Мародёры: Три Тишины (гет)

Алиса сидела у окна, в том самом углу, о котором он просил Розмерту заранее. Она посмотрела на него — в кожанке, с растрёпанными волосами, будто только что сошёл со страницы маггловского романа. Этот образ явно сбивал её с привычного ритма, но она уже видела его таким раньше. И каждый раз всё меньше смущалась. И всё больше — улыбалась. Она же была в бордовом шерстяном пальто с простым кроем, под которым виднелась кремовая рубашка с круглым воротом и тёмно-коричневая жилетка. Всё выглядело чуть винтажно, но по-своему стильно — в духе волшебниц, которые не читают модные журналы, а выглядят, будто сошли со старой открытки. Каштановые волосы были аккуратно подстрижены до подбородка, мягкая челка слегка спадала на лоб. Луч заходящего солнца ловил каштановые пряди ее каре и играл в теплых карих глазах, которые зажглись искоркой радости и лёгкой нервозности, когда она его заметила. И в тот миг Сириус понял: даже самый дурацкий день прожит не зря, если он заканчивается этим взглядом.

— Прости, задержался, — Сириус подошел к столику, его голос звучал нарочито легким, но без привычной бравады. Он отодвинул стул с непривычной для него галантностью. — Хвост... ну, там небольшая заминка. — «Заминка» под названием «отец-манипулятор и пропасть отчаяния», — пронеслось в голове, но он тут же отогнал мысль. — Ты... выглядишь потрясающе.

Сам он устроился рядом, с видом того, кто пришёл не просто на свидание, а захватывать территорию: ленивое движение, уверенный наклон головы, прямая спина. В серых глазах — лёгкий отголосок недосыпа и упрямства.

— Или это моё отсутствие в полчаса так на тебя подействовало? — Ухмыльнулся он, но в глазах читалось искреннее восхищение.

— Солнце просто решило мне помочь произвести впечатление, — Алиса покраснела, но улыбка не сходила с ее губ. Она игриво ткнула пальцем в его направлении. — А ты пришел. Я уже начала подозревать, что твоя пунктуальность — это миф. Марлин бьется об заклад, что ты либо проспал, либо ввязался в драку.

— Для тебя, дорогая, я могу даже время обмануть, — Пальцы Сириуса нервно постукивали по дереву стола. Где же они? Его взгляд скользнул к стойке барной стойки, где за стойкой маячила пышная фигура Розмерты. И там, почти скрытый за огромной пивной кружкой, стоял тот самый простой глиняный кувшин. Из него выглядывали пышные головки крупных тюльпанов — жёлтых, как растопленное масло на тосте, и розовых, как весенний рассвет на фоне замёрзшего окна. Идеально. И главное — никто не видел, как он тащил их сюда под мантией.

— О чем задумался так стратегически? — Алиса наклонилась вперед, подпирая подбородок ладонью. Ее глаза смеялись. — Уже жалеешь, что пригласил меня, а не пошёл с Джеймсом гонять бладжеров? Или размышляешь, как бы поизящнее улизнуть через окно в уборной?

Она наклонилась ближе, улыбаясь, и пальцами легко толкнула его в плечо — не сильно, но с вызовом. Он перехватил её руку и задержал на секунду, только чтобы затем, почти лениво, отпустить.

Сириус фыркнул, отгоняя отголосок беды Питера.

— Улизнуть? От тебя? Это было бы преступлением против хорошего вкуса и моих же планов. Я просто... проверяю, не завелись ли тут шпионы. — Он кивнул в сторону слизеринцев. — Или предсказательницы с картами. Марлин не грозилась устроить тут внезапное гадание на нашу судьбу по чаинкам?

— Клялась на своей любимой колоде, что не подглядывает. Хотя я знаю — она врет, как сирена поет, — Алиса рассмеялась. Звук ее смеха был таким же теплым и уютным, как какао в гостиной Гриффиндора. — Так что... что заказываем? Или будешь сидеть и просто сиять своим обаянием? Оно, кстати, сегодня особенно интенсивное.

— Сияние — обязательная часть программы, — Сириус подмигнул, ловя взгляд Розмерты. Та, узнав его, едва заметно кивнула и скрылась на кухне. — Но подкрепиться не помешает. Пирожки с вишней тут — объедение. И сливочное пиво, конечно. Не то пойло, что в «Кабаньей голове».

Пока Розмерта приносила заказ — две пенистые кружки и тарелку с дымящимися пирожками, — Сириус старался держать тон легким. Он рассказывал о проделках Джеймса с новым «Нимбусом» (тщательно избегая темы письма Флимонта), о том, как Римус чуть не разнес класс ЗОТИ, пытаясь объяснить Питеру щиты (опуская почему Питеру сегодня так плохо), о том, как МакГонагалл поймала Сириуса, пытавшегося приклеить усы к портрету Финеаса Блэка в коридоре. Она сказала: «Мистер Блэк, ваше чувство юмора столь же тонко, как и ваше сходство с этим достойным джентльменом». «Я чуть не лопнул!». Алиса смеялась, ее глаза искрились, но Сириус ловил на себе ее внимательный взгляд. Она видела напряжение в уголках его рта, слышала, как его голос чуть срывается на упоминании Мародеров. Она была слишком умна, чтобы не заметить смутные намёки.

Он выждал момент, когда она отвлеклась, глядя на алый закат за окном, окрашивавший витрину «Трех Метел» в волшебные цвета. Быстро встал.

— Эй, куда? — удивилась Алиса, отрываясь от вида.

— Секрет, — Сириус ухмыльнулся, загадочно подняв палец. — Терпение. Не исчезай.

Он подошел к стойке, за которой прятался кувшин. Розмерта — в глубоком сливовом платье с вышивкой на манжетах — как раз ставила поднос. Её светлые волосы были заколоты в пышный пучок, а цепкий взгляд моментально отследил Сириуса. За её мягкой улыбкой скрывался стальной контроль над всем, что здесь происходило. Сириус быстро вытащил букет. Крупные, пышные бутоны тюльпанов — не пафосные розы, не увядающие лилии. Яркие, жизнерадостные, немного дерзкие. Как он сам. Желтые — для ее солнечного смеха. Розовые — для этого предательского румянца, заливавшего ее щеки, когда она смущалась. Он аккуратно стряхнул капли воды со стеблей и вернулся к столику.

— Держи, — он протянул букет, внезапно почувствовав глупую неловкость, которой не испытывал даже при встрече с акромантулом. Пальцы сжали стебли чуть крепче. — Чтобы... ну, знаешь, добавить красок вечеру. Хотя пирожки и так хороши. — Черт, Блэк, соберись! Это же просто цветы!

Алиса замерла. Ее глаза стали огромными, рот приоткрылся от искреннего изумления. Она смотрела на тюльпаны, потом на Сириуса, потом снова на цветы, словно не веря.

— Сириус... — она прошептала. — Они... потрясающие. — Её пальцы осторожно коснулись шелковистого лепестка жёлтого тюльпана. Сириус всё ещё держал букет, и их руки на миг соприкоснулись — тепло её кожи, удивлённое и живое, обожгло. Он отпустил стебли чуть медленнее, чем нужно.

Один из тюльпанов чуть изменил оттенок — с солнечно-жёлтого на мягко-золотистый, словно поймал её тепло. Алиса моргнула.

— Они… всегда так делают?

— Только если ты им нравишься, — ответил Сириус без тени шутки.

— Но... — она подняла на него взгляд, полный смеси восторга и крайнего недоумения. — Где ты их нашел? В Хогсмиде? В сентябре? — Она развела руками, указывая на осенний пейзаж за окном. — Ты что, сгонял в Лондон за час на невидимой метле? Или это какой-то хитроумный трюк с Трансфигурацией, и они вот-вот превратятся в лягушек?

Сириус рассмеялся, наконец расслабившись. Ее реакция стоила всех его ухищрений.

— Магия, малышка, — он ухмыльнулся во весь рот, и в его серых глазах вспыхнула та самая редкая, почти мальчишеская искра чистого удовольствия от удавшегося сюрприза. Он сел, отхлебывая пива, чтобы скрыть легкую краску, выступившую на скулах. — Настоящая магия. Которая иногда заключается в том, чтобы заранее договориться с Розмертой о хранении кое-чего свежего и цветочного в её холодном погребке за стойкой. — Он понизил голос, делая вид, что раскрывает государственную тайну. — И в знании одного очень... сговорчивого цветочного гнома из теплиц за Деруэнт-Уотером, которому я однажды помог вернуть похищенную коллекцию редких кактусов от воришек-троллей. Плата — букет первоклассных тюльпанов раз в сезон. Никакой трансфигурации. Чистая коммерция и немного шарма. — Он подмигнул.

Алиса рассмеялась, прижимая букет к себе. Её смех заполнил весь воздух, как заклинание. Он ловил себя на том, что дышит свободно. Почти забыл, как это. Не привыкай, Блэк. Но, чёрт возьми, как же хорошо было забыть.

Её глаза сияли так, будто он подарил ей не тюльпаны, а лето. И в груди кольнуло что-то глупое. Не страх — скорее, предчувствие.

Ты же не собираешься… привязываться?

Он усмехнулся самому себе.

Поздно.

Сладковатый, свежий запах цветов смешался с ароматом пива и паштета.

— Значит, ты это спланировал, — она покачала головой, каштановые волосы рассыпались по плечам. Ее глаза сияли. — Заранее. И даже спрятал их. Чтобы... чтобы никто не видел? Особенно твоя веселая компания?

— Поттер немедленно окрестил бы меня «Сэром Тюльпаном» до самого Рождества, — Сириус скорчил комичную гримасу. — А Римус... Римус бы просто смотрел с этим своим вечно-понимающим взглядом, от которого хочется зарыться под скамью. Так что да. Операция «Цветочный Десант» была строго засекречена. Успешно. — Он откинулся на спинку стула, наблюдая, как она вдыхает аромат тюльпанов, и почувствовал, как последние остатки напряжения утреннего кошмара растворяются в тёплом воздухе паба. Мысль о Питере почти на секунду снова прорвалась сквозь шум и свет — но он оттолкнул её, как отталкивают холодную ладонь в тёплой комнате.

Потом.

Не сейчас.

Здесь, сейчас, с ней, ее смехом и этими дурацкими, прекрасными цветами, мир снова казался простым, ясным и удивительно светлым.

Хотя бы на сегодня.

Они вышли из «Трёх Метел», и на улице сгущался вечер. Фонари отбрасывали на булыжную мостовую тёплые пятна, медные и золотистые. Воздух пах тыквенным сидром, свежевыпеченным хлебом и влажной листвой. Под ногами хрустели первые опавшие листья. Где-то впереди слышались голоса — кто-то смеялся, кто-то спорил, кто-то звал друзей к лавке с орешками.

Пар поднимался из труб, а за окнами домов мелькали силуэты — тени учеников, лавочников, уставших сов. Хогсмид жил своей вечерней жизнью: ленивой, уютной, чуть волшебной. В этом приглушённом свете Алиса выглядела особенно просто — и потому особенно настоящей. Цветы в её руках вспыхнули в полумраке: жёлтое и розовое пятно в серо-золотом мире.

Сириус повёл её прочь от деревни — по тропинке, знакомой с детства. Куда-то, где не было ни света, ни шума. Только звёзды и тишина. Он легко взял Алису за руку — жест стал естественным, почти непринужденным.

— Говорил же, пирожки — объедение, — ухмыльнулся он, ведя ее по тропинке, уходящей от огней деревни к темному зеркалу озера. — Но настоящий сюрприз впереди. Идем.

— Куда? — Алиса с любопытством оглядывалась, букет тюльпанов в её руках пах сладко и свежо, вплетаясь в запах влажной земли и осенней хвои. — Если ты ведешь меня к месту, где обычно прячетесь от Филча с той самой картой... я предупреждаю: пауков я терпеть не могу.

— Пауков? — Сириус фыркнул. — Пф, детские страхи. Я тебе покажу кое-что... элегантнее. Без восьми ног. Доверься.

Они вышли на небольшую, скрытую деревьями полянку у самой кромки воды. Озеро лежало черным бархатом, отражая россыпь звезд и тонкий серп луны. Воздух был прозрачным и холодноватым.

— Стой тут, — Сириус отпустил ее руку и сделал шаг вперед, к самой воде. Он вытащил палочку. — Закрой глаза. На три... два... один...

Алиса послушно зажмурилась, улыбка играла на губах. Сириус взмахнул палочкой, шепча заклинание негромко, но четко. Не яркая вспышка, а мягкое, теплое сияние начало струиться от кончика его палочки. Оно коснулось поверхности озера... и вода ответила.

Вспыхнули светлячки.

— Открывай, — сказал Сириус, голос его звучал чуть насмешливо. — Представление началось.

Сотни, тысячи крошечных искорок, не настоящих насекомых, а чистой магии, рожденной его заклинанием. Они поднялись из темной глубины и закружились над водой. Но вместо красивых узоров, роя сбился в кучу, сформировав на секунду карикатурно длинный нос и жирную копну волос — узнаваемый профиль Северуса Снейпа, — потом рассыпался, перегруппировался в рычащего гриффиндорского льва, а затем просто носился над водой, как стая взбесившихся золотых пчел.

— Бесплатный цирк от сентиментального дурака. Надеюсь, Поттер не видит. Он вечно ворчит, что я порываюсь в романтики. Грозит купить мне кружевной платочек.

Алиса открыла глаза и рассмеялась, следя за мельтешением искр.

— Романтик? — подняла она бровь. — Создать карикатуру на Снейпа над озером? Это не романтика, Блэк, это чистой воды вандализм. Очень тебе подходит. — Она ткнула пальцем в его направление. — А платочек тебе действительно не помешал бы. Для драматического сморкания после таких подвигов.

Сириус фыркнул, но легкая краска все же проступила на его скулах. Он быстро отвернулся, делая вид, что поправляет мантию.

— Вандализм? Пф. Это называется высокое искусство сатиры, малышка. А платок... — он вытащил из кармана неожиданно чистый носовой платок, развернул его с театральным жестом, показав вышитого в углу фамильного грифона Блэков, и преувеличенно высморкался. — ...вот, пожалуйста. С гербом и всеми регалиями. Удовлетворена? Или ждешь сонет про твои глаза?

Сириус наблюдал за ней, его насмешливый взгляд смягчился. Алиса, чистокровная по происхождению, но чуждая этим гордым теориям, всегда относилась к разговорам о «чистоте» настороженно — с тем самым страхом, который рождался не из книжек, а из реальности. Она знала, чем оборачиваются такие слова в устах старых фамилий.

Он подошёл ближе, их тени слились на мокром песке. Светлячки, словно почуяв перемену, отлетели чуть дальше, оставив их в кольце мягкого, мерцающего света.

— Честные, — повторил он за ней, лёгкая усмешка тронула его губы. — Редкое качество. Особенно в моих кругах. Моя мать, например, считает честность признаком дурного воспитания. Особенно если она касается... ну, скажем, выбора спутника жизни. — Он сделал паузу, пальцы невольно поиграли краем платка в кармане. — Недавно она любезно напомнила мне, что составила список. «Достойных» невест. Алекта Кэрроу возглавляет хит-парад. «Подходящая фамилия, шестнадцать лет и характер, способный усмирить твоё непостоянство». — Он передразнил холодный тон Вальбурги, глядя в небо. — Представляешь? Мой идеальный партнёр — чистокровная кукла, которая будет терпеть меня как неизлечимую болезнь. Романтика, да?

Алиса фыркнула, но в ее глазах мелькнуло понимание.

— Алекта? Холодная, как лягушка в январе. — Она покачала головой, карие глаза насмешливо сверкнули. — И «терпеть»? Сириус Блэк, тебя не терпят. Тобой или восхищаются, или от тебя сбегают, закрыв уши. Терпеть — это для скучных чаепитий с тетушками. Твоя мать явно не понимает, кого пытается приковать к своему сыну. Хочет приковать тебя к «подобающей» жене? Как будто ты буйвол на цепи!

Сириус рассмеялся, настоящим, громким смехом, который разнесся над водой.

— Буйвол! Отлично! С рогами и копытами, готовый растоптать ее фарфоровый сервиз с гербами. — Он вытер мнимую слезу. — Но ты права. «Терпеть» — не про меня. И не про... — он запнулся на мгновение, его взгляд стал серьезнее, — не про то, что я хочу. Особенно когда рядом кто-то, кто не терпит, а... — он жестом показал на светлячков, уже почти погасших, — ...скажем, смеется над моими светлячковыми карикатурами. И ценит честные тюльпаны. Даже если они от гнома-кактусника.

Алиса улыбнулась, теплота разлилась по ее лицу.

— Особенно если они от гнома-кактусника. Это добавляет шарма. И драмы. — Она сделала шаг ближе. — А знаешь, что еще честно? Тот факт, что ты здесь, со мной, у озера, рисуешь нос Снейпа светлячками, вместо того чтобы сидеть в каком-нибудь унылом салоне и делать вид, что восхищаешься холодной красотой Кэрроу. Это твой выбор, Сириус. Как эти тюльпаны — яркий, живой, вопреки сезону и... ожиданиям. — Ее голос стал тише, но твердым. — Ты пробиваешься сквозь их асфальт. Своим путем.

Сириус смотрел на нее, его привычная ухмылка сменилась мягкой, почти нежной улыбкой. В его серых глазах отражались последние искорки светлячков и ее лицо.

— Своим путем... — он повторил. — Звучит куда лучше, чем «путем позора семьи Блэк». И определенно веселее. Особенно с попутчицей, которая сравнивает меня с буйволом и ценит гномов-кактусников. — Он наклонился чуть ближе. — Значит, рецепт сработал? Цветы, светлячки, пирожки... и разговоры о честности и семейных списках? Это рецепт против моей репутации холодного циника?

Алиса засмеялась, ее дыхание смешалось с его.

— Репутация? Кажется, она уже сгинула вместе с карикатурой на Снейпа. — Она подняла лицо к нему. — Но рецепт... он неплох. Особенно последний ингредиент. — Ее взгляд скользнул к его губам.

Сириус не стал спасать репутацию. Он наклонился, и их поцелуй был как солнечный луч, прорвавшийся сквозь сентябрьскую прохладу — тёплый, дерзкий и живой, как те самые тюльпаны в её руках — и в нём было всё: и легкость, и обещание, и чуть-чуть магии. Не захват территории, а совместное открытие новой. Его рука обвила ее талию, ее пальцы вцепились в ткань его мантии на спине. Последние светлячки Сириуса погасли, как финальный аккорд, оставив их в тишине ночи, нарушаемой только их дыханием и далеким плеском воды.

Когда они разомкнулись, Сириус тяжело дышал, его лоб прижался к ее виску. Ухмылка вернулась на его лицо.

— Черт, — он выдохнул, но в его голосе было больше веселья, чем драмы. — Кажется, я только что окончательно погубил свою репутацию. Мародеры никогда не простят. Поттер потребует подробного отчета. «Как ты посмел целоваться без моих ценных указаний, Блэк? И где МОИ тюльпаны?»

Алиса слабо рассмеялась, поправляя растрепанные волосы.

— Скажешь, что это был научный эксперимент. Проверка теории о том, что честные тюльпаны и светлячковые карикатуры — мощный афродизиак. — Она подняла букет, который чуть не уронила. — Теория блестяще подтверждена.

Они молчали, прислонившись плечами, глядя на гладь озера. Луна отражалась в воде, как затонувшая монета. Солнце окончательно ушло, воздух становился холоднее, тише. Пламя в их глазах не угасало. Просто сменялось чем-то другим. Более тяжелым.

— Сириус... — её голос стал тише, тверже. Исчезла игривость. — Она же не шутит? Вальбурга. Она... она действительно может? Заставить? Или... — Алиса не договорила, но взгляд её упал на собственные руки, сжимавшие стебли тюльпанов. — Они же не остановятся. Особенно если узнают... про нас. Для них Фортескью всегда были предателями крови. А теперь ещё и я рядом с тобой. Это ведь вызов. Прямой.

Веселая ирония Сириуса испарилась. Его лицо стало жестче, скулы выступили резче в свете последних светлячков. Он встал, резко отвернулся к черной воде, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Спина его была напряжена, как тетива лука.

— Может попытаться, — ответил он, и его голос потерял все оттенки шутки, стал низким, опасным, как ворчание загнанного зверя. — Угрозами. Проклятиями. Лишением наследства. Заклинаниями принуждения. Всеми теми мерзкими штучками, которыми так богат наш славный род.

Он резко обернулся. Его глаза, серые и горящие холодным огнем, впились в нее. В них не было страха, только ярость и абсолютное презрение.

— Но ЗАСТАВИТЬ?

Он сделал шаг к ней, его фигура казалась внезапно огромной в полумраке.

— Нет. Никогда. Они могут сломать что угодно. Но не мою волю. Не этот выбор. Я не стану звеном в их цепи. Не стану ещё одним покорным идиотом, как отец или… Регулус. Я не буду танцевать под дудку Вальбурги. И не позволю ей решать, кто будет рядом со мной. — Он остановился прямо перед ней, его дыхание было тяжёлым, как после боя. — Да, твоя семья для них предатели. Но я скорее сожгу родовое гнездо дотла, чем позволю им коснуться тебя из-за своей больной гордыни.

Она молчала, и в этой тишине вдруг родился вопрос — простой, но страшный:

— А если я не подойду? — прошептала Алиса. — Не твоей матери, а — тебе. Если окажется, что меня… недостаточно? Ни там, ни тут.

Сириус на секунду будто остолбенел — не от сомнения, а от того, что она вообще могла так подумать. Он шагнул ближе, почти вплотную, и тихо, но без тени колебания ответил:

— Алиса. Ты уже выбрала быть со мной, несмотря на весь этот бред про «чистоту» и угрозы. Ты стоишь здесь — со мной. И это значит больше, чем любая фамилия, кровь или место в списке Вальбурги. Ты уже всё показала. Не им. Мне.

Они молчали, дыхание постепенно выравнивалось, как вода после брошенного камня. Сириус посмотрел на небо, где звёзды мерцали в холодной тьме.

— Пора идти, — сказал он негромко, протягивая ей руку.

Алиса кивнула, чуть поправляя цветы в руках, и уже сделала шаг к тропинке,, как вдруг остановилась, обернулась и с лёгкой улыбкой спросила:

— Или ещё немного магии?

Сириус улыбнулся в ответ — та самая, хищная и тёплая улыбка одновременно.

— Магии, малышка.

Она потянулась к нему первой — слегка, неуверенно, и он навстречу — как будто оба знали эту хореографию наизусть. На миг её ладонь скользнула по его щеке — и только потом губы встретились. Медленно. Со всем тем, что они не могли сказать словами. Сладость этого поцелуя гасила тревоги и ставила точку.

Они шли в замок не торопясь, не размыкая рук. Замок встречал их прохладой и тяжестью. Далеко в темноте пела сова. На траве блестели капли свежего инея.

Уже у ступеней Хогвартса Сириус выудил из кармана стеклянный шарик с золотой искрой внутри.

— Нашёл у себя в хламе. Почти выкинул, потом сунул в карман — не знаю зачем. — Он протянул его ей. — Вдруг тебе пригодится. Ты вроде любишь странные штуки.

— Или бесполезные.

— Зато блестит. Что ещё надо?

За окнами Хогвартса мерцал приглушённый свет — башни дремали в тишине. Поднявшись в Гриффиндорскую гостиную, Сириус почувствовал, как всё вокруг снова стало настоящим: кресла, полузасыпающие ученики, запах золы и старых книг.

У лестницы к девичьим спальням они остановились. Алиса уже было сделала шаг, но вдруг обернулась, задержав его за руку.

— Ты сегодня был совсем невыносим. — Она сказала это почти шёпотом, но в её голосе слышалась улыбка.

— Приятно, когда старания оценивают, — ответил он так же тихо.

— Спокойной ночи, Блэк. — Она задержала взгляд чуть дольше, чем нужно.

— Спокойной, Алиса.

Она исчезла за поворотом лестницы, и Сириус ещё какое-то время смотрел в пустоту, пока не услышал, как за дверью кто-то радостно воскликнул:

— Ну?!

— А ты что думаешь?

— Влюбилась. Точно.

Он усмехнулся — в полголоса, почти про себя. Не споря.

Спальня встретила его глухой тишиной. Джеймс дремал, уткнувшись лбом в подушку. Римус листал что-то в лунном свете. Питер сидел на кровати, натянув на плечи одеяло, взгляд стеклянный. Он даже не шелохнулся, когда Сириус вошёл.

Сириус молча скинул куртку, повесил её на спинку кровати и, проходя мимо Питера, мягко хлопнул того по плечу.

— Эй, — сказал он негромко.

Питер чуть дёрнулся, но не ответил. Просто кивнул, еле заметно.

Сириус вернулся к своей койке и сел. Провёл рукой по волосам. В груди ещё жила теплота от прошедшего вечера — но здесь, в полумраке, она звучала иначе. Как отголосок чего-то далёкого. Он просто лёг, заложив руки за голову и уставился в потолок. Кровать казалась чуть прохладной после уличного воздуха.

Ничего не говорил. Не нужно было. Он был рядом.

И этого — пока — было достаточно.

прим. от автора: Оказалось, по канону Алиса — чистокровная ведьма. Поэтому я подправила её историю. Если в прошлых главах (например, в пятой) вы помните упоминания о «полукровке Алисе» — я их уже исправила. Теперь всё встало на свои места😊