Проклятие крови Малфой (гет)

Время потеряло смысл. Оно текло густо и вязко, как запекшаяся кровь. Розалин не знала, сколько дней провела в этой алой гробнице — Два? Три? Неделю?

Когда дверь захлопнулась, оставив её одну наедине с всепоглощающим багрянцем, первым чувством был животный ужас. Она была голая, дрожащая от холода и унижения, прижавшись спиной к шершавой стене. Но одиночество длилось недолго. С тихим щелчком в углу комнаты материализовался Добби. Его огромные глаза были полны слёз, а дрожащие руки сжимали свёрток из грубой, но чистой ткани.

— Госпожа… — прошептал он, заламывая руки. — Добби принёс… Хозяин приказал…

Он бросил свёрток на пол и исчез с новым щелчком, оставив её в тишине. Это была простая серая рубаха и такие же штаны — одежда служанки, намёк, унизительный и ясный. Но это была защита от холода и взглядов невидимых духов комнаты. Она медленно натянула грубую ткань на своё застывшее тело. Грубый шов на внутренней стороне пояса топорщился, образуя небольшую складку. Этого было достаточно. Она протолкнула запонку в узкое пространство между тканью и подкладкой. Холодный металл впился в кожу. Ненадёжно. С каждым движением он мог выскользнуть и выдать её. Но другого выхода не было.

С тех пор Добби появлялся раз в день, принося кувшин воды и краюху чёрствого хлеба. Ни ложки, ни ножа — ничего, что могло бы стать оружием. Еда была простой и безвкусной, но её хватало, чтобы не умереть с голоду. «Ирония, — с горькой усмешкой думала она, с трудом проглатывая сухой хлеб. — Морить меня голодом он не станет. Даже в немилости я остаюсь его дорогой вещью, которую нельзя безнадёжно испортить. Его трофеем. И он даже не подозревает, что его главный трофей прячет в своём кармане его же фамильную реликвию.» Её пальцы инстинктивно потянулись к тому месту на животе, где когда-то начиналась её сила. Туда, где когда-то рождались зелья, дававшие ей иллюзию власти над собственной судьбой. Теперь эта мысль была единственным щитом. Последней уверенностью в этом хаосе.

Стены, выкрашенные в густой кровавый цвет, поглощали не только свет, но и звук, и само время. Тишина стояла такая плотная, что в ушах начинался навязчивый звон, перерастающий в шепот. Иногда ей казалось, что это шепчет призрак Нарциссы — её предшественницы, той, что не вынесла жизни в этих стенах.

«Он сломил и меня...» — доносилось до неё сквозь оглушающую тишину, и она не могла понять, её ли это собственные мысли или голос другой женщины, навсегда оставшейся в этом поместье.

Чтобы не сойти с ума, она цеплялась за воспоминания. Тёплая лаборатория матери, пахнущая полынью и мёдом. Голос отца, читающего ей сложные заклинания, когда она была ещё маленькой. Руки Драко... Но воспоминания о Драко теперь причиняли физическую боль. Её пальцы снова нащупали в кармане холодный сапфир. Этот подарок был одновременно и утешением, и источником вечного, парализующего страха. «Что, если он узнает? Что, если найдёт?» Они были напоминанием о том, что у неё отняли, о том, что она предала, позволив Люциусу осквернить их связь.

Она сидела на полу, прислонившись к стене, и смотрела на свои руки в грубых рукавах. Они дрожали. Не столько от голода, сколько от страха и осознания собственной сломленности. Он добился своего. В ней не осталось ни злости, ни надежды. Лишь густая, апатичная пустота.

Щелчок замка прозвучал как выстрел.

Дверь бесшумно отъехала. В проёме, залитом тусклым светом из коридора, стоял Люциус. Он был безупречен — тёмный костюм, безукоризненно гладкие волосы. На его лице не было ни гнева, ни удовлетворения. Лишь холодная, отстранённая оценка. Его взгляд скользнул по её серой, бесформенной одежде, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на одобрение. Она выглядела именно так, как он и хотел — сломленной и униженной.

— Встань, — сказал он. Его голос прозвучал непривычно громко в оглушающей тишине комнаты.

Она попыталась подняться, но ноги подкосились. Она рухнула на колени, униженная собственной слабостью. Он не двинулся с места, не предложил помощи. Он наблюдал.

— Ты выходишь отсюда, — произнёс он, и каждое слово падало, как капля ледяной воды. — Не потому, что я простил тебя. И не потому, что ты искупила свою вину. Ты выходишь, потому что твоё тело может служить высшей цели. Надеюсь, время, проведённое здесь, помогло тебе это осознать.

«Высшая цель? — с недоумением подумала она. — Какая ещё цель?» Мысль о возможной беременности даже не мелькнула в её сознании, надёжно защищённом верой в своё зелье.

Он сделал шаг вперёд, и его тень упала на неё.

— Запомни этот урок раз и навсегда, Розалин, — его голос стал тише, но от этого лишь опаснее. — Любая твоя тайна становится моим оружием. Любая твоя надежда — моей уступкой. Ты думала, что у тебя есть что-то своё? У тебя нет ничего. Даже воздух, которым ты дышишь в этих стенах, — мой.

Он протянул руку, но не чтобы помочь ей подняться. Он просто указал на дверь.

— Выходи. Твой... отдых окончен.

С невероятным усилием воли она заставила дрожащие ноги подчиниться. Шаг. Ещё шаг. Она вышла из Красной комнаты, и воздух коридора показался ей непривычно свежим и холодным. Она сделала глоток, и её рука снова, уже по привычке, проверила карман, прежде чем взгляд упал на фигуру в конце длинного, тёмного коридора.

Драко.

Он стоял, прислонившись к стене, его лицо было бледным и измождённым. Увидев её, он выпрямился, и в его глазах вспыхнула буря — ужас, боль, вина. Он видел её измождённое лицо, дрожащие руки, пустой взгляд.

Их взгляды встретились всего на мгновение. В его глазах была целая вселенная страдания, в её — лишь ледяная, бездонная пустота. Она не смогла бы выразить что-либо, даже если бы захотела. Всё внутри неё выгорело.

И тут же, из тени за её спиной, раздался спокойный, ровный голос Люциуса.

— Драко. Разве у тебя нет дел в Министерстве? Или ты решил, что твоё присутствие здесь снова станет... уместным?

Слова были произнесены беззлобно, но они повисли в воздухе отравленной угрозой. Драко вздрогнул, его взгляд метнулся от Розалин к отцу. Ярость и бессилие исказили его черты, но под ледяным взглядом Люциуса он опустил глаза. Его плечи сгорбились. Он отступил на шаг, затем развернулся и молча ушёл, его отступление было красноречивее любых слов.

Люциус медленно перевёл взгляд на Розалин. На его губах играла лёгкая, почти невидимая улыка удовлетворения. Он видел их боль, их разрыв, их унижение, и это было сладким нектаром для его власти.

«Сломлена? — думал он, наблюдая, как она стоит, не в силах пошевелиться. — Или притворяется? Неважно. Её тело — поле битвы за моё наследие, и она даже не подозревает, что война уже идёт. Она по-прежнему верит в свой щит. Глупая девчонка. Этот ребёнок будет моим. И когда она это поймёт, будет уже слишком поздно».

— На сегодня достаточно, — произнёс он вслух, его голос вернул себе привычную бесстрастность. — Тебя ждёт ванна и еда. Завтра мы продолжим... восстановление.

Он повернулся и ушёл, оставив её стоять одну в пустом коридоре, на полпути между адом, из которого её только что выпустили, и новым заточением впереди. Стены, казалось, сжимались вокруг неё. Она понимала — Красная комната была не наказанием, а всего лишь началом. Рука в кармане сжала холодный металл. Началом чего? Она не знала. Но пока этот украденный у дракона зуб был с ней, настоящее ещё не наступило.