The fragility (гет)

Поцелуй, который начался так нежно, углубился, но это было не требование, а слияние, тихий, но настойчивый диалог без слов. Для Хэйди это было невесомо и ошеломительно. Она чувствовала, как замирает сердце от новизны ощущений, от тёплого дыхания Гленна, от того, что мир сузился до этого единственного, трепетного прикосновения. Её робкий, несмелый ответ был похож на неуверенное прикосновение бабочки, и Гленн принял его с невероятной осторожностью, не требуя больше, чем она была готова дать. Волнение Хэйди было почти невыносимым, оно пульсировало в висках, заставляя дыхание сбиваться. В движениях Гленна, несмотря на их уверенность, читалась удивительная сдержанность — он словно ждал её едва заметного отклика, согласия. Это был первый поцелуй в жизни Хэйди, и она чувствовала запах кожи Гленна, прохладу ноябрьского воздуха и горячую, новую энергию их слияния. Она ощутила лёгкое, приятное давление, от которого закружиться голова. Все звуки внешнего мира внезапно стихли. Был только тихий, ускоренный стук ее собственного сердца и легкое сбившееся дыхание между ними.

Хэйди с удивлением поняла, что вместо того, чтобы испугаться, отстраниться, ей захотелось прижаться ближе к Гленну. Ей нравилось это чувство принадлежности и волшебства первого раза. Это было правильно.

Её робость уступила место глубокому, новому ощущению безопасности и доверия. Руки Хэйди невольно легли на плечи Гленна, и в этот момент она почувствовала его силу, которая была полностью подчинена ей. Здесь был только он, и она, впервые открывшаяся этому всепоглощающему, хрупкому, бережному чувству.

Когда Гленн, наконец, отстранился, его дыхание было таким же неровным и прерывистым, как и её.

— Хэйди... — Его голос звучал хрипло и низко, нарушая мягкую тишину.

— Я... Я не знаю, как это делают. Как правильно сказать... — Он чуть сдвинулся, чтобы взять ее ладони в свои. Его сильные, привыкшие к баскетболу и частым дракам руки мягко сжали ее хрупкие пальцы, словно ища опоры. Его взгляд был нежен, но в нем читалось непривычное смятение.

— Я всегда думал, что знаю, что такое... ну, когда кто-то нравится. Но это... другое.

Он отвел взгляд, но тут же заставил себя снова посмотреть на девушку, и в его глазах была предельная честность, которая, казалось, пугала его самого.

— Это другое. Я... Я не могу больше молчать. Я люблю тебя, Хэйди. И я... я впервые это чувствую. По-настоящему. Я... люблю тебя.

Это простое, невыносимо честное признание прозвучало сбивчиво и так искренне, словно болезненная, но радостная необходимость.

Хэйди не могла сразу ответить. Это было слишком много, слишком всеобъемлюще, слишком неожиданно. Она смогла только сжать его пальцы в ответ.

Гленн, будто интуитивно почувствовав её замешательство, сразу же понял, что она волнуется. Волнуется от этой внезапной, новой реальности и интенсивности его чувств.

Он наклонился ближе, в его взгляде теперь не было ни тени сомнения или нетерпения — только чистая, солнечная решимость.

— И ты можешь не бояться.

Он произнес это тихо, но с такой уверенностью, от которой у Хэйди замерло сердце

— Я знаю, что ты... правильная. Тебе только шестнадцать.. Я... не буду торопить. Ни за что.

Он медленно поднял руку, чтобы коснуться её лица.

— Я хочу всё с тобой. Уроки, смех, пикники, шутки. И ... всё остальное тоже. И я буду ждать.

Хэйди была охвачена сильным, почти невыносимым волнением. Все её понятные, выстроенные годами правила смешались в один комок. Она чувствовала, как риск, который олицетворял Гленн, и одновременно чувствово безопасности, которое он дарил, борются внутри неё. Она верила Гленну. Верила искренности его сбивчивых, неуверенных слов, его горячему взгляду и, главное, его обещанию. Она, наконец, улыбнулась, чувствуя, как отступает внутреннее напряжение.

— Я верю тебе, Гленн, — тихо произнесла она.

— Я тоже... люблю тебя.

И в этот момент, у тихого лесного озера, их будущее казалось им таким же ясным, как отражение осеннего неба в неподвижной воде.

* * *

Гленн не стал заводить байк сразу. Он подождал, пока Хэйди полностью пришла в себя после его признания, и снова осторожно поцеловал её в уголок губ.

— Давай еще немного покатаемся Звёздочка.

Хэйди согласно кивнула. Это был их день, их побег, и каждая минута теперь была на вес золота. Они снова взобрались на байк, и Хэйди обхватила Гленна за спину, прижимаясь всем телом. Мотоцикл тронулся, но на этот раз Гленн вел его еще медленнее, позволяя им впитывать спокойствие и умиротворение леса. Воздух был густым и прохладным, настоянный на аромате мокрой хвои и прелой земли. Вдоль узкой дороги, по обе стороны, стояла плотная, почти черная стена сосен, чьи верхушки касались неба.

Лучи пробивались сквозь кроны деревьев, ложась на землю золотистыми, дрожащими пятнами. Прижавшись щекой к его куртке, Хэйди чувствовала не только его тепло и силуэт, но и ровный ритм его дыхания. Лес, казалось, заключил их в свои объятия, отрезав от суетного мира. Каждая минута, проведенная в этом замедленном движении, была на вес золота, наполняя их чувством абсолютного, чистого удовольствия. Это был момент полного слияния, который не требовал слов.

Возвращение в город, даже при такой медленной скорости, ощущалось как резкий прыжок в реальность.

— Мне нужно тебя здесь оставить, — сказал Гленн, свернув на тихую, боковую улицу, в трех кварталах от ее дома. Он заглушил мотор и не сразу отпустил её руки, затем помог спуститься с мотоцикла, снял шлем, и их взгляды встретились в последнем, долгом прощании, которое не требовало слов. Гленн быстро, порывисто обнял Хэйди, прижав к себе на секунду — одно сильное, защитное движение. Хэйди почувствовала под курткой его уверенное сердцебиение; казалось, их объятие было горячим секретом, который нужно мгновенно спрятать.

Дом встретил Хэйди глубокой, бархатной тишиной, которая словно прислушивалась к ней. Машины родителей еще не было. Облегчение прошло волной по телу Хэйди, и она быстро закрыла за собой дверь, словно запечатывая волшебство дня внутри себя. Деревянная дверь мягко встала на место, и Хэйди почувствовала, что даже сам старый дом знает ее секрет, ее ошеломительное счастье, и негласно поддерживает, храня ее тайну в своих стенах.

Она прислонилась спиной к двери, закрыла глаза и улыбнулась. Щеки горели от поцелуя, а сердце вибрировало от признания Гленна.

Ей срочно нужно было успокоиться. Она боялась, что ее глаза, должно быть, блестят, как две яркие звезды, а вся её поза, от сбивчивого дыхания до счастливой, яркой улыбки, говорят о случившемся. Хорошо, что родители должны были приехать ближе к вечеру, и у Хэйди было время успокоить это искрящееся волнение, которое было невидимым, но ощущалось как плотная, искрящаяся аура вокруг тела. Хэйди боялась, что ее отстраненность и мечтательность, которые неизбежно настигнут ее за ужином, выдадут ее с головой. Она просто не сможет притвориться, непринужденно поддерживать разговор, когда в голове у неё вкус его губ.

Хэйди наконец оттолкнулась от двери и медленно прошла к зеркалу в прихожей. Увидев свое отражение Хэйди кончиками пальцев провела по своим припухшим губам. Её глаза сияли, а из глубины души сама собой вырвалась счастливая, неприкрытая, торжествующая улыбка. Гленн... Она же всегда его избегала, не принимая знаки внимания. В этом была пугающая, ошеломляющая и мягкая ирония. Он казался ей слишком опасным и громким. Но теперь она понимала, что в нем был такой огонь, такая сила, которая притягивала ее, как мотылька. Он не просто поцеловал ее; он потряс ее мир до основания.

Внезапно ее одолело осознание, от которого стало и приятно, и волнительно одновременно : "Я... Я что, действительно влюблена?" Это было самое пугающее и самое сладкое чувство.

Она оставила куртку в прихожей, медленно прошла в свою комнату на втором этаже и сразу упала на кровать, запрокинув голову. Вдруг телефон, который она держала в руке, завибрировал.

Гленн: "Ты дома? Всё хорошо?"

Уголки губ Хэйди сами поползли вверх, и она с лихорадочной скоростью набрала ответ:

"Да, все хорошо, спасибо за прогулку."

Она не успела положить телефон, как пришло следующее сообщение. Оно было длиннее, и его текст казался девушке продолжением того, что произошло у озера.

Гленн: "Рад, что понравилось.И... Хэйди? Ты — лучшее, что случилось со мной. Спасибо за самый лучший день рождения. Люблю."

Девушка задумалась на пару секунд, глубоко вздохнула, а затем набрала три самых заветных слова: "И я тебя..".

Она снова откинулась на подушки, пытаясь успокоить дыхание Как же невероятно приятно, оказывается писать такие слова. Они, подобно специальному коду, запечатывали их тайну и его обещание.