— Мистер Уизли, — Кэтрин задумчиво изучала ярко—синие, словно чернила осьминога, волоски, густо покрывавшие лицо Фреда. Каждые пару минут этот курьезный пушок прибавлял в длине, словно стараясь догнать ускользающее время. — Мне бы хотелось задать вам пару уточняющих вопросов…
Волосы в районе предполагаемого рта шевельнулись, рождая невнятное бормотание. Джордж хранил олимпийское молчание, но в его глазах, казалось, фиксировалась каждая деталь: скорость роста, густота покрова — словно он вел кропотливые записи для будущего научного труда.
— Ээээ… мисс, ну вы же понимаете… Зельеварение — штука такая… деликатная.
— Что при смешивании с трансфигурацией выдает эффект, достойный кисти сюрреалиста? Снова перепутали унции с граммами?
В уголках губ Кэтрин мелькнула лукавая улыбка, наблюдая, как вытягиваются лица обоих близнецов. Синяя волосатая маска Фреда особенно напоминала демимаску, застывшую в гримасе изумления. За последние полгода эта изобретательная парочка с маниакальным упорством являлась к ней с плодами своих до тошноты скрупулезных экспериментов. То голова одного из близнецов обращалась в трепещущее желе, грозящее растечься лужицей, то правая и левая конечности совершали дерзкую рокировку, то один близнец притаскивал другого за шнурки, ибо гравитация предательски покидала одного из них. И при этом не пострадавший близнец всегда, с неутолимым любопытством вивисектора, следил за действиями Кэтрин, внимательно изучая процесс отмены чар.
— Что на этот раз? — Кэтрин пронзительно взглянула в глаза Джорджу.
— Мы хотели создать эликсир для ускоренного роста усов.
— Осмелюсь ли я вам поверить? — Девушка чуть склонила голову, приступая к обработке лица Фреда специальным составом для выявления побочных эффектов зелий.
Братья обменялись молчаливыми взглядами. Между этими двумя всегда происходил некий невидимый диалог. Фред не сопротивлялся, когда Кэтрин, вооружившись опасной бритвой, срезала с его щеки лоскуток синей шерсти, бережно помещая трофей в чашку Петри. На месте среза тут же пробивались новые, идеально синие волоски.
Спустя несколько часов братья Уизли, шушукаясь и подталкивая друг друга локтями, покинули больничное крыло. Мадам Помфри лишь устало покачала головой, продолжая накладывать шину на сломанные пальцы Мартина Гранта с третьего курса Пуффендуя. По словам юноши, он слишком поспешно захлопнул крышку ящика, в котором профессор Хаггрид великодушно оставил для них флоббер—червей.
Кэтрин вернулась к своим журналам, устало потирая переносицу. Декабрь подкрался мягкой поступью, укутывая Британию в серый саван. Погода здесь никогда не отличалась благосклонностью, но солнечные дни в последнее время стали редкой, драгоценной роскошью. Приближающееся Рождество манило обещанием отдыха и искрой волшебства в создании подарков. А самое приятное — Бродяга, ее пес, наконец—то окреп и начал уверенно опираться на все четыре лапы, даже самостоятельно выходил на улицу. Сытая жизнь явно пошла ему на пользу: пес заметно прибавил в весе, а вычесанная шерсть больше не торчала колтунами. Кэтрин заботливо возилась с огромным лохматым зверем каждую свободную минуту. Она почти перестала возвращаться домой пешком и даже изредка прибегала к помощи камина в Портальном зале, чтобы мгновенно перемещаться из Хогвартса в Ароншир, а оттуда до ее скромного жилища было рукой подать. Сокращение вечерних прогулок расстраивало разве что профессора Люпина, который с преданностью доброго друга провожал Кэтрин до границы чар почти каждый вечер. Однако, когда пациентов в больничном крыле было немного, у них установилась приятная традиция — выпить чашечку чая вдвоем.
Две заговорщицы в лице мадам Помфри и профессора Стебель наблюдали за этим с умилением любящих тетушек. Однако ничего кроме теплой дружеской поддержки ни Кэтрин ни Римуса, казалось, не интересовало.
Кэтрин отложила перо, позволяя ему упасть на стопку исписанных пергаментов. За окном сгущались сумерки, и пушистые снежинки, словно крошечные серебряные мотыльки, начали кружиться в воздухе. Холодный декабрьский воздух проникал даже сквозь толстые стены замка, но в больничном крыле царило уютное тепло.
Однажды, вернувшись домой, Кэтрин обнаружила тревожную пустоту: Бродяги не было. Обычно пес, провожавший ее утром, словно растворялся в окрестностях, но к ее приходу всегда ждал у калитки, помахивая хвостом. Сегодня же лишь безмолвное крыльцо да палисадник, укутанный свежим, нетронутым снегом, встретили ее. Сердце сжалось от недоброго предчувствия. Следов Бродяги нигде не было, а ее собственные, утренние, уже успел замести коварный снегопад. Взволнованная, Кэт несколько раз обошла сонные улочки Ароншира, с надеждой заглядывала в лица посетителей таверны и постоялого двора, но никто не видел огромного черного пса. Также Кэт узнала, что сегодня днем в деревне побывали дементоры.
Согревая озябшие руки о чашку какао с корицей, Кэтрин задумчиво смотрела, как пляшут языки пламени в камине. Ей не хотелось верить, что Бродяга навсегда исчез из ее жизни. Она успела привязаться к волкодаву, полюбить его преданный взгляд и надеялась, что зверь вернется. Дав себе обещание завтра же пройти пешком по дороге от Ароншира до Хогвартса, в тщетной надежде, что любимец вернулся в Запретный лес, Кэтрин взяла в руки толстую коричневую пряжу и вязальный крючок. Готовый ярко—малиновый шарф, берет и пара теплых варежек для Тонкс, связанные с любовью, лежали на серванте, ожидая, когда их завернут в упаковочную бумагу и отправят любимой подруге. Коричневый же комплект предназначался Люпину, вид его незащищенной шеи, открытой декабрьским ветрам, вызывал искреннее желание не только напоить мужчину горячим чаем, но и отдать ему свой шарф. Невольно любуясь гармоничным сочетанием малинового и коричневого клубков, лежащих рядом, Кэтрин быстро сплетала петельки причудливого теплого узора, погружаясь в приятную меланхолию, размышляя обо всем на свете и ни о чем одновременно.
Бродяга не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Кэтрин, с неизменной надеждой, продолжала выставлять для него лакомства, бережно укрывая миску коконом согревающего заклинания, чтобы еда не стыла в объятиях зимней стужи. Несколько раз она даже оставляла калитку приоткрытой, словно приглашая его теплом домашнего очага, но пес не являлся. Тщетными оказались и поиски вдоль опушки Запретного леса, и девушка с горечью призналась себе, что тоскует по собаке.
Рождество обернулось массовым отъездом студентов из Хогвартса. Кэтрин стояла, прислонившись лбом к холодному стеклу, и наблюдала за тем, как замок постепенно пустеет. Черный ручеек студентов, с трудом тащащих разноцветные чемоданы, тянулся к воротам. Повозки уносили их в Хогсмид к Хогвартс—экспрессу, чтобы вернуть в окружение любящих семей на самый теплый праздник в году. Вечером разъехалась и большая часть учителей. Выпив несколько чашек чая с мадам Помфри и Профессором Стебель, девушка проводила обеих к выходу из замка, клятвенно пообещав дамам ни в коем случае не сидеть в одиночестве. Связанная для мадам Помфри невесомая шаль уже заняла свое место под маленькой елкой в ее кабинете, а украшенный листьями берет для профессора Стебель Кэтрин еще утром отнесла в теплицы. Пусть, вернувшись, каждая найдет свой подарок, и светлое ощущение праздника задержится в их сердцах еще хоть немного.
Римус был непривычно бледен, словно лунный свет выбелил его до прозрачности. Он кутался в свою старую, заплатанную мантию, как в спасительный кокон, всем корпусом повернувшись к жаркому пламени камина. До полнолуния оставалась всего одна ночь, и приближение зверя с каждой минутой отзывалось в нем нарастающей болью.
— Боюсь, сегодня из меня не самый лучший собеседник, — проговорил он тихо, с трудом разлепляя пересохшие губы. — Но я искренне благодарен, что вы здесь.
Они молчали больше часа, погруженные в созерцание танцующих языков пламени. Кэтрин принесла кухни Хогвартса ароматный чай, и они неспешно потягивали его, каждый утопая в собственных мыслях, как в тихом омуте.
— После Рождественских каникул, мне очень будет нужна ваша помощь, Кэтрин. Если возможно, приготовьте еще того лечебного шоколада, который вы давали Гарри после нападения дементора на поле для квиддича.
— Конечно, это совсем не сложно. Хотя, если честно, в том шоколаде не было ничего более лечебного, чем щепотка корицы. Всю работу он прекрасно выполняет сам.
Кэтрин задумчиво смотрела на мужчину. Круги под его глазами залегли еще глубже, словно тени темных пещер, а взгляд казался тусклым и угасшим. Кубок с выпитым аконитовым зельем стоял рядом с его креслом, распространяя вокруг себя горький, неприятный запах гари.
— Я планирую обучить мистера Поттера одному полезному для него заклинанию. Не поверите, Кэтрин, но на этой неделе я почувствовал себя в шкуре старого Филча, обыскивая замок в поисках боггарта, — Римус слабо закашлялся, прикрыв рот рукой.
— Это как—то связано с…
— Нет, мисс Кейм. Мальчик попросил меня научить его сражаться с дементорами.
Кэтрин замолчала, собираясь с мыслями. Заклинание Патронуса требовало не просто силы, а кристальной ясности сознания, тончайшего контроля над собственной магией. На долю секунды она позволила себе представить дементора — костлявую фигуру, закутанную в саван тьмы, с протянутыми, словно искореженными ветвями, руками. В бездонной черноте капюшона клокотало дыхание, зловещее, как шипение газовой горелки. Невольная дрожь пробежала по телу. Римус, словно прочитав ее мысли, ободряюще улыбнулся, и в уголках его глаз залегли морщинки.
— Он очень похож на своего отца, — тихо, почти шепотом произнес Люпин. — Та же безрассудная храбрость.
— Все говорят, что он его копия.
— Да. Иногда это сходство пугает меня до глубины души. Но в Гарри есть что—то… более сдержанное, что ли. Надеюсь, он сохранит это в себе. Я ведь… — Римус запнулся, не договорив.
— Вы учились вместе?
— Да, мы делили одну комнату целых семь лет — самые светлые годы моей жизни. Хотел бы я хоть на миг вернуться в то время. Но, боюсь, сегодня я излишне сентиментален. Наверное, пора спать.
Кэтрин едва заметно улыбнулась, понимая его намек, и поднялась с низкого, уютного кресла. Грациозно потянувшись, она накинула на плечи мягкую шерстяную шаль и вернулась к сумке, оставленной у порога. Достав небольшой сверток, перевязанный лентой, она протянула его Римусу.
— Профессор, я знаю, до Рождества еще несколько дней, но пусть этот скромный подарок останется с вами на каникулы. Откроете его, когда придет время.
— Благодарю вас, мисс Кейм, — слегка смущенно проговорил Люпин, принимая сверток.
— Доброй ночи.
Не дожидаясь ответа Кэт выскользнула в коридор башни преподавателей. Сегодня ей хотелось прогуляться по вечернему замку, вдумчиво, неторопливо, давая призракам воспоминаний, связанных с этим местом окутать ее приятной пеленой. Мурлыкающие рождественские гимны призраки появлялись тут и там, создавая атмосферу. В некоторых залах и галереях с потолка опускались серебристые снежинки, исчезая не касаясь пола. Внутренний двор Хогвартса был укутан пушистым мягким снегом, не тронутый ничьими следами. Несколько сов, сидевших у фонтана, встрепенулись при виде Кэт, но остались сидеть, глядя своими огромными немигающими глазами.
Внутренний двор часовой башни был укутан пушистым мягким снегом, не тронутый ничьими следами. Казалось, сама ночь решила укрыть древние стены замка в белоснежное одеяло, создавая атмосферу абсолютного покоя. Лунный свет, пробиваясь сквозь плотные облака, придавал снегу легкое серебристое мерцание, превращая привычные камни и статуи в призрачные силуэты.
Несколько сов, сидевших у фонтана, чьи каменные чаши уже покрылись тонким слоем инея, встрепенулись при виде Кэт. Их огромные, немигающие глаза, словно два янтарных фонаря, устремились на девушку, но они остались сидеть, не нарушая царящей тишины. Лишь легкое шевеление перьев выдавало их пробуждение. Казалось, даже эти мудрые птицы ощущали особую магию этой снежной ночи.
Кэт аккуратно шагнула на снег, ощущая, как тонкая ткань туфель быстро намокает. Холод проникал сквозь подошву, но это было лишь легкое напоминание о реальности, которое не могло омрачить ее восторга. Теплая шаль на плечах, связанная из мягкой шерсти, через несколько секунд украсилась маленькими кристалликами снежинок, словно драгоценными украшениями. Каждая снежинка, падая на ткань, таяла, оставляя крошечный, холодный след.
Остановившись посреди двора, Кэтрин запрокинула голову к небу. Мягкие снежинки нежно касались ее лица, щекотали ресницы, таяли на губах, оставляя ощущение свежести. Она чувствовала себя частью этой безмятежной картины, маленькой песчинкой в огромном, спящем мире. Каждый вдох наполнял ее легкие морозной свежестью, а сердце — умиротворением.
Слева снег громко скрипнул, и девушка резко обернулась, судорожно сжав палочку под шалью. Темнота, царящая в проходе к Крытому мосту, казалась непроницаемой, но на мгновение Кэт почудилось движение.
— Люмос! — мягкий свет рассеял ночную тьму, освещая проход.
Мост, казалось, пребывал в запустении. Деревянные балки, уходящие в темную бездну оврага, зияли под провисшей, почерневшей от времени крышей. Внезапно ярко—рыжее пятно возникло на снегу у прохода, привлекая внимание. Огромный кот, неспешно и чинно, прошествовал через двор к ногам Кэтрин и едва заметно потерся о ее ноги, распушив хвост—метлу. Девушка бережно подняла кота на руки, и он замурлыкал, хрипло и скрипуче, заглушая тишину ночи. Укутав его в теплые складки шали, Кэтрин поспешила вернуться в тепло Часовой башни, оставляя безмятежность зимней ночи за порогами безопасного замка.
— Живоглот! Вот ты где! — громкий девичий возглаз окончательно вырвал Кэтрин из задумчивости.
Слегка растрепанная девочка спешила по коридору. Рыжеволосый мальчик и мальчик с черными непокорными волосами ждали поодаль.
— Гермиона, я же говорил, что с этим шерстяным чудовищем все в порядке. Вот Короста… моя бедная Короста…
— Помолчи, Рон, пожалуйста — тихо отозвался Гарри, в голосе которого сквозила усталость.
— Мисс Кейм, вы нашли его! — воскликнула девочка, подбегая ближе. Ее лицо озарилось облегчением. — Я начала переживать, что Глотик потерялся во дворе… уже несколько дней не могла найти его.
— Он довел бедную Коросту до нервного срыва и сбежал. Поганец… — не унимался Рон, возмущенно пыхтя. — Я же говорил, что он ненормальный!
Кэтрин улыбнулась приветливо, кивая троице и возвращая разомлевшего кота в руки Гермионы. Кто бы мог подумать чьим любимцем окажется этот рыжий хитрец. Жаль он не ответит куда потерялся Бродяга. Девочка еще несколько раз поблагодарила целительницу и заспешила обратно, подгоняемая недовольными возгласами Рона.
* * *
Новый год вдохнул жизнь в Хогвартс, наполнив его привычной суетой, гомоном и тем неповторимым гулом, что издает лишь древняя обитель, полная жизни. Однако вместе с праздничной кутерьмой в замок прибыли и свежие силы из Министерства, что не могло не зародить легкую нервозность среди преподавательского состава. Кэтрин и сама не заметила, как стала частью этой дружной семьи Хогвартса. Теперь ничто не мешало ей обменяться парой слов с профессором Вектор после обеда или углубиться в обсуждение музыки с профессором Бербидж, чья одержимость маггловскими виниловыми пластинками была поистине заразительной. Кэт упорно избегала встреч со своими бывшими коллегами, и к счастью, с новоприбывшими ее ничего не связывало.
Работа в больничном крыле никогда полностью не прекращалась, интригуя то внезапно вросшим в поясницу пятикурсницы Слизеринки уютного пуфика из музыкального зала, то живописными ожогами от неудачно ожившего в котле зелья во время занятий второго курса Пуффендуя, то нервный срыв одной из Когтевранок, получившей «удовлетворительно» за доклад о дезилюминирующем заклинании, выстраданный в бессонную ночь. Оказалось, виной всему злосчастное перо, рождественский подарок подруги, купленный в лавке Зонко — обители волшебного барахла и коварных шуток. Под вечер в больничное крыло пожаловал и сам профессор Флитвик, с мольбой о сердечных каплях или чем—нибудь успокоительном. Подобных ругательств в докладах он не встречал со времен бурных студенческих лет, хотя с некоторыми эпитетами, признаться, был совершенно согласен.
Возобновившиеся матчи по квиддичу так же добавляли массу дел. Жутковатого вида перелом лучевой кости загонщика команды Слизерина пришлось лечить несколько дней, дважды уговаривая юношу все же не полагаться на снадобья, а провести костную репозицию, от чего студент выл не переставая и грозился посадить лично мисс Кейм в Азкабан на хлеб воду и двенадцать смертельных заклинаний. Незаменимая сонная микстура Мадам Помфри окончила угрозы и дала возможность завершить лечение.
Время полетело со скоростью снитча. Сокрушительная победа Гриффиндора над Когтевраном, хоть и принесла радость факультету—победителю, обернулась для других головной болью — в прямом и переносном смысле. Пришлось в спешном порядке наращивать запас микстур от головной боли, ведь крики и ликование, а также, вероятно, и разочарование, оставили свой след на голосах студентов. Некоторым не очень удачно поврежденные голосовые связки требовали особого внимания и бережного ухода.
И, конечно же, не обошлось без профессора Флитвика. Его хрупкое сердце, как всегда, реагировало на эмоциональные всплески, и мадам Помфри вновь пришлось доставать для него заветные сердечные капли, чтобы успокоить его взволнованный дух после напряженного матча.
Кэтрин вновь обмакнула изящную перьевую ручку, подарок профессора Люпина на Рождество, в чернильницу и задумалась над следующей строчкой. «Мистер Ли Джордан, Гриффиндор, паралич голосовых связок после….» Она вздохнула. После чего? После очередной шутки близнецов Уизли, вышедшей из—под контроля? После неудачного эксперимента с самодельными фейерверками? После чего—то еще, о чем она даже не подозревала? Как корректней сформулировать «Орал на спор о победе Грифифндора с Часовой башни»?
— Ах, Кэтрин, моя дорогая, до завтра я управлюсь сама, не стоит беспокоиться. Сегодня не день, а какое—то нашествие хрипящих троллей! Вы все еще собираетесь в Хогсмид? Кажется, вот—вот начнется и дождь и снег и все сразу.
— Все так, мадам Помфри. Пирожные к чаю из Сладкого Королевства сами собой не появятся. — Девушка отложила последнюю запись, аккуратно закрывая папку. — А без них вечер будет совсем не тем.
— Может вам не ходить одной? — нахмурила изящные брови Мадам Помфри.
— В округе все спокойно с самого Хэлоуина. Думаю, одна прогулка в Хогсмид не помешает.
С этими словами, Кэтрин накинула на плечи теплый плащ, поправила шарф и, пожелав мадам Помфри доброго вечера, вышла из больничного крыла.
Выйдя за пределы замка, она оказалась в увядающей зимней сказке. Снег падал крупными липкими хлопьями, разбиваясь влагой крупных капель у самой земли. Воздух, еще прохладный, но уже лишенный зимней стужи, нес с собой едва уловимый аромат влажной земли и пробуждающейся жизни.
Вдалеке уже виднелись огни Хогсмида, обещающие тепло и уют. Кэт представляла себе витрины Сладкого Королевства, украшенные сладкой ватой и гирляндами, и аромат корицы и ванили, который всегда витал там. И, конечно, сливочное пиво лучший в мире напиток, который, как она знала, был настоящим эликсиром против любой непогоды.
Сгрузив на столик в "Трех Метлах" рядом с собой приятно пахнущие коробочки со сластями на завтрашний чай с мадам Помфри, Кэтрин расслабленно опустилась на стул. Посетителей в столь поздний час было довольно много, люди, заканчивая свои дневные дела, шли пообщаться в бар, и девушка радовалась, что успела забежать во все лавочки до их закрытия. В пол уха, прислушиваясь к гулу голосов, пересудам, яростным обсуждениям в таверне, Кэт наконец закончила письмо для Тонкс, писать которое начинала еще несколько дней назад. Подруга уже несколько недель как была на особом задании, и вряд ли сова быстро принесет ответ.
Собрав покупки и сердечно поблагодарив хозяйку "Трех Метел" за гостеприимство, Кэтрин вышла на улицу. Ночной весенний воздух защекотал нос и запутался в волосах девушки. Лунный свет, пробиваясь сквозь редкие облака, освещал мощеную улицу, придавая ей таинственный блеск. Кэтрин вдохнула полной грудью, наслаждаясь тишиной после шумной таверны.
Она свернула в узкий, плохо освещенный переулок, ведущий к общественному портальному камину. Обычно этот путь не вызывал никаких опасений, но сегодня что—то в воздухе казалось напряженным. Внезапно, в глубине переулка, Кэтрин увидела движение. Сначала она подумала, что это просто тень, играющая с лунным светом, но движение стало более отчетливым. Из темноты неспешно вышел огромный черный пес.
Сердце Кэтрин замерло. Она узнала его. Это был Бродяга. Ее Бродяга, который пропал несколько месяцев назад, оставив после себя лишь пустоту и тоску. Он выглядел изможденным, шерсть его была тусклой и свалявшейся, а ребра отчетливо проступали под кожей. Но глаза… глаза были те же, полные преданности и узнавания.
Кэтрин не могла поверить своим глазам. Она бросилась к нему, забыв обо всем на свете.
— Бродяга! — выдохнула она, и ее голос дрожал от переполнявших ее эмоций.
Девушка крепко обняла исхудавшего волкодава, уткнувшись лицом в его жесткую, пропахшую пылью и дорогой шерсть. Пес тихонько заскулил, словно издалека, и слабо, почти незаметно, вильнул хвостом, словно последние силы покидали его. Он прижался к ней, всем своим дрожащим телом, и Кэтрин почувствовала, как он устал. До смерти устал, и, казалось, был чем—то до ужаса напуган. И невероятно, до боли в сердце, исхудал.
— Где ты был, мой хороший? — прошептала она, гладя его по взъерошенной голове. Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с грубой шерстью пса. — Столько недель твоя миска ждет тебя у порога. А ты убежал… пропал.
Пес поскреб лапой колено Кэтрин, будто умоляя, призывая ее идти. Кэт крепко прижала к себе дрожащего пса и тут же, с тихим хлопком, переместилась в тепло родного дома.
Бродяга вылизал миску до блеска. А потом еще остатки вчерашнего ужина. А потом несколько мисок чистой воды. Пес, тяжело дыша, разлегся у камина, привалившись теплым боком к зябнущим ногам Кэтрин. Вскоре дыхание его выровнялось, лишь изредка пес вздрагивал и тихо взрыкивал во сне, и тогда Кэтрин нежно гладила его между ушами. Притянув к себе корзину с клубками разноцветной пряжи, девушка, с умиротворенным вздохом, принялась за вязание тонкого свитера, и янтарный свет камина окутал ее теплом и покоем.