The Elder Scrolls: Нерождённая (гет)

Нежные солнечные лучи, пробиваясь через густые кроны, подсвечивали сочные листья изумрудным сиянием. От мягкого, почти пушистого света щекотало глаза и хотелось чихнуть. Вокруг порхали разноцветные бабочки, и пахло сладким ароматом свежих трав и цветов. Маленькие босые ножки ступали по молодому газону, ещё влажному от утренней росы. Искусно постриженные кусты в форме животных и птиц, росшие по сторонам, как будто плыли навстречу и в детском воображении представали героями загадочных историй, застывшими во времени. Эта часть сада казалась маленькой Мали́гнис знакомой, но почему-то вызывала в её сердечке неподдельное волнение и любопытство. Она тихонечко шагала вперед, оглядывала окружающее пространство, наслаждалась запахами и пением птиц и ни о чём не думала.

Аллея, ограниченная живой изгородью из причудливых кустов, незаметно закончилась выходом на просторную поляну с белоснежной беседкой для отдыха. Восьмиугольная, с изящной, куполообразной крышей, похожей на колокол, с колоннами, украшенными тонкой резьбой в виде цветов, она сразу же приковала к себе внимание. В центре её находился резной столик со свежими фруктами: на серебряном подносе лежали грозди винограда, горсти клубники, сладкие вишни, ломтики яблок и груш, — также на столе стоял серебряный графин и около полудюжины детских кубков.

Маленькие ножки вприпрыжку бросились в прохладную полутень беседки. Уже через несколько секунд, устроившись на мягких бархатных подушках, малышка Мали́гнис наслаждалась медовой водой из серебряного кубка, сделанного точно по её руке. Её красный, как те спелые ягоды клубники, которые она уже положила в рот, хвостик беззаботно вилял от удовольствия, но вдруг замер. Она отставила кубок с подслащённой водой в сторону и робко направила взгляд на соседнюю скамейку — точно такую, как та, на которой сидела она. Такие были установлены по всему периметру беседки. Спустившись на банкетку, а затем на пол, малышка крадущейся походкой обошла вокруг резного столика и остановилась.

— Ты тут один? — спросила она тоненьким голоском, и её изогнутые рожки, едва торчавшие над столом с фруктами, закрутились вместе с головой, обыскивая окружающее пространство. Никого не найдя, она застенчиво предположила: — Может, ты заблудился или потерялся?

Ей никто не ответил. Она прищурила глаза — голубые, как ясное небо в солнечный день — они сияли неподдельным интересом и детским восхищением.

— Ты такой милый, — с улыбкой сказала она, и её щёчки чуть покраснели.

На бархатных подушках прямо перед ней лежал маленький волчонок. Его шёрстка, сшитая из мягкого чёрного меха, играла тусклыми бликами. Густая грива из длинных шёлковых нитей лежала спутанным облачком вокруг его мордочки. Кажется, кто-то совсем недавно прижимал её к себе. Два маленьких глаза из отполированного чёрного оникса, глубокие и блестящие, ловили на себе безмятежную синеву её взгляда. В них, как в крошечных зеркалах, отражалось её лицо — очарованное и влюблённое. Игрушка выглядела невероятно живой и трогательной, словно ждала, когда её маленькая хозяйка или хозяин вернётся, чтобы снова прижать её к сердцу.

— Думаешь, я могу тебя подержать, пока за тобой не пришли? — крошка Мали́гнис осторожно протянула ручку и коснулась волчонка. Прикосновение оказалось невероятно нежным. Маленькие пальчики утонули в мягкой шёрстке, которая будто ответила ей теплом и лаской.

— Ты приятный. Я обниму тебя, ладно? — Не в силах больше сдерживать свой порыв, малышка осторожно обхватила волчонка и нежно прижала его к себе. Щёчкам её стало тепло и щекотно.

По закрытым от удовольствия глазам забегали яркие солнечные зайчики, и она проснулась, сжимая в объятиях подушку. Недавний восторг сменился лёгким разочарованием — всё, что случилось с ней в саду, оказалось не более чем сном.

В открытом резном окне на фоне расцветающего неба поднималось солнце. Свет врывался в комнату сквозь стрельчатый проём и ярким силуэтом ложился на кровать и стену. Его лучи ощутимо согревали кожу на руках и мягко гладили по лицу. Мали́гнис чувствовала себя хорошо отдохнувшей, но не спешила подниматься с постели. Обычно она выбиралась из неё не раньше того, как в комнате под едва слышный стук в дверь появлялся кто-то из взрослых, но почему-то сегодня этот момент всё никак не наступал. Выпустив из объятий подушку, она перевернулась на спину и, жмурясь от тёплого сияния за окном, принялась ждать. Проведя целую минуту в томительном и бесполезном бездействии, она начала обыскивать глазами комнату и заметила на полу неприбранную с вечера игрушку.

Недолго думая, она выбралась из-под лёгкого покрывала. Спустив босые ножки на тканый ковёр, уже через секунду она подняла крышку небольшого ларца, украшенного драгоценной резьбой, и бережно положила внутрь к остальным игрушкам деревянную пирамидку. Вновь испытующе глянув на неподвижную дверь, за которой находилась гостиная, она направилась к открытому окну.

Подоконник был высоким, почти на уровне её глаз, и на него строго-настрого запрещалось подниматься, хотя иногда очень хотелось. Но ослушаться маму, тем самым обидеть её, об этом было страшно даже подумать.

На подоконнике рядом с цветочным горшком, согреваемый солнечными лучами и обдуваемый утренним ветерком по обыкновению спал огромный пушистый кот. Он появился в их с мамой семье, ещё будучи котёнком, когда Мали́гнис исполнилось три года, и носил довольно гордое и не слишком оригинальное имя Массер из-за своего рыже-алого, почти красного окраса. Милый поначалу котёнок быстро вырос во взрослого важного кота и теперь целыми днями спал, прерывая свой королевский сон лишь в случае крайней необходимости, какой, например, мог быть сытный обед. Кажется, он считал себя ничуть не менее важной персоной, чем малышка Мали́гнис, потому что хозяйничал в её комнате он так же свободно и часто, как заглядывал на дворцовую кухню. Пропавшие мелки, испорченные рисунки, изгрызенные игрушки, — всё это было делом его лап и зубов.

Встав на носочки возле подоконника, Мали́гнис вытянулась во весь рост и посмотрела наружу. Массер прекратил мурлыкать и настороженно приоткрыл один глаз. Мали́гнис сделала вид, что не заметила его и задумчиво нахмурила бровки, глядя на небо. Котяра в свою очередь сделал вид, что не заметил её и, устроившись удобнее, продолжил дремать.

Солнечный диск уже поднялся над горизонтом на пять-шесть своих диаметров, да и чудесного пения, мелодии без слов, которая разливалась над городом каждое без исключения утро, уже не было слышно. Это означало, что с восхода прошла уже четверть часа, а, может быть, и половина. К этому времени обычно начинался завтрак в соседней комнате.

«Должно быть, сегодня мама поднялась задолго до рассвета и поэтому не стала будить меня, — так подумала маленькая Мали́гнис и добавила про себя с лёгким огорчением, — у неё опять много важных дел».

Мали́гнис ещё ничего толком не знала о взрослой жизни, но уже догадывалась, что не только ей требовалось внимание и забота её мамы. К такому умозаключению она пришла довольно скоро, ведь изо дня в день к маме приходили разные личности, с которыми мама подолгу обсуждала непонятные вещи и при этом почти всегда хмурила брови.

Иногда гости приносили с собой кипы бумаг и красивые цветные карты, они расстилали их на большом прямоугольном столе, который Мали́гнис могла видеть из гостиной через приоткрытую дверь маминого кабинета, или на столиках в садовых беседках, если их с мамой заставали на прогулке. Мали́гнис несколько раз пыталась нарисовать такие же карты своими мелками, но получалось не очень похоже.

Облик тех, кто приходил в гости, поражал удивительным разнообразием. Благодаря этим визитам малышка довольно рано узнала, насколько многочисленны народы, населявшие Лунную Тень.

Прежде всего, ей запомнилась пара высоких, почти с маму ростом, и худощавых эльфов. Кожа их имела бледно-золотистый оттенок. Таким Мали́гнис иногда изображала солнышко на своих рисунках. Правда, эти эльфы нравились ей гораздо меньше, чем само солнышко. Ей казалось, что они чересчур важничали и без конца вредничали. Они реже всех остальных гостей соглашались с мамой и чаще всех остальных с ней спорили. Альтмеры — так их называла мама, обычно громко фыркая при этом.

Однако два этих Высоких Эльфа были очень редкими гостями, много чаще приходили другие. Поначалу малышка находила их слишком молчаливыми, угрюмыми и даже чуточку страшными. Но вскоре, обнаружив, что в её собственном облике есть нечто общее с ними, а именно пепельно-серый цвет кожи, она начала испытывать всё большее любопытство при каждом новом их появлении. И хотя на этом все сходства заканчивались (у них не было ни рогов, ни хвоста; глаза их светились красным, а уши, как у всех эльфов, были слишком острыми), она продолжала считать их похожими на себя. Поэтому и название их расы — Данмеры или Тёмные Эльфы — она запомнила довольно легко.

Также очень часто на пороге их с мамой покоев появлялись существа, которых невозможно было забыть или с кем-то перепутать. Поначалу казавшиеся малышке удивительными и даже невероятными, они напоминали больших котов, которые ходили на двух ногах, прямо как Массер, когда хотел выслужиться перед мамой. Только эти двуногие обладали почти человеческими телами и, в отличие от лентяя Массера, были изящны и стройны, ничуть не уступая в плавности движений вышеупомянутым эльфам.

У них был мягкий мех и длинные, гибкие хвосты, которыми они грациозно дёргали, когда о чём-то размышляли. Малышка могла часами наблюдать, как они ловко потягивались или как их глаза блестели, словно в них горели угольки. Это были Каджиты.

Мали́гнис, сама того не замечая, всегда произносила это слово шёпотом и морщила носик, пытаясь изобразить кошачью мордочку, что каждый раз без исключения вызывало улыбку на мамином лице.

Однако чаще всех остальных на глаза попадались те, кого мама называла людьми. Они обладали очень разнообразной и совершенно незапоминающейся внешностью. Цвет их кожи, волос и глаз варьировался от самого бледного до самого тёмного, и их рост был столь же изменчив. Пожалуй, единственное, что малышка Мали́гнис определила, как их уникальную и характерную черту — это закруглённые и потому казавшиеся довольно аккуратными и маленькими уши.

— Тупоухие, — шепнул однажды своей неизменной спутнице высокий и златолицый Альтмер, покидая очередной совет, прошедший в мамином кабинете, и ядовито усмехнулся, бросив кислый взгляд через всю гостиную на малышку Мали́гнис, от чего ей тут же захотелось спрятать свои ушки, которые были хоть и не круглыми, как у людей, но и не такими острыми, как у эльфов.

Тем же вечером, когда последние из «гостей» скрылись за дверью, и Лилит, наконец, зашла в комнату дочери, отпустив задремавшую на банкетке у входа наставницу по имени Ваэла, Мали́гнис сидела за своим столиком и что-то увлечённо рисовала.

Мама подошла на цыпочках и незаметно склонилась над рисунком так, чтобы не заслонить свет. На листочке цветными мелками было выведено три довольно простых фигуры, бравшие начало из одного места. Первая — оранжевый овал, вторая — жёлтый вытянутый конус, основанием которому служила первая фигура, и последняя — серый конус вдвое меньшей длины, чьё остриё было не таким острым и находилось промеж жёлтой и оранжевой линии.

— Красивые фигурки, милая, — с нежностью шепнула мама, поправив прядку между тёмных рожек, выскользнувшую из заколки.

— Это не фигурки, — ответила малышка, выводя большой овал, внутрь которого угодила остальная часть рисунка.

— А что же тогда?

— Это ушки.

— Ушки? — удивилась было Лилит, но, вновь взглянув на обновлённый рисунок, догадалась. — Я, кажется, поняла. Это голова, — показала она пальцем на самый большой овал, — а здесь будут глазки.

— Не будут, — ответила кроха и отложила мелок в сторону.

— Почему? — огорчилась мама, подумав, что своим неуместным вторжением сбила ребёнка с толку и испортила её творческий настрой.

— Потому что я хотела нарисовать только ушки, — с невесёлой улыбкой отозвалась малышка и пояснила, ткнув пальчиком в жёлтую линию:

— Такие — у всех эльфов, такие — у людей, — показала она следом на оранжевый овал, — а такие я больше ни у кого не видела, — остановилась она на средней серой линии и подняла вопросительный взгляд. — Такие — у меня.

— О, милая, — лицо Лилит смягчилось, наполнившись нежностью.

— Даже у тебя ушки, как у всех эльфов, мама. Мои ещё не выросли?

— Уголёк, — глаза Лилит едва заметно заблестели, и она поспешила обнять и поцеловать дочку. — Мой милый уголёк. Моя маленькая девочка. Ты такая хорошая, такая умная.

Она нежно прижимала малышку к груди и гладила её по волосам, стараясь не расплакаться. Наконец, Лилит посмотрела на дочку и вымолвила:

— Твои ушки не такие, как у эльфов и не такие, как у людей — это правда. Но это не плохо, милая; напротив, у тебя очень красивые ушки, они особенные… ты особенная.

— Я особенная, потому что я полукровка?

— Откуда ты… — Лилит потеряла дар речи, а глаза её раскрылись от удивления.

— Они шептались в гостиной, у большой двери перед тем, как уйти…

— Кто?

— Дяденька и тётенька Альтмеры, — надув губки, неохотно ответила Мали́гнис.

— Ох, уж эта парочка, — процедила сквозь зубы Лилит, и лицо её дрогнуло от злости.

— Не ругай их, мамочка, — испуганно воскликнула малышка, — они не знали, что я их слышу! Я была здесь, за моим столиком.

— Ты отсюда услышала их шёпот? — не на шутку удивилась Лилит, бросив взгляд в дверной проём детской, а далее через всю гостиную до массивной двустворчатой двери из морёного дерева, за которой располагался общий коридор, — из своей комнаты?

— Да, — виновато насупилась девочка.

Лилит мысленно прикинула, что расстояние до обозначенного места составляло около десяти метров, но, поморщившись, стряхнула удивление с лица и вернулась к дочери:

— Что ещё они сказали?

— Сказали, что он был тупоухим.

— Тупоу… Что? Кто был?

— Мой папа.

Лилит едва не поперхнулась, а брови её оказались на лбу.

— Ты никогда не говорила, что у меня был папа.

— Уголёк, я… я…

— Он был человек, поэтому у меня такие ушки? И они не вырастут, да?

Взгляд детских глаз, который полнился разочарованием и одновременной робкой надеждой, резал Лилит без ножа. Она не могла обмануть дочь, ведь правда рано или поздно всё равно вскрылась бы. Оставалось лишь признать эту правду.

— Да, — с дрожью шепнула Лилит, едва не заливаясь слезами.

В ответ на это маленькая Мали́гнис лишь негромко и устало хмыкнула. Поискав глазами в пустоте, она вновь подняла взгляд и, словно почувствовав панику, которая всё сильнее охватывала маму, изменила тему.

— А твой папа, он был даэдра с острыми ушками?

— Да, — через сиплый ком в горле, кивнула Лилит.

На лице малышки расцвела улыбка, хотя в глазах её отчётливо виднелась печаль.

— Пойдём спать, мама. Я устала, — тоненьким голоском прошептала кроха и, протянув к маме руки, тут же оказалась в её объятьях…

Мали́гнис наморщила лобик. Рядом широко зевнул Массер и вновь замурлыкал, нежась в солнечных лучах. Малышка отстранилась от подоконника и устремила взгляд в угол, слева от окна.

Там, за небольшой ширмочкой, стоял столик для умывания. Она видела, что таз и кувшин были пусты. Да и кусочек мыла — старый. Служанки каждое утро приносили новый ароматный брусок, а Мали́гнис жутко интересовало, что же делали с теми, которыми она уже пользовалась. Неужели выбрасывали? Малышка любила мыло, оно имело приятный зеленоватый цвет и вкусно пахло травами.

Она ещё раз на всякий случай заглянула в кувшин, убедившись, что он сухой, и с уверенностью заключила, что этим утром ещё точно никто не приходил. Это было странно, но не более того. Мали́гнис привыкла к порядку и удивлялась скорее его отсутствию.

«Что же они все-таки делали с мылом?» — вновь подумала она, приставив к губам палец, как делала мама.

И тут она неожиданно вспомнила ещё одного гостя. От него тоже вкусно пахло, прямо как от мыла, сделанного из лесных трав и морских водорослей. Он был выше и крупнее любого из расы людей, и хотя Альтмерам — Высоким Эльфам он всё же уступал в росте, в плечах он превосходил их минимум вдвое. Его совершенно лысая голова всегда ярко сверкала, а из-за плотных губ выступали тусклые, блестящие клыки, толщиной с мамин палец. Главным в его облике малышка считала его взгляд: он лучился спокойствием и удивительной добротой. Он нравился Мали́гнис, потому что всегда ласково разговаривал с ней и называл её маленькой леди.

А ещё он не рассердился на неё в тот раз, когда она заявила маме, что ей, конечно, очень нравится, когда и от неё пахнет травяным мылом как от дяденьки, но впредь она не будет мыться, потому что не хочет однажды позеленеть, как он. Дяденька долго и приятно смеялся и назвал её умницей. Он был Орком. Его звали До́руг (Dúrak), но все обращались к нему, со значением добавляя слово аббат в начале его имени. А ещё из его разговоров с мамой Мали́гнис узнала, что он ловил тех, кто не спит, поэтому поначалу малышка боялась, что однажды он поймает и её.

Массер громко чихнул. Мали́гнис подпрыгнула на месте, поджав от неожиданности хвостик, и посмотрела на кота большими глазами. В сознании мгновенно всплыл момент, когда она впервые в жизни испытала настоящий страх.

Одним из поздних вечеров, когда мама была занята бесконечными разговорами, а молодая служанка хлопотала вокруг Мали́гнис, подготавливая её ко сну, на пороге их покоев появилась жуткая троица. Мама встречала их лично. Все трое были чёрными, как самая тёмная ночь. Казалось, что от них по комнате растекался холодный мрак, которому не способен был воспрепятствовать даже горячий огонь камина.

Украдкой выглядывая из детской, Мали́гнис постаралась рассмотреть мрачных гостей. К немалому своему удивлению она обнаружила, что они имели очевидное сходство с мамой: красная кожа, как у неё, и тёмные рога. Как узнала малышка впоследствии, эти даэдра прибыли из тех же краёв, что и мама. Только вот мама была красивой, а они — такими страшными, что им совершенно не хотелось попадаться на глаза. Голоса их низкие и грубые больше напоминали злобное рычание. А ещё они оказались единственными существами на памяти крохи, которые действительно могли сравниться с мамой в росте. Не просто высокие, а огромные, как ожившие горы, они носили чёрную тяжёлую броню с острыми шипами. Каждый их увесистый шаг отзывался дрожью во всей комнате. Дремо́ры — так называла их мама.

Перед тем, как скрыться внутри кабинета последний из них коротко оглянулся через толстый наплечник, будто почуяв на своей спине взгляд, полный детского любопытства вперемешку со страхом. Маленькое сердечко Мали́гнис упало вниз, и она спряталась.

Поёжившись от холодных мурашек, вызванных воспоминаниями, она вновь обернулась на входную дверь, по-прежнему неподвижную, никем не тронутую. Белоснежная, украшенная тонкой резьбой в виде цветов, она напомнила беседку из чудесного сна.

На лице малышки тут же расцвела мечтательная улыбка. Забыв обо всём, она поспешила к своему маленькому столику, где лежали цветные мелки, и, взяв один, принялась рисовать. Вскоре из-под её руки на бумаге появился знакомый силуэт: маленький волчонок с густой гривой и глазами-пуговками. Время за рисунком летело быстро. Закончив, кроха покрутила лист в руках, с удовольствием рассматривая своё творение. Изобразить волчонка получилось на удивление очень правдоподобно. Должно быть, это был один из лучших рисунков, вот бы поскорее показать его маме…

Улыбка медленно сошла с круглого личика, сменившись сначала глубокой задумчивостью, а затем смутной тревогой. Мали́гнис вновь посмотрела на неподвижную дверь и ощутила, как забилось её сердечко и участилось дыхание. Слишком долго никто к ней не приходил, такого ещё ни разу не случалось. Она положила рисунок на стол и встала со стульчика.

На подоконнике широко зевнул Массер. Поднявшись на вытянутые лапы и округлив спину, он потянулся, а затем облизнул нос и с интересом завилял хвостом, глядя на оставленный листочек. Мали́гнис ответила ему взглядом с укором, без труда прочитав пакостные намерения в узких щёлках кошачьих глаз. Она погрозила ему пальчиком и нахмурила брови, сердито надув губы. Вернувшись к столику, она аккуратно спрятала рисунок в коробочку для мелков. Коробочка оказалась идеальным тайником — рисунок легко поместился внутрь без необходимости складывать его вдвое, а так же надёжно защищался плотно закрытой деревянной крышкой. Таким образом, обезопасив своё сокровище, кроха со спокойной душой направилась к выходу из комнаты.

Белоснежная дверь отворилась без скрипа. И Мали́гнис замерла в изумлении.

Гостиная, которую она видела каждый день, этим утром оказалась совершенно другой. Потолок, стены и колонны окутывали лёгкие, полупрозрачные ленты серебристого и лазурного цвета, которые развевались при малейшем движении воздуха. Вдоль высоких стрельчатых окон слева, сквозь которые в комнату проникал солнечный свет, вились гирлянды из гранёных кристаллов. Они ловили тёплые утренние лучи, преломляли и рассеивали их, усыпая всю комнату весёлыми, радужными бликами, что танцевали на бархате мягкой мебели, гладких плитах пола и даже на кончиках пальцев Мали́гнис.

В воздухе стоял знакомый запах прохладного камня и тёмного дерева, что всегда царил в гостиной. Но сегодня этот привычный аромат смешивался с чудесной новизной: тонкой, терпкой сладостью диких трав и полевых цветов, букетики которых висели под потолком и на узорных гобеленах. Всегда неизменно строгое величие залы скрылось за атмосферой праздничного волшебства.

— С Днём Рождения, милая моя! — счастливо улыбаясь, воскликнула Лилит, которая вместе с Азурой стояла чуть в стороне от входа в детскую. Сделав нетерпеливый шаг навстречу дочке, она опустилась на колени и нежно её обняла.

Маленькое сердечко в этот момент трепетало от нежданных восхитительных чувств, словно в груди билась стайка крошечных птичек, которые своими крылышками щекотали её изнутри. Личико сияло улыбкой, удивлённые глаза блестели от восторга, а маленький красный хвостик, выглядывая из-под ночной рубахи, часто дрожал, отражая детские эмоции, как они есть.

Наконец, выпустив крошку из объятий, Лилит окинула её игривым взглядом от рожек до пяточек и со всей шутливой серьёзностью спросила:

— Мне кажется или мой уголёк стал ещё выше, чем был вчера?

Переполненная волнением Мали́гнис ничего не смогла ответить. Она делала крошечные частые вдохи, а её небесно-голубые глаза блестели от подступивших слёз радости.

— Кхм, кхм, — послышался тихий звук позади Лилит. Кто-то прочистил горло, ненавязчиво напоминая о себе.

Мама нежно поцеловала кроху в нос и, поднявшись на ноги, отошла в сторону. К малышке приблизилась Азура.

Тётя Азура всегда была удивительно красива, но сегодня она выглядела иначе, не так, как во все те прежние дни, когда Мали́гнис доводилось с ней встречаться. Её чёрные с фиолетовым отливом, как воронье крыло, волосы, которые обычно были свободны и опускались ниже поясницы, сегодня были собраны в изысканную причёску. На голове красовался изящный венок из драгоценных металлов и камней. Но главным отличием в её образе, которое немедленно пленяло взор, было её платье.

На первый взгляд оно казалось знакомым и привычным, то самое платье, какое Азура носила каждый день, скроенное просто, но со вкусом из лёгкой, почти воздушной ткани, которая ниспадала до самого пола. Особенной его деталью и загадкой маленькая Мали́гнис всегда считала подол. Его длинные полы плавно расходились в стороны, словно королевская мантия, но он никогда не касался поверхности, будь то каменная плитка во дворце или брусчатка в саду. Его ткань парила над самой землёй, мерно колеблясь гребешками едва заметных волн, как если бы держалась лёгким ветерком.

Однако сегодня платье тёти Азуры обладало новой, не менее загадочной особенностью. Обычно ярко-синее, как некоторые цветы в саду, на сей раз оно не имело определённого окраса: при каждом самом лёгком движении оно переливалось множеством мягких неуловимых оттенков. Трудно было с уверенностью сказать, холодные или тёплые тона преобладали в его цвете. Эта игра красок с первых секунд приковывала к себе внимание и не отпускала его ни на секунду, как сложная, но интересная загадка, требующая обязательного решения.

Скучившись пышный, мягкий, точно облако, подол коснулся ручек и босых детских ножек, когда тётя Азура села на колени перед Мали́гнис, оказавшись с ней на одном уровне. Её улыбка была более сдержанной, чем у мамы, но глаза сияли.

— С Днём Рождения, дитя, — в полголоса вымолвила Королева Роз и костяшками пальцев нежно прикоснулась к детской щеке. — Сегодня у тебя особенный день. Сегодня особенный день у всей Лунной Тени. Сегодня исполняется ровно пять лет, как в моём сердце поселилась одна маленькая и очень милая девочка, которая… — Азура мягко улыбнулась и загадочно посмотрела на Лилит, стоявшую в шаге от них, — которая изменила многих из нас.

Мали́гнис перевела вопросительный взгляд на маму. Надо сказать, что Лилит этим утром тоже выглядела по-особенному: была одета в светлые нарядные одежды с серебряной вышивкой и узорами — в прежние времена подобный свой образ она непременно посчитала бы недопустимым и даже смехотворным. Однако Лилит была самым ярким примером того, о чём говорила Азура. Всё существо грозной краснокожей воительницы, в былые времена не мечтавшей ни о чём кроме битв, теперь стремилось к одной единственной цели — дарить счастье и радость дочке. И ради этого простого стремления она с лёгкостью переступала через себя, забывая о предрассудках, и даже была готова выглядеть глупо, лишь бы достичь своей цели.

Поэтому двухметровая мама-великанша светилась от неприкрытых чувств, как маленький ребёнок, едва сдерживая слёзы счастья. За последние годы слёзы вопреки её собственным убеждениям не просто перестали быть чем-то немыслимым и постыдным, но оказались неотъемлемой частью и одной из самых приятных особенностей её новой жизни.

— Я многих изменила? — удивилась Мали́гнис, поглядывая на маму.

— Это чувствует каждый обитатель Лунной Тени от маленькой беззаботной пташки до самого большого и занятого человека, — Азура вновь завершила фразу взглядом на Лилит и едва не засмеялась при виде цветущей, как огромный красный цветок, мамочки.

— Что именно они чувствуют, тётя Азура? — чуточку рассеяно спросила Мали́гнис, с любопытством разглядывая подол, истинный цвет которого постоянно ускользал от её внимания.

— Свет и тепло в моём сердце, дорогая, — Азура аккуратно повернула детское личико к себе за подбородок и с нежностью посмотрела в чистые голубые глаза, — свет и тепло, которые ты подарила не только своей маме, но и мне, а значит и всем жителям Лунной Тени.

Мали́гнис смутилась, и щёчки её порозовели. Азура с умилением вглядывалась в детское личико ещё пару секунд, затем опустила взгляд — крошечные пальчики перебирали пышные складки её подола.

— Я знала, что тебе придётся по вкусу моё платье, — во всеуслышание вымолвила королева, широко улыбнувшись, и сделала воздушный жест рукой, словно подзывая кого-то. — Это мой первый подарок тебе.

Позади, у выхода на балкон, в утреннем свете высоких окон ровной шеренгой стояло пятеро слуг. Их лица были сосредоточенны, а одежда — опрятна и практична: двое мужчин и каджит в тёмных туниках и две женщины в простых, но чистых платьях. Они проворно расступились в стороны, открыв взорам небольшой манекен, сделанный из полупрозрачного стекла. Его украшало воздушное детское платье, которое было почти точной уменьшенной копией платья Азуры.

Малышка Мали́гнис обомлела. Её глазки забегали, делая короткие остановки то на платье, то на лице тёти Азуры.

— Это для меня? — наконец, спросила она.

— Сегодня всё для тебя, милая. — Азура одним лёгким движением поднялась на ноги и взяла Мали́гнис за ручку, увлекая её за собой. Лилит последовала за ними.

— Лучшие мастера-портные трудились над твоим нарядом, — с гордостью объяснила королева, когда все трое остановились в шаге от манекена, и плавным жестом обвела рукой стоявших возле платья портных, чьи головы тут же склонились в лёгких кивках и реверансах.

— Это мастер Велен Драно и его мастерская, самые искусные руки во всей Лунной Тени. Они проделали виртуозную работу, — продолжила Азура, и в её глазах мелькнула тёплая улыбка самоиронии, — но ткань я выбирала сама.

— У вас безупречный вкус, Ваше Величество, — сдержанно вставил Велен Драно — пожилой Данмер с идеальной осанкой и морщинистыми руками.

Азура ответила ему признательным кивком и вернулась к Мали́гнис.

— Мне кажется, нам не стоит терять времени, — мягко произнесла она. — Истинная красота любого наряда раскрывается лишь тогда, когда его носит тот, кому он предназначен. Твоя мама и помощницы мастера Велена помогут тебе переодеться, милая.

Слова королевы прозвучали немедленным сигналом. Лилит с улыбкой взяла дочку за руку:

— Идём, дорогая.

Мали́гнис бросила на платье последний взгляд, полный любопытства, и вместе с матерью и портнихами проследовала в свою комнату. Следом за ними, подхватив нарядный манекен, пустились двое портных: мужчина средних лет и каджит. Последней, замыкая эту скороспелую свиту, просеменила служанка с кувшином и туалетными принадлежностями, ожидавшая у входа всё это время. Велен Драно и Азура остались в молчаливой тишине.

Спустя пятнадцать минут, когда все мастера уже были на своих прежних местах, двери детской распахнулись, и в гостиную торопливо вышла Лилит. Пряча довольную улыбку и дрожа от восторга, она встала рядом с Азурой.

Дверной проём в детскую на мгновение остался пустым. Но в следующий миг из-за стены в него робко шагнула крошечная фигурка. Её появление было встречено дружными аплодисментами и искренними улыбками восхищения. Кто-то из женщин издал умилительный вздох.

На входе в детскую комнату, залитую светом, стояла маленькая девочка, милая и нежная, словно игрушечная куколка, вышедшая из-под рук непревзойдённого мастера. Каждая черта, каждый изгиб её образа — от кончиков рожек до кончика хвоста — был выполнен безупречно, с любовью и невероятной отдачей, какой заслуживал лишь венец творения.

Густые тёмные волосы, вьющиеся к концам, в своём естественном виде ниспадали в идеальную причёску и лишь кое-где были скреплены и украшены тонкими золотыми нитями. Гладкая, как шёлк, кожа из-за своего пепельного цвета выглядела чуточку смуглой, отчего большие небесно-голубые глаза, и без того чарующие чистотой, сияли бесконечной глубиной и гипнотически привлекательной красотой, едва не выходящей за рамки детской прелести.

Её платье, хоть и созданное по образу наряда Азуры, имело отличия. Оно оканчивалось воздушным подолом, пышным, словно бутон распустившейся розы, и было более прикрытым в области груди и плеч. В ярком свете оно переливалось, меняя свои оттенки от глубокого лазурного до нежно-алого, при каждом движении отражая все возможные краски неба и не показывая ни одну из них.

Весь мир, казалось, замер, чтобы рассмотреть малышку Мали́гнис, неловко замершую на пороге.

Лилит наблюдала за ней с нескрываемым умилением.

— Смелее, милая, — нежно позвала она, протянув руки навстречу дочери.

Азура, полная тихого удовольствия, кивнула малышке, без слов приглашая её подойти ближе. Мали́гнис сделала несколько робких шагов, и её крошечные ножки привели её прямо к Королеве Роз, которая тут же проводила её дальше, к высокому ростовому зеркалу, установленному на том месте, где был манекен. И девочка впервые увидела себя в платье: в отражении на неё смотрела самая настоящая принцесса.

Будто прочитав её мысли, Азура торжественно объявила:

— Дамы и господа, перед вами принцесса — принцесса Лунной Тени!

Последовал новый всплеск аплодисментов, а затем Королева наклонилась к имениннице и задала свой главный вопрос:

— Тебе нравится?

— Мне очень-очень нравится, — едва сдерживая восторг, ответила малышка. — Это платьишко просто восхитительно! — воскликнула она и, тут же смутившись, вопросительно уставилась на Лилит. — Я правильно сказала, мама?

— Правильно, — умилительно засмеялась та.

Лица мастеров озарили польщённые улыбки, а Велен Драно, поклонившись и получив молчаливое разрешение от королевы, заговорил:

— В таком случае позвольте мне представить тех, кто создал объект, достойный вашего восхищения, юная госпожа.

Малышка в ответ часто закивала, показав всё внимание.

Велен Драно почтенно поклонился и, отступив на шаг, пропустил вперёд остальных портных, жестом приглашая их выйти.

Его взгляд остановился на стройной Бретонке с изящной шеей, что стояла впереди всех.

— Юная госпожа, к вашим услугам Маэль д'Арсьер. Это она отвечает за тонкий вкус и художественное видение. Её вышивка — это истинное произведение искусства, и именно ей принадлежит идея создать это платье по образу наряда её Величества.

Маэль в ответ сделала изящный книксен и улыбнулась Мали́гнис. Девочка улыбнулась в ответ и помахала ей крошечной ручкой.

Далее выступил мужчина с круглыми ушами. Его строгий и серьёзный взгляд был сразу прикован к Мали́гнис. Кажется, его завали Марк Корнелий, и он почему-то был сердцем мастерской. Он поклонился более сдержанно, в то время как Мали́гнис поспешно кивнула ему в ответ, пытаясь повторить его жест, чем вызвала сдержанные умилительные смешки.

Следом выступил Каджит, чьи пальцы грациозно пошевеливались, словно он всё ещё создавал невидимое кружево. Его звали Ж'Дар. Он склонился в мягком, кошачьем поклоне, и Мали́гнис захихикала от восторга.

Последней была молодая Данмерка, которая, казалось, боялась поднять глаза. Мастер Велен представил Эрию, как будущую надежду и автора всецветной ткани. Эрия, смутившись, поклонилась, а Мали́гнис подбодрила её улыбкой.

— Ну, а меня вы уже знаете, я тот, кто старается не мешать этим великолепным мастерам своего дела, — сказал Велен Драно в конце, с гордостью глядя на своих подчинённых.

А затем торжественно добавил:

— Для истинного мастера лучшая награда — это признание его талантов тем, кому были адресованы его труды. Поэтому мы очень благодарны за ваше восхищение, леди Мали́гнис. Ведь это платье всего лишь скромное дополнение к вашей очаровательной красоте, не требующей никаких дополнений.

После этих слов, Велен Драно склонился к Мали́гнис, сохраняя безупречную осанку, и с величайшим почтением раскрыл перед ней ладонь. Девочка, коротко посмотрев на маму и тётю Азуру, передала свою маленькую ручку в тёплые пальцы пожилого Данмера, который тут же поцеловал её.

Все портные выпрямились, и в один голос произнесли: «Счастливого Дня Рождения, леди Мали́гнис!»

В этот момент, по-видимому, чувства окончательно охватили ребёнка, и в попытке спрятаться от них она обняла мамину ногу, отвернув смущенное личико. Смех умиления вновь наполнил окружающее пространство, и даже в совершенстве владеющая собой Азура не смогла удержаться от эмоций.

Лилит аккуратно подхватила Мали́гнис на руки и прижала к себе. Малышка уткнулась в шею матери, ощущая на своей спинке тепло щекочущих взглядов.

— Ну что ты, — тихонечко шепнула Лилит ей на ушко, поглаживая её по спине горячей ладошкой.

Азура приблизилась к ним и легонько потрепала девочку за плечо.

— Ты не должна стесняться, милая. Посмотри, какая ты нарядная и красивая.

«Очень. Безумно. Неповторимо», — поспешили поддержать портные.

— К слову о наряде: теперь, когда наша маленькая именинница одета и причёсана, пришла пора для лёгкого праздничного завтрака. — Заглянув в объятья мамы в поисках детских глазок, тётя Азура подмигнула крошке. — Нам следует хорошо покушать и набраться сил перед началом основного торжества. Наша принцесса согласна?

— Согласна, — встрепенулась малышка, причмокнув и внезапно осознав, что её животик уже начал урчать.

— Вот и славно. Отправляемся немедля! — приосанилась королева и даже всплеснула руками.

— Отправляемся! — поддержала её именинница, подпрыгнув у мамы в руках.

— Ты ведь полетишь… с мамой? — озабочено спросила Лилит, пересадив дочку на другую руку и поправив платьишко.

— Ревнивица, — подтрунивая, с добром усмехнулась Азура и шутливо наморщила нос.

Мали́гнис растеряно захлопала глазами, глядя на маму и тётю, и чуть виновато сказала:

— С мамой, — и вновь спряталась от взгляда пожилого Данмера, чьё лицо, как и лица остальных, застыло в слегка глуповатой улыбке.

— Вас, друзья мои, я больше не задерживаю, — вздохнув, обратилась к ним Азура и ещё раз отметила профессионализм мастеров едва заметным кивком. — Превосходная работа.

— Рады стараться, Ваше Величество! С вашего позволения, Ваше Величество, — сказал Велен Драно и, вновь поклонившись, покинул гостиную во главе остальных.

— И я, пожалуй, прогуляюсь пешком, раз именинница летит с мамой. Увидимся на месте, дорогие, — мечтательно вздохнула Азура и, лебедем скользнув через комнату, исчезла за углом выхода в коридор.

Мали́гнис и Лилит остались наедине.

— Всё хорошо? — с нежностью и заботой уточнила мама.

— Хорошо, — ответила дочка, — но я чуть-чуть испугалась, когда утром никто не пришёл.

— Тётя Азура хотела сделать сюрприз…

— Ябеда! — тут же донеслось далекое эхо голоса Азуры из выхода в общий коридор.

Лилит тихо засмеялась, наслаждаясь игривым настроением королевы.

— Мне понравился сюрприз, — нежным голоском уточнила Мали́гнис.

— Я очень рада. Хочу, чтобы ты всегда была счастлива, милая, — шепнула мама и поцеловала её.

Заметив на глазах мамы блестящие капельки, малышка поспешила погладить её по щеке. Мама ответила улыбкой.

— Летим? — коснулась она маленького носика подушечкой огненно-алого пальца, как делала всегда.

— Летим! — воодушевлённо воскликнула кроха. Она уже предвкушала момент, который любила больше всего в жизни…