Портрет директора (гет)

Ночью Том сложился на кушетке, как конверт с приглашением в Хогвартс, а наутро, пока несносная леди ещё спала, поспешил жульничать, а если выражаться в соответствии с директорским статусом — делегировать обязанности. Вызвал семейного домовика, приказал каждый день готовить завтрак к этому времени, а в свободное время собирать информацию про Клан Белой Змеи. Наколдовал огонь в камине, испачкал заварник, осыпал себя искрами очищающих чар, растрепал и пригладил тёмные кудри, как вчера сделала мисс. Взял поднос из рук домовика и обругал за нерасторопность. Старый эльф Глимз, воспитанный Марволо, воссиял, поклонился до пят и исчез.

«Как я и предполагал, нет ничего проще работы слуги», — Том небрежно выбил пять глухих ударов и, безответно прождав за дверью около минуты, вошёл внутрь и опустил поднос на свободный край кровати.

Окружённая чёрным дымом волос Нагини лежала на боку и, приподнявшись с подушки, пролепетала сонно:

— Профессор Риддл? Вы мне снились…

Сцепив руки за спиной, Том склонился над кроватью и, заботливо понизив голос, произнёс:

— Или вторгся в ваш сон, чтобы, наконец, разбудить.

— Или чтобы продолжить совершать непотребства. Час назад вы позировали мне обнажённым.

— Не час, а больше десяти.

— Не может быть! — она вскочила и перевернула бы поднос с чайным сервизом, если бы в последний момент Том не придержал его чарами.

— Вы не отличаете быль ото сна? — изумился очарованный Риддл.

— Я больше ничего не скажу. Вы входите без стука, я могла на вас напасть, — сев, Найя торопливо натягивала белый пеньюар, а Том, смирившись, отдавал внимание каждому дюйму исчезающей кожи.

— Ну, тогда бы состоялся единственный мой поединок, окончившийся проигрышем. И я постучал и подождал за дверью, как примерный слуга. Я в курсе, что должен делать, тридцать лет я успешно справлялся с хозяйской ролью.

Но мисс Нагини не шутила. Раскрасневшись, она захлопнула за собой дверь в ванную, после позавтракала на ходу, сердито затащила в спальню мольберт и впервые за полчаса пропыхтела связную речь:

— Почему вы до сих пор в одежде?

— Простите?.. — сложив подушки, как, по воспоминаниям, лежали они вчера, Том стянул сорочку, брюки и бельё, взял книгу, лёг на мягкие простыни и утонул в знакомом аромате жасмина.

— Всё не так, — прокомментировала художница, затачивая уголёк о наждачную бумагу. — Вчера вы были раскованны и собраны, редчайший дар для натурщика, а сегодня…

— Я предупреждал, что стоит нанять профессионала, особенно если в ваших запросах присутствует «редчайший дар», — перебил Том, лихорадочно прикидывая, сможет ли достать котёл Феликс Фелицис и пить ежедневно, ну, хотя бы недели две.

Без зелья и правда расслабиться не получалось: колени подгибались, бёдра сжимались, раскрытые ладони сами лезли за низ живота.

— Кажется, я догадываюсь, в чём дело! Вы не выспались. Я должна быть внимательнее, — тихо добавила Нагини, а после выдвинула требование. — Вы готовы спать со мной? Не в том смысле, — оговорилась она, увидев ошеломление Риддла. — Я имею в виду — на кровати. Мне нужен отдохнувший, готовый к работе натурщик.

— Но мисс… — попытался возразить Том, подозревающий, что рядом с Нагини не уснёт. Просто не захочет.

— Недосыпом вы портите мне материал.

— Я могу спать на полу.

— Чтобы вас продуло, и вы всё равно перелегли в кровать?

— Буду пить соплиотворотные пилюли каждый день.

— Том, ну как вас терпеть? — после безуспешных препираний воскликнула Нагини, кулаком стукнув по столику с красками. — Я ещё ни одного мужчину не уговаривала разделить со мной постель!

— Вы назвали меня «Том»?

— Назначьте мне дуэль за это, или что делают англичане после обыденных человеческих вещей, — огрызнулась она, унимая вздымающуюся грудь.

— Почему же? Называйте меня «Том», если вам так угодно.

Получив разрешение, Нагини недоверчиво свела брови, но оттаяла и мягко предупредила:

— За вечерним чаем я напою вас снотворным зельем, если будете сопротивляться.

— Звучит противозаконно, — задумался о перспективах Риддл. — Я вынужден согласиться, иначе поспособствую преступлению.

— Расслабьтесь, — с расчётливой вкрадчивостью произнесла она. — Я хочу вас нарисовать, и только. Представьте, словно меня здесь нет, вы в одиночестве и читаете книгу. Абстрагируйтесь. Только оставайтесь в позе и листайте невербально, договорились?

Не отводя внимательный немигающий взгляд, Том кивнул.

— И кое-чего ещё не хватает, сейчас верну.

С оглушившим Риддла шорохом белый пеньюар скользнул по бронзовой коже и упал возле ног художницы. Ногой она отодвинула его с прохода, задержавшись перед бирюзовыми глазами.

«Чёрт возьми!» — мысленно прошипел Том, чувствуя, как ниже пояса разворачивается ток горячей крови, и мучительно пытаясь сохранить непринуждённый вид. — «Пусть хоть дементор поцелует, но я не позволю крутить собой, словно палочкой в классе заклинаний. Чего она добивается? Обыденной физиологической реакции взрослого мужчины?».

— Прекрасно, Том, — удовлетворённая создавшейся композицией, Нагини вернулась за мольберт. — Ещё немного практики, и вы станете потрясающим натурщиком, а потом бросите свою скучную работу.

Вместо язвительного ответа, вертевшегося на языке, Риддл побежал взглядом по тропе напечатанных букв, не отступая от указаний — читать книгу и не замечать Нагини вовсе. На деле не получалось ни первое, ни второе, только видимость благодаря врождённому упрямству. Но и оно подвело, когда в тишине лондонской чердачной квартирки Том различил лакание.

Тонкое запястье высовывалось за край холста, опуская кисть в одно из бежевых пятен на палитре. Отчётливо различались перекаты влажного языка, однако самого действа Риддл не видел, только испачканные губы — свидетельство, что не померещилось.

Звуки возвращали к едва утихшим непристойным желаниям. Буквы перед глазами светлели, сливаясь с жёлтыми страницами. Участившееся дыхание вызывало щекотку под рёбрами, а невозможность подавить навязчивые мысли лишь разжигало нужду. Как в детской шутке, кочевавшей от второкурсников к новичкам: «Не думай о танцующих гномах!».

Пытка окончилась, когда солнце закатилось за соседние дома, забрав с собой закатные лучи. Мисс Нагини пробурчала «терпеть не могу рисовать при Люмос» и приостановила работу, а Том с головокружительным облегчением принялся застёгивать сорочку, словно возвращаясь в истинную кожу.

— Как всё перевернулось: теперь мы одеваемся к вечеру, — собираясь в кулинарию, подметила Нагини. — Как думаете, ночью нам стоит остаться в пижамах?

— Думаю, стоит, — сухо подтвердил Риддл, — для разнообразия.

— Знаете, что мне нравится в рождественских подарках больше всего? — обуваясь в прихожей, художница села на табурет и склонилась к застёжкам на туфельках.

Том просунул руки в подтяжки, поправил воротничок и ответил скучающе:

— Ни единого предположения, мисс.

— Разворачивать их, — коротко прощебетала она и выжидающе замерла с ехидной полуулыбкой.

Явно упустивший деталь очередного пазла, Риддл настолько вымотался, что позволил молчанию длиться до тех пор, пока Нагини не сдастся сама, но вдруг его осенило:

— Это я ваш рождественский подарок?

— Я такого не говорила, — она рассмеялась и торопливо накинула плащ. — Вы это додумали.

— Но на что-то же вы намекали?

Нагини открыла дверь, и её ответ звонким эхом разнёсся по пожарной лестнице:

— Лишь на то, что я люблю раскрывать тайны⁽¹⁾].

* * *

Задержавшись перед сном в ванной и там же надев пижаму, Том, застёгивая последнюю пуговицу, заметил полку, заставленную плоскими жестяными баночками, будто Нагини коллекционировала их, совсем как гоблины украденные вещи.

С любопытством взяв одну, он покрутил её в руках: ни этикетки, ни гравировки, ни печати. Под потёртой крышкой оказалась золотисто-коричневая мазь, плотная, точно расплавленный янтарь. Растёртая между пальцев жирная капля сразу же растаяла, и Том ощутил тот самый жасмин, как на простынях, но к сладкому цветочному запаху был примешан другой — орехово-горький. Однако точно различить ингредиенты не выходило, потому Том вернул баночку на место и, наконец, вышел.

Не стоило надеяться, что ради приличия Нагини сомкнёт глаза и отвернётся. Она явно ждала, но молчала. Ни слова не проронила, когда Риддл опустился на кровать, нащупал за спиной край одеяла и не лёг, нет, упал на левый бок. Затылок, шея, плечи, лопатки — всё в единой не сгибающейся прямой, а колени и стопы словно приклеились друг к другу.

Не оборачиваясь, Том натянул одеяло до ушей. Жасмин, снова он. То ли мазь, то ли крем, то ли пар от котла с Амортенцией.

Но долгий день испепелил остатки воли к размышлениям, потому Риддл, смирившись с отвратительным ночлегом и ситуацией, в которую сам себя загнал, забылся в профессорских планах и, уже погружаясь в сон, вдруг почувствовал тяжёлый толчок и удар ниже поясницы.

— Что вы творите? — Риддл метнул разъярённый взгляд. Художница развалилась посередине, оставив ему четверть кровати, а теперь спихивала и с неё. — Вы проверяете мою выдержку?

— А в чём она заключается? — с неподдельным любопытством поинтересовалась Нагини. — Вчера вы приняли решение позировать обнажённым, завоевали моё расположение, а сегодня закрылись спиной и сопите под одеялом. Я начинаю думать, что довела вас до слёз.

— Что за глупости! — буркнул Том.

— Тогда в чём дело? Своим дребезжащим напряжением вы мешаете мне настроиться на сон. А я, в отличие от вас, работала весь день, а не прохлаждалась в постели.

— Поверьте, я с удовольствием бы занялся чем-нибудь другим, более деятельным, — вскипев, Риддл откинулся на спину и плечом подвинул Нагини на её половину.

— Нет-нет, теперь уже поздно отказываться, — пробормотала она и, лёжа на животе, прижалась к вытянутой руке Тома мягким и прохладным бедром.

«Скандалистка! Кто ещё спать мешает!» — возмутился он, потеряв всякий сон.

Прошло то ли полчаса, то ли три, которые Том, не шелохнувшись, провёл с открытыми глазами. Художница не толкалась и бесед не заводила — не иначе уснула.

Затёкшая спина ныла. Поддавшись рефлексу, Риддл повернулся на правый бок, и его лицо оказалось прямо за затылком Нагини, в облаке дыма чёрных волос. «Почему она не собирает их на ночь?» — рассердившись, Том пригладил их и разобрал на локоны, чтобы они не наглели вслед за хозяйкой, отбирая спальную площадь.

Показались оголённые лопатки и плечи с кружевными бретельками. Наложив невербальное Силенцио на кровать, Том придвинулся. Ощутив, что можно сократить дистанцию ещё на пару дюймов, он сделал это и завис над изгибом шеи, наслаждаясь дурманящим ароматом жасмина.

Прильнуть к коже и провести носом до мочки. Оставить укус на плече, зубами стянуть бретельку.

Нет. Ни за что.

Он поднялся и сел, отвернув за собой край одеяла. Нагини всё ещё спала непробудным беспомощным сном. Покатая поясница переходила в маняще недоступное возвышение ягодиц, и мысли Риддла неслись от воспоминаний о загорелых стройных бёдрах к тому, как легко одним движением получилось бы сорвать одеяло и до пояса задрать пеньюар. Том хорошо помнил, что под ним. И словно это давало пропуск пойти дальше мечтаний.

Пальцы сжались на простыни. Другая рука опустилась на тот край, за Нагини. Том навис сверху и застыл.

Прильнуть к шее и провести носом до мочки. Накрыть собой, прижать к постели, а когда всё закончится, освободить память Нагини Забвением.

Риддл вычеркнул бы всего пару часов. Он уже вторгался в чужой разум и стирал воспоминания, а значит, получится и в этот раз. А если получится один раз, то тело художницы каждую ночь будет принадлежать Тому.

Рот приоткрылся. Глаза распахнулись в исступлении. Вырванный из фантазий, Том облизнул пересохшие губы и вернул затылок на подушку.

Ни за что на свете.

Нарочно обращаясь с Нагини, как с мешком жующей капусты, Риддл повернул её на бок и удержал за предплечье, чтобы та вновь не упала на живот. Однако категорически сдержаться не вышло: легко отыскав компромисс с совестью, Том обнял мисс сзади и невесомо провёл кончиками пальцев от подбородка до ключиц.

Если всё-таки проснётся, можно прикинуться лунатиком или стерпеть пощёчину — оно стоило того. Отчего-то прикосновения к её необычайно прохладной коже успокаивали Риддла, склоняя в сон.

Уже в полудрёме Том ощутил на плече зацепку, тонкий отходящий лоскуток из-за загара. «Парасоль⁽²⁾. Нужно подарить ей парасоль», — пронеслось в уме, прежде чем пальцы направились к ложбинке груди.

* * *

Утро возникло с покачивающимся бликом рассвета на распахнутом окне и домовиком, оттягивающим брючину.

— Милорд... — проскрипел Глимз, и Том, застигнутый в постели, в объятьях женщины, едва проснувшись схватил эльфа за шкирку, выскочил из спальни и, прежде чем закрыть за собой дверь, бросил взгляд на Нагини. Та спала.

— Разве я не просил тебя не показываться мисс на глаза?

— Нет, милорд.

— Значит, теперь ты знаешь. Завтрак готов?

— Как было велено, завтрак ждёт на кофейном столике.

— Что известно о Клане Белой Змеи?

— Милорд… — домовик побежал за хозяином, спешившем в гостиную, чтобы поскорее замести следы помощи.

— Выкладывай.

— Ничего. Абсолютно ничего. Я провёл сутки без сна, пытаясь найти хотя бы страничку, хотя бы обрывок, но все магические архивы в Китае сожгли. В тысяча девятьсот одиннадцатом году, когда произошла революция…

— Ты уже был в Китае? — уточнил невпечатлённый Риддл, набросив халат на пижамный костюм и подпоясовшись.

— Вернулся не более получаса назад ради завтрака, сэр.

— В любом случае продолжай искать. И во что бы то ни стало, мисс знать не должна, что ты здесь бываешь.

— Как изволите, хозяин.

И прежде чем Риддл успел сказать «иди», домовик растворился, и в комнату вошла Нагини:

— Мне послышалось или вы с кем-то разговаривали?

По подлокотнику Найя скатилась в ложбинку бархатного розового кресла и, оказавшись у подноса с едой, стащила круглую дольку апельсина.

— Я разрабатывал голос с утра — моя въевшаяся преподавательская привычка. Помогает перед многочасовыми лекциями.

— М-м-м, — приняв ответ без энтузиазма, Нагини выпила сок из оранжевой мякоти. — Сегодня я отлично выспалась, а вы?

Том вспомнил безуютное начало ночи, когда хозяйка квартиры выталкивала его и не давала уснуть, потом терзающее наваждение и свою маленькую слабость. Всё понравилось в разной степени, оттого, смутившись на мгновение, Риддл пробубнил под нос:

— И я неплохо, мисс.

— Кроме привычки болтать по утрам с самим собой, я заметила у вас ещё одну. Ночную, — налившиеся краской от глодания апельсина губы растянулись в хитрой улыбке.

Привычным жестом Том отбросил полы халата назад, точно фальды фрака, и сел напротив:

— Неужели я храпел? — поинтересовался он, прозрачно видя, куда Нагини клонит, но не желая поддаваться.

— Вы не выпускали меня из рук, — объявила Найя, наклонившись вперёд, и, резко став задумчивой, накрыла плечи ладонями. — А проснулась я от прохлады. Так я поняла, что вы ушли. И испугалась.

Медленное сердце. Тяжёлое, выкованное из чугуна сердце. И одно признание, кувалдой высекшее искру из груди.

«Что мне сказать?» — растерявшись, спросил себя Том. Со сбившимся от удара дыханием он ничего не мог поделать. И ответить ничего не мог.

Он оглядел Нагини, затравленно, как зверь, но боялся не её. И она застенчиво опустила лицо, спрятав взгляд, полный благодарности за молчание.

* * *

— Признайтесь, вы соблазняли студенток?

После дня работы над портретом Нагини, ожидавшая гостя в постели, продолжила лезть ему под кожу, как будто видеть его обнажённым весь день ей было недостаточно.

— Это серьёзное обвинение, мисс, — устало парировал Риддл, забираясь под одеяло.

— Сейчас времена свободных нравов. Вы можете мне признаться, я не стану осуждать.

— Кажется, вы запамятовали моё отношение к «свободным нравам».

Риддл, как и планировал, подвинулся к Нагини, а она многозначительным взглядом указала на скупые остатки дистанции.

— Поверьте, вы исключение, — заявил Том, не сказав ничего, кроме правды, и привлёк Найю к себе.

Она, словно по давнему обыкновению, опустила голову на его плечо, и Риддл видел, что Нагини не смыкает глаз, а внимательно разглядывает подбородок. Том провёл по нему свободной ладонью, проверяя, не отросла ли щетина, но, обнаружив, что как всегда гладко выбрит, выронил коротко:

— Что?

— Ничего, — отмахнулась Найя, но тут же вцепилась в край одеяла и накрыла им Риддла с головой.

Прежде чем он успел сорвать его с лица, Том, точно сквозь марлю, ощутил оставленный на губах поцелуй, а когда освободился, Нагини лежала, повернувшись к стене, и притворялась спящей. Риддл улыбнулся — криво, но искренно, и прижался к облаку чёрного дыма волос, к сладости жасмина и прохладной коже, оголённой на спине.

* * *

За пару недель Тому полюбилась квартирка без кухни, незаконно построенная на чердаке и недоступная маглам. Вместо двери те видели пожарный выход прямиком на крышу.

По сердцу пришлись три десятка волшебных картин, развешанных по стенам и к ним прислонённых. Они напоминали коридоры Хогвартса, разве что вместо знаменитых волшебников внутри холстов шевелились змеи, а змеи всегда нравились Риддлу куда больше людей.

Неплох оказался район, по которому Тому приходилось прогуливаться, создавая вид, словно он готовит завтраки сам, ведь Нагини теперь просыпалась вместе с ним — если точнее, в его объятиях — и не отступала ни на шаг.

Уже привычно гудели пароходы, идущие по Темзе, и на востоке в лучах рассвета блестели купола собора Святого Павла. О нём Нагини сказала, что маглы строят специальные замки, в которых просят о волшебной помощи. Поражённый Риддл, знающий, сколь сильно маглы презирают магию, не стал усугублять культурный шок. Хватало других забот.

Теперь большая часть дня проводилась в постели с книжкой в руке, и Том предался любимому занятию — жадному впитыванию новых знаний. Пусть не из сферы своих интересов, сперва всё же приходилось вникать и задавать вопросы Нагини. Та иногда шикала в ответ, выказывая просьбу не отвлекать, но чаще отвечала увлекательно и многословно.

И однажды, когда Риддл, вставая с кровати и застёгивая брюки, отвесил пару исправлений композиции, с библиотечной точностью ссылаясь на цитаты из недавно прочтённых книг, Найя выслушала, сморщила носик, молча наложила на рисунок чары невидимости и напомнила, что пора браться за швабру.

Последние дни швабра в руках Тома пребывала чаще волшебной палочки, и всё из-за Нагини. Она работала с краской, как стая обезумевших пикси: вымарывалась сама и обливала пол, каплями раскрашивая стены. Убирать совершённое непотребство лежало на плечах Тома-слуги, после того как Том-натурщик возвращался в одежду. Чистящими чарами строптивая хозяйка пользоваться запретила. Риддл, чувствуя себя наказанным третьекурсником, негромко шептал заклинания под тряпку, и пятна таинственным образом растворялись под ней.

— Я превратился в домового эльфа? — застенал Том, когда обнаружил новую разноцветную лужу, только выйдя из ванной.

Нагини накрыло ночным вдохновением. Всего на пять минут. Но ей хватило и этого.

Словно услышав удачную остроту, она прыснула от смеха и поправила:

— В моего домового эльфа.

— Как и всем домовикам, мне ужасно не повезло с хозяевами!

— Вы так считаете?

— Конечно, — продолжил сокрушаться Риддл, с грохотом вытащив жестяное ведро из-под чугунной ванны, — остальным хотя бы разрешено использовать магию.

— Ну-у-у… будь по-вашему, — сжалилась Нагини.

С тех пор пребывание в квартирке на чердаке походило на затянувшийся дневной сон. Как когда в одиноком поместье Гонтов, на скучных каникулах, скрывшись от полуденной жары за плотными шторами, Том дремал и не мог проснуться, ведь сновидение полнилось приключениями, которыми он грезил наяву.

Вымышленный летний мирок Тома-музы соединял с реальностью исключительно Глимз. Каждый день эльф приносил завтрак и докладывал о поисках. Он рассказывал об иероглифах, выбитых на камнях в старинных храмах Клана Белой Змеи, что «Нагини» в Китае названы деревушки и улицы, но о родословной или семье Найи — ничего.

Магическая верхушка, как и остальные аристократы, бежали из страны, но уничтожили любые следы своего существования на родине, и скрывались так умело, что Глимз, разыскивая их, порой боялся, что будет найден первым и убит за проявленное любопытство.

— Меня это не удовлетворяет, — процедил Риддл, но рисковать родовым домовиком не стал.

Нагини тоже не торопилась утолять интерес своего гостя. Из-за разговоров о Китае она становилась раздражительной и молчаливой, и Том, не желая видеть её в таком настроении, отступился.

Ни дня не проходило без мысли вновь воспользоваться Феликс Фелицис, но судя по тому, что Ежедневный пророк трубил об истреблении оккамиев, даже директору Хогвартса пришлось бы потрудиться, чтобы раздобыть один флакон, а Нагини вряд ли обрадовалась бы отлучке.

Впрочем, Риддл сам не хотел покидать чердачную квартирку. Как уйти, когда насквозь пропитался наивным и развратным ароматом жасмина? Когда длинные руки цвета бронзы, дикие и гибкие, точно бронза, ночью оплетают с силой двух змей? Когда каряя точка на левой стороне носа будит желание стереть губами это будто бы нечаянно нарисованное пятнышко?

«Найя», — в мыслях оговаривался Том, а вслух неизменно называл «мисс».

Найя. Найя Нагини. Женщина, которой удалось невозможное — вытеснить из головы Риддла науку, политику и даже Хогвартс.

1) Riddle (англ.) — загадка, тайна, ребус.

Вернуться к тексту

2) Зонт, предназначенный для защиты от солнца.

Вернуться к тексту