Карточный домик (гет)

Холодный воздух с озера пах сыростью и осенью. Вода плескалась о борта, а маленькие лодки мягко скользили вперёд, качаясь при каждом движении. Хагрид, возвышавшийся на своей отдельной лодке, перекрикивал шум ветра:

— Без паники! По четыре в лодку, держим равновесие, и всё будет в порядке.

Дети суетились, запрыгивая внутрь. Лица у многих были напряжённые — для большинства это было первое магическое путешествие. Гарри устроился на жёсткой скамье рядом с Роном, который сжимал колени и выглядел так, будто готов упасть за борт в любую секунду.

С другой стороны к ним присела Гермиона, прижимая к груди книгу, словно она могла защитить от воды. Последним неловко влез Невилл, всё время оглядываясь, не выпрыгнула ли его жаба из коробки.

Лодки оттолкнулись от берега.

— Смотрите вперёд! — крикнул Хагрид. — Первый раз забудется не скоро.

И действительно, когда лодки обогнули утёс, дети ахнули. На горе, освещённый сотнями огней, стоял замок. Высокие башни тянулись в небо, окна сияли тёплым светом, и казалось, будто сама гора светится изнутри.

Невилл открыл рот так широко, что забыл о своей жабе.

— Это и есть Хогвартс?..

Гермиона выдохнула:

— Архитектура в готическом стиле, но с элементами нормандской кладки… Невероятно…

Она тут же устыдилась, что сказала это вслух, и вжала нос в книгу, но глаза её всё равно бегали по башням, словно она пыталась разложить замок на части и выучить его план.

Рон шумно сглотнул.

— Если тут столовая такая же, как сам замок… я готов учиться хоть сто лет.

Гарри молчал. Он вцепился пальцами в край лодки. Замок казался сказкой, а он — чужаком, который случайно оказался в этой сказке. В груди теплилась крошечная надежда: может, там найдётся угол, где ему не придётся прятать глаза.

Невилл, заметив его задумчивое лицо, кивнул ободряюще:

— Не переживай, Гарри. Бабушка говорит, что Хогвартс всех принимает.

Гарри не ответил.

* * *

Лодки двигались стройной колонной. Дети переговаривались, смеялись, показывали друг другу отражения огней на воде. Один мальчик рассказывал соседям, что его отец — известный аврор, и что он уже «точно будет в Гриффиндоре». Девочка в блестящей мантии мечтательно шептала подруге, что хочет попасть в Пуффендуй, потому что «там все добрые и честные».

У каждого в глазах жил свой образ будущего.

Рон представлял, как его наконец заметят: не как «ещё одного Уизли», а как самого Рона, который достоин аплодисментов за длинным столом, а не вечной жизни в тени братьев.

Гермиона видела возможность получить знания и возможность доказать, что она не второго сорта в этом новом и незнакомом мире.

Гарри мечтал лишь о безопасности. О том, чтобы нашлось место, где его не будут загонять в чулан, не станут смеяться над каждым его шагом и не сделают жизнь наказанием.

А Невилл… он просто ждал. Ждал, что будет дальше, и готов был довольствоваться малым, лишь бы никто не сказал снова, что он всё делает неправильно.

Вскоре лодки мягко ткнулись в причал. Дети зашевелились, цепляясь за каменные ступени.

— По одному, не толкайтесь! — скомандовал Хагрид. — Вон дверь, поднимайтесь по лестнице.

Он вышел последним, загораживая проход своим огромным телом, пока дети кучкой поднимались наверх.

Снаружи ждал ещё один вид, от которого перехватило дыхание. Впереди высилась дверь в замок — массивная, с медными петлями и тёмным деревом, которое казалось непоколебимым. Дети инстинктивно сбились в тесную группу, словно опасались, что если они врозь, дверь их не впустит.

Хагрид обернулся:

— Дальше вас встретит профессор Макгонагалл. Ну, удачи, ребята.

Он постучал огромными костяшками в дверь, и та медленно распахнулась, открывая светлые коридоры и первый шаг в новый мир.

И каждый ребёнок, входя внутрь, думал о своём: о славе, о знаниях, о признании, о дружбе. Никто не знал, что именно ждёт их за этой дверью. Но все чувствовали — пути назад уже нет.

* * *

Высокие ворота скрипнули, и дети, ещё не до конца верящие, что оказались в настоящем замке, очутились в прохладном коридоре. Каменные стены поднимались вверх, будто тянулись до самого неба, факелы отбрасывали на них дрожащие языки света. Всё здесь казалось слишком большим для них — потолки, двери, даже ступени лестниц.

Лодки, шум воды, вид замка издалека — всё осталось позади. Теперь впереди была неизвестность.

— Сюда, пожалуйста, — строгий голос разрезал гул детских шагов.

Перед ними стояла высокая женщина в тёмной мантии. Лицо её было серьёзным, губы плотно сжаты, но в её взгляде читалось спокойствие. Она смотрела на первокурсников так, словно знала каждого из них заранее.

— Моё имя — профессор Макгонагалл. Я заместитель директора Хогвартса и заведующая факультетом Гриффиндор, — произнесла она. — Сейчас вы пройдёте в Большой зал, где состоится распределение.

Дети переглянулись. Кто-то сглотнул, кто-то поправил воротник мантии, а кто-то — как Малфой— изо всех сил старался сделать вид, что ему всё равно.

— Но прежде чем вы войдёте, — продолжила Макгонагалл, — вы должны кое-что знать.

Тишина упала мгновенно.

— Хогвартс — это ваш дом на ближайшие семь лет. Здесь вы будете учиться, взрослеть, находить друзей. Но вы также будете частью одного из четырёх факультетов. Каждый факультет — это семья. Ваши победы принесут ему честь, ваши ошибки — лишат его очков. В конце года тот факультет, что наберёт больше всего баллов, получит Кубок школы.

Кто-то вздохнул с восхищением, кто-то — с тревогой.

— Факультеты разные, — продолжала Макгонагалл, — но ни один не лучше другого. Гриффиндор славится храбростью, Когтевран — умом, Пуффендуй — верностью и трудолюбием, Слизерин — амбициями и решимостью. И каждый из них дал миру великих волшебников.

Она обвела детей строгим взглядом.

— Запомните: ваш факультет — это ваша гордость. Вы будете жить с ним, учиться с ним, сидеть за его столом.

Слова повисли в воздухе тяжёлым ожиданием.

Внутри у каждого что-то шевельнулось. Гермиона незаметно сжала книгу крепче, словно хотела сразу доказать, куда её должны определить. Рон чувствовал, как горит лицо — а что если его отправят не туда, куда всех братьев? Гарри стоял чуть в стороне, стараясь выглядеть спокойным, но внутри его терзала мысль: *а если он не подойдёт вообще никуда?*

— Через минуту вы войдёте в Большой зал, — сказала Макгонагалл. — Там вас ждут учителя и ученики старших курсов. Ваше распределение будет решено особым образом, и прошу вас отнестись к этому серьёзно.

Она посмотрела на них ещё раз — на каждого.

— Держитесь прямо. И не забывайте: этот день вы запомните на всю жизнь.

С этими словами она развернулась и повела их по коридору.

Коридор вывел их к высоким дверям.

— Это Большой зал, — сказала Макгонагалл. — Там вас уже ждут.

Она остановилась, повернувшись к детям, и на мгновение её лицо смягчилось.

— Не бойтесь.

Двери с тихим скрипом начали распахиваться.

И первокурсники, с замиранием сердца, шагнули навстречу свету и гулу голосов, туда, где решалась их судьба.

* * *

Большие двери скрипнули и закрылись за спинами первокурсников. Каменный зал притих, когда они оказались лицом к лицу с длинными рядами учеников, сидевших за факультетскими столами. Сотни глаз уставились на них — любопытные, насмешливые, равнодушные, но все одинаково пристальные.

Над головами парили свечи, и золотистый свет отражался в кубках и на крышках тарелок. Потолок, зачарованный под ночное небо, мерцал звёздами. Величие зала давило и завораживало одновременно.

Первокурсники жались ближе друг к другу, и лишь несколько самых смелых вытянулись, стараясь показать уверенность. Но по напряжённым лицам, сжатыми губам и дрожащим пальцам можно было прочитать одно — они ждали приговора.

За учительским столом сидели преподаватели. Минерва Макгонагалл шагнула вперёд с табуретом и свёрнутой мантий старой Шляпы. Её голос прозвучал ясно и твёрдо:

— Сейчас каждый из вас будет распределён по факультетам.

Шёпот пронёсся по рядам детей. Одни подались вперёд, будто жаждали испытания, другие сжались, словно перед ними открывалась пропасть.

Гарри стоял чуть позади. Он ощущал, как взгляд сотен детей и десятков взрослых скользит по нему. Ему хотелось раствориться в полу, стать невидимкой. Шляпа выглядела старой и нелепой, но от неё зависела его судьба.

В этот момент за учительским столом Северус Снейп чуть подался вперёд. Его глаза, тёмные и блестящие, нашли лицо мальчика.

Поттер.

Имя вспыхнуло в голове словно проклятие. Но за этим лицом, худым, напряжённым, с этими глазами… Он замер.

Лили.

Зелёные, до боли знакомые. Те же глаза, которые он помнил с детства, когда они смеялись над чем-то в тени деревьев, когда она защищала его от насмешек. Те глаза, которые смотрели на него в последний раз, полные ужаса.

Снейп почувствовал, как сердце дернулось, но почти сразу его сжало раздражение. Потому что всё остальное в мальчике — не от Лили. Волосы торчком, наглый прищур, непослушная осанка — словно копия Джеймса.

Проклятый Джеймс Поттер. Вечно самоуверенный, вечно в центре внимания.

И вот теперь — его сын.

Снейп сжал руки на подлокотниках кресла. В нём боролись две силы: воспоминание о единственной женщине, которую он любил, и ненависть к человеку, который её отнял.

Что будет с мальчишкой? Он такой же, как отец? Или в нём есть хоть капля Лили?

Он заметил, как Гарри переступает с ноги на ногу, стараясь казаться спокойным. Но пальцы его дрожали. Этот жест — не бравада, не поза. Это был страх. Настоящий.

Боится. Значит, не такой, как Джеймс.

Но признать это Снейп не хотел. Легче было поверить, что перед ним очередной Поттер, который будет только мешать, дразнить и ломать чужие жизни.

Он отвёл взгляд, пряча мысли под привычной маской холодности. Его лицо оставалось непроницаемым, но внутри всё кипело.

Как я должен к нему относиться? Ненавидеть — проще всего. Жалеть — невозможно. Любить… я не имею права. Может, единственное, что я могу, — это держать его на расстоянии. Не позволить себе слабости.

Учителя переглядывались, ученики перешёптывались. Шляпа уже ждала первого ребёнка.

* * *

Шум стихал всякий раз, когда очередного ребёнка усаживали на табурет. Шляпа опускалась ему на голову, её голос звучал лишь для одного, и вся толпа затаивала дыхание.

Гул аплодисментов взрывался после каждого решения, дети спешили к своим новым столам, где старшие тянули руки, хлопали по плечам, делали вид, что давно ждали именно их.

Минерва Макгонагалл подняла свиток.

— Уизли, Рональд!

Рыжеволосый мальчишка неуклюже вышел вперёд. Он едва не задел подолом мантии табурет, но всё же уселся, втянув голову в плечи.

Шляпа опустилась и тут же заговорила:

— Ну, ну… ещё один Уизли. — Голос был насмешливый, но не злой. — Я помню твоих братьев. Гриффиндорцы до мозга костей. Смелые, шумные, упрямые. Ты хочешь туда же?

— Конечно! — рявкнул Рон мысленно. — Все Уизли там. И я тоже должен!

— Но это ли твоё желание? Или страх оказаться не там, где ждут? — мягко спросила Шляпа.

Рон замялся. Картинка вспыхнула сама: братья смеются, мать гордится, отец хлопает по плечу. А если его отправят в другое место? Тогда снова будет чужаком, снова никто не заметит.

Шляпа хмыкнула.

— Я вижу в тебе жажду признания. Доброту. У тебя есть качества для Хаффлпаффа: верность, чувство семьи. Есть задатки для Слизерина — желание доказать, что ты не хуже других. Но больше всего в тебе — голод смелости. Ты хочешь рискнуть, лишь бы вырваться из тени.

— Тогда пошли меня в Гриффиндор! — выпалил Рон.

— Как пожелаешь, — рассмеялась Шляпа. — ГРИФФИНДОР!

Зал взорвался аплодисментами, стол в красных и золотых цветах приветствовал нового ученика. Рон сорвал Шляпу и побежал туда, сияя от облегчения.

* * *

Минерва продолжила:

— Грейнджер, Гермиона!

Кудрявая девочка сжимала в руках кончики мантии так, что побелели костяшки пальцев. Она прошла вперёд, гордо вскинув подбородок, но внутри колотилось сердце.

Шляпа едва коснулась её головы, как заговорила деловито:

— Ах, какой ум! Какая дисциплина! Жажда знаний, стремление быть первой. Много, очень много материала для Когтеврана.

— Да! — вспыхнула Гермиона. — Я хочу учиться, хочу всё знать! Тогда никто не скажет, что я хуже.

— Хуже? — протянула Шляпа. — Ах, вот оно. Ты хочешь доказать миру, что магглорожденная может быть не вторым сортом, а первой среди равных.

Гермиона сжала губы.

— Это правда. Я должна. Если я стану лучшей, им будет очень сложно меня унизить. Все будут знать что предрассудки выдуманны и несправедливы.

Шляпа замолчала, будто прислушиваясь глубже.

— В тебе есть и храбрость. Ты не боишься защищать других. Но для тебя все цели строятся через призму знания, именно потребность знать больше других управляет твоими поступками. Гриффиндор дал бы тебе друзей и испытания, но в Когтевране ты обретёшь себя.

Гермиона задержала дыхание.

— Тогда… Когтевран.

— КОГТЕВРАН! — выкрикнула Шляпа.

Синий стол взорвался аплодисментами. Гермиона гордо сняла Шляпу, хотя щеки горели: всё же часть её хотела быть рядом с Роном. Но сердце дрожало от радости — её приняли.

* * *

Следующим вызвали:

— Малфой, Драко!

Драко выступил вперёд уверенно, подбородок высоко, движения отточенные. Сел на табурет, словно это был трон.

Шляпа едва не захихикала.

— О, тут всё ясно. Амбиции, наследие, гордость. В тебе течёт кровь Малфоев, и ты знаешь, чего хочешь.

— Конечно, — спокойно ответил Драко. — Моя семья всегда в Слизерине. Там моё место.

— Ты даже не хочешь рассмотреть другие варианты? — спросила Шляпа. — В тебе есть сообразительность Когтеврана. Чуть-чуть смелости, чтобы рискнуть.

— Не нужно, — холодно ответил Драко. — Слизерин даст мне связи, силу, всё, что я заслуживаю.

Шляпа усмехнулась.

— Воля у тебя крепкая. Ну что ж… СЛИЗЕРИН!

Зелёный стол взревел. Драко с достоинством снял Шляпу и прошёл к своим, будто подтверждая то, что сказал: он знал, куда идёт.

* * *

Минерва подняла следующий свиток:

— Лонгботтом, Невилл!

Пухлый мальчик шагал к табурету словно на казнь. Его руки дрожали, щеки пылали.

Шляпа мягко заговорила:

— О, бедняжка. Столько неуверенности. Ты сам не знаешь, кто ты есть.

— Я… я просто хочу, чтобы бабушка перестала думать, что я всё делаю не так, — прошептал Невилл. — Пусть я буду хоть немного достойным.

— В тебе есть доброта, терпение, верность. Ты мог бы быть отличным Пуффендуем. Но в тебе спит и храбрость, спрятанная глубоко.

Невилл опустил голову.

— Я не храбрый. Я боюсь всего.

— Настоящая храбрость не в том, чтобы не бояться, — мягко ответила Шляпа. — А в том, чтобы идти вперёд, несмотря на страх. И однажды ты это докажешь.

Невилл сжал кулаки.

— Правда?

— Правда. И потому — ГРИФФИНДОР!

Аплодисменты гремели. Невилл снял Шляпу с таким видом, будто это ошибка, но робкая улыбка проскользнула.

* * *

И наконец:

— Поттер, Гарри!

Шум в зале резко усилился. Шёпот прокатился по рядам:

— Поттер!

— Тот самый?

— «Мальчик, который выжил»!

Гарри шёл к табурету, словно через огонь. Спина прямая, лицо напряжённое. В груди — пустота и злость.

Шляпа опустилась.

— Ну, ну… Гарри Поттер. — Голос был задумчивым. — Я вижу в тебе многое. Скрытность, недоверие, желание защитить себя. В тебе есть амбиции — ты хочешь выжить любой ценой и управлять своей судьбой самостоятельно. Это больше похоже на Слизерин.

— Нет! — резко подумал Гарри. — Я не хочу туда.

— А чего ты хочешь? — мягко спросила Шляпа.

Гарри замолчал. Картинка всплыла сама: место, где его никто не пинает, не приказывает мыть пол, не смеётся над ним. Где он может спрятаться. Безопасность.

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Чтобы я был в безопасности.

— В безопасности ты будешь в Слизерине, — прошептала Шляпа. — Там умеют защищать своих.

— Но они же… — Гарри стиснул зубы. — Я видел Драко Малфоя. Он такой же, как Дадли. Я не хочу рядом с такими.

— У тебя есть храбрость — смело противостоять. Есть ум — для Когтеврана. Есть преданность, но неуверенность мешает. Однако твоё желание защитить себя, отгородиться, выжить любой ценой… это истинный Слизерин.

Гарри сжал кулаки.

— Если я пойду туда, я стану, как они?

— Нет, — мягко сказала Шляпа. — Ты будешь тем, кем захочешь. Но Слизерин даст тебе оружие. Даст тень, где можно скрыться. Даст стены.

Гарри задержал дыхание. Внутри звенело напряжение.

— Хорошо… — прошептал он. — Пусть будет Слизерин.

— Отличный выбор, — улыбнулась Шляпа. — СЛИЗЕРИН!

Зал взорвался — от восторга одних и от шока других. Дамблдор приподнял брови, Макгонагалл сжала губы, а Снейп опустил глаза, пряча неуловимую бурю чувств.

Гарри снял Шляпу и пошёл к зелёному столу. Его встретили хлопки и возгласы, но он шёл настороженно. Он ещё не знал, правильно ли сделал. Но точно знал одно: это его решение.

Драко приподнялся, чтобы лучше разглядеть. На табурет сел тот самый мальчишка в поношенной рубашке, который дерзко огрызнулся ему в лавке Малкин. Драко нахмурился:

Это Поттер?

Он ожидал легенду, наследника, а получил оборванца с упрямым взглядом. Удивление кольнуло сильнее, чем хотелось показывать. Губы скривились в лёгкой усмешке, но в груди уже зудело:

Значит, вот таков мой соперник?