинул занавеску. Сад, залитый осенним солнцем. Старый дуб. И там, на ветке, почти невидимая на фоне коры, сидела ворона. Необычно крупная. И необычно неподвижная. Она смотрела прямо на его окно. Гарри почувствовал знакомое покалывание на затылке. Ощущение взгляда.

Он вспомнил черный камень-визитку, спрятанный в ящике стола. Вспомнил отчетливый силуэт женщины в ту ночь. Кассандра Блэк. С того дня она вечно была где-то в тени. Рыскала неподалеку.. Она наблюдала. Ждала. Вот только чего? Она была Блэк… Что Гарри знал об этой семье сводилось к немногим рассказам Сириуса и случайным статьям в библиотеке Хогвартса. Была ли это та Кассандра, что являлась правой рукой Гриндевальда? И что, каждый Темный Лорд обязан был связаться с ведьмой из рода Блэков? Хм, что скажешь Томми?

Том что-то радостно залопотал. Гарри обернулся. Малыш протягивал ему горсть гороха, который он каким-то чудом собрал со столика. Его глаза сияли. "Папа, смотри! Я собрал!" — казалось, говорил этот взгляд.

Гарри подошел, взял горошины из маленькой липкой ладошки. «Молодец, Томми. Настоящий помощник.» Он поймал себя на мысли, что это не просто лесть. Малыш пытался. Пусть магия его пока сильнее, пусть он устраивает хаос, но в нем не было злого умысла. Только любопытство и желание взаимодействовать с миром.

Он посмотрел в окно. Ворона все еще сидела на ветке. Хорошо, леди Блэк, — подумал Гарри, сжимая в кулаке горошины. — Ты хочешь загадку? Ты получишь ее. Но играть будем по моим правилам. Он намеренно широко зевнул, потянулся, изобразив усталость обыденностью — усталость простого вдовца после уборки. Потом подошел к Тому, взял его на руки, игнорируя липкие пальчики.

«Пойдем, солнышко, проветримся. Покажем твоему "ангелу-хранителю", как мы умеем... поливать капусту.» Он бросил последний взгляд на дуб. Ворона встретила его взгляд и медленно, важно кивнула, будто поняв. Потом взмахнула крыльями и улетела вглубь сада.

Гарри усмехнулся про себя. Покой? Отменен. Охота? Началась. Но на этот раз охотник знал, что за ним следят. И был готов. С веником в одной руке, сыном на другой и "Аргументом" в кобуре под свитером. Жизнь в теле Тома Реддла-старшего продолжалась, и Гарри Поттер начал понимать ее главное правило: выживает не самый сильный маг, а самый находчивый маггл. Особенно если у него под рукой есть полотенце и горсть гороха.

Тишина после боя была оглушительной. Гулкий звон в ушах Гарри заглушал даже бешеный стук собственного сердца. Дымный запах пороха висел в воздухе густым одеялом, смешиваясь с резкой медной вонью крови и... паленой шерстью? Гарри медленно опустил еще теплый «Аргумент», рука дрожала не от страха, а от адреналиновой тряски. Он оглядел кухню, вернее, то, что от нее осталось.

Шесть тел. Шесть гриндевальдовцев в мрачноватых, но дорогих мантиях. Они лежали в неестественных позах, словно куклы, брошенные разгневанным ребенком. Один — у порога, с простреленной головой (первая реакция на взлом *Алохоморой*). Двое — у стола, где один успел швырнуть *Редукто*, разнеся половину шкафа в щепки, но не задев Гарри. Еще один — в дверном проеме в гостиную, замерший в попытке применить что-то темное и липкое. Двое последних — у кроватки Тома. Это они попытались схватить ребенка, и это была их последняя ошибка. Пули нашли их мгновенно, несмотря на попытку прикрыться *Протего*. Стены были испещрены дырами от пуль и следами дико отрикошетивших заклятий. Осколки фарфора, обгоревшие обои, перевернутая мебель.

И посреди этого ада... Том. Он сидел в своей кроватке, абсолютно невредимый, словно защищенный невидимым куполом. Его большие темные глаза были широко раскрыты, не от страха, а от жгучего интереса. В одной ручонке он сжимал плюшевого зайца, которого Гарри купил на днях. Заяц... дымился. Слегка. И пахло паленой тканью. Видимо, попал под шальную искру. Том потянул дымящуюся игрушку ко рту.

«Нет, Томми! Не в рот!» — Гарри рванулся к кроватке, выхватывая тлеющего зайца. Малыш возмущенно захныкал. Фейспалм № 512. Прямо посреди морга.

Гарри прижал сына к себе, ощущая тепло маленького тельца, его быстрое дыхание. «Все в порядке, солнышко. Все в порядке. Папа тут.» Голос звучал хрипло. Он оглядел хаос. Шесть тел. Шесть. В его маггловском доме, в тихом Литл-Хэнглтоне. Что делать? Куда девать? Вызвать полицию? «Здравствуйте, я вдовец Том Реддл, ко мне вломились шестеро вооруженных людей в странных одеждах, и я их всех застрелил. Моя версия. Доказательств ноль». Его бы мгновенно упекли в психушку или на виселицу. Маги? Авроры только обрадуются, найдя повод упечь и его, и Тома куда подальше. Или забрать «артефактного ребенка» себе. Проклятье.

Том, успокоившись от отцовских объятий, потянулся ручкой к ближайшему телу. Его маленькие пальчики с любопытством ткнули в мантию. И тут... мантия начала медленно растворяться. Не гореть, не рваться, а именно таять, как сахар в воде, превращаясь в клубы темно-серой пыли, которая оседала на полу и на самом теле. Том завороженно наблюдал.

«Томми! Не трогай!» — Гарри отдернул его руку, но процесс уже пошел. Тело под тающей мантией тоже начало терять четкость контуров, расплываясь в странную, полупрозрачную субстанцию. Магия Тома. Стирающая следы? Или просто хаотичная реакция на смерть и страх? Гарри почувствовал ледяной ужас. Он не знал, что хуже: куча трупов или куча таинственно исчезающих трупов, которые могут оставить после себя бог знает что.

Он не заметил, как дверь, выломанная первым заклятием, мягко скрипнула. На пороге, окутанная легкой дымкой вечерних сумерек и небрежно накинутым дорогим плащом с меховым воротником, стояла женщина. И она не нападала.

Она была ослепительна. Холодной, опасной красотой острия кинжала. Темные волосы, собранные в сложную прическу, подчеркивали безупречные черты лица. Глаза — темные, проницательные, как у хищной птицы — скользнули по комнате, впитывая каждую деталь: разруху, дым, дыры от пуль, тающие под магией младенца тела, и, наконец, самого Гарри — бледного, перепачканного копотью и кровью (не своей), с широко раскрытыми от ужаса и ярости глазами, прижимающего к себе ребенка.

Ни тени удивления или отвращения на ее лице. Только... оценка. Глубокая, заинтересованная оценка. И легкая, едва уловимая улыбка тронула ее губы.

«Вечер явно выдался бурным, мистер Реддл, — ее голос был низким, бархатистым, как хороший коньяк, и невероятно спокойным для обстановки. — Не ожидала, что ваша... скромность... столь... эффективна в обороне.»

Гарри инстинктивно прижал Тома сильнее, свободная рука потянулась к «Аргументу», лежавшему на полу рядом. «Кто вы? Что вам нужно?» — голос сорвался на хрип. Он знал. Чувствовал. Эта женщина была Источником. Тем самым наблюдающим взглядом. Аристократка. Блэк.

«Кассандра. Кассандра Блэк. — Она сделала легкий, почти небрежный шаг внутрь, высокие каблуки щелкнули по деревянному полу, избегая луж крови и пыли. Ее взгляд скользнул по тающему телу у кроватки. — И, судя по всему, я прибыла как раз вовремя, чтобы предложить решение вашей... деликатной проблемы с утилизацией.» Она кивнула в сторону останков. «Гелерт будет недоволен потерей людей. Очень. Но их отсутствие... дает нам небольшое окно возможностей.»

«"Нам"?» — Гарри фыркнул, не веря ни единому слову. Его мозг лихорадочно работал. Блэк. Приближенная Гриндевальда. Почему она здесь? Почему не стреляет? Почему улыбается?

«Разумеется. — Она подошла ближе, не обращая внимания на направленный на нее ствол «Аргумента», который Гарри все же успел поднять. Ее глаза были прикованы к Тому. — Этот малыш... источник невероятной силы. Дикой, необузданной. А вы... — ее взгляд перешел на Гарри, — вы — абсолютная загадка. Неуязвимый маггл? Или нечто большее? Гелерт хотел силу. Я... хочу понять.» Она протянула изящную руку в тонкой перчатке по направлению к Тому. «Отдайте его мне. В Блэк Мэнор ему будет безопаснее. И вам тоже.»

«Нет. — Гарри отступил на шаг, прикрывая Тома телом. «Аргумент» не дрогнул. — Он мой сын. И мы никуда с вами не пойдем.»

Кассандра замерла. Ее глаза сузились. Легкая игра закончилась. «Очень жаль, мистер Реддл. *Империо!*»

Золотистый луч ударил в Гарри. Он почувствовал лишь легкое дуновение, как от летнего бриза. Ничего более. Он стоял, глядя на нее, с тем же выражением упрямой решимости.

Кассандра ахнула. Негромко, но искренне удивленно. Ее брови взлетели вверх. «*Обливиэйт!*» — выстрелила она снова, быстрее, резче.

Ничего.

«*Петрификус Тоталус!*»

Ничего.

«*Круцио!*» — это уже был почти крик, ее лицо исказилось от ярости и... восхищения? Зловещая красная молния ударила в Гарри, рассыпавшись вокруг него тысячей безвредных искр, как фейерверк. Том засмеялся, протягивая ручки к сверкающим огонькам.

Кассандра опустила палочку. Дышала она чуть чаще обычного. Глаза горели невероятным азартом. «Невероятно... — прошептала она. — Абсолютная резистентность. Никакая магия... Никакая!» Она посмотрела на Гарри не как на препятствие, а как на невероятную, желанную диковину. «Вы... вы не маггл. Вы не можете им быть.»

«Сюрприз, — процедил Гарри, не опуская оружия. — Теперь, если вы закончили свои фокусы...»

«О, мы только начинаем, мистер Реддл, — Кассандра вдруг снова улыбнулась, но теперь это была улыбка охотницы, нашедшей долгожданную добычу. — Вы только что убили шесть опытных боевых магов. Здесь скоро будут и авроры, и другие гриндевальдовцы, гораздо менее... терпимые, чем я. И у вас на руках ребенок, чья магия привлекает внимание как маяк. Есть ли у него ваши… таланты? — Гарри молчал, и дамочка улыбнулась: — У вас нет выбора.» Она сделала изящный жест палочкой.

Звук телепортации был приглушенным, но неумолимым. За ее спиной возник вращающийся вихрь света — Портал, ведущий явно не в маггловский мир. «Пойдемте. В Мэноре Блэк вы будете в безопасности. Ото всех. Пока я не получу ответы. Я обещаю вам... цивилизованность.» Ее взгляд скользнул по тающим останкам. «В отличие от ваших предыдущих гостей.»

Гарри колебался долю секунды. Она была права. Адрес был скомпрометирован. Том был уязвим, несмотря на свою силу. А эта женщина... она была опасна, но в ее глазах он видел не слепой фанатизм последователей местного Темного Лорда, а холодный, расчетливый интеллект и ненасытное любопытство. И главное — ее магия была против него бессильна. Это был козырь. Возможно, единственный.

«Цивилизованность? — он усмехнулся, но опустил «Аргумент». — Ладно, леди Блэк. Покажем Томми ваши хоромы. Но учтите, — он кивнул на сына, который снова пытался дотянуться до искр от рассеявшегося *Круцио*, — он склонен к... редизайну интерьеров.»

Кассандра рассмеялась. Звонко, искренне. Звук был неожиданно приятным. «О, мистер Реддл, я рассчитываю на это. *Акцио* чемодан!» — ее палочка метнулась в спальню, откуда вылетел скромный чемодан Гарри, упакованный на случай бегства. Она поймала его изящным жестом. «После вас.»

Гарри крепче прижал Тома, взял чемодан, бросил последний взгляд на свой разрушенный, проклятый, но все же ставший домом на время, дом. Прощай, покой. Снова. Он шагнул в мерцающий вихрь портала. За ним последовала Кассандра Блэк, ее взгляд прикован к его спине с выражением, в котором смешались научный интерес, охотничий азарт и... что-то еще. Что-то теплое и неожиданное, что заставило ее на мгновение замедлить шаг.

* * *

Блэк Мэнор встретил их ледяным великолепием. Мраморные полы, гобелены с выцветшими гербами, портреты предков, взирающие сверху с вечным неодобрением. Воздух пахло пылью веков, воском и властью. Гарри почувствовал, как Том замер у него на руках, его магия на мгновение стихла, подавленная древними чарами места.

«Добро пожаловать в ваш временный приют, мистер Реддл, — Кассандра сбросила плащ, который тут же подхватил появившийся из ниоткуда домовый эльф с огромными глазами. — Кричи, проводи нашего гостя в Голубую гостиную. И принеси чаю. Самого крепкого.» Эльф низко поклонился и щелкнул пальцами. Чемодан Гарри исчез.

Голубая гостиная оказалась огромным, изысканным, но неуютным помещением. Кассандра опустилась в кресло напротив дивана, на который Гарри осторожно усадил Тома. Малыш тут же пополз исследовать роскошный персидский ковер.

«Итак, — начала Кассандра, ее палочка лежала на коленях, но Гарри чувствовал ее напряжение. — Начнем с главного. Кто вы, Том Реддл? Или это имя так же ложно, как ваш статус простого маггла?»

«Я тот, кого вы видите, — ответил Гарри, включая режим "усталого вдовца", но без прежней карикатурности. Здесь это не сработает. — Том Реддл. Вдовец. Отец.»

«Не верю, — парировала Кассандра. Ее глаза сверкнули. — Ни один маггл не смог бы сделать то, что сделали вы. И ни один маг не обладает вашей... устойчивостью. *Легилименс!*» — мысль, острая как шило, ударила в сознание Гарри. Он лишь поморщился, почувствовав легкий дискомфорт, словно от назойливого жужжания. Стены его разума остались неприступными.

Кассандра вскрикнула, откинувшись в кресле, как от удара. «Как?! Это невозможно!»

«Кажется, ваши фокусы со мной не работают, леди Блэк, — Гарри позволил себе легкую усмешку. — Может, чайку все же попьем?»

Кассандра сжала ручки кресла, ее костяшки побелели. Раздражение, фрустрация и всепоглощающее любопытство боролись в ней. Она попробовала еще несколько заклятий — на перемещение предметов вокруг Гарри, на создание иллюзий. Ничего не действовало. Заклятия просто рассеивались, не достигая цели. Даже попытка *Акцио* его очков закончилась ничем.

Тем временем Том добрался до тяжелой бархатной портьеры и ухватился за нее. Портьера немедленно превратилась в стаю трепетных бабочек из чистого света, которые рассыпались по комнате, вызывая восхищенный лепет ребенка. Кассандра на мгновение отвлеклась, наблюдая за этим проявлением силы. Ее раздражение сменилось профессиональным интересом.

«Он... невероятен, — прошептала она, следя за бабочками. — Его сила... она чистая, не испорченная.»

«Он ребенок, — твердо сказал Гарри. — Которому нужен покой, нормальная еда и чтобы его не пытались украсть или разобрать на части.»

Кассандра перевела взгляд с Тома на Гарри. Долгий, изучающий взгляд. Гнев и фрустрация в ее глазах медленно угасали, уступая место чему-то более сложному. Она видела его с сыном — нежным, защищающим. Видела его в бою — холодным, смертоносным, эффективным. Видела его сейчас — измазанным, уставшим, но непоколебимым перед ее магией и властью. Он был загадкой, вызовом, чем-то абсолютно новым в ее мире предсказуемых интриг и магической иерархии.

«Вы... раздражаете меня до безумия, мистер Реддл, — сказала она наконец, и в ее голосе не было злобы. Было... изумление. — Вы маггл, который не подчиняется. Отец, который защищает монстра... нет, ребенка с силой, способной изменить мир. Камень преткновения для самого Гриндевальда. И я... — она замолчала, словно ловя незнакомое чувство, — я не могу понять, почему мне так интересно вас разгадывать. И почему вид вас с этим малышом...» — она кивнула на Тома, ловившего светящихся бабочек, — «...вызывает у меня нечто, отдаленно напоминающее зависть?»

Она встала, подошла к окну, отвернувшись. Гарри видел ее отражение в темном стекле. На ее обычно безупречном лице играли странные тени — замешательство, досада и то самое "нечто", о котором она говорила. Оно возникло не столь давно. В один из ее моментов удовлетворения собственного любопытства. Нечто, очень похожее на зарождающуюся симпатию. К магглу. Который не мог быть магглом.

«Кричи! — позвала она, не оборачиваясь. — Покажи мистеру Реддлу и его сыну их комнаты. И обеспечь всем необходимым.» Она обернулась, и ее взгляд снова стал собранным, аристократичным, но где-то в глубине все еще теплилась искра того странного интереса. «Мы продолжим наши... беседы завтра, мистер Реддл. Отдохните. Вы в безопасности. Пока что.» Последние слова прозвучали скорее как предупреждение ей самой, чем ему.

Когда эльф увел Гарри и Тома, Кассандра осталась одна в огромной гостиной. Она подошла к месту, где сидел Гарри, и осторожно прикоснулась к ткани дивана. Там, где он сидел, не осталось ни следа магии, ни отпечатка его сущности. Ничего. Как будто маггл. Но...

Она взглянула на светящихся бабочек, созданных Томом, которые медленно угасали. И на ее губах снова появилась та же улыбка, что и в разрушенной кухне в Литл-Хэнглтоне. Улыбка охотницы, нашедшей самую ценную и невероятную дичь. И, возможно, нечто большее. Она ненавидела неопределенность. Но этого человека... она хотела понять. Маггл или нет.

Блэк Мэнор был не домом. Это был музей под присмотром строгого, слегка скучающего призрака. Воздух стоял неподвижный, пропитанный запахом воска, старого дерева и несбывшихся амбиций. Портреты предков шептались за спиной, их нарисованные глаза с холодным любопытством следили за каждым шагом незваного маггла и его необычного отпрыска. Комната, отведенная Гарри и Тому, была огромной, мрачной и до абсурда роскошной. Резная кровать с балдахином, гобелены, изображавшие сцены охоты на единорогов, и тяжелые бархатные портьеры, которые Том немедленно попытался превратить в стаю переливающихся жуков. Гарри еле успел его оттащить.

Прошло несколько дней. Дни были странной смесью домашнего ареста и абсурдного санатория. Кричи, домовый эльф с огромными, вечно напуганными глазами, заботился об их быте с почтительной дрожью, особенно после того, как Том случайно заставил его носить розовый фартук с кружевами на три дня. Гарри чувствовал себя как на иголках. Он знал, что Кассандра наблюдает. Через портреты, через слуг, а иногда — он клялся — просто чувствовал ее взгляд сквозь каменные стены.

И вот, она появилась. Не для допроса, а для… обеда. В малой столовой, где стол утопал в серебре и хрустале, а портрет сурового мужчины с фамильным крюковатым носом Блэков брезгливо щурился на Гарри.

«Надеюсь, Кричи угодил вашим скромным маггловским вкусам, мистер Реддл, — Кассандра отрезала крохотный кусочек запеченного фазана. Она была безупречна в платье глубокого изумрудного цвета, подчеркивавшем бледность кожи. — Хотя, глядя на вашего сына, я начинаю сомневаться, что слово "скромный" вообще применимо к вашей семье.» Она кивнула на Тома. Малыш сидел на коленях у Гарри (высокий стульчик показался эльфу "недостаточно благородным") и сосредоточенно заставлял свой гороховый суп формировать в воздухе миниатюрные копии статуй, украшавших зал. Одна из них, копия плачущего ангела, неуклюже приземлилась в центр серебряного блюда с фруктами.

Гарри поймал летающий гороховый ангел ложкой и водворил его обратно в тарелку Тома. «Он артистичен. Ищет способы самовыражения. В отсутствие красок и пластилина... горох весьма универсален.» Фейспалм № 578. Объяснять магический вандализм горохом.

Кассандра рассмеялась. Звук был неожиданно теплым, рассыпчатым, как угли в камине. «Очаровательно. И разрушительно. Как и его отец.» Она отпила вина, ее темные глаза изучали Гарри поверх бокала. «Вы удивительно спокойны в плену, мистер Реддл. Большинство магглов... или тех, кто себя таковыми называет... в вашей ситуации уже бились бы в истерике или строили наивные планы побега.»

«Планы строить бесполезно, когда тюремщик читает мысли через портреты прадедушки, — Гарри указал ложкой на брюзжащего на стене мужчину. — А истерика... не мой стиль. Пережил хуже.» Он поймал себя на мысли, что смотрит не на потенциальную угрозу, а на женщину. Красивую. Умную. Опасную, да, но... живую в этом музее мертвых традиций. Это чувство было новым и тревожным. Гермиона? Умная, но друг. Джинни? Милая, но... юная, чего-то в ней всегда не доставало. Кассандра была иной. Зрелой. Опытной. И ее интерес к нему, хоть и бесил, был... лестен? Что со мной не так? Она же Блэк! Правая рука Гриндевальда!

«"Пережил хуже"? — Она отложила вилку, подперев подбородок изящной рукой. Интерес в ее глазах вспыхнул ярче. — Вот это любопытно. Расскажите.»

Гарри мысленно выругался. Слишком раскрылся. «Обычная жизнь. Война. Потери. Неважно.» Он накормил Тома ложкой супа, который малыш немедленно превратил в крошечный фонтан, бьющий изо рта. Отличное отвлечение.

Кассандра не настаивала. Она наблюдала, как Гарри спокойно утихомиривает фонтан салфеткой, бормоча что-то успокаивающее сыну. Ее взгляд смягчился. «Вы хороший отец. Неожиданно. Для человека, оказавшегося в... такой ситуации. И вы очень спокойны к проявлениям магии.»

«Он мой сын, — просто сказал Гарри. — Это все, что имеет значение.» И в этот момент это была чистая правда. Волдеморт был призраком будущего, а здесь, сейчас, был Том, который плевался гороховым фонтаном и нуждался в нем.

«Даже если его сила привлекает тех, кто хочет использовать его? Или уничтожить?» — Голос Кассандры стал тише, серьезнее.

«Особенно тогда, — ответил Гарри, встречая ее взгляд. Он видел не только любопытство, но и тень... понимания? Или это была его фантазия? — Я его защищу. Любой ценой. И не только от гриндевальдовцев.»

Тишина повисла между ними, наполненная только лепетом Тома и тиканьем огромных напольных часов. Даже портрет прадеда притих. Кассандра смотрела на Гарри, и в ее глазах происходила внутренняя борьба. Рационализм и чистокровное высокомерие боролись с чем-то новым, неудобным.

«Вы... сбиваете с толку, мистер Реддл, — наконец призналась она. Не отводя взгляда. — Вы не вписываетесь ни в одну категорию. Маггл, который не боится, не подчиняется, не ломается. Который защищает магического ребенка с силой Темного Лорда с... с такой простой преданностью. Который невосприимчив ко всему, что я могу ему противопоставить.» Она провела пальцем по краю бокала. «Я провела часы в библиотеке, изучая древние артефакты, проклятия крови, теории о скрытых расах... Ничего. Вы — аномалия. И изучать вас...» — она запнулась, словно не решаясь произнести следующее слово, — «...приятно.»

Приятно. Слово прозвучало как взрыв в тишине столовой. Гарри почувствовал, как кровь приливает к лицу. Не от гнева. От чего-то другого. Куда более личного. Он знал Блэков. Знакомился с их портретами в Гриммо, слышал рассказы Сириуса о Вальбурге, своей "славной" тетке, фанатичке чистоты крови. Знал об Орионе, отце Сириуса, холодном и расчетливом. Представлял себе их в этом самом доме, в этом самом зале, презирающих все маггловское. А перед ним сидела Кассандра Блэк — возможно, их тетка или двоюродная бабка! Кто ж их разберет? — наследница той же традиции, правая рука самого Гриндевальда, и говорила, что изучать маггла ей... приятно.

«Вы... — Гарри сглотнул, пытаясь найти слова. — Вы удивляете меня, леди Блэк. Я ожидал пыток в подземелье или попыток вырвать секрет силой. А не... обеда и комплиментов.» И уж точно не признания в "приятности".

Кассандра усмехнулась, и в этот момент она выглядела почти... смущенной? «Пытки неэффективны против невосприимчивого субъекта, это пустая трата времени. А сила... — она посмотрела на его руки, крепко державшие Тома, и Гарри невольно вспомнил, как эти руки уверенно держали "Аргумент", — ...вы уже доказали, что владеете ею иным образом. Необычным. Эффективным.» Она отпила вина. «Что касается комплиментов... это просто констатация факта. Вы — самая увлекательная загадка, с которой я сталкивалась за долгие годы. И загадки... они меня пленяют.»

Она встала. «Теперь, если вы извините, мне нужно обсудить с Кричи вопрос о... усилении защиты от летающих овощных скульптур в восточном крыле. Ваш сын оставил весьма... экспрессивную инсталляцию из картофеля в библиотеке.» Она кивнула и вышла, оставив Гарри одного с орущим Томом (гороховый фонтан закончился, и это его расстроило) и с калейдоскопом противоречивых чувств.

Он смотрел на дверь, в которую она вышла. "Приятно". "Пленяет". Слова крутились в голове, смешиваясь с образами холодных, жестоких Блэков, которых он знал лишь понаслышке. Кассандра ломала все шаблоны. Она была умна, сильна, опасна, но в ее интересе не было слепого фанатизма гриндевальдовцев. Было любопытство ученого и... что-то еще. Что-то, что заставляло его сердце биться чуть чаще, а разум кричать о предательстве памяти Сириуса, о здравом смысле.

Том дернул его за бороду. «Па! Га!» — требовал он внимания, указывая на картофелину, оставшуюся на столе.

Гарри вздохнул, отгоняя мысли о темных глазах и бархатном голосе. «Да, солнышко, папа тут. И нет, — он убрал картошку подальше, — тетя Кассандра не оценила твои скульптурные эксперименты в ее библиотеке. Давай лучше...» Он огляделся в поисках безопасного развлечения и увидел серебряную солонку. «...посчитаем дырочки в солонке? Без магии?» Фейспалм № 579. Пересчитывать дырки в солонке в особняке Блэков. Жизнь удалась.

Но даже пересчитывая дырочки, он не мог отогнать мысль: Кассандра Блэк была опасной иллюзией, шелковой паутиной, затягивающей глубже. И самое страшное было то, что части его... нравилось в ней запутываться. Он знал других Блэков. Но она была первой, кто заставил его усомниться, что все они — лишь фанатики с ледяными сердцами. И это сомнение было опаснее любого заклятия.

Прошла неделя. Блэк Мэнор поглотил их, как каменный зев. Гарри чувствовал себя одновременно пленником и… гостем на грани фола. Кассандра соблюдала условия «цивилизованности»: просторные комнаты, обильная еда (хотя Том регулярно «улучшал» ее вкус и консистенцию, превращая кашу в шипящий лавовый поток или пудинг в прыгающих фей), доступ в ограниченные части поместья, включая обширную, но мрачную библиотеку. Именно здесь, среди фолиантов, пахнущих пылью и тайной, разворачивалась их основная битва — битва воли, слов и невысказанного напряжения.

Кулон Слизерина лежал на столе из черного дерева, рядом с развернутым трактатом о салазаровских артефактах. Камень в центре, темно-зеленый, почти черный, казался живым, поглощая скупой свет библиотечных ламп. Он реагировал на близость Тома тихим, едва уловимым гудением и легким теплом. Когда малыш (под присмотром Кричи, дрожавшего от страха и восхищения) сосредотачивался на кулоне, в воздухе появлялись полупрозрачные змеиные тени, шипящие на парселтанге, понятном только Тому и Гарри. Они не были враждебны, скорее… наблюдательны.

«Он ключ, — Кассандра скользнула пальцем по странице древнего манускрипта. Она была в платье глубокого винного оттенка, облегающем, подчеркивавшем каждую линию. Ее волосы были убраны строго, но несколько темных прядей выбивались, смягчая образ. — Не просто украшение. Он резонирует с наследственной магией Слизерина. С силой вашего сына. Возможно, хранит знание… или пробуждает его.» Она подняла глаза на Гарри. Он стоял у окна, наблюдая, как Том пытается уговорить змеиную тень свернуться кольцом. «Вы чувствуете его?»

Гарри кивнул, не отрывая взгляда от сына. «Чувствую. Как… натянутую струну. Между ним и Томом. И иногда… как холодок по спине. Будто что-то смотрит из глубины камня.»

«Интуиция маггла? — Ее голос звучал без насмешки, скорее с научным интересом. Она подошла ближе к столу, к кулону. Ее пальцы замерли в сантиметре от холодного металла. — Или что-то большее? Вы уверены, что в вас нет ни капли магии, мистер Реддл? Ни единой искры, которую этот артефакт мог бы… усилить? Или подавить?»

«Уверен, — ответил Гарри резче, чем планировал. Этот вопрос повторялся слишком часто. Он повернулся к ней. — Я щит. Пустота. Магия обходит меня стороной. Вот и все.» Но в его тоне прозвучало раздражение, накопленная усталость от этой игры, от постоянного ощущения, что его сканируют, изучают как экспонат.

Кассандра заметила это раздражение. Искра азарта мелькнула в ее глазах. Она обошла стол, сокращая дистанцию между ними. Пространство библиотеки вдруг стало тесным, воздух — густым от запаха старой кожи, воска и ее духов — чего-то темного, пряного, с ноткой апельсиновой корки.

«"Вот и все"? — Она остановилась перед ним, слишком близко. Ее взгляд, обычно аналитический, стал пристальным, почти физическим. Он ощущал его на своей коже, как касание. — Вы скрываетесь за этой маской "простого вдовца", Гарри. Но я вижу трещины. Вижу тень в ваших глазах, когда смотрите на сына — не только любовь, но и… знание? Предвидение? Вижу, как ваши руки помнят оружие. Вижу, как вы смотрите на меня…»

Она сделала еще шаг. Теперь их разделяли сантиметры. Гарри почувствовал тепло, исходящее от нее, услышал ее ровное дыхание. Его собственное участилось. Он знал, что это манипуляция. Часть ее «исследования». Но его тело отреагировало вопреки разуму. Адреналин после боя, напряжение плена, ее неотразимая, опасная красота — все смешалось в коктейль, грозивший взорваться.

«Как я смотрю на вас?» — его голос звучал хрипло, почти вызовом.

«Как на загадку, которую хотите разгадать, — ответила она тихо. Ее губы были так близко. — Как на противника. Как на… женщину. Иногда все сразу.» Ее рука поднялась, не для палочки, а чтобы легким, почти неощутимым движением кончиков пальцев коснуться его щеки, там, где проступала щетина. «Кто вы на самом деле? Откуда эта тень в ваших глазах? Откуда эта… сила? Не магическая. Человеческая. Неукротимая.»

Ее прикосновение, столь легкое, обожгло как раскаленный уголь. Гарри вздрогнул. Это был не допрос, это было вторжение. В его личное пространство, в его боль, в его секреты. Гнев, натянутый как тетива, смешался с чем-то иным, темным и притягательным, что он долго подавлял. Он видел ее расширенные зрачки, легкую дрожь в ее пальцах — она тоже не была полностью спокойна. Она играла с огнем, и огонь отвечал ей взаимностью.

«Вы хотите знать правду, Кассандра? — Его голос стал низким, опасным. Он наклонился чуть ближе, чувствуя, как ее дыхание смешивается с его. Ее глаза загорелись предвкушением ответа, но в них промелькнуло и нечто другое — осознание того, что дистанция исчезла, что контроль ускользает. — Правда в том, что я устал. Устал от лжи. Устал от ваших игр. Устал от…»

Он не договорил. Мысль о том, чтобы снова солгать, о том, чтобы продолжать этот изматывающий танец, показалась невыносимой. Вместо слов, движимый вспышкой чистой, нерассуждающей ярости, смешанной с неистовым влечением, он схватил ее за плечи — не грубо, но властно — и притянул к себе. Его губы нашли ее губы в поцелуе, который был не вопросом, а утверждением. Вызовом. Попыткой заткнуть поток ее допросов, стереть эту аналитическую холодность, доказать, что он — не объект исследования, а мужчина.

Это не было нежностью. Это был захват. Подавление. Гневное утверждение собственного существования вопреки ее попыткам разобрать его на части. Его губы были жесткими, требовательными. Он ожидал отпора. Ожидал толчка, крика, вспышки магии, которая, как он знал, не подействует, но попытается.

Но произошло неожиданное.

Кассандра замерла на мгновение, словно пораженная молнией. Ее тело напряглось под его руками. А потом… она ответила. Не сразу, не покорно, а с внезапной, яростной страстью, которая потрясла его до глубины души. Ее губы разомкнулись под натиском его, не для протеста, а для встречи. Ее руки впились в его плечи, не отталкивая, а притягивая ближе, крепче. Поцелуй превратился в битву — за господство, за дыхание, за право не думать. Она отвечала ему с такой же неистовой силой, с какой он напал, как будто ее собственная плоть рвалась на свободу от оков разума и предрассудков. Ее язык скользнул по его губам, требовательный и влажный, вызывая волну жара, прокатившуюся по его телу ниже пояса.

Он услышал ее стон — низкий, хриплый, вырвавшийся из самой глубины, — когда его руки скользнули вниз по ее спине, ощущая под тонкой тканью платья изгибы позвоночника, напряжение мышц. Она прижалась к нему всем телом, ее грудь упруго придавила его грудную клетку, бедро неловко, но властно вдвинулось между его ног. Электрическая дуга пробежала между ними, короткая, ослепительная, не имеющая ничего общего с магией. Это была чистая, необузданная физиология.

Она была первая, кто оторвался. Резко, как от удара током. Ее губы распухли, запекшаяся помада смазалась, глаза были огромными, темными, дикими, полными шока, гнева и… неутоленного желания. Она отступила на шаг, ее грудь высоко вздымалась под порванным кружевом лифа, который Гарри не помнил, чтобы рвал, но его рука, видимо, действовала сама по себе. Она поднесла дрожащие пальцы к своим губам, словно проверяя, реально ли произошедшее.

«Вы… вы осмелились…» — ее голос дрожал, но не только от ярости. В нем звучало потрясение, растерянность и что-то еще — смущенное, почти стыдливое возбуждение.

«Вы спрашивали, — Гарри тоже дышал тяжело. Его губы горели. Внизу живота стучал натянутый, болезненный пульс. Он чувствовал вкус ее на своем языке — пряный, дорогой, женственный. — Я показал вам часть правды. Я — не ваш подопытный кролик. Я человек. Со страстями. С гневом. И вы… — его взгляд скользнул по ее растрепанным волосам, запекшимся губам, по высоко поднятой груди, — вы не так холодны, как притворяетесь, леди Блэк.»

Она не ответила. Она просто смотрела на него, пытаясь собрать осколки своей обычной, безупречной маски. Но трещины были видны. Дрожь в руках. Неуверенность во взгляде. Влажный блеск в уголках глаз, который мог быть и от гнева, и от чего-то иного. Ее щеки горели румянцем, не присущим ее обычно бледному лицу.

Том, привлеченный внезапной тишиной после всплеска эмоций, подошел и ухватился за подол ее платья. «Тетя Ка’анда?» — пробормотал он, глядя на нее своими большими, невинными глазами.

Этот детский голосок, этот жест, казалось, вернул Кассандру в реальность с ледяным душем. Она резко отдернула подол, глядя на Тома, потом на Гарри, потом снова на Тома. В ее глазах мелькнул ужас — не перед магией ребенка, а перед тем, что она только что позволила себе. С магглом. С загадкой. С человеком, который одним поцелуем поставил под сомнение все ее принципы и контроль.

«Уберите его, — прошипела она, не глядя на Гарри. Голос был ледяным, но дрожал на последней ноте. — И… и не подходите ко мне. Пока я не скажу.»

Она резко развернулась и почти побежала к двери, высокие каблуки гулко стучали по паркету. Ее платье было помято на спине, где его сжимали руки Гарри. Дверь библиотеки захлопнулась с таким грохотом, что с полки слетели несколько пыльных фолиантов.

Гарри остался стоять посреди хаоса — эмоционального и намеченного падающими книгами. Воздух все еще вибрировал от их поцелуя. На его губах — привкус ее страсти и ее страха. Том дернул его за брюки, требуя внимания.

Он опустился на колени перед сыном, машинально обнимая его. Его сердце бешено колотилось. Он добился своего — допрос прекращен. Но ценой? Он перешел черту. И, что было еще опаснее, Кассандра перешла ее вместе с ним. Ее ответ был искренним, яростным, животным. Она хотела его. Не как объект изучения. Как мужчину.

И теперь он знал это. Она знала это. И это знание висело между ними, как заряженная молния, грозящая разрушить хрупкое перемирие в каменных стенах Блэк Мэнор. Покой был забыт. Игра изменилась. Теперь на кону было нечто большее, чем секреты кулона или иммунитет к магии. На кону были они сами, их контроль, их убеждения и та темная, магнитная сила, что неудержимо притягивала их друг к другу сквозь все барьеры крови, магии и лжи. И Гарри с ужасом и предвкушением понимал, что остановиться уже невозможно.

Неделя. Семь дней ледяного молчания, прерываемого только лепетом Тома, шипением змеиных теней от кулона и… все более разрушительными магическими выходками младшего Реддла. Блэк Мэнор, этот оплот чистокровного величия, превращался в сюрреалистичный полигон для детских экспериментов с реальностью. И Кассандра Блэк, архитектор этого безумия, сама ставшая его заложницей, ходила по особняку с выражением человека, несущего на плечах весь груз проклятий рода Блэков, помноженный на последствия собственного необдуманного решения.

Гарри обнаружил ее в бальном зале. Не танцующей, конечно. Она стояла посреди паркета, залитого странным розовым сиропом (очередная попытка Тома создать «вкусные облака»), и смотрела вверх с видом абсолютного, ледяного отчаяния. Над ее головой, медленно вращаясь, как жуткие маятники, парили три портрета в золоченых рамах. Один изображал сурового Арктуруса I Блэка, другой — его вечно недовольную супругу Амидию, третий — Финэаса II, чей нарисованный рот открывался и закрывался в немом, но яростном крике. Том сидел на полу у ног Кассандры, довольный, и направлял их полет крошечной ручкой, как дирижер оркестра из привидений.

«Он… украсил зал, — пробормотал Гарри, подходя. — Добавил динамики. Ваши предки всегда выглядели такими… статичными.»

Кассандра медленно повернула к нему голову. Темные круги под глазами контрастировали с мертвенной бледностью кожи. Ее обычно безупречный шиньон напоминал гнездо разъяренной вороны. В руке она сжимала не палочку, а… маггловскую тряпку для пыли. Видимо, последняя линия обороны против сиропа.

«Динамики, — повторила она голосом, лишенным всяких интонаций. — Да. Они теперь могут парить. И материализовать слизь. И… — она указала тряпкой в угол, где статуя грифона методично грызла мраморную ногу кентавра, — …оживлять садовые скульптуры. Для разнообразия.»

Финэас II пролетел над их головами, пытаясь пнуть Кассандру нарисованной ногой. Она даже не пошевелилась.

«Томми, солнышко, — Гарри опустился на корточки перед сыном, стараясь не смотреть на Кассандру. Напряжение между ними висело в воздухе гуще розового сиропа. — Может, вернем дедушек и бабушек на стенки? Они же устали летать. Посмотри, тетя Кассандра тоже устала.» Фейспалм № 621. Объяснять младенцу, что портреты устали.

Том надул губки, но кивнул. Парящие портреты с глухим стуком шлепнулись обратно на стены, чуть покосившись. Арктурус I и Амидия тут же начали яростно жестикулировать и, судя по движениям губ, выкрикивать что-то крайне нелестное о чистоте крови и маггловских тварях. Финэас просто скрестил руки и яростно уставился в пустоту.

Кассандра вздохнула. Звук напоминал скрип открывающейся могильной плиты. «Спасибо. Хотя бы это.» Она машинально протерла тряпкой капли сиропа на своем некогда безупречном платье цвета запекшейся крови. «Он… его магия. Она выходит из-под контроля. Даже для него. Особенно ночью.» Она наконец посмотрела на Гарри. В ее глазах не было прежнего азарта или гнева. Было что-то худшее — усталое признание поражения. «Кулон… он шипит почти постоянно. Как будто… подливает масла в огонь.»

Гарри почувствовал холодок. Он и сам замечал: Том стал беспокойнее, его магические всплески — мощнее и непредсказуемее. А сны… Гарри видел кошмары. Обрывки ледяных коридоров, крики, лицо Волдеморта, сливающееся с лицом младенца. И всегда рядом — холодное эхо кулона. «Что с ним?»

«Он слишком силен, — Кассандра бросила тряпку на пол с жестом глубочайшего отвращения. — Его магия рвется наружу, как пар из котла без клапана. А кулон… я изучала его. Он не просто резонирует. Он провоцирует. Питается силой наследника Слизерина. И без должного контроля… — она кивнула в сторону грызущего статую грифона, — …это будет лишь начало. Он может ненароком снести крыло Мэнора. Или себя.»

В ее словах не было угрозы. Была констатация ужасающего факта. Она притащила к себе бомбу замедленного действия, гордясь своей находкой, а теперь не знала, как с ней справиться. Ирония судьбы была чернее сажи в каминах Блэк Мэнор.

«Контроль? — Гарри поднял Тома на руки. Малыш прижался к нему, уставший от своего «дирижирования». — Как? Я не волшебник. Я не могу его научить…»

«Но вы можете его успокоить! — Кассандра выдохнула, и в ее голосе впервые за эти дни прозвучала отчаянная нотка. — Ваше присутствие… ваша эта… тишина, бездна для магии. Она действует на него. Когда вы рядом, буря стихает. Немного. Я наблюдала.» Она отвернулась, словно признаваться в этом ей было унизительно. Признавать, что маггл, этот необъяснимый камень преткновения, был ключом к контролю над силой, которая могла уничтожить ее наследие. «Ему нужен… якорь. А вы — единственное, что не колышется в его магическом шторме.»

Гарри смотрел на нее. На эту гордую, опасную женщину, теперь запачканную розовым сиропом и пылью, стоящую посреди разрушенного бального зала своих предков. Она была права. Он чувствовал, как Том цеплялся за него не только физически, но и магически, ища точку опоры в бушующем внутри море силы. Ирония била по мозгам: он, маггл, антимагический феномен, был единственной надеждой чистокровной аристократки усмирить будущего Темного Лорда.

«Значит, я теперь… живой громоотвод? — пошутил он мрачно. — Или утяжелитель для неугомонного волшебника?»

Кассандра не рассмеялась. Она закрыла глаза на мгновение. «Вы — необходимость, мистер Реддл. Неприятная. Унизительная. Но… необходимость.» Она открыла глаза, и в них снова мелькнул стальной блеск, но на этот раз направленный не на него, а на ситуацию. «Мы должны что-то делать. Пока он не… не разорвал ткани реальности в моей гостиной. Или не призвал чего-то… древнего.»

* * *

Ночь. Самая страшная. Том кричал. Не плакал — именно кричал. Высоким, пронзительным звуком, от которого дрожали стекла в окнах и шевелились гобелены. Вокруг его кроватки в отведенной ему мрачной «детской» (бывшей комнате для порки нерадивых эльфов) бушевал хаос. Игрушки левитировали и сталкивались, как пьяные птицы. С потолка сыпались искры и капли ледяной воды. По углам сгущались тени, принимая змеевидные формы и шипя на парселтанге. А в центре всего, на подушке, лежал кулон Слизерина, пылающий холодным зеленым огнем и гудящий, как высоковольтная линия.

Гарри пытался удержать Тома, но малыш выгибался, его маленькое тело было раскаленным и напряженным, как тетива. Магия рвалась из него волнами, болезненными и неконтролируемыми.

Дверь распахнулась. Кассандра ворвалась в комнату. Она была в ночной рубашке и роскошном шелковом халате, с растрепанными волосами. На ее лице не было ни следа сна, только паника и решимость.

«Он не может! — закричала она, перекрывая рев Тома. Ее палочка была в руке, но она не знала, куда направить ее. Заклятия успокоения? Они не действовали на Тома так, как надо, отскакивая или усиливая крик. Атаковать кулон? Безумие! — Его магия… она разрывает его изнутри!»

«Держи его!» — рявкнул Гарри, не глядя на нее. Он боролся с Томом, пытаясь прижать его к себе, создать физический контакт, стать тем самым «якорем». — Просто держи!»

Кассандра, забыв о гордости, о чистоте крови, о том, что она Блэк и правая рука Гриндевальда, бросилась к кроватке. Ее тонкие, сильные руки схватили Тома за плечи, помогая Гарри удерживать бьющееся тельце. Ее пальцы вцепились в ткань его пижамы. Она чувствовала, как магия бьется в нем, как электрический ток, обжигая даже ее.

«Томми, тише, солнышко, тише, — Гарри прижимал сына к груди, гладя его по спине, бормоча успокаивающие глупости, в которые сам не верил. — Папа тут. Тетя Кассандра тут. Все хорошо…» Ложь. Все ужасно.

И случилось чудо. Не мгновенное. Медленное. Том затих не сразу. Его тело еще дрожало, крик сменился судорожными всхлипами. Но буря магии стала стихать. Левитирующие игрушки попадали на пол с глухими стуками. Искры погасли. Тени рассеялись. Только кулон продолжал гореть, но уже тусклее, его гул стал тише, похожим на ворчание.

Кассандра не отпускала Тома. Она стояла на коленях у кроватки, ее лицо было близко к лицу Гарри, их руки переплелись на спине ребенка. Она дышала тяжело, ее халат съехал с плеча, обнажив бледную кожу ключицы. Гарри чувствовал тепло ее тела, запах ее кожи — смесь лаванды, пота и страха. Их взгляды встретились. Не с вожделением, как в библиотеке, а с общим потрясением, усталостью и… странной, неловкой близостью от пережитого вместе кошмара.

«Он… уснул, — прошептала Кассандра, глядя на Тома, чье личико, мокрое от слез, наконец расслабилось в сне. Ее голос дрожал. — Слава Салазару… или кому там еще.»

«Слава маггловскому терпению и крепким рукам, — парировал Гарри, но без прежней колкости. Он осторожно высвободил свои руки, оставив Тома в ее хлипкой, но все же поддержке. Его собственные руки дрожали. — Ваша очередь дежурить. Я весь в… детской магии.» Он указал на свои пижамные штаны, на которых расцвели странные узоры из светящегося мха.

Кассандра не рассмеялась. Она медленно поднялась, поправляя халат. Ее взгляд упал на кулон, все еще лежащий на подушке. «Этот камень… он как паразит. Кормится его силой, но не дает ей выхода. Нам нужен… специалист. Кто-то, кто понимает древние артефакты и… темную магию крови.»

«Специалист? — Гарри усмехнулся. — У Гриндевальда, что ли, попросите? Или в Министерство сходите? «Здравствуйте, у меня тут будущий Темный Лорд с перегрузкой магии из-за наследственного артефакта, помогите!»»

«Нет, — Кассандра резко ответила. Ее глаза стали жесткими. — Я знаю… одного человека. Отшельника. Бывшего члена Визенгамота. Он изучал подобные артефакты. Но он… своеобразен. И ненавидит посетителей. Особенно Блэков.» Она взглянула на Гарри. «Но его может заинтересовать вас. Аномалия. И ребенок… источник силы.»

«Отлично, — Гарри с грохотом опустился в единственное кресло в комнате, с которого Том ранее снял обивку силой мысли. — Значит, план такой: вы везете маггла, младенца-бомбу и сосущий силу кулон к какому-то мрачному отшельнику, который ненавидит ваш род. Что может пойти не так?»

Кассандра стояла у кроватки, глядя на спящего Тома, потом на Гарри, развалившегося в разорванном кресле. Розовый сироп на ее халате подсыхал, превращаясь в липкие кристаллы. На полу валялись игрушки-инвалиды. Портреты на стенах в соседних комнатах, наверняка, бубнили проклятия.

«Все, — ответила она с ледяной искренностью. — Все может пойти не так, мистер Реддл. Но альтернатива… — она кивнула на кулон, который слабо пульсировал зеленым светом, — …гораздо хуже. Готовьтесь. Мы едем завтра. И…» — она запнулась, ее взгляд скользнул по его лицу, задержавшись на губах на долю секунды дольше необходимого, прежде чем отвернуться к двери, — «…возьмите ваш «Аргумент». На всякий случай. Даже отшельники бывают… настойчивы.»

Она вышла, оставив Гарри одного с храпящим Томом, шипящим кулоном и предчувствием нового витка абсурдного, опасного приключения. Он посмотрел на «Аргумент», мирно лежавший на тумбочке рядом с ночником в виде совы, у которой Том отвинтил голову.

«Слышал, старина? — прошептал Гарри. — Завтра едем в гости. Кто-то еще ненавидит Блэков. Надеюсь, он полюбит магглов с оружием и говорящих со змеями младенцев.» Фейспалм № 622. Предвкушать визит к мрачному отшельнику как глоток свежего воздуха после особняка Блэков. «Нужно набрать побольше патронов…»

Покой был не просто отменен. Он был растоптан, размазан по розовому сиропу и отправлен в левитацию вместе с портретами предков. А Гарри Поттер, он же Том Реддл-старший, начинал понимать, что его новая жизнь — это бесконечный квест по спасению мира от будущего Темного Лорда, в процессе которого он рискует либо быть застреленным, либо соблазненным, либо съеденным ожившей садовой скульптурой. И, черт побери, в этом был какой-то извращенный смысл.

Башня Экториса Морфо возвышалась над болотами, как гнилой зуб. Не готический шпиль, а кривая, облезлая каменная игла, утыканная непонятными металлическими наростами, похожими на окаменевшие молнии. Воздух здесь густел от запаха серы, сырости и чего-то старого, очень старого и недоброго. Кассандра вела их узкой тропой, ее лицо было напряженным, пальцы нервно перебирали складки плаща. Гарри нес Тома, закутанного в плотное одеяло, но малыш был беспокоен. Его темные глаза широко раскрыты, маленькие ручки сжимали и разжимали кулачки, а кулон Слизерина под одеялом излучал тревожное, пульсирующее тепло.

«Морфо… он был блестящим, — Кассандра говорила сквозь зубы, больше для себя, чем для Гарри. — Но его опыты с артефактами Темных Эпох… довели его до изгнания. Он ненавидит Министерство. Ненавидит светлых. Ненавидит… особенно… Блэков.» Она бросила быстрый взгляд на Гарри. «Но его знания уникальны. Если кто и поймет, что делать с этим камнем…»

«Если он нас не сожрет живьем или не предложит Тома в жертву какому-нибудь древнему богу болот», — мрачно парировал Гарри. Том издал встревоженный писк, как будто подтверждая опасения.

Дверь башни, скрипящая, из черного дерева, покрытого странными рунами, открылась сама собой, когда они подошли. За ней стоял Экторис Морфо. Он был похож на ожившую мумию, обернутую в грязные лохмотья. Кожа — пергаментная, обтягивающая кости. Глаза — два уголька, горящие неестественно ярким, почти безумным светом под нависающими седыми бровями. Его длинные, костлявые пальцы с когтями вместо ногтей нервно теребили какую-то костяную безделушку.

«Кассандра Блэк, — его голос был скрипучим шепотом, словно ветер в сухих камышах. — Смело. Или глупо. И кто это? Маггл? С чутьем на опасность? И… о!» Его горящие глазки упали на Тома. И на кулон, который Гарри инстинктивно прикрыл рукой. «Источник… дикая, первозданная сила… и ядро… древнее, голодное…» Он сделал шаг вперед, его запах — смесь плесени и концентрированной злобы — ударил в нос.

Кассандра выпрямилась, стараясь сохранить достоинство. «Экторис. Нам нужен твой совет. Артефакт Слизерина… он вредит ребенку. Питается его силой. Как остановить это?»

Морфо проигнорировал ее. Его взгляд сверлил Тома. «Остановить? Зачем? Сила должна течь! Питать! Артефакт… он не вредит. Он формирует. Готовит сосуд… для величия… или для разрыва!» Он захихикал, звук был отвратительным. «Дайте мне его. Дайте артефакт. Я изучу… я направлю…»

«Нет!» — резко сказал Гарри, отступая. Его рука инстинктивно потянулась к внутреннему карману плаща, где лежал «Аргумент». Щит Жизни и Смерти ощущался как ледяная броня. Том зашевелился, почуяв угрозу. Воздух в прихожей башни затрепетал.

«Маггл говорит «нет»? — Морфо повернул к Гарри свою ужасную голову. Его глаза сузились. — Ты… ты пустота? Дыра? Интересно… *Империо!*»

Золотистая струя ударила в Гарри, растворившись без следа. Он даже не дрогнул. Просто смотрел на старика с тем же усталым, но твердым выражением.

Экторис замер. Его безумные глазки расширились от чистого, неподдельного шока. «Невосприимчив…? *Круцио!*» — алая молния ударила в Гарри, рассыпавшись веером искр вокруг него, как фейерверк. Том испуганно вскрикнул.

«Тщетно, старик, — процедил Гарри. — Давай поговорим как цивилизованные люди. Или мы уходим.»

Но Экторис уже не слушал. Шок сменился дикой, хищной жадностью. «Пустота… и Источник! Вместе! Какая комбинация! Какое поле для опытов! Гелерт… он щедро заплатит за такое знание! Или… или я сам…»

Он резко щелкнул костяшками пальцев. С потолка и стен с треском выдвинулись ржавые железные прутья, запирая выход. Одновременно в дальнем конце прихожей распахнулась потайная дверь, и оттуда вывалилось четверо гриндевальдовцев — не штурмовики, как в прошлый раз, а люди в темно-синих мантиях с нашитыми рунами подавления. Лица хмурые, профессиональные. Видимо, «научный» контингент Экториса.

«Возьмите ребенка! Маггла — живым!» — проскрежетал Морфо, отступая в тень.

Кассандра выхватила палочку, ее лицо исказилось яростью. «ПРЕДАТЕЛЬ! *Конфринго!*» — взрывная волна рванула к ближайшему гриндевальдовцу, но тот ловко парировал щитом, отбросившим заклятие в стену, оставив в камне черную вмятину. Двое других начали методично обходить, палочки нацелены на Тома и Гарри. Четвертый направил палочку на Кассандру: «*Инкарцеро!*» — кожаные ремни материализовались в воздухе, пытаясь опутать ее.

Гарри видел это как в замедленной съемке. Кассандра, отбивающаяся, но оттесняемая к стене. Двое магов, приближающиеся к нему и Тому с холодной решимостью. Третий, готовящий заклятие похищения. Экторис, хихикающий в углу. И Том, который начал дрожать у него на руках, его магия, напуганная и яростная, сжималась как пружина, грозя сорваться в разрушительный выброс. Кулон под одеялом пылал адским зеленым светом.

Нет. Не сегодня. Не в этой вонючей башне.

Гарри действовал спокойно, почти методично. Как будто разгружал посылку или чистил картошку. Он передал Тома Кассандре, которая только что разорвала кожаные путы *Диффиндо*.

«Держи.» — бросил он коротко.

Пока она, ошеломленная, принимала орущего ребенка, Гарри повернулся к двум ближайшим магам. Их палочки были нацелены на него. Один открыл рот, чтобы произнести заклятие — вероятно, «Стапефи» или что-то в этом роде.

Гарри не стал ждать. Его рука скользнула под плащ. Движение было отработано до автоматизма в заброшенном карьере. Никакой спешки. Никакой паники. Просто плавное извлечение, взведение курка, прицеливание. «Аргумент» лег в его руке знакомым, успокаивающим весом.

БАМ!

Выстрел грохнул в каменном мешке прихожей, оглушительно. Пуля вошла точно в центр лба первого мага. Его лицо на мгновение замерло в комичном удивлении, прежде чем задняя часть черепа разлетелась веером кровавого тумана и осколков кости по стене за ним. Он рухнул как подкошенный, даже не успев уронить палочку.

Тишина. Гулкий звон в ушах. Дымок от выстрела. И абсолютный, ледяной шок на лицах оставшихся магов и Экториса. Они замерли, их мозг отказывался обрабатывать увиденное. Маггл. Оружие без палочки. Смерть без заклятия. Грохот, дым, и их товарищ лежит с дырой в голове.

БАМ!

Второй выстрел. Гарри перенес ствол чуть вправо. Пуля ударила второго мага в горло, чуть ниже кадыка. Не смертельно сразу, но ужасающе. Он захрипел, захлебываясь кровью, упал на колени, судорожно хватая руками шею, из которой хлестал алый фонтан. Его палочка выпала и покатилась по полу.

Третий маг, который целился в Кассандру, опомнился первым. Его лицо исказилось животным ужасом и яростью. Он вскрикнул что-то нечленораздельное и швырнул в Гарри самое страшное, что знал: «*Авада Кедавра!*»

Ярко-зеленая молния смерти рванулась из его палочки. Она ударила Гарри прямо в грудь. И… погасла. Рассыпалась безвредными изумрудными искрами у его ног, как фейерверк. Гарри даже не пошатнулся. Он лишь слегка нахмурился, как будто почувствовал легкий ветерок. Комары в иные дни донимали его куда сильнее.

Шок на лице мага сменился чистым, первобытным ужасом. «Н-невозможно… Авада…» — он пробормотал, отступая, его палочка дрожала.

Гарри поднял «Аргумент». Не спеша. Спокойно. Его зеленые глаза за очками были холодны, как болотная вода. «Твоя очередь?» — спросил он тихо, но так, что было слышно в гробовой тишине.

Маг в синей мантии не стал ждать. Он дико вскрикнул, развернулся и бросился бежать к потайной двери, по пути спотыкаясь о тело своего хрипящего товарища. Четвертый, раненый в горло, уже не хрипел. Он лежал неподвижно, уткнувшись лицом в лужу своей крови.

Экторис Морфо стоял в углу, его безумные глазки вылезли из орбит. Он смотрел то на Гарри, то на трупы, то на свое костяное украшение, которое он сжал так, что оно треснуло. «Пустота… поглотитель… анти-магия…» — он бормотал, раскидывая слюни. Но страх пересилил жадность. Он метнулся к лестнице, ведущей наверх, скрываясь в темноте.

Кассандра стояла, прижимая Тома к себе. Малыш плакал, но уже тише, его магия угасала, подавленная шоком и близостью Гарри. Сама Кассандра была бела как мел. Она смотрела на Гарри, на дымящийся ствол «Аргумента», на кровавые лужи на каменном полу. В ее глазах не было страха. Было потрясение. Отвращение к насилию? Возможно. Но больше — абсолютное, оглушающее понимание его силы. Он был не просто неуязвим. Он был смертелен. Спокойной, маггловской, необратимой смертью. И Авада Кедавра была для него не страшнее комариного укуса.

«Гарри…» — начала она, но голос сорвался.

«Позже, — отрезал он, перезаряжая «Аргумент» с характерным металлическим щелчком. Звук заставил Кассандру вздрогнуть. Он оглядел запертую решетками дверь. — Нам нужно уходить. Пока этот старый маньяк не придумал что-то похуже.» Он подошел к ближайшему окну-бойнице. Оно было маленьким, забранным ржавыми прутьями. «Отойди.»

Кассандра инстинктивно отступила, прикрывая Тома. Гарри прицелился «Аргументом» в замок, скреплявший прутья.

БАМ! БАМ! БАМ!

Три точных выстрела. Ржавый металл взрывался, прутья согнулись и вылетели. Холодный, влажный воздух болот ворвался в башню.

«Прыгай, — приказал Гарри Кассандре, указывая на пролом. Внизу, метрах в трех, была кочка, поросшая жесткой травой. — Я подам Тома.»

Кассандра не спорила. Она перелезла через подоконник, подоткнув платье, и спрыгнула вниз, приземлившись не слишком грациозно, но на ноги. Гарри передал ей Тома. Малыш протянул к нему ручки, хныча.

«Па!»

«Сейчас, солнышко, — Гарри обернулся на последний раз. В дверном проеме на лестнице мелькнула тень Экториса. Старик что-то бормотал, размахивая руками. Воздух затрепетал от нарастающей магии. — Пора.» Он перелез через подоконник и спрыгнул вниз, рядом с Кассандрой.

«Беги!» — просто сказал он, хватая ее за руку и увлекая за собой по кочкам, вглубь туманных болот, подальше от проклятой башни. За спиной раздался оглушительный грохот, крик Экториса, полный бессильной ярости, и зловещий гул нарастающей магии, которая, не найдя выхода, рванула где-то внутри башни, выбив остатки окон и окрасив туман в багровые отблески.

Они бежали, спотыкаясь, задыхаясь. Том плакал у Кассандры на руках. Гарри чувствовал ее дрожь — не от холода. От шока. От увиденного. От того, что он сделал так легко, так спокойно. От того, что Авада Кедавра была для него пшиком.

Наконец, скрыв башню за складками тумана, они остановились у огромного, полузатопленного корнями дерева. Кассандра прислонилась к мокрому стволу, тяжело дыша. Она смотрела на Гарри. Не на «Аргумент», спрятанный обратно под плащ. На него. В ее глазах бушевала буря — ужас, восхищение, отвращение, и снова это проклятое, неистребимое любопытство, смешанное теперь с леденящим осознанием его истинной природы.

«Ты… ты просто… убил их, — выдохнула она. — Как… как скот. Без магии. Без…»

«Они пришли забрать моего сына, Кассандра, — голос Гарри был спокоен, но в нем звенела сталь. — Или убить. У меня не было выбора. А магия… — он усмехнулся, коротко и беззвучно, — …она против меня бессильна. Включая убийственные заклятия. Симметрично, не находишь?»

Она смотрела на него, словно впервые видела. Этот маггл в слишком большом плаще, с очками, запотевшими от болотной сырости, с лицом, на котором читалась лишь усталость и готовность сделать то, что необходимо. Человек, который был воплощением анти-магии, живым щитом… и живым оружием. И который только что спас ее, снова, ценой жизни других. Пусть и врагов.

«Авада Кедавра… — прошептала она. — Она просто… погасла. На тебе.» В ее голосе было нечто большее, чем констатация. Было потрясение до самых основ мировоззрения.

«Да, — подтвердил Гарри. Он подошел ближе, глядя ей прямо в глаза. — Так что запомни, леди Блэк. Ты можешь пытаться разгадать меня. Можешь пытаться соблазнить. Можешь злиться. Но никогда, никогда не пытайся убить меня магией. Это не просто бесполезно. Это… оскорбительно для усилий.» Он слегка улыбнулся, но в улыбке не было тепла. Только предупреждение. И вызов.

Кассандра не отвела взгляд. Ее грудь высоко вздымалась. Страх в ее глазах медленно уступал место чему-то другому. Чему-то темному, опасному и безумно притягательному. Она увидела истинное лицо его силы. И это лицо, вместо того чтобы оттолкнуть, манило сильнее. Он был константой в хаосе магии. Абсолютом. И для женщины, посвятившей жизнь изучению сил и тайн, это было сильнейшим наркотиком.

«Оскорбительно… — повторила она, и в ее голосе впервые за этот кошмарный день прозвучал слабый отзвук ее прежней, хищной усмешки. — Хорошо, мистер Реддл. Принято к сведению.» Она прижала Тома, который наконец затих, уснув от переутомления. «А теперь… куда? Обратно в Мэнор? Где Том может ненароком снести знакомую ему башню Блэков?»

Гарри посмотрел на спящего сына, на кулон, тускло светящийся под одеялом, на болотный туман, скрывавший путь назад к башне безумца и вперед — в неизвестность.

«Пока… просто подальше отсюда, — сказал он. — Потом решим. Главное — у нас есть «Аргумент», немного удачи и целая куча людей, которые теперь знают, что связываться с магглом Реддлом — очень, очень плохая идея.»

Фейспалм № 666. Обрести репутацию демона-антимага посреди болота. Спасибо, Смерть и Жизнь, отличный карьерный рост.

Блэк Мэнор больше не казался просто холодным или неудобным. Он стал лабораторией кошмара. Воздух в отведенных им покоях густел от незримого напряжения, пропитанного шипением змеиных теней от кулона Слизерина, которые теперь не просто скользили по углам, а выгибали спины как готовая к удару кобра, их нарисованные пасти оскаливались в беззвучном рыке. Том, обычно такой любопытный, теперь боязливо косился на золотую змею, лежавшую на столе в "кабинете" Кассандры — комнате, превращенной в штаб по изучению артефакта.

Кассандра Блэк жила здесь теперь. Ее изысканные платья сменились практичными темными туниками, волосы были стянуты в тугой, небрежный узел. Стол был завален не серебром, а фолиантами с треснувшими корешками, испещренными рисунками змей и рунами крови, стеклянными пузырьками с мутными жидкостями и ее собственными, аккуратными, но яростными заметками. Она почти не спала. Ее глаза горели лихорадочным блеском ученого, стоящего на пороге великого (или ужасного) открытия.

«Смотри, Реддл, — ее голос был хриплым от усталости, но полным напряжения. Она указывала палочкой на кулон, лежащий на куске черного бархата. Камень в центре пульсировал тусклым, язвенным зеленым светом. — Реакция на *Сондиум Магнум*... нулевая. На *Ревелатум Анимам* — лишь усиление шипения. Но вот при наложении руны Сдерживания Пламени Духа...» Она осторожно коснулась палочкой сложного символа, начертанного мелом вокруг кулона. Камень взвыл. Не метафорически. Высокий, визгливый звук, от которого задрожали стекла в окнах и Гарри сжал виски. Из камня вырвался сгусток черного дыма, сформировавшийся на мгновение в искаженное, плачущее лицо женщины — Меропы? — прежде чем рассеяться. Том, игравший в углу, резко вскрикнул и швырнул свою любимую деревянную лошадку. Та, ударившись о стену, не просто сломалась — ее голова развернулась на 180 градусов, а из пустых глазниц потекли черные, смолистые слезы, застывая на паркете.

«Том!» — Гарри бросился к сыну, но малыш отполз, уткнувшись лицом в кресло. Его маленькие плечики тряслись. Не от плача. От тихого, ледяного смешка.

«Он... он наслаждается?» — прошептала Кассандра, не веря своим глазам. Ее научный азарт на миг сменился искренним ужасом.

«Нет, — Гарри поднял искаженную игрушку. Черная "смола" обжигала пальцы холодом. — Это оно наслаждается. Кулон. Он калечит его. Делает его... другим.» Он вспомнил кошмары последних ночей: не просто лицо Волдеморта, а конкретные сцены. Мальчик в сером приютском халате, холодно наблюдающий, как его "игрушечная" змея кусает другого ребенка за лицо, пока тот корчится в судорогах. Ледяной пол в темном подвале, где маленький Том методично ломает пальцы пойманной птице, а его глаза отражают не жестокость, а чистый, бесстрастный интерес. Эти видения приходили после особенно сильных пульсаций кулона. Намёки на кошмары детства, ставшие явью в его снах.

Кассандра подошла к столу, ее лицо было серьезным. «Мои исследования... Экторис был прав лишь отчасти. Это не просто резонатор или формирователь. Морфо считал его сосудом. Я же думаю... он якорь. Но не для души. Для наследственности. Для той искры темной силы, что была в Салазаре. Он притягивает ее, концентрирует, впитывает из крови носителя... и обратно вливает, искажая ее. Он не питается силой Тома, Реддл. Он перерабатывает ее. Делает... чище. Темнее. Как алхимический тигель для души.» Она коснулась кулона кончиком палочки, не рискуя брать в руки. «Меропа Гаунт... глупая, жалкая, но сильная в своем отчаянии. Она хотела дать сыну величие. Связь с великим предком. Защиту. Она вложила в него всю свою умирающую любовь и тоску по утраченному "благородству". Но кулон... он древний. И он не понимает любви. Он понимает силу, наследие, чистоту. И он выполняет свою функцию слишком хорошо.»

Том поднялся. Его глаза, обычно такие живые, смотрели на кулон с голодной отстраненностью. Он протянул ручонку. «Моё. Дай.»

«Нет, Томми, — твердо сказал Гарри, заслоняя стол. — Это плохо для тебя.»

«ДАЙ!» — крик Тома не был детским капризом. Он прозвучал как приказ, резонирующий с низким гулом кулона. Змеиные тени у стен сжались в пружины. Воздух затрепетал. На столе задребезжали пузырьки. Кассандра инстинктивно схватила палочку.

Гарри не колебался. Он действовал. Не как маг, не как ученый. Как отец, видящий, как артефакт калечит его ребенка. Он схватил кулон. Металл обжег ему ладонь ледяным огнем, словно кусок сухого льда. Зеленый камень вспыхнул ослепительно, болезненно ярко, залив комнату адским светом. Теневые змеи взвыли и бросились к нему, как копья из тьмы. Том заорал — не от страха, а от ярости и боли лишения.

Гарри стиснул зубы, сжимая кулон в кулаке. Змеиные тени ударили в него... и рассыпались в прах, не причинив вреда, но оставив ощущение ледяного сквозняка. Щит Жизни и Смерти держал. Но кулон в его руке бешено вибрировал, как пойманная оса. Его свет резал глаза.

«Реддл, что ты делаешь?!» — закричала Кассандра. «Ты разрушишь его! Или себя! Это уникальный артефакт!»

«Это яд!» — рявкнул Гарри, глядя на Тома, который бился в истерике на полу, его магия рвала обои со стен, заставляла трещать мебель. Искаженные лица предков Блэков на портретах в ужасе закрывали глаза руками. — «И я вырву его!»

Он занес кулон, намереваясь швырнуть его в камин, в стену, куда угодно, лишь бы подальше от сына. В этот момент Том, с искаженным от ярости лицом, вытянул руку не к кулону, а к Гарри. Маленькие пальчики сжались в кулачок. Гарри почувствовал, как невидимый ледяной коготь сжимает его горло. Не магия в привычном смысле — кулон был щитом от заклятий. Это была сырая, искаженная сила желания, усиленная кулоном и направленная через парселтанг. Шепот Тома был едва слышен, но ужасающе ясен: «Умри. Отдай. Моё.»

Гарри захрипел, потеряв дыхание. Он упал на колени, кулон все еще сжимая в обжигающей руке. Кассандра вскрикнула, бросилась к Тому, пытаясь оттащить его, но малыш был непоколебим как скала, его глаза горели чужим, древним злом. Магия Кассандры отскакивала от него, как горох от брони.

Нет. Не так. Не здесь. Отчаяние Гарри было глубже любой магии. Он смотрел на сына, ставшего орудием древнего зла, вложенного в кулон неведомо кем, но активированного кровью и болью Меропы. Он сжал кулон еще сильнее, не чувствуя боли от холода, только леденящий ужас за будущее Тома. Он мысленно взывал не к магии, а к тем, кто послал его сюда. К тем, кто дал ему этот проклятый щит. Жизнь! Смерть! Вы хотели второй шанс?! Так помогите! Или заберите все сейчас!

Белый свет.

Он не ослеп. Он просто... перестал видеть что-либо еще. Безболезненно. Беззвучно. Холод кулона в его руке исчез. Давление на горло пропало. Гул магии, крики — все стихло. Он стоял (или парил?) в бесконечности ослепительной, мягкой белизны. Ни пола, ни потолка, ни стен. Только бесконечность света и... двое.

Слева — Жизнь. Она выглядела иначе, не как в Запретном лесу. Не яркая и непредсказуемая, а усталая, печальная, одетая в простое платье цвета увядающего луга. Ее волосы, цвета пшеницы, были тусклыми. В руках она держала потрескавшийся глиняный кувшин, из которого сочились редкие капли воды.

Справа — Смерть. Не саркастичная костлявая в плаще, а высокая, величавая женщина в одеждах из теней и звездной пыли. Ее лицо было скрыто глубоким капюшоном, но Гарри чувствовал на себе ее пристальный, невесомый взгляд. В ее длинных, бледных пальцах она перебирала песчинки, падавшие из одной невидимой ладони в другую.

«Гарри Поттер, — голос Жизни был тихим, как шелест сухих листьев. — Ты звал. В час глубочайшей тени для новой жизни.»

«Трижды умирающий, — добавила Смерть, ее голос звучал как скрип далеких ворот. — И трижды взывающий к нам из самой гущи битвы за чужую душу. Интересно.»

Гарри пытался говорить, но слова застревали в горле. Он показал им кулон, все еще зажатый в его руке, но здесь он выглядел иначе — не золотым украшением, а сгустком переплетенных черных нитей, пульсирующих злобой и тоской. В центре нитей тускло светился крошечный, почти задавленный искоркой теплого света — искра намерения Меропы.

«Он... он губит его, — выдохнул Гарри наконец. — Тома. Он превращает его в монстра уже сейчас! Меропа... она хотела добра, да? Но этот... это...»

«Меропа Гаунт, — произнесла Жизнь, и в ее голосе звучала глубокая жалость. — Ее любовь была... отравлена. Отчаянием. Тоской по утраченному. Страхом за сына в жестоком мире. Она вложила в камень не чистую любовь, а любовь-цепь, любовь-тоску по величию, которого не достигла сама. Она хотела дать ему силу, связь с предком, защиту. Но камень... он древний. Он не знает полумер. Он взял ее дар и... перекрутил. Как болото перекручивает чистый ручей.»

«Он не знает о Темном Лорде, который будет, — добавила Смерть, подбрасывая песчинку. Она исчезла в белизне. — Для него Том Марволо Реддл — чистый лист. Сосуд. И он выполняет свою древнюю функцию: усиливает и направляет искру силы Салазара в сосуде. Без разбора. Без... морали. Он слепой инструмент наследственности.»

«Так помогите! — в голосе Гарри звучала мольба. — Уничтожьте его! Или научите меня, как сломать эту связь! Я не могу смотреть, как он калечит моего сына!»

Жизнь и Смерть переглянулись. Безмолвный диалог длился вечность или мгновение.

«Уничтожить? — Жизнь покачала головой, глядя на треснувший кувшин. — Сила в нем... не зло сама по себе. Искра Меропы... она еще теплится. Гаснущая, но живая.» Она подняла руку, и из кувшина выплеснулась тонкая струйка воды. Она не упала, а повисла в воздухе, формируя образ — измученное, но нежное лицо Меропы, смотрящей на новорожденного Тома с бесконечной любовью и скорбью.

«Щит, — произнесла Смерть. Ее бледный палец указал на Гарри. — Ты — щит. Не только от магии. От тьмы. От искажения. Твоя связь с мальчиком... она сильнее связи камня. Потому что она — выбор. А не наследие крови.»

«Кулон — инструмент, — продолжила Жизнь. — Опасный. Искаженный. Но инструмент. Его можно... перезарядить. Переориентировать.»

«Как?» — спросил Гарри, сердце его бешено колотилось.

«Огнем твоего отцовства, — сказала Смерть. — Водой твоей жертвенной любви. Воздухом твоего выбора против судьбы. Землей твоей непоколебимой защиты. Возьми то, что вложила Меропа — ее искреннее, искаженное отчаянием желание защитить сына — и замести ею яд, накопленный камнем за века. Сожги тьму светом своей любви к этому ребенку. Не к наследнику Слизерина. К Тому. Твоему сыну.»

Жизнь протянула руку. Тонкая струйка воды — образ чистой любви Меропы — отделилась от основного потока и окутала сгусток черных нитей кулона в руке Гарри. «Помни, Гарри Поттер. Ты не борешься с артефактом. Ты борешься за душу мальчика. Камень — лишь поле битвы.»

Белый свет схлынул так же внезапно, как появился. Гарри очнулся на коленях в кабинете Кассандры. Он все еще сжимал кулон. Но теперь он не жгл ледяным огнем. Он был... теплым. И свет его был другим — не язвенно-зеленым, а глубоким, изумрудным, успокаивающим. Черные нити внутри, если присмотреться, все еще были, но они казались уснувшими, опутанными тонкими, золотистыми нитями света. Змеиные тени исчезли.

Том сидел на полу, тихо хныкая, по-детски растерянный и напуганный. Следы истерики и чужой ярости исчезли с его лица. Он смотрел на кулон в руке отца с обычным детским любопытством, смешанным с опаской.

Кассандра стояла рядом, замершая, ее палочка была опущена. Она видела, как Гарри схватил кулон, как его сжало невидимой силой, как он... исчез на мгновение? Или ей показалось? А потом он снова был здесь, держа кулон, который светился теперь совсем иначе. И Том... Том был просто напуганным ребенком.

«Что... что это было?» — прошептала она. Ее научный азарт был сметен благоговейным ужасом перед непостижимым.

Гарри поднялся. Он подошел к Тому, осторожно протягивая кулон. Не надевая ему на шею. Просто показывая. «Смотри, солнышко. Он... спокойный теперь. Добрый. Как хотела твоя мама.»

Том осторожно коснулся пальчиком теплого камня. Ни шипения, ни холода, ни всплеска темной магии. Только мягкое, изумрудное сияние. Малыш робко улыбнулся. «Тепло...»

Гарри обнял сына, чувствуя, как тот прижимается к нему, ища защиты и тепла. Он посмотрел на Кассандру. В его глазах еще была тень пережитого ужаса, но теперь там горела и новая решимость.

«Это был урок, леди Блэк, — сказал он тихо. — Инструмент не виноват в том, как его используют. И даже самый темный артефакт можно попытаться... перенастроить. Если есть ради кого.» Он сжал кулон в руке, чувствуя его новое, спокойное тепло и слабый, едва уловимый отзвук чистой материнской любви Меропы. Битва за душу Тома не была выиграна. Она только началась. Но теперь у него было оружие. Любовь. И перезаряженный артефакт, ставший не орудием тьмы, а символом надежды — хрупкой, но реальной. И где-то в бесконечности, Жизнь поливала треснувший кувшин, а Смерть ловила падающие песчинки, наблюдая за новой главой в истории Щита и Сосуда.

Годы текли, как вода сквозь пальцы Тома. Кулон Слизерина на его шее был уже не огненным щитом детства, а теплым камнем — знаком, привычкой, тихим эхом силы отца. Тома Реддла-старшего. Не Гарри. Этого имени Том не слышал никогда, но чувствовал его суть в каждом терпеливом взгляде, в каждой сдержанной улыбке сквозь усталость.

5 лет: Магия бушевала в нем, как шторм, но кулон и рука отца превращали ураган в управляемый ветер. Тени шевелились в углах, но он научился не смотреть. Змеи в саду шептали сказки, а не страхи. "Тётя Ка'анда" приносила странные книги и учила скрывать блеск в глазах от чужих.

11 лет: Хогвартс под вымышленным именем. Не Слизерин. Когтевран принял острого, наблюдательного мальчика. Сила его была очевидна, пугала некоторых. Но не было жестокости — лишь холодная эффективность, когда требовалось, и глубокая, почти болезненная преданность тем немногим, кого он впустил за свой щит. Парселтанг был его секретом и оружием против секретов других. Он писал отцу длинные письма о магической теории, а не о власти.

17 лет: Мощный. Уважаемый. Сложный. Темное наследие было шрамом, а не знаменем. Он стоял на развилке, чувствуя тягу бездны — легко было бы поддаться, стать больше, чем все... Но в кармане лежал потускневший кулон, а в памяти — голос отца: "Сила — это выбор, сын. Всегда выбор." Он выбрал иной путь. Еще не зная куда, но твердо зная — не туда.

Том Реддл-старший, маггл с душой воина, не дожил до седин. Не пуля, не заклятье — просто износ. Вечное напряжение быть щитом, якорем в магическом аду, вытянуло жизнь, как фитиль. Он умер тихо, в их скромном доме, держа руку Кассандры и глядя на взрослого сына — не Волдеморта. Этого было достаточно.

Том-младший сжал остывший кулон в руке. Связь оборвалась. Артефакт стал просто золотом и камнем. Горечь потери смешалась с благодарностью и ужасающей свободой. Кто он теперь, без этого щита?

В ту же ночь, когда дух Тома Реддла-старшего растворился в небытии, далеко, в маленьком доме в Годриковой Впадине, родился мальчик. На лбу — свежий шрам в виде молнии. Лили и Джеймс Поттер назвали его Гарри. Старый профессор Дамблдор, разбирая странные аномалии в Витярях Судьбы и наблюдая за взрослением двух необычных мальчиков (один — под вымышленным именем в Хогвартсе, другой — младенец с отметиной), лишь задумчиво поправил очки. Игра Судьбы делала новый, знакомый виток. История повторялась. Но на сей раз — с новыми игроками и старыми долгами.