Тайна «Болотных Елей» (джен)

Вновь сосны отбрасывали длинные, вытянувшиеся тени, и вновь по старой, разбитой дороге ехали двое. На этот раз скрип кареты сменился отчаянным дребезжанием и фырканьем мотора — Ардашев в городе раздобыл самодвижущийся экипаж. «Руссо-Балт», изрыгая сизый дым, подпрыгивал на каждом ухабе, и казалось, вот-вот развалится на части. За большой деревянной баранкой, ловко управляясь с рычагами, сидел Клим Пантелеевич. Миронова, укутанная в дорожный плед, сидела рядом.

Она немного пришла в себя после утренних потрясений и визита в город, где Ардашев, проявив чудеса дипломатии и используя вес своего имени, сумел договориться с властями. Но нервы ее были натянуты до предела. Девушка заметно осунулась, побледнела, под глазами залегли тёмные тени, а щеки ввалились, придавая ее утончённому лицу измождённый, почти трагический вид. Однако, вопреки всему, одета она была с иголочки, в строгий дорожный костюм — ее воля и воспитание не позволяли ей раскиснуть окончательно. И все же страх не покидал Анну. Он парил над ней невидимой чёрной птицей, готовой в любой момент вонзить в душу свои когти. Днём она не могла спать, не чувствовала вкуса еды, и каждый шорох заставлял ее вздрагивать.

— Анна Викторовна, — нарушил молчание Ардашев, не отрывая взгляда от дороги. — Расскажите мне ещё раз. Все, что поведала вам пани Сикорская. О себе, о своей семье. Любая мелочь может оказаться важной.

Анна вздохнула и, глядя на проносившиеся мимо тёмные стволы сосен, кратко пересказала адвокату сбивчивую, полную боли и ненависти исповедь Баси: о грехах отца-коллекционера, о несчастной мулатке Зосе, о проклятии, павшем на их род.

Клим Пантелеевич слушал очень внимательно, изредка кивая. Иногда он переспрашивал, уточняя детали, заставляя Анну вспоминать точные формулировки и интонации Варвары.

— И все же, — произнёс он, когда она закончила, — я не могу понять, зачем пани Сикорская привезла вас сюда. Неужели она и вправду думала, что медиум, пусть даже и с известной репутацией, сможет спасти ее от родового проклятия? Звучит... по-детски наивно.

В его голосе прозвучали нотки профессионального скепсиса, и это задело Анну.

— В моем родном Затонске, — холодно заметила она, — полиция не раз прислушивалась к моим, как вы изволите думать, «ничтожным советам». И это спасло не одну жизнь.

Ардашев бросил на неё быстрый взгляд и тут же смягчился.

— Простите, Анна Викторовна, — примирительно сказал он. — Я не хотел обидеть конкретно вас. Просто за свою адвокатскую практику я повстречал столько мошенников и шарлатанов, выдающих себя за спиритов и провидцев, что поневоле начинаешь относиться ко всему подобному с недоверием.

Миронова слегка кивнула, принимая извинения.

— Я понимаю. И я не считаю себя Пифией или Эндорской волшебницей. Просто... я порою вижу и чувствую вещи, которые другим недоступны.

Клим Пантелеевич бросил на Анну долгий, задумчивый взгляд, но ничего не сказал.

Он резко крутанул баранку, и автомобиль, протестующе заскрипев, свернул с основной дороги на едва приметную колею, петлявшую среди сосен.

— Куда вы меня везёте? — напряглась Анна.

— В нескольких милях отсюда, на болотах, живёт один занятный старик. Демьяном зовут. Местные считают его едва ли не колдуном. Хочу с ним потолковать.

Миронова вздрогнула, услыхав знакомое имя.

— Демьян! Но ведь Бася... она говорила о нем! Она сказала, что мулатка Зося была у него частой гостьей!

Клим Пантелеевич внимательно выслушал ее и кивнул, словно именно этого и ждал.

— Вот как... Тем лучше. Значит, мы на верном пути. То, с чем мы столкнулись в этом доме, выходит за пределы понимания обычного человека. Такие люди, как Демьян, порой разбираются в подобных делах лучше, чем мы с вами. Этому старику, говорят, под сто лет. Когда он был ещё мальчишкой-крепостным, старый пан Сикорский, дед Вольдемара, обучил его грамоте. А после, получив свободу, Демьян попутешествовал по свету больше, чем иной исследователь. Говорят, он знает всякие... штуки... — адвокат криво усмехнулся.

XXX

— Лачуга старика Демьяна, — объявил Ардашев, притормаживая автомобиль у кромки леса.

Миронова увидела небольшую поляну и маленькую, вросшую в землю хижину, притаившуюся в тени огромных деревьев. Здесь росли не только вековые сосны, но и кряжистые, могучие дубы с замшелыми, узловатыми стволами. За хижиной начиналось болото, подёрнутое зелёной ряской и поросшее камышом; оно терялось вдали, в сумраке деревьев. Над глиняной печной трубой курился тонкий синеватый дымок, свидетельствуя о том, что хозяин дома.

Следуя за адвокатом, девушка поднялась на крошечное крыльцо и, помедлив, вошла в распахнутую дверь, висевшую на одной покосившейся петле. В лачуге царил густой полумрак; немного света проникало в единственное, затянутое бычьим пузырём окошко. У очага, сложенного из дикого камня, сидел на низкой скамье сутулый старик и угрюмо смотрел на котелок с закипающей похлёбкой. Когда гости вошли, он лишь мельком покосился на них, но не встал.

Он выглядел невероятно старым. Его лицо, тёмное и дублёное, как старая кожа, было сплошь изборождено глубокими морщинами, а глаза, живые и тёмные, были затянуты мутноватой белёсой пеленой, как у слепца. Но Анна чувствовала, что он видит ими, и видит куда больше, чем обычный зрячий.

Ардашев молча указал Мироновой на единственное плетёное кресло, а сам уселся на грубую скамью напротив старика.

— Демьян, — сказал он напрямик, без предисловий, — пора мне тебя кое о чем расспросить. Я знаю, тебе известна тайна поместья «Болотные Ели». Прежде это меня не касалось, но нынче ночью в доме убили человека. Ее хозяйку. Пани Варвару Сикорскую — последнюю из этого рода. Если ты не скажешь, кто там прячется, вот эту милую барышню могут повесить.

Старик медленно повернул голову в сторону присяжного поверенного, и туман в его глазах, казалось, сгустился, словно у него в памяти поплыли облака давно минувших лет.

— Сикорские... — произнёс он. Его голос был удивительно звучным и богатым интонациями, совершенно непохожим на говор местных крестьян. — Гордые они были, милостивый пан. Гордые и жестокие. Нынче никого не осталось. Кто на войне погиб, кого на дуэли прикончили. Некоторые умерли здесь, в поместье... В старом поместье... Вот и пани Бася преставилась…

Речь Демьяна перешла в невнятное, старческое бормотание.

— Так как насчёт поместья? — нетерпеливо повторил Ардашев.

— Матушка покойной Баси была самая гордая из них, — пробормотал старик, вновь обретая ясность. — Самая гордая и жестокая. Слуги ее ненавидели, а Зося — пуще всех. В жилах Зоси текла кровь белых людей. Она тоже была гордая. Она тоже была из Сикорских… А матушка Баси... Изабелла, вот как ее звали... била ее кнутом, как чёрную рабыню на плантации.

— Била кнутом? — ужаснулась Анна.

— Именно, молодая пани, — прошамкал Демьян, повернув к ней своё морщинистое лицо. — Раздевала донага, привязывала к дереву во дворе и стегала кнутом, словно безгласную скотину. Я сам это не раз видел. Зося была чертовски красива. Даже я… старик… желал ее… — он беззубо усмехнулся. — Она просила меня. Дать ей чёрное снадобье. Секретный отвар… Ластилась ко мне, словно кошечка. Говорила, что в ее жилах тычет кровь мамбы — великой жрицы Вуду… Она плясала под Луной, когда созрела… Разве мог я ей отказать… Такой красотке, с таким телом…

— В чем тайна этого поместья? — настойчиво, как молотом, ударил Ардашев.

Пелена в глазах старика внезапно исчезла. Они стали ясными и чернели, как колодцы в безлунную ночь.

— Какая тайна, милостивый пан? Не понимаю.

— Понимаешь. Все ты понимаешь, Демьян, — с нажимом заявил Клим Пантелеевич. — Я хочу знать, почему местные сторонятся этого дома, особенно по ночам.

Старик равнодушно помешал в котелке какой-то палкой.

— Жизнь всем дорога, пан, даже последнему холопу.

— Кто-то грозился тебя убить, если проговоришься? Я правильно поняла? — вмешалась Анна.

Ардашев бросил на неё недовольный взгляд, но промолчал.

— Не «кто-то», добрая пани. Не человек. Те, что живут в черных болотах. Мою священную тайну охраняет Большой Змей — бог над всеми богами. Если я нарушу обет, он пошлёт младшего брата, и тот поцелует меня своими холодными устами. Маленького брата с полумесяцем на голове. Много лет назад, далеко отсюда, за большим морем-океаном, я отдал душу Большому Змею, чтобы тот научил меня делать… зувемби...

Миронова напряглась.

— Я уже слышала это слово, — тихо произнесла она. — В Париже. Из уст предсказательницы из Сенегала. Что оно означает?

В мутных глазах старика мелькнул неподдельный страх.

— Я вам что-то говорил? Нет! Нет! Я ничего не говорил!

— Зувемби, — мягко, но настойчиво напомнила Миронова.

— Зувемби, — машинально повторил Демьян. Глаза его опять затуманились, он погрузился в воспоминания. — Зувемби… это те, кто когда-то были смертными женщинами. Они повелевают животными, птицей и малым светом… Однако, свинец смертелен для них! О них хорошо знают на Невольничьем Берегу, — старик жутко хихикнул. — О них рокочут по ночам барабаны на холмах Гаити. Творцов зувемби почитает народ Дамбалы. Смерть тому, кто расскажет о них стороннему человеку! Это одна из самых заклятых тайн Бога Змея. Зося хотела знать, как делать зувемби! Как отомстить своим мучителям…

Он замолчал, уставившись в огонь.

— Ты говорил о зувемби, — подстегнул его Ардашев.

— Я не должен об этом говорить, — пробормотал Демьян. Миронова вдруг поняла, что старик просто думает вслух, он впал в старческое слабоумие и почти не замечает их присутствия. — Я, единственный белый человек, плясал на Чёрном Обряде Вуду и с тех пор могу делать зомби. И зувемби... но ни один белый не должен знать этого названия… — старик вздрогнул, возвращаясь в реальность. — Прошу прощения, панове, я, кажется, задремал. Старики, как дряхлые собаки, засыпают у очага. Вы спрашивали о поместье «Болотные Ели»? Пан следователь, если я объясню, почему не могу вам ответить, вы назовёте это суеверием. Хотя, да будет бог мне свидетелем...

С этими словами он потянулся за охапкой хвороста, лежавшей у очага, и вдруг с диким, пронзительным криком отдёрнул руку. В его иссохшее предплечье мёртвой хваткой впилась зубами длинная, извивающаяся тварь с узкой, плоской головой. Обвив руку колдуна по самый локоть, разъярённая змея снова и снова вонзала в неё свои ядовитые клыки.

Демьян рухнул на очаг, опрокинув котелок и разметав тлеющие угли. Его тело сотрясали жуткие, чудовищные судороги. Анна вскрикнула, отшатнувшись. А Клим, в мгновение ока оказавшись рядом, схватил толстую хворостину и с силой обрушил ее на змеиную голову, размозжив ее. С проклятием он отшвырнул свившегося в узел гада в угол. Старик затих и теперь лежал неподвижно, глядя в потолок неживыми, остекленевшими глазами.

— Мёртв? — прошептала Анна.

— Мёртв, как Иуда Искариот, — буркнул присяжный поверенный, хмуро глядя на издыхающую змею. — Такой дозы яда хватило бы на десятерых стариков. Но мне кажется, он умер от страха.

— Что будем делать? — дрожа, спросила Миронова.

— Перенесём тело на лежанку и уйдём. Если запереть дверь, ни лесные хищники, ни дикие собаки сюда не проникнут. Ночью у нас будет чем заняться, а утром известим власти. Пускай батюшка отпоёт его грешную душу.

Ардашев, отказавшись от помощи Анны, сам перетащил лёгкое тело Демьяна на грубую лежанку и поспешно вышел из лачуги. Миронова последовала за ним. Солнце садилось, заливая ряды деревьев на горизонте слепящим алым пламенем. Они молча сели в машину и двинулись в обратный путь.

— Он говорил, что Большой Змей может послать к нему своего брата, — пробормотала Анна.

— Чушь! — фыркнул Ардашев. — На здешних болотах полно змей. Змеи любят тепло, вот одна из них и заползла в хижину, пригрелась в хворосте, а несчастный Демьян на свою беду ее разбудил. Ничего сверхъестественного. — Немного помолчав, он добавил, уже совершенно другим тоном: — Впервые вижу, как змея кусает, не зашипев. И впервые вижу змею с отчётливым белым полумесяцем на голове.

Они в молчании свернули на дорогу, ведущую к поместью.

— Думаете, в доме до сих пор прячется мулатка Зося? — спросила Анна. — Получается, она инсценировала свою гибель на болотах.

— Вы сами слышали, что сказал старик, — нахмурившись, ответил Ардашев. — В жилах Зоси текла кровь языческой жрицы!

Они миновали последний поворот, и Миронова увидела мрачный особняк, чернеющий на фоне алого заката. Сразу же вернулось леденящее предчувствие опасности.

— Смотрите! — сдавленно шепнула она пересохшими губами, когда машина съехала с дороги и остановилась.

Ардашев крякнул от удивления.

С балюстрады, с крыши, из-за карнизов, клубящимся черным облаком в багровое небо поднималась огромная голубиная стая. Пернатое облако понеслось прочь, на запад, и исчезло в ярком, кровавом сиянии над горизонтом.