Такая разная Элион (джен)

Лучи заходящего солнца, пробивавшиеся сквозь грязное окно школьного автобуса, окутывали Элион Браун тревожным сиянием. Её волосы, ниспадавшие каскадом чистейшей платины, всегда были тщательно убраны с лица, обрамляя его в царственной и в то же время строгой манере, которая производила поразительное, почти суровое впечатление. Её глаза поразительного ярко-зелёного цвета часто рефлекторно прищуривались, когда она глубоко задумывалась или раздражалась, что придавало им остроту и пронзительность — ядовитый изумрудный блеск. А ещё у неё была едва заметная, почти неуловимая морщинка над левой бровью, крошечная неровность, которая, казалось, придавала её лицу выражение вечного скептицизма.

Она этого не знала, но это были не просто черты лица, а их отголоски. Отголоски лица, которое когда-то преследовало жителей самых высоких башен Меридиана, лица, которое заставляло трепетать сердца империй, более молодой и чуть менее жестокой версии самого принца Фобоса. Элион неосознанно отражала саму его сущность: то, как она наклоняла голову, оценивая что-то, почти повелительное движение её руки, когда она отмахивалась от чего-то незначительного, едва заметная понимающая ухмылка, которая иногда появлялась на её губах, совершенно лишённая искреннего веселья. Она словно была чисто женским воплощением своего старшего брата, живой, дышащей тенью, неосознанной и невинной в своём подражании.

Иногда дома она ловила на себе его взгляд. Едва заметное, почти неуловимое движение «матери», когда Элион, погруженная в свои мысли, с особой, сдержанной грацией, не совсем обычной для подростка, поправляла выбившуюся прядь платиновых волос. Её «отец» откашливался, внезапно обнаружив, что вечерняя газета очень интересна, и отводил взгляд от её лица, когда она смотрела на него своими блестящими прищуренными зелёными глазами, ожидая ответа на какой-нибудь обыденный вопрос. Они любили её, она это знала, но на их лицах всегда мелькала тень чего-то похожего на страх, прежде чем они вновь проявляли свою родительскую теплоту. Элион почувствовала едва уловимую перемену в воздухе, мгновенное напряжение, но не смогла понять, в чём дело. Это оставило в ней пустоту, чувство одиночества и отчуждённости.

Иногда бывало и хуже. Однажды вечером она зашла в «Серебряного дракона», ресторан бабушки Хэй Линь, чтобы купить остатки яичных рулетов. В воздухе витал аромат имбиря и сои, свет был приглушённым, и на стенах плясали длинные тени. Элион, чьи глаза ещё не привыкли к темноте после яркого уличного освещения, увидела за прилавком Янь Линь, которая тихо напевала, наводя порядок. — Бабушка Янь Линь? — тихо спросила Элион.

Ян Линь, обернувшись, увидела Элион, стоявшую в полумраке. Её древнее, мудрое лицо, обычно озаряемое безмятежной улыбкой, застыло. Фарфоровая чашка, которую она держала в руке, выскользнула из пальцев и с резким, неприятным звуком разбилась о полированный пол. Ян Линь даже не вздрогнула от этого звука. Она открыла рот, издав звук, похожий на сдавленный хрип, и её глаза, широко раскрывшиеся от внезапного, неподдельного ужаса, уставились на Элион. Она застыла, словно искусно сделанная фарфоровая кукла, с перехваченным дыханием, не в силах пошевелиться.

Элион, сбитая с толку, почувствовала, как по спине пробежал холодок. «С вами всё в порядке, бабушка Янь Линь?» — спросила она, нерешительно делая шаг вперёд. Но старуха отпрянула, едва заметно вздрогнув, и не сводила глаз с лица Элион, словно смотрела в саму бездну. Элион отступила, смущённая и обиженная, пробормотала извинения и поспешила уйти, оставив перепуганную старушку медленно и неуверенно наклоняться и собирать осколки разбитой чашки.

Почему? — задавалась вопросом Элион, глядя на своё отражение в окне автобуса и видя лишь девушку с платиновыми волосами и зелёными глазами. Почему люди иногда так смотрят на неё? Как будто она чужая или, что ещё хуже, замаскированное чудовище. Её отражение, искажённое движущимся стеклом, казалось, насмехалось над ней, и в её собственных глазах мелькнуло что-то холодное и непроницаемое.

Единственным местом, где воздух не был пропитан невысказанным страхом, единственным местом, где она чувствовала, что её действительно видят и, по-своему, принимают, был старый книжный магазин на углу Мейпл-стрит. Там пахло старой бумагой, забытыми мечтами и лёгкой примесью пыльной магии. И там был Седрик.

Седрик, владелец заведения, был странным человеком. Высокий и пугающе стройный, с изящной, почти змеиной грацией. Но её всегда привлекали его глаза. Они блестели с тревожной интенсивностью, в их глубине читалась древность, они видели в ней что-то такое, чего не видел никто другой. Казалось, он всегда чего-то ждал, наблюдал, а его тонкие губы часто изгибались в едва заметной хищной улыбке, которая не доходила до глаз.

"Элион, моя дорогая", — мурлыкал он, его голос был низким, как гулкий гравий под ногами, всякий раз, когда она переступала порог. "Мы снова вернулись, не так ли? У меня было предчувствие, что вы почтите нас своим присутствием. Он перекладывал новую книгу через прилавок или приносил ей редкий том с какой-нибудь потайной полки, его длинные бледные пальцы касались ее с мимолетным прикосновением, в котором чувствовалось странное собственничество. «Думаю, этот вариант, — сказал бы он, — вполне подходит для такой... особенной девушки, как ты».

Он относился к ней не просто как к ценному клиенту, а как к чему-то бесконечно более ценному. Когда он смотрел на неё, в его взгляде читалось глубокое почтение, почти обожание, совершенно лишённое страха, который она видела в других. Так смотрят на бесценный артефакт, на редкую драгоценность, которая была утеряна, а теперь наконец найдена. Элион, изголодавшаяся по искреннему признанию, наслаждалась его особой теплотой, не замечая, как иногда в его глазах вспыхивало почти лихорадочное торжество.

Седрик наблюдал за ней, пока она терялась среди полок. Её платиновые волосы блестели в тусклом свете, а зелёные глаза внимательно изучали корешки книг. На его губах играла едва заметная ухмылка. Она была идеальна. Точная копия, даже в жестах, осанке, самой сути. Безупречное отражение.

Он поправил очки на носу, не сводя с неё глаз, и в их глубине мелькнуло холодное, расчётливое удовлетворение. Да, она была сокровищем. Бесценным, прекрасным и совершенно ничего не подозревающим сокровищем. А у него, Седрика, была священная клятва, особая, жизненно важная миссия. Он будет охранять её. Он будет защищать её. И когда придёт время, он вернёт эту драгоценную королевскую жемчужину, целую и невредимую, прямо своему принцу. Он должен.