Проклятие магистра (джен)

Гвардеец в третий раз перевел взгляд с грамоты на Рошфора и Ван Хельсинга. Несмотря на наличие пропуска, подписанного Его Преосвященством, солдат все еще не решался впустить их: огромная фигура вооруженного до зубов Охотника не вызывала особенного доверия и, откровенно говоря, пугала.

Ван Хельсинг стоял с равнодушным видом, глядя поверх головы гвардейца, в сторону двора Пале-Кардиналя. За свою долгую жизнь он привык к тому, что люди воспринимают его с опаской.

Рошфор же в это время еще раз попытался донести до бдительного стража, что тот обязан их пропустить. Граф с первого взгляда понял, что гвардеец поступил на службу только недавно, поэтому очень боится допустить ошибку, которая лишит его престижной службы.

На помощь друзьям вовремя подоспел отец Жозеф, который торопливо появился из-за угла дворца, неся в руках кипу каких-то бумаг. Он издали помахал Рошфору и направился к двум друзьям. Наверное, именно появление капуцина сыграло решающую роль, и графа с Охотником все-таки пропустили.

— Ах, вы уже вернулись! Так быстро... Но, знаете, господин граф, это к лучшему. За время Вашего отсутствия здесь столько всего произошло!

Троица пересекла двор и обогнула дворец с левой стороны, когда взгляду графа открылась необычная картина: крыло, где располагались личные покои и кабинет кардинала, было закрыто строительными лесами. Десятки рабочих восстанавливали скульптуры и фасад, собирали и вывозили огромные куски камня рассеянные по всему двору, с великой осторожностью заносили во дворец квадраты стекол в свинцовых переплетах. Обычная тишина сейчас нарушалась криками людей и ударами металлических инструментов.

Граф был изумлен масштабами работ:

— Господи, что здесь произошло?

Отец Жозеф с недоверием покосился на Ван Хельсинга, но Рошфор взглядом дал понять, что его друг не говорит и не понимает по-французски. Капуцин уже более непринужденно начал рассказ:

— Пале-Кардиналь подвергся атаке той самой нечисти. Три дня назад, представляете? Среди ночи эта тварь стала рушить скульптуры и биться в стены и окна покоев Его Преосвященства. По какой-то счастливой случайности он в тот день задержался с докладом у короля. Даже страшно представить, что бы было, если б господин кардинал работал в тот момент в кабинете.

Капуцин говорил с нескрываемой тревогой. Было видно, что он чрезвычайно обеспокоен положением вещей.

— Люди все еще пропадают?

— Да, но уже не в таком количестве. За время Вашего отсутствия пропали всего три человека.

— А как сам?..

Отец Жозеф помрачнел и озабочено вздохнул:

— Все так же. Спит плохо; можно сказать, вообще почти не спит. Его не перестают мучить кошмары, поэтому он все время работает. Врач предупредил, что такими темпами может дойти и до нервного истощения.

На этом моменте отец Жозеф вынужден был проститься и поторопиться дальше, передав Рошфора и Ван Хельсинга в руки мажордома — мужчины лет пятидесяти, который с деловитым видом прохаживался из стороны в сторону, делал какие-то записи, руководя рабочими и прислугой. Увидев графа, он поклонился и повел друзей через небольшой мраморный холл к лестнице, ведущей на цокольный этаж.

Внизу было намного прохладнее и тише. Все трое шли по длинной галерее со сводчатым потолком. Стена слева была выполнена в виде аркады, в полукруглых проемах которой под самым потолком располагались небольшие квадратные окна, через которые дневной свет проникал в галерею.

Сначала тишину нарушали только гулкие шаги графа и Охотника, но, по мере того, как они приближались к концу коридора, до них стал доноситься отдаленный металлический лязг и голоса, время от времени коротко произносившие "En garde!" и "Allez!''.

Мажордом остановился у большой двери, окованной металлом, поклонился и жестом пригласил друзей войти.

Взору Ван Хельсинга открылся большой зал, служивший, судя по всему, оружейной комнатой. Охотник никогда не видел такой коллекции холодного оружия, собранной в одном месте: по стенам до потолка были развешены мечи, шпаги, сабли, ножи и кинжалы, привезенные со всего света. Другая стена была полностью занята огнестрельным оружием самых разных видов, начиная с мушкетов, заканчивая ружьями причудливых конструкций, которые, судя по всему, были изготовлены на заказ. Стена, противоположная входу, была украшена огромным барельефом фамильного герба.

Посреди оружейной комнаты два человека, чьи лица были закрыты кожаными масками, упражнялись в фехтовании. Ван Хельсинг понял, что один из них и есть хозяин дворца — кардинал Ришелье.

Фехтовальщики не обратили никакого внимания на появление гостей. Бой продолжался некоторое время, пока мужчина в белой рубашке и расстегнутом кожаном жилете не сделал молниеносный выпад, и острие его шпаги не оказалось у сердца противника, облаченного в зеленый дублет. Охотнику подумалось, что у кардинала отличный учитель: укол был рассчитан настолько точно, что допусти он хоть малейшее неловкое движение, клинок бы ранил Его Высокопреосвященство, так как, помимо всего прочего, поединок проходил с использованием боевого, а не тренировочного оружия.

Поверженный противник опустил шпагу и слегка склонил голову. Бой был окончен. Человек в белой рубашке, не торопясь, повесил шпагу на место, затем снял с себя маску и слегка встряхнул волосами. К великому удивлению Ван Хельсинга, перед ним оказался не кто иной, как сам кардинал Ришелье.

Охотник никогда раньше не видел первого министра. Его взгляду предстал мужчина лет сорока с тонкой, хрупкой фигурой, которая подходила скорее юноше, чем человеку его возраста. Бледное лицо было обрамлено густыми пепельно-русыми волосами, тронутыми сединой. Тонкие черты лица еще сильнее вытягивала аккуратная эспаньолка и усы изящно с закрученными концами. Высокий лоб с голубыми жилками на висках свидетельствовал о том, что перед Ван Хельсингом стоит человек с блестящим и острым умом.

Но больше всего внимание Охотника привлекли глаза герцога: они были большими и очень выразительными. Зрачки почти терялись на сером стальном фоне, что делало взгляд кардинала пронизывающим насквозь.

Ришелье жестом отпустил второго фехтовальщика и произнес, обращая к Рошфору:

— Рад Вас снова здесь видеть, граф. Вы на удивление быстро справились с задачей. Я полагал, что это займет намного больше времени.

— Как только я отыскал господина Ван Хельсинга, мы тут же устремились обратно в Париж.

Кардинал повернулся к Охотнику, который невозмутимо стоял рядом, никак не реагируя на происходящее, и внимательно глянул на него сверху вниз. В глазах Его Преосвященства читалось недоверие и ирония:

— А это, я так понимаю, тот самый знаменитый Охотник? Я представлял его себе несколько иначе. Он говорит по-французски?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство. С Вашего позволения, я буду служить переводчиком.

Кардинал еще раз взглянул на Ван Хельсинга и принялся неторопливо снимать перчатки.

— Эти средневековые мечи и арбалет… Вы уверены, что именно он нам и нужен?

Граф почтительно кивнул.

— Ну что ж... Вы уже объяснили своему румынскому другу суть вопроса?

— Да, Ваше Преосвященство, но только в общих чертах.

— Ах, вот как... И что он вам на это ответил?

— Что ему нужно больше деталей, чтобы понять, как одолеть эту тварь.

Кардинал повернулся на каблуках и пристально посмотрел на Охотника.

— Так значит, вы все-таки владеете французским. Прекрасно.

— У меня было достаточно времени, чтобы выучить его. А вы, я так понимаю, и есть тот самый всесильный "Красный Герцог", молва о котором дошла даже до глухих уголков Восточной Европы?

Ришелье в удивлении приподнял брови.

— Любопытно, что же могут говорить обо мне на задворках Европы.

— Разное, господин герцог, разное. Преимущественно называют вас временщиком и бесчеловечным тираном. Особо суеверные утверждают, будто в вас переселилась душа жестокого московского князя Ивана Грозного⁽¹⁾.

Кардинал прищурился, в упор глядя на Ван Хельсинга.

Рошфор всеми фибрами своей души ощущал, как накаляется обстановка. Он смутно начал догадываться, в чем дело...

— Я тоже многое о вас слышал, Ван Хельсинг. Слишком многое. Поэтому мне бы хотелось познакомиться с вами чуточку поближе.

Кардинал жестом указал на стену, увешанную холодным оружием:

— Не будет ли вам там угодно...

Неужели Его Преосвященство серьезно хочет... О, Господи...

Ван Хельсинг невозмутимо скинул свой тяжелый плащ с медвежьим мехом, сложил все свое оружие и снял со стены фламберг⁽²⁾ с рапирной гардой. Описав мечом девятку, он отошел в противоположный конец зала. Кардинал взял точно такой же меч.

Начался поединок.

Рошфор, все еще удивленный странным поступком Его Преосвященства, как завороженный наблюдал за дуэлью, которая напоминала не поединок, а, скорее, боевой танец. Ван Хельсинг был на голову выше и крупнее кардинала, для которого фламберг казался несколько тяжеловат. Но это преимущество компенсировалось ловкостью и подвижностью Ришелье. Некоторое время оба молчали, был слышен только оглушительный лязг металла, эхом отдававшийся в оружейной. Никто из них пока не мог взять вверх.

Через некоторое время Охотник заговорил:

— Вы все правильно рассудили, господин кардинал. Биография у графа темная и вам не было известно, кого он привезет: румына-головореза или настоящего охотника за нечистью. Второе вам казалось наименее вероятным, но Вы решили все-таки попробовать, ведь положение складывается безвыходное. Вы быстро навели все возможные справки обо мне и решили проверить, действительно ли перед вами "тот самый Ван Хельсинг"...

Охотник прервал свою речь, так как именно в этот момент кардинал провел контратаку и едва не вывел его из равновесия.

Далее Рошфор увидел нечто невероятное. Все произошло так быстро, что он даже не смог уловить все детали: Ван Хельсинг сделал пируэт и молниеносным движением выбил меч из рук кардинала. Лезвие меча Охотника разрезало рубашку и остановилось в нескольких сантиметрах от горла Его Преосвященства.

Это был "совершенный удар"⁽³⁾. Просто немыслимо.

— Но теперь, я думаю, Вы убедились, кто я такой и мы сможем приступить непосредственно к делу?

Повисла пауза. Кардинал развел руки в стороны, как бы соглашаясь с результатом поединка. Ван Хельсинг опустил меч, подобрал фламберг и передал Ришелье.

— Продолжим разговор наверху, — сухо произнес кардинал и покинул оружейную.

1) Автор где-то вычитал, что такие слухи действительно ходили по Европе. Многие проводили параллели между политикой Ришелье и Ивана Грозного, который умер за два года до рождения кардинала.

Вернуться к тексту

2) Фламберг — одноручный меч с клинком волнистой формы.

Вернуться к тексту

3) В XVI-XVII веке многие искали "совершенный удар" — идеальный прием, который бы мог стать "визитной карточкой" фехтовальщика.

Вернуться к тексту