Меня зовут Рагдай (джен)

« — Помнишь меня?

— Я и себя-то не помню.» (из ненаписанного)

« — Я ни с кем не сражаюсь. Именно поэтому я могу убить кого угодно» .(Макс Фрай)

Минула пара дней, а потом еще и еще... Осень северная сменилась ранней бесснежной зимой, колючей и неприветливой. Ветер налетал порывами, как стая ордынцев на мирный стан, срывал флюгеры с крыш, крал половики у нерасторопных хозяек, рвал с окон ставни. Ночи стали холоднее, первый лед цепко прихватил раскисшие дороги, мерцал хрусталиками в лужах, искрился на покинутых до весны полях.

Первое время на нового княжеского охоронца косились — кто с опаской, кто с недоброй завистью, а кто с откровенной злобой. Но слово князя оставалось законом для всех — и постепенно привыкли к узкой черной безмолвной тени, бесшумно скользящей за Александром, куда бы тот ни пошел. Воевода Годун спорить с крестником не посмел, но в первый же вечер велел гридню позвать гостя к себе, честь по чести побеседовать. Гридень не скрывал страха — а ну как прибьет его чужак, оскорбится, разгневается. Кто его знает? Но Рагдай молча пожал плечами и пошел. Посидели, поговорили — говорил в основном воевода, княжеский гость больше отмалчивался, не пил вина и почти не ел. Напрасно Годун и так, и эдак старался разговорить странного воина, напрасно заводил разговоры о Ливонии и Орде. На миг воеводе показалось, что он уже где-то видел эту кошачью манеру двигаться, слышал этот глубокий голос, только вот лицо чужака никак толком разглядеть не мог, хотя на зрение не жаловался — белку в лесу с пяти перестрелов брал. Не шпион и не враг — решил воевода и более попыток вызнать что-то не делал, и без того забот хватает. А что князь нового охоронца привечает — так не мал уже Александр Ярославич, за свои дела сам и ответ держит.

А вот Владыко с той поры и вовсе стороной держался — раз пробовал князь с духовником заговорить, да тот только головой покачал да перекрестил с молитвою. Не мог рассказать Александру святейший, что привиделось ему, да и кому мог? За какие грехи ему послано это дьявольское помрачение, неужто человека живого от мертвеца отличить не может? Тогда пора на покой, в монастырь на веки вечные, и нечего добрых людей смущать понапрасну. А князь молод еще, не справится без верного наставника — потому молчать надобно, молчать и молиться. Господь управит.

Остался гость неведомый при князе по его просьбе, надолго ли, нет — то время покажет.

* * *

Рагдаю казалось, что все это уже было. Где-то и когда-то — во сне то или наяву, он и сам не понимал. Он не знал местных обычаев, не крестился на купола храмов, не носил доспеха и не брал ничего в оружейне. Кафтан странного покроя из грубой черной кожи, шерстяной плащ, высокие сапоги и серебристый тонкий меч за спиной — таким привыкли видеть диковинного охоронца ближники князя. Рагдай ни с кем не ссорился, не участвовал в драках и пирушках, не обращал внимания на теремных девок, хотя те и не прочь были, куда как не прочь. Да только все хихиканья и ужимки разбивались о вежливую ледяную улыбку, изредка мелькавшую на лице чужака. Лишь один раз трое подвыпивших гридней привязались к Рагдаю на выходе из детинца — то ли силушкой помериться не с кем было, то ли хмель в голову ударил. Чужак не убил ни одного, даже не покалечил всерьез — но более связываться с ним не желали.

Александр сидел у себя в покоях с бумагами, разбирая очередные тяжбы и доносы, а Рагдай оказался вдруг предоставлен самому себе. Нечасто удавалось побыть одному — в Каэр Морхен он привык к огромным комнатам, ледяным потолкам, запахам трав и вою ветра. Часто вспоминались вечера в большом зале — заразительный смех Койона, шутки Эскеля, насмешливый голос Ламберта, увлекательные рассказы Весемира. Там был его дом — а здесь... Здесь все чужое, все не так — слишком тепло, слишком много народу, слишком суетно. Рагдай посидел еще немного у затянутого пузырем окна, потом поднялся и накинул плащ. Холода он почти не чувствовал, там, откуда он пришел, было намного холоднее, но хотелось надвинуть капюшон и скрыть лицо. Отводить глаза он научился — но кто будет разглядывать его тут, во тьме двора?

Рагдай ошибался — стоило сделать несколько шагов, как его окликнули.

— Постой! Черт, да как тебя… Рагдай! — кто-то слегка хлопнул его по плечу. Точнее, хлопнул бы — но под рукой оказалась пустота, а черная тень ловко ушла в сторону, и неосторожный ночной шутник почувствовал у горла тонкий клинок.

— Стой, стой! Я не враг! Не надо!

Мальчишка. Лет пятнадцать-семнадцать... или около того. Ошеломлен, слегка растерян — но не напуган, привычно отметил про себя Рагдай и убрал меч.

— Ты не знаешь, что нельзя так подкрадываться к... людям?

— Да я ж тебя звал. Прощения прошу, только с тобой очень хочет поговорить один человек!

Рагдай усмехнулся, чуть прищурив золотистые глаза.

— Он что, увечен или болен?

— Н-нет... почему?

— Потому что если он твердо стоит на ногах, то пусть сам и идет. Я не прячусь, а хлеб за брюхом не ходит. Ясно? Так и передай своему господину. Все, исчезни.

Мальчишка неожиданно заулыбался, будто его не прогоняли, а рублем одарили.

— Он знал, что ты так скажешь. Потому просил передать тебе это.

Озябшие пальцы с грязными ногтями разжались — на ладони лежала пряжка от плаща.

— И что? Ты путаешь меня с кем-то, парень, мне незнакома эта вещь.

Легких удаляющихся во тьму шагов мальчишка не услышал.

* * *

— Ну что, Савва, не узнал он пряжку?

— Не узнал, Владыко. Как ты и думал. А может, не прогневайся, ошибся ты? Братец Вышень сказывал, месяц море прочесывали — да все впустую. Да и сколько лет прошло...

— Не ошибся, Саввушка, не ошибся. Не помнит он ничего — или не он это вовсе.

— А кто же?

— А вот это нам и предстоит с Божьей помощью выяснить. И брату отпиши — пусть собирается, без него нам не обойтись.