Омела знает лучше (гет)

Глава 6.

30 декабря.

Гермиона проснулась от храпа. Сначала ей показалось, что это где-то за стеной, потом она открыла глаза, и воспоминания нахлынули волной, словно ледяная вода.

Пол, одеяло, сползшее комком, Рон, раскинувшийся, как после победы на квиддиче, с открытым ртом и лицом человека, который уверен — мир подождёт. Она едва сдержала смешок.

Комната была залита бледным утренним светом. Гермиона повернула голову и увидела Драко. Он лежал на боку, рядом с Роном, волосы чуть растрепались, пижамная рубашка смялась, но в нём всё равно было это врождённое чувство красоты, будто даже во сне он позировал для первой страницы «Придиры».

Он не спал.

Их взгляды встретились подозрительно спокойно, без смущения, без воспоминаний вчерашнего безумия.

Рон всхрапнул особенно громко, и Гермиона, прижав ладонь ко рту, осторожно выбралась из постели.

— Я сделаю кофе, — прошептала она, скорее сама себе, чем кому-то конкретно. Благо у неё была квартира-студия, и расстояние от кровати до кухни не превышало разрешённой им с Драко дистанции.

Драко сонно кивнул. Она была уверена, что он сейчас снова закроет глаза.

Кухня встретила её тёплым от камина полом и тишиной, нарушаемой только собственными шагами. Гермиона запустила кофемашину, невольно вспомнив, как Драко каждый раз борется с этой шайтан-машиной, и пропустила смешок. Она достала кружки: одну — с трещинкой, вторую — с рисунком, и только тогда услышала, как за её спиной кто-то тяжело сел на стул.

Рон.

— Мерлин… — пробормотал он. — Я никогда больше не буду пить!!!

— Ты говорил это в прошлый раз, — улыбнулась Гермиона, не оборачиваясь.

— В прошлый раз я не просыпался на полу рядом с Малфоем.

— Я думаю, он тоже не в восторге, — мягко подметила Гермиона.

Он потёр лицо ладонями, огляделся и вдруг стал серьёзнее.

— Слушай… — начал он и замолчал, словно подбирая слова. — Я не лезу, ладно? Правда. Просто… ты должна знать.

Гермиона повернулась. В его взгляде не было ни ревности, ни злости — только странная, неуместная забота.

— Он… — Рон вздохнул. — Он красивый, умный, весь такой… павлин. Даже индюк, если честно. И да, возможно, он умеет быть… настоящим… местами. Но это Драко, мать его, Малфой.

Гермиона нахмурилась.

— Рон.

— Я серьёзно. Просто надеюсь, что ты не успела почувствовать в нём что-то слишком глубокое. Потому что такие, как он… они разбивают сердца, а потом просто уходят, когда становится сложно или девушка им надоедает. Или, чего хуже, его чистокровный отец узнает и превратит твою жизнь в кошмар. Он из другого мира, Миона, и в его мире места для тебя нет.

— Во-первых, ты его не знаешь, — тихо сказала она. — Во-вторых, Люциус Малфой осуждён и отправлен в Азкабан, а даже если бы и нет, я думаю, с этим вопросом Драко бы разобрался. И, в-третьих, моя личная жизнь не твоё дело, Рональд Уизли.

— Может быть, — Рон пожал плечами. — Но я знаю тебя.

Кофемашина щёлкнула, издав писк о готовности свежего ароматного кофе. Гермиона отвернулась, чтобы разлить горячую чёрную жидкость по кружкам, и на секунду ей показалось, что слова Рона — просто утренний шум, который сейчас же растворится в паре.

Но они не исчезли и не растворились. Где-то глубоко, под уверенностью, они задели её, потому что она знала: дело не в том, кем Драко был сейчас, дело было в том, кем он был всегда.

Она родилась в мире, где за всё приходилось держаться самой. Где не было домовых эльфов, бесконечных коридоров, серебряных сервизов. Её детство пахло книгами, старанием и страхом оказаться «недостойной». Она стала той, кем стала, потому что не могла позволить себе быть другой.

А у Драко был мир, выстроенный для него. Мир, в котором его защищала фамилия и традиции. Мир, где все падения были мягче, потому что под ними всегда была подушка из привилегий и наследия.

Она знала, что война многое стёрла. Знала, что он заплатил свою цену, но разница никуда не делась — она просто стала менее заметной.

Гермиона выпрямилась, сжала пальцы вокруг кружки и позволила себе одну честную мысль, которую не произнесла вслух:

«Он может уйти в мир, где ему всегда было место. А я — нет.»

И всё же, несмотря на это, несмотря на тревогу, она выбрала не отступать. Потому что если она и научилась чему-то за все эти годы, так это идти вперёд, даже когда дорога не обещает простоты.

Она не услышала, как на кухне раздались шаги, и не услышала, как Драко поднялся. Гермиона молча взяла кофейник и начала разливать кофе по кружкам. Запах был крепкий, насыщенный. Сегодня бодрость нужна была всем, но одному из них особенно.

— Доброе утро, — произнёс Драко, остановившись у стола.

— Если это утро можно так назвать, — пробормотал Рон, обхватив голову ладонями и щурясь так, будто свет был способен его убить.

Гермиона поставила перед ним кружку.

— Пей.

— Я и не… — Рон поморщился. — Я хотя бы… жив и больше никогда не буду пить.

Драко усмехнулся краешком губ.

— Смелое заявление для человека, который вчера пил так, будто пытался доказать Министерству своё превосходство в распитии огневиски.

— Очень смешно, Малфой.

— Не сомневаюсь. Особенно если учесть, что ты спорил с ведьмой на барной стойке о том, кто больше отожмётся, и проиграл.

Рон поднял на него тяжёлый взгляд.

— Я хотя бы веселился.

— Ты пытался обнять Забини и назвал его старым другом, — холодно заметил Драко. — Ты совершенно не умеешь пить!

Гермиона вздохнула, закатила глаза и отставила свою кружку.

— Я пойду собираться. Благодаря вчерашнему корпоративу у меня сегодня рабочий день начинается с обеда, — сказала она спокойно.

Она прищурилась, потом вздохнула и, проходя мимо, легко хлопнула Рона по плечу.

— Ты жив только потому, что сегодня у меня хорошее настроение.

Она посмотрела на Драко — чуть дольше, чем нужно.

— А ты… будь добрее.

— Я стараюсь, — ответил он, не отводя взгляда.

Она направилась к своему шкафу — он был таким большим, что, когда Гермиона заходила внутрь, она будто исчезала; ширма мягко закрылась за ней.

Рон медленно выдохнул и потёр лицо.

Тишина продержалась ровно три секунды.

— Ты всё равно разобьёшь ей сердце, — сказал Рон настолько спокойно, что от этого слова прозвучали тяжелее.

Драко медленно повернулся к нему.

— С похмелья ты стал пророком?

— Не юли, Малфой, — Рон сжал пальцы вокруг кружки. — Я знаю таких, как ты. Когда станет сложно — ты уйдёшь, а она останется одна и будет делать вид, что всё в порядке.

— Тебе не кажется, что не твоего скудного ума дело? Ты с чего взял, что можешь говорить так, будто что-то знаешь обо мне?

— Тебя, может быть, не знаю, зато я хорошо знаю её, — резко ответил Рон. — Она никогда не скажет, что ей больно, будет молча сходить с ума и переживать всё внутри. А ради кого? Ты не заслуживаешь её слёз.

— Какого дракла ты решил, что я мечтаю увидеть Грейнджеровские слёзы?

— Ты можешь этого не хотеть, но сделаешь это неосознанно. Сделаешь ей больно.

Из-за ширмы донёсся шорох — Гермиона что-то перебирала, напевая себе под нос тихо и беззаботно.

Рон кивнул в ту сторону.

— Слышишь? Она пережила войну, победила тролля, выходила живой из ситуаций, где и более сильные волшебники умирали, но ей ещё никогда не разбивали сердце. Она слишком невинна для этого.

Драко стиснул челюсть.

— Думаешь, я этого не вижу?

— Думаю, ты привык, что за тебя всегда держались все девчонки, — жёстко сказал Рон. — А она не такая. И когда ты уйдёшь, она даже не попросит тебя остаться.

— Не нарывайся, Уизли, — сказал Драко шёпотом.

— Тебе это надоест, как только станет неудобно. Когда мир напомнит тебе, кем ты был и кем тебе проще быть.

Драко шагнул ближе.

— Я был трусом, — произнёс он глухо. — И я больше не хочу быть прежним.

Рон поднял на него взгляд.

— Ты никогда не поменяешься! И мне жаль, если эта тупая херня под названием «Омела» наденет на глаза моей подруги розовые очки.

Эти слова ударили сильнее любых обвинений.

— Я сейчас твои розовые очки разобью, — твёрдо сказал Драко. — Клянусь.

— Клятвы у вас красивые, — усмехнулся Рон. — Только вот пустые.

Ширма шкафа зашуршала, и оба одновременно замолчали. Гермиона вышла — уже с собранной причёской, в блузке и с лёгкой улыбкой.

— Почему у меня ощущение, что я пропустила что-то важное? — спросила она, оглядывая их.

— Мы обсуждали твой шкаф, — моментально ответил Драко.

— И твою привычку делать горький кофе, — добавил Рон.

Она хмыкнула.

— Тоже мне нашли тему для разговора!

Гермиона прошла между ними, легко коснувшись плеча каждого, сама не понимая, что этим жестом поставила точку в их разговоре.

* * *

Утро в Хогсмиде начиналось иначе, чем обычно. Ещё до полудня на Волшебной площади было людно, шумно и оживлённо. Маги и ведьмы прибывали небольшими группами: кто-то с детьми, кто-то с фотоаппаратами-колдообъективами, кто-то просто из любопытства. Новости об Омеле разошлись стремительно.

«Ежедневный пророк» писал о «возвращении старых традиций», а именно — создании семьи как приоритетной цели всех волшебников и волшебниц. Где-то даже проскользнула статья о том, что всех магов принудительно будут заставлять вставать под Омелу.

Это, конечно же, был полнейший бред.

«Придира», как водится, уверял, что омела в этом году реагирует «на истинно подходящие пары».

Ещё один полнейший бред.

А «Ведьминский вестник» посвятил целую колонку тому, что Хогсмид впервые за много лет стал эпицентром любовных утех.

И снова бред.

Гермиона стояла у одного из павильонов, проверяя списки и отмечая прибывающие пары. Она хмурилась от сосредоточенности, и на её лбу проскользнула едва заметная морщинка.

— Всё больше людей прибывает, — пробормотала она. — А она опять ни на кого не среагировала. Ни одной пары.

— Потому что это всё бессмысленно, — лениво заметил Драко, стоя рядом и наблюдая за площадью. — Бессмысленно…

— Это социальная динамика, — отозвалась она. — И вообще, ты мог бы помочь, а не философствовать.

— Я помогаю, — невозмутимо сказал он. — Я не мешаю.

Видимо, о том, что произошло вчера, вернее, почти произошло, они взаимно решили не говорить. Уж точно не сейчас.

Площадь Хогсмида действительно расцвела. Над прилавками кружили зачарованные снежинки, не таявшие при касании. В центре площади дети пытались поймать сбегающие магические варежки — те хохотали и ускользали, если ловили не ту пару. Чуть дальше проходил конкурс на самый смешной танец — победителю вручали чашку горячего сливочного эля с корицей.

Гермиона, проходя мимо, невольно улыбалась. Драко заметил её улыбку — ему нравилось то, что он видел.

Скажи ему шесть дней назад, что он будет получать удовольствие от искренней улыбки Грейнджер, — он бы не поверил!

К обеду она выглядела выжатой, но довольной.

— Я официально объявляю перерыв, — сказала она, закрывая папку. — Если я ещё раз услышу слово «омела», у меня начнёт дёргаться глаз.

— Пойдём, — сказал Драко. — Забини и Джинни уже ушли искать еду.

Они свернули с площади и зашли в небольшое кафе на углу — тёплое, низкое, с закопчёнными балками и вывеской «Котёл и ложка». Внутри пахло травами, хлебом и наваристыми похлёбками.

— Здесь подают лучшую ячменную похлёбку в Хогсмиде, — сообщил Блейз, уже усаживаясь. — Проверено мной лично.

Гермиона сняла шарф и с облегчением выдохнула.

— Я могу здесь жить, — сказала она, грея руки о чашку. — Если меня не выгонят за то, что я буду задавать вопросы повару.

— Ты будешь, — заметил Драко.

Обед проходил удивительно спокойно. Гермиона рассказывала о детях на площади, о том, как одна девочка пыталась «заставить» омелу сработать на себе и соседском мальчике. Драко слушал, иногда перебивая, иногда уточняя. Они спорили — о том, можно ли считать традиции формой мягкого принуждения, о том, где проходит грань между искренним желанием завести семью и давлением со стороны Министерства Магической части Лондона.

— Вы заметили? — негромко сказал Блейз, откинувшись на спинку стула. — Вы даже спорить стали как влюблённая парочка или отлично сработавшаяся команда.

Джинни усмехнулась.

— И никто никого не подавляет. Чудеса, да и только.

Гермиона покраснела, но не отвела взгляда от Драко. А он… не усмехнулся, не отшутился, просто посмотрел на неё спокойно и открыто.

В «Котле и ложке» было тепло до сонливости. Окна запотели, за стеклом медленно падал снег, а в воздухе висел густой запах похлёбки и свежего хлеба.

— Я предупреждаю, — сказал Блейз, пододвигая миску Гермионе. — Она густая. Очень.

— Я справлюсь, — уверенно ответила она и тут же зачерпнула ложку больше, чем следовало.

Через секунду тишину нарушил едва слышный звук — капля супа соскользнула с ложки и приземлилась прямо на светлую ткань её блузки.

Гермиона замерла.

— Нет, — сказала она не очень спокойно. — Нет-нет-нет.

— Это была хорошая блузка, — философски заметил Драко.

— Была, — выдохнула она, глядя на пятно.

Драко даже не улыбнулся, он уже доставал палочку.

— Не двигайся, — сказал он тихо.

— Я и так в шоке, — пробормотала она.

Он наклонился ближе и коротким движением произнёс заклинание. Ткань очистилась, словно ничего и не было, вместе с пятном ушёл и запах. Гермиона опустила взгляд, потом подняла его на Драко.

— Спасибо.

— В следующий раз ешь аккуратнее, — сказал он. — Или хотя бы предупреждай, чтобы я был наготове.

— То есть ты планируешь сидеть рядом всегда? — прищурилась она.

— Нет, остался всего один день, помнишь.

У Гермионы неприятно скрутило живот — резкое, холодное ощущение, будто кто-то внезапно дёрнул невидимую нить внутри. Она машинально опустила взгляд на миску, сделала вид, что размешивает похлёбку, хотя та давно остыла.

Один день. И ещё следующий — формально. А потом всё.

Она вдруг ясно увидела это: они разойдутся так же просто, как сошлись, без обещаний, без клятв, без поводов задерживаться. Свободные. Ничем не связанные.

Совсем недавно мысль об этом казалась ей самой верной, даже успокаивающей. Теперь же реальность словно окатила кипятком.

Он не навсегда, возможно, наверняка никогда и не планировал быть навсегда.

Разочарование пришло тихо — тяжёлое, вязкое, такое, которому сложно дать правильное название. Не обида. Не злость. Скорее странная пустота в груди, где ещё вчера ночью было тепло. Гермиона сглотнула и подняла взгляд.

— Ах да, — сказала она чуть быстрее, чем нужно.

Джинни посмотрела на неё внимательнее обычного, но ничего не сказала. Блейз тоже уловил паузу.

А Драко… Драко смотрел на Гермиону так, будто сказал не то, но уже было поздно забирать слова обратно.

Джинни фыркнула, прикрывая улыбку чашкой.

— Знаете, — сказала она, — если бы мне сказали пару лет назад, что Малфой будет спокойно чистить тебе блузку посреди таверны в Хогсмиде, я бы решила, что это новый побочный эффект от зелья безумия.

— Или Омелы, — добавил Блейз, лениво помешивая суп.

Гермиона нахмурилась.

— Кстати об Омеле… — она оглянулась в окно. — Вы заметили, что за всё время она никого больше и не выбрала?

— Странно, — протянул Блейз.

Джинни приподняла брови.

— Магия, — сказала она. — Или чудеса.

Она посмотрела на Драко и Гермиону слишком внимательно.

— Что? — одновременно спросили оба.

— Ничего, — невинно ответила Джинни.

Они доели. Гермиона ломала хлеб, макала его в похлёбку, рассказывала, как утром один пожилой волшебник отказался вставать под Омелу, потому что его судьба уже никогда не будет с ним в этом мире.

— Это грустно, — резюмировала Гермиона. — Прожить всю жизнь поистине со своим человеком, найти его и потерять.

— Иногда это нужно для того, чтобы не сделать поистине своему человеку больно, — тихо произнёс Драко.

Блейз перестал улавливать нить разговора и с недоумением произнёс:

— Вы что, не поняли? Он один, потому что его бабка уже отбросила копытца, но перед этим прожила с ним счастливую жизнь.

Джинни легонько ударила Блейза по плечу.

«Все всё поняли, Блейз, просто речь уже шла далеко не о дедуле».

Когда они вышли, воздух был холодным, на площади вовсю зажигались огни и музыка.

— Пора обратно, — вздохнула Гермиона. — Если я ещё раз оставлю Омелу без присмотра, там начнут жениться.

— Не самый плохой исход, — заметил Драко.

Рабочий день продолжался. Гермиона проверяла списки, Драко помогал направлять поток людей.

Джинни, проходя мимо с коробкой украшений, шепнула Блейзу:

— Видишь?

— Вижу, — ответил он. — И как мы раньше этого не замечали?

* * *

Вечер опускался мягко. Фонари на площади загорались один за другим, освещая снег тёплым золотом. Музыка стала тише, люди не спешили уходить. Они стояли рядом и смотрели на это.

Рабочий день Гермионы подошёл к концу. Был вечер пятницы, завтра — выходной. Последний день их с Драко совместного семидневного… как ей раньше казалось, путешествия в ад. На деле же всё оказалось совсем иначе.

Гермиона поймала себя на неожиданной и оттого пугающей мысли: она не хочет, чтобы эти семь дней заканчивались. Точнее — она не хочет отпускать его. И совершенно точно чувствовала, что начала что-то к нему испытывать.

Прошлая ночь всплыла в памяти предательски ярко: его руки, обхватывающие её бёдра. Его колено, разводящее её ноги, так уверенно, будто он знал, как именно нужно это сделать. То, как он прижимался ближе, как его язык настойчиво, почти требовательно исследовал её рот.

В животе снова образовался тягучий, тёплый узел.

Гермиона тихо выдохнула и отвела взгляд. Она запуталась. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас быть умной. Ей не хотелось оказаться в дураках: сказать ему о своих чувствах и не получить взаимности. Обычно это её не пугало: если она любит, то любит всей душой, не оглядываясь.

Но любила ли она Драко? Или просто привязалась за шесть дней? Что за чушь.

А любила ли она вообще когда-нибудь?

С Виктором — точно нет. А после… никого. Сначала учёба, потом работа, карьера. Иногда маггловские театры, рассеянные взгляды, случайные разговоры. Но представить свою жизнь не с магом она не могла — слишком разные миры.

И ни с кем ей не было так легко. Так спокойно. И одновременно волнующе приятно, как с Драко Малфоем.

«Какого дракла со мной происходит?»

А может, он всегда ей нравился? Просто в Хогвартсе они были по разные стороны: факультеты, гордость, вечное соперничество. И всё же он всегда цеплял её внимание. А теперь, узнав его ближе, она была почти уверена: она не хочет, чтобы это закончилось. Не сейчас.

— Сегодня пятница, — начал Драко будто между делом. — Завтра нам не нужно вставать на твою дурацкую работу.

— Да, — кивнула она. — Но после обеда нам всё равно нужно появиться. Встать под Омелу. Закончить ритуал семидневной связи. И сегодня ещё сеанс гармонизации.

Она сделала паузу.

— Ведь остался один день. Ты сам сказал. Помнишь?

Грусть спрятать не получилось. Драко внимательно посмотрел на неё.

— Мне помнится, — протянул он, — что у тебя по всем предметам было отлично. Кроме полётов на метле.

— Что? — она нахмурилась. — Причём тут это?

«О, Мерлин. Мы вчера чуть не переспали, а он говорит о метле.»

— Почему? — спокойно спросил он.

— Я боюсь высоты, — честно призналась она.

— Ох, Салазар, — усмехнулся Драко. — Гермиона Грейнджер чего-то боится. Та самая, которая победила тролля на первом курсе.

— У каждого есть страхи.

— Значит, будем избавляться, — сказал он просто.

Он взмахнул палочкой. В воздухе перед ними появилась метла — тёмная, изящная, с чёрным древком, отполированным до зеркального блеска. Вдоль рукояти серебром тянулась надпись «Чёрный Акила» из чистокровных коллекций. Точная, безупречная, созданная для того, кто привык брать от жизни самое лучшее и не оправдываться за это.

Драко взял Гермиону за руку и легко подтянул ближе, усаживая спереди.

— Эй! — возмутилась она. — Что за привычка — сажать меня вперёд?

— Мне нравится смотреть на тебя сзади, — невозмутимо ответил он.

Он сел следом, обхватывая её талию. Его руки сомкнулись вокруг неё, как браслет, — ладони были тёплыми, подозрительно тёплыми для такого зимнего воздуха.

По коже тут же пробежали мурашки. Это было… невероятно. Его прикосновение отзывалось во всём её теле…

— Но здесь нельзя летать! — вырвалось у неё. — По правилам Хогсмида!

— К чёрту правила, Грейнджер, — сказал он ей прямо в ухо.

И метла сорвалась с места. Резко, дерзко, с бешеной скоростью взмывая вверх, унося их прочь от площади, огней и музыки.

* * *

Холодный воздух ударил в лицо, но почти сразу Драко произнёс короткое заклинание, и вокруг них разлилось мягкое тепло — согревающие чары сомкнулись плотным, интимным коконом.

Снег закружился вокруг, крупными хлопьями. Хогсмид остался позади.

Впереди раскрывался магический Лондон — крыши под снегом, огни вдоль Темзы, мосты, отражающиеся в тёмной воде. Всё было так красиво и нереально — как рождественская открытка, ожившая в воздухе. Гермиона вдруг поняла, что больше не боится.

Потому что его руки всё ещё были на её талии.

Потому что он держал крепко.

Потому что рядом с ним даже страх высоты оставался лишь иллюзией.

И, возможно, впервые она позволила себе просто довериться, утонуть в этом моменте.

Метла понесла их дальше, выше, быстрее, прочь от огней и людского шума. Внезапно перед ними возник Запретный лес — тёмная, живая масса, укрытая снегом. Верхушки деревьев тянулись вверх, будто хотели дотянуться до них, а между ветвей клубился мягкий туман. Снег здесь был другим: снежинки били в лицо, в ресницы, они таяли на губах холодной влагой.

Гермиона сжалась инстинктивно. И тут же почувствовала, как его руки сомкнулись крепче.

Драко держал её так, словно падение было физически невозможно. Его ладони уверенно фиксировали талию, пальцы слегка напряглись, как бы обещая: «я не отпущу тебя никогда».

— Грейнджер, — сказал он спокойно, перекрывая шум ветра. — По-увереннее. Метла тебя не укусит.

— Я… — она сглотнула, — я стараюсь, как могу. Больше не могу!

Он усмехнулся — она почувствовала это по движению груди за своей спиной.

— Ты всё можешь, клубничка.

От этого слова внутри что-то дрогнуло.

— Хотелось бы верить, — ответила она почти шёпотом.

Метла вдруг ускорилась. Воздух стал плотнее, лес понёсся под ними быстрее, снег резче бил в щёки.

— Драко… — напряглась она.

— Ты мне доверяешь? — спросил он.

— Что?

Метла снова набрала скорость.

— Ты мне доверяешь? — повторил он, уже серьёзно.

И тогда до неё дошло. Это не метла. Это чары.

— Нет, — вырвалось у неё. — Нет, Драко, нет! Я боюсь!

Он наклонился ближе, так что его голос стал почти интимным, несмотря на ветер.

— Единственный способ избавиться от страха — взглянуть ему в глаза.

— Ты с ума сошёл?!

— Посмотри на меня, клубничка.

Она колебалась секунду — и всё же повернула голову. И встретилась с его взглядом. Спокойный. Уверенный. Красивый — а в его томных глазах ни тени сомнения.

— Я держу, — сказал он.

Что-то внутри неё отпустило. Она выпрямила спину, ослабила пальцы. Позволила метле нести их, а не сопротивляться каждому движению. И вдруг поняла: у неё получается. Метла отзывалась, полёт стал плавнее, а она чувствовала себя увереннее.

— Видишь? — тихо сказал он. — Я же говорил.

Гермиона рассмеялась.

— Покажи-ка мне мастер-класс, Малфой.

Он не стал отвечать. Метла плавно и уверенно пошла на снижение. Они опустились на небольшую поляну у кромки леса.

Драко спешился первым, затем протянул руку.

— Меняемся.

Она села сзади. И теперь уже сама крепко обхватила его. Через мягкое кашемировое пальто она чувствовала его торс: упругий, сильный; дыхание сбилось отнюдь не от холода.

Метла взмыла вверх. И этот полёт был совсем другим.

Профессиональный, без лишних кривоватых движений. Резкие развороты сменялись плавными дугами, скорость росла и спадала идеально точно.

Теперь она понимала, почему он был лучшим в квиддиче.

«Он создан для неба», — мелькнуло у неё.

А Драко в этот момент думал совсем не о полёте. Он чувствовал её тёплые, доверчивые руки. Как она прижимается к нему. Она хочет быть ближе?

И, Мерлин свидетель, он отдал бы всё, чтобы сейчас повернуться и увидеть её глаза. Узнать, что в них — страх, восторг?

Метла несла их дальше — над тёмным лесом, под снегом и звёздами.

* * *

Когда они мягко коснулись земли, снег скрипнул под ними; спешились они на небольшой просёлочной поляне, окружённой высокими деревьями, чьи верхушки прятались в сумрачной зимней тишине. Снег всё ещё падал крупными хлопьями, оседая на волосах и ресницах.

Драко одним движением палочки разложил сухие ветки в центр поляны. Лёгкий щелчок — и вспыхнул огонь. Тёплое пламя мгновенно растаяло в холодной ночи, освещая их лица мягким золотом.

— Ты поняла, как легко даётся полёт, если не давать страху пеленить глаза? — тихо сказал он, садясь рядом с огнём.

— Честно, — ответила Гермиона, — я готова поставить 500 галлеонов, что у меня получилось, потому что ты меня придерживал.

Он улыбнулся.

— Никогда не сомневайся в себе.

Палочкой он наколдовал один небольшой плед из мягкой шерсти, и тот плюхнулся на землю. Гермиона устроилась рядом с Драко так, что их плечи слегка соприкоснулись. Тепло костра стало обволакивать их, согревая до костей.

— Это… — начала Гермиона, — почти как маленькое кругосветное путешествие.

— Это ты ещё в больших путешествиях не была, — с ухмылкой парировал Драко.

Она посмотрела на него и вдруг почувствовала: мир вокруг растворился, остались только огонь, плед, лес и его руки рядом. Он не прижимался к ней, но тепло его плеч, его дыхание на затылке и лёгкий вес колена рядом с её — всё это заставляло сердце биться быстрее и быстрее.

— Тебе не холодно? — спросил он мягко, почти шёпотом, и придвинулся к ней ближе. Их плечи теперь соприкоснулись сильнее, через плед и одежду она ощущала его тепло. Его руки были рядом, создавая невидимую границу безопасности.

— Что ты сейчас чувствуешь? — спросил он, прижимая её к себе ещё сильнее…

— Я чувствую лёгкость, — прошептала она, почти теряя дыхание.

Снежинки, падающие на плед и волосы, превращались в маленькие искры. Драко слегка наклонился, чтобы поправить её выбившуюся прядь, и в этот момент его взгляд встретился с её глазами. Она заметила, как он сдерживается, как держит себя, чтобы не сделать что-то слишком резко.

— Я могу прилечь к тебе на колени? — тихо спросила она.

Он кивнул — сердце снова дёрнуло.

Гермиона лежала у него на коленях, устроившись так естественно, будто это было самым правильным местом на свете, Драко медленно перебирал её волосы, пропуская пряди между пальцами.

— Знаешь… — тихо начала она, глядя куда-то сквозь ветви деревьев. — Эти дни… они были насыщеннее, чем последние два года моей жизни.

Он чуть заметно напрягся, но не перебил.

— Я привыкла жить по сценарию, — продолжила Гермиона. — Всё должно быть логично, правильно, предсказуемо. А ты… — она усмехнулась, — ты ломаешь все каноны моей жизни. И самое пугающее… мне это нравится. Мне это искренне приносит удовольствие.

Драко молча слушал: он гладил её волосы, а внутри него, как голодный волк, выл страх. Они так и не говорили о том, что между ними происходит. Это было похоже на плавание по течению — без карты и без якоря, но направление их устраивало. Оба понимали: разговор неизбежен. Просто не сейчас.

Ему хотелось одного — делать её счастливой. Ловить эти редкие, яркие вспышки в её глазах, когда она забывала о своей правильности… и просто жила, наслаждаясь каждой минутой.

«Ты сделаешь ей больно», — мерзкий голос Уизли отозвался в его голове. «Ты причинишь ей боль».

И почти сразу другой голос — тихий, но упрямый, голос Гермионы.

«Мы из разных миров.»

Это было правдой, от этого никуда не деться, но меньше всего на свете он хотел быть тем, кто её ранит.

Внезапно она поднялась с его колен. Пустота кольнула неожиданно остро, но длилась всего секунду. Гермиона тут же сократила расстояние, усевшись сверху, и замерла, вглядываясь в его лицо.

Минута. Может, меньше.

Её взгляд скользнул к его губам. Она облизнулась — нервно, неосознанно — и накрыла его губы поцелуем.

«Чёрт, она сводит меня с ума».

Член в тугих брюках моментально напрягся, угрожая разорвать ширинку.

Он ответил почти сразу, углубляя поцелуй, позволяя себе забыться. Она была податливой, тёплой, настоящей. Он отодвинул волосы с её шеи и начал целовать кожу — медленно, будто изучая, легко касаясь губами, но когда он добрался до мочки её уха и медленно и осторожно начал ласкать её языком, иногда прикусывая, то услышал, как Гермиона тихо застонала, и этот звук окончательно выбил почву из-под ног.

Она хотела его. Так же, как и он — её.

Вопрос «насколько это правильно» вспыхнул и тут же погас. Лес, импровизированное сиденье, холод, который они давно перестали чувствовать…

В его фантазиях он уже давно взял её везде, в любой доступной точке, и как клубничка так легко ворвалась к нему в сердце — слишком глубоко, под кожей, растеклась там, как горячая струя вместо кровеносной системы, не оставляя места ни для чего другого.

Он скинул с неё шубку, усилил согревающие чары и медленно начал расстёгивать рубашку — пуговица за пуговицей. Она чуть покачивалась, то и дело прижимаясь промежностью к его напряжённому паху, и это было почти невыносимо.

Когда рубашка соскользнула с её плеч, его взгляд задержался на её миниатюрной, высоко поднятой груди.

— Ты не носишь лиф? — хрипло спросил он.

Она пожала плечами.

— Он мешает моему комфорту.

Эта фраза едва не лишила его самообладания. Мысль о том, что трусики, возможно, тоже мешают её комфорту, чуть не заставила его спустить себе в штаны.

Он начал целовать её грудь, посасывая, покусывая соски, и в какой-то момент перевернул её, нависая сверху, медленно раздвинул её ноги. Она была в юбке и тёплых колготках — слишком хрупкая и такая красивая. Драко скинул с себя пальто, оставаясь в тёплом чёрном свитере. Он прижимал её бедро; страсть охватила его разум, и он разорвал её колготки, подбираясь к трусикам, провёл пальцем по ластовице, почувствовав её возбуждение.

От этого движения она начала извиваться и медленно постанывать.

Но в какой-то момент он резко остановился.

Продолжая смотреть на неё, он не мог отделаться от мысли, что должен был заметить это раньше. Или замечал… но не позволял себе признать. Она давно околдовала его, просто тогда они были по разные стороны жизни.

А что изменилось сейчас?

«Ты переживёшь это», — снова отозвался голос. «А она?»

— Драко… — Гермиона нахмурилась, приподнимаясь на локтях. — Что-то не так? Почему ты остановился?

Он замер, глядя ей в глаза, и в этот момент страх наконец догнал его.

Не страх быть отвергнутым. Страх стать тем, кто её сломает.

— Уже поздно, надо возвращаться, — твёрдо произнёс он, сам не веря, что говорит это.

Гермиона лежала перед ним: щёки горели, губы ещё опухшие от их поцелуев, она открыла рот, но слова застряли на полпути:

— Прямо сейчас? — едва слышно выдохнула она.

Внутри неё всё ещё бурлило возбуждение. Каждая клетка тела отзывалась на их близость, и она ощущала желание, которым не могла управлять. Казалось, в жизни она никогда так чего-то не хотела… и тут вдруг — он резко переменился.

— Драко… я что-то сделала не так? — голос дрожал, смешиваясь с растерянностью и страхом.

Он молча застегнул пальто.

— Нет, — просто ответил он, будто сам старался убедить себя.

Гермиона надела рубашку, поправила волосы и заметила, как Драко закурил сигарету. Мягко подошла, отобрала её у него из пальцев, держа взгляд ровно.

— Страх… его можно победить, только если смотреть ему в глаза, — сказала она. — Будь со мной честен. Что случилось? Тебе было неприятно?

Он выдохнул дым и отставил сигарету.

— Не говори такие глупости, Гермиона, — сказал он ровно, но в голосе сквозила напряжённость. — Просто… давай не будем усугублять.

Она усмехнулась, чуть нахмурив брови:

— Усугублять? Ты это серьёзно? — голос был острым. — Я тебя поняла… давай найдём камин. Я не хочу снова облетать на метле половину магического Лондона.

Он смотрел на неё, и в его груди застрял ком. Он хотел сжать её в объятиях и одновременно бежать от собственных чувств. Всё, что происходило между ними, казалось таким невероятно близким и одновременно пугающим.

«Сраный Уизли!»

* * *

Они аппарировали прямо в прихожую квартиры Гермионы, где их тотчас встретил Живоглот — недовольный, взъерошенный и, судя по выразительному мяуканью, откровенно голодный.

— Мяу!

— Да иду я, — резко бросила Гермиона, сбрасывая пальто.

Она была невероятно зла. То ли от возбуждения, которое так и не нашло разрядки, то ли от непонимания и его явного нежелания хоть что-то объяснять.

Ещё вчера он был готов завладеть ею прямо там, прямо на их пути, на её кровати. А сегодня — включил чистокровного, холодного, отстранённого Малфоя.

И как она вообще могла поверить, что такие, как он, способны на искренние чувства?

Но в этом и был проклятый диссонанс.

Драко Малфой всегда брал то, что хотел. И её он хотел — она чувствовала это. Будь он прежним, он бы получил своё, не думая о последствиях.

Но он не стал.

«Я настолько противна ему?»

Мысль была унизительной, липкой, и от этого злила ещё сильнее.

«В любом случае, завтра это всё закончится.»

Живоглот снова требовательно мяукнул.

— Иду, иду, — буркнула она, направляясь на кухню.

Драко молча пошлёпал за ней. Семь шагов дистанции — никто не отменял.

Сущий кошмар — не иметь возможности уйти, обидеться, закрыться в комнате и переварить происходящее. Быть вынужденной находиться рядом с человеком, с которым слишком много недосказанности и такое напряжение, что, казалось, сейчас выбьет пробки.

Она насыпала корм, хлопнула миской чуть громче, чем нужно, и, не оборачиваясь, сказала:

— Нам ещё нужно пройти сеанс гармонизации.

Голос прозвучал явно обиженно. Даже обвиняюще.

— Хорошо, — спокойно ответил Драко.

Она обернулась. Он стоял в дверном проёме кухни, собранный, сдержанный, словно между ними ничего не происходило.

— Ты вообще понимаешь, как это выглядит? — вырвалось у неё.

— Как?

— Как будто ты… использовал меня и в самый ответственный момент передумал.

Он чуть напрягся, но не повысил голос.

— Я не использовал тебя.

— Тогда объясни, — она скрестила руки на груди. — Потому что молчание — худший вариант из возможных.

Он смотрел на неё долго. А потом тихо сказал:

— Нам ещё нужно пройти сеанс гармонизации, помнишь?

Её губы дрогнули в усмешке.

— Конечно, — сухо ответила она.

Она развернулась и пошла в гостиную, чувствуя, как злость смешивается с обидой.

* * *

Гостиная Гермионы была освещена только мягким светом от камина. Сфера Омелы лежала на низком столике. Внутри неё лениво переливалось золотистое свечение, реагируя на их приближение.

Они встали друг напротив друга почти автоматически — привычка, навязанная проклятым артефактом. Магия натянулась между ними, ощутимая и плотная.

— Начинай, — сказала Гермиона, скрестив руки. — Ты же у нас мастер… неудобных вопросов.

Драко приподнял бровь, сделал шаг вперёд — ровно настолько, насколько позволяла Омела, — и коснулся сферы кончиками пальцев.

Артефакт вспыхнул тусклым золотистым светом, приглашая задать вопрос.

Сфера была почти погасшей, будто уставшей от их эмоций. Раньше она направляла, сглаживала, подсказывала, за что ухватиться, теперь молчала. Как и они.

Казалось, все грани уже были пересечены. Сближение больше не требовало ритуалов — оно случилось само, а вот что делать после — никто из них не знал.

Гермиону разрывало изнутри: она ждала, что Драко начнёт первым, но он молчал. Вопросы жгли сильнее злости.

Она шагнула ближе — и сказала почти шёпотом:

— Я настолько противна тебе?

Драко будто ударили.

На секунду он просто смотрел на неё, не моргая.

«Мерлин… неужели она правда так подумала?»

Что он остановился из-за отвращения?

«Глупая… Клубничка, да ты же сводишь меня с ума.»

— Конечно же нет, — резко ответил он, почти зло. — Даже не смей так думать.

Сфера вспыхнула ровным, уверенным светом истины.

Гермиона выдохнула — дрожащий, срывающийся выдох, будто с плеч наконец убрали тяжесть.

— Твоя очередь.

Драко помедлил.

— Ты… — он сглотнул. — Ты любила когда-нибудь прежде?

Гермиона замерла. Ответ должен был быть простым, но честным — нет.

Она думала, вспоминала. Ей казалось, что она любила. Когда-то. Может быть. Или просто очень хотела верить, что это была любовь.

— Да, — сказала она наконец.

Сфера вспыхнула резким, неприятным цветом лжи.

— Чёрт… — выдохнула Гермиона, закрыв глаза. — Я так и знала.

Драко сделал вывод мгновенно.

«А переживёт ли она, если ты сделаешь ей больно?»

«Блядский Уизли, убирайся из моей головы.»

— Мой вопрос, — сказала Гермиона, не поднимая взгляда. — А ты, Драко?

Он усмехнулся криво.

— Слишком банально, — парировал он.

— Ты влюблён сейчас? Любишь ли кого-то?

Он задумался всерьёз.

Любовь — слишком громкое слово. Для неё нужно время. Так было у отца и матери.

Он всегда различал два чувства: влюблённость и любовь. И было третье — Гермиона.

Совершенно отдельное. Непонятное. Ломающее всю его систему жизни.

— Нет, — сказал он.

Сфера вспыхнула красным.

Враньё.

Она знала то, чего они ещё не понимали.

«Кто вообще влюбляется за семь дней? Это же абсурд.»

И всё же истина была именно такой. И оба это знали, просто не могли в неё поверить.

Гермиона резко подняла голову. В её глазах вспыхнула ревность, смешанная с обидой и непониманием.

— Ты придурок, Драко Малфой! — крикнула она.

И прежде чем он успел что-то сказать, швырнула сферу с такой силой, что та разлетелась на сотни сияющих осколков.

Звон был оглушительным.

— Что ты сделала?! — он шагнул в сторону сферы, забыв про дистанцию. — Мерлин, что с тобой происходит?!

Она тяжело дышала, сжимая кулаки.

— Ты знаешь… — её голос сорвался. — Мы действительно из разных миров. И я хочу, чтобы завтра наступило как можно скорее, чтобы каждый вернулся в свой.

Слова повисли между ними — окончательные, как приговор.

В эту ночь Гермиона спала на кровати. А рядом, на полу, на наспех расстелённом пледе — Драко.

Они молчали.

Тишина была не уютной, тяжёлой, наполненной тем, о чём ни один из них не решался заговорить.

Драко лежал, глядя в потолок, не закрывая глаз.

Он снова и снова прокручивал её реакцию. Вспышку злости. Разбитую сферу. Слова, брошенные со злостью, словно яд, отравляли его разум.

«О чём она могла подумать? Что вызвало в ней такую бурю?»

Он ведь остановился не потому, что не хотел, а потому, что хотел слишком сильно.

Она стала для него неожиданно ценной. Хрупкой. Такой, к которой нельзя прикасаться неосторожно. Он не знал, как подойти к ней так, чтобы не сломать ту хрупкую связь, что образовалась между ними — почти невидимую, но настоящую.

Он привык брать. Давить. Не думать о последствиях. А с ней — впервые — боялся.

Гермиона лежала на спине, уставившись в темноту. Сон не приходил.

Сфера не солгала. Она не могла солгать. Он был влюблён.

Тогда почему он так боится собственных чувств? Почему отталкивает её именно тогда, когда становится по-настоящему близко? Почему прячется за холодной маской, когда всё внутри неё кричит, что между ними уже произошло нечто необратимое?

Ей хотелось плакать. По-настоящему. Сбросить напряжение, дать волю обиде, но он был слишком рядом.

Она чувствовала его присутствие: дыхание, едва уловимое движение, тепло в комнате, и от этого становилось только тяжелее. Гермиона тихо перевернулась на бок, сжимая простыню пальцами.

Если он действительно влюблён… и влюблён в неё, почему он так не хочет это признавать?

А Драко, не поворачивая головы, вдруг подумал о том же самом.

И ночь, казалось, растянулась между ними — ровно на семь шагов.