Дигидрогена монооксид (гет)

Кабуто разбудил Сакуру на рассвете. Он выглядел довольно бодрым, особенно в сравнении с собой ночью, а очки удачно делали мешки под глазами почти незаметными. Будто и не лежал он вчера в полубессознательном состоянии, не в силах открыть собственную сумку. А вот Сакура, напротив, чувствовала себя совершенно разбитой. Несмотря на выпитый вчера согревающий элексир, она чувствовала, что заболевает. Говорить об этом не стала — Кабуто, скорее всего, не волновало её состояние, пока она могла ходить. Таков был подход его господина, а он старался во всём ему подражать.

Возвращение в деревню прошло без происшествий. Стражник, зевая, выслушал выдумку о том, что они вышли из города вчера днём, чтобы встретиться с друзьями-фермерами, живущими неподалёку от деревни. Это была обычная история: люди селились неподалёку от скрытых деревень, заводили овец или коз и продавали молоко и шерсть шиноби. Проверять, Сакура и Кабуто покидали ли город через ворота, никто, конечно же, не стал — в Кумо ежедневно приходили сотни людей.

Путь до гостиницы показался Сакуре бесконечно длинным. Горло болело всё сильнее, глаза слезились, а голова раскалывалась. Она еле волочила ноги, а Кабуто шёл, как ни в чём не бывало, привычным быстрым шагом. Он то ли не замечал её состояние, то ли делал вид, что всё в порядке. Тем удивительнее было для Сакуры, когда, не дойдя пары кварталов, они свернули на незнакомую узкую улочку.

— Куда…? — начала было она, но Кабуто перебил её:

— Мы уже пришли.

Кабуто подошёл к невысокому домику и потянул дверь на себя. Крайне неохотно, с мучительным скрипом, та отворилась. Сакура, наконец, догадалась поднять глаза и прочесть на замызганной грязью вывеске «Аптека».

В этом месте работал очередной союзник Орочимару? Или «аптека» была только прикрытием и здесь было очередное убежище? А может, Кабуто хотел что-то украсть? Мысли в голове шевелились слишком медленно. Какой-то частью сознания Сакура понимала, что не может сейчас рассуждать разумно. Плохо. Чувствовать себя глупой вообще неприятно, но теперь от этого могла зависеть её жизнь. Она замерла на пороге, не в силах сделать шаг вперёд.

— Кого принесло в такую рань? — раздалось ворчание из глубины домика.

Кабуто слегка подтолкнул Сакуру, и она вошла внутрь. Это действительно была простая аптека. Внутри — прилавок и худощавый старик с длиннющей бородой и недовольным выражением лица. Кажется, до их прихода он спал.

— Прошу прощения за столь ранний визит, — попытался очаровать его вежливостью Кабуто. Знакомы они не были. — Мне говорили, у вас тут аптека работает почти круглосуточно, а моя кузина заболела. Нам бы что-нибудь от простуды.

Пока старик что-то бормотал себе под нос, собирая микстуры, Сакура пыталась сообразить, что не так. Все выглядело... слишком нормально. Слишком буднично. Но ведь должен же был быть подвох хоть в чём-то!

Раздражённый внезапным пробуждением, старик-аптекарь запросил за микстуры цены вдвое больше обычного — во всяком случае, если сравнивать с ценами в Конохе. Кабуто поторговался, чтобы не вызывать подозрений, но взял всё, что предложил старик, хотя явно собирался явно выбросить половину навязанных лекарств.

— Знаешь, это забавно, — сказал Кабуто, когда они вышли из домика. — Я знаю множество ядов и противоядий, мне известно, как работает человеческое тело, я могу исцелять даже самые тяжёлые ранения. А управляться с простудой не умею. И никто не умеет, ни один шиноби во всех деревнях.

В который раз вместо «человек» Кабуто употребил «шиноби». Он ведь как никто другой знал, что обычные люди порой справляются ничуть не хуже ниндзя, но всё равно не воспринимал их всерьёз. Может, поэтому никто так и не знал, как бороться с простудой. Где-нибудь далеко в горном селе бабушка изобрела средство от простуды, но мир так и не узнал об этом, потому что ждал решения всех проблем от шиноби. От этой мысли Сакуре стало грустно.

— А ребёнок Ичиро? — вспомнила она. — Ты же его как-то вылечил?

— Просто передал ему чакру, — покачал головой Кабуто. — Надёжное средство, но чакры требуется очень много. На ребёнка меня хватило, на тебя, тем более сейчас — нет.

Значит, на самом деле, после ночи Кабуто ещё не оправился. Интересно, много ли чакры требовалось младенцу? Тогда Сакура не заметила, чтобы Кабуто был усталым. Змея потребовала от него намного больше. Почему от него? Она сказала, что его чакра вкуснее, но что на это могло повлиять? Ладно бы он был из известного рода, вроде Учих или Хьюг, говорили, что у тех чакра необычная, но что было не так с ним? Голова всё ещё плохо соображала. Она сама только что мысленно попрекнула Кабуто за презрение к простым людям и лицемерно рассуждала точно также. Неважно, это всё могло подождать.

Хозяйка гостиницы, едва увидев Микако, набросилась на Рёдзи.

— Где вы пропадали? Что ты сделал с бедной девочкой?

Микако не смотрелась в зеркало, но, судя по квохтанью хозяйки, выглядела она ужасно. Ночевала в лесу, а сор из волос вычесать не удосужилась, плащ и сапоги замызганы грязью, да ещё и болезнь. Стражникам и аптекарю до её внешности не было никакого дела, но хозяйка гостиницы мелкие детали складывать друг с другом умела.

— Мы ходили к фермерам за пределы деревни. Заночевали в лесу, вот Микако и простудилась, — оправдался Рёдзи, но хозяйку так просто было не провести.

— В лесу? — хозяйка скрестила руки на груди. Её взгляд, острый как булавка, перешел с Микако на Рёдзи. — Так могли бы у фермеров и заночевать. А на дворе-то уже почти зима. И что это вас в такую пору в лес понесло? Ягоды собирать? Грибы? Или, может, соловьев слушать?

В её голосе звенела ядовитая насмешка — она не верила ни единому слову. Нормальные люди не шляются по лесу ночью просто так.

Микако заметила, как Рёдзи сжал кулаки. Его терпение заканчивалось, и Микако могла понять его. Всё, о чём они мечтали долгое время — тишина и покой комнаты, возможность поспать на мягкой циновке и пообедать. Вместо этого он был вынужден оправдываться перед женщиной, которая не должна была задавать никаких вопросов. Всем богам Микако взмолилась, чтобы тот не наговорил глупостей, но он примиряюще поднял руки.

— Я понимаю, что это всё выглядит странно, но мы искали змей.

— Змей? — удивилась хозяйка. Она была готова к любым оправданиям, но не к таким.

Рёдзи начал рассказ. Микако диву давалась, как ему удаётся импровизировать и при этом говорить так складно, почти неестественно.

— Наш дед был замкнутым, чудаковатым человеком, одержимым наукой. Он очень любил змей, намного больше, чем людей, поэтому в деревне его побаивались. Поздней осенью гадюки ищут убежища в норах грызунов и сбиваются там в клубки. Это очень красивое зрелище. Это было тем немногим, что дед был готов с нами разделить. С тех пор, — продолжал Рёдзи, и в его голосе зазвучала ностальгическая нежность, от которой у Микако по спине побежали мурашки, настолько убедительно он звучал, — каждый год осенью мы вспоминаем те славные дни. Увидев ползущую змею, мы не удержались и решили проследить за ней. Нам удалось увидеть змеиный клубок, но это задержало нас на обратном пути. А пробираться к деревне в темноте, когда по лесу ползает множество гадюк, мы не рискнули. Глупо получилось, но как уж есть.

Хозяйка слушала, и ее жесткое выражение лица постепенно смягчалось. Подозрение в ее глазах сменилось пониманием, а затем и легкой улыбкой.

— Эх, молодость-молодость… Ходить за змеями — это же надо было додуматься! Понравились тебе змеи? — обратилась она к Микако. — Только правду.

Микако вспомнила чудовищную змею на экзамене на чуунина, Орочимару и вчерашнюю знакомую. Жажда убивать, неуёмный голод и холодное безразличие в вертикальных зрачках. Как бы она ни пыталась, она не могла убедительно солгать и сказать: «Да».

— Они страшные, — всхлипнула Микако. Слезящиеся глаза были как нельзя кстати. — Красивые, но жуткие.

Это была чистейшая правда. Змеи завораживали, отрицать это было глупо, но перед ними Микако ощущала себя беспомощным кроликом, послушно идущим в пасть хищника. А вчера она стала этим кроликом буквально.

— Ой, бедняжка! — хозяйка раскрыла объятия, но, не решаясь обнять грязную Микако, ограничилась сочувственным похлопыванием по плечу. — Конечно они страшные! Кто ж их не боится! Это всё идиотские фантазии твоего брата, — бросила она взгляд на Кабуто, в котором теперь читалось не подозрение, а негодование. — Марш в комнату, сию же минуту! Я несу чай с медом и сухое белье. И чтобы я больше ни слова не слышала о ваших змеях!

Когда они остались вдвоём, Сакура вытерла слёзы, поражаясь, как быстро научилась успокаиваться. Раньше расклеившись, она бы не сумела собраться и за пару часов. Возможно, потому, что теперь хладнокровие было вопросом выживания.

Рассказ Кабуто звучал слишком правдиво, чтобы быть выдуманным до конца. Чудаковатый дедушка, одержимый наукой и держащий в страхе всю деревню, действительно существовал.

— Наш дедушка — Орочимару? — шёпотом спросила она, опасаясь произносить это громко.

— Ага. Он ведь мне и вправду клубки змей показывал. Только там каждая была по десятку метров в длину.

Кабуто хихикнул. И ещё раз. Ситуация была до того нелепая, что Сакура невольно подхватила его смех. Когда хозяйка гостиницы пришла в комнату с дымящимися чашками на подносе, они валялись на полу, не в силах унять истерический хохот.

* * *

Два дня Сакура провела в постели. Благодаря заботе хозяйки и микстурам, купленным в аптеке, болезнь проходила легко. Кабуто уходил на весь день, появлялся часов в девять вечера и засыпал, а когда просыпалась Сакура, его уже не было. Чем он занимался, она не спрашивала — хотел бы, чтобы она знала, уже рассказал бы. Но теперь она выздоравливала, а это значило, что их пребывание в Кумо подходило к концу. На ту самую ярмарку, куда съезжались все торговцы, попасть ей так и не удалось — да и не хотелось, на самом деле: страх быть разоблачённой случайным знакомым из Конохи был силён. Кабуто зато приволок оттуда целый мешок зёрен кофе, в основном в качестве подарка по возвращению для господина, но Сакура надеялась, что и ей немного перепадёт.

— Почему для змей твоя чакра вкуснее моей?

Кабуто опустился на пол напротив неё, скрестив ноги. Этим утром он никуда не пошёл, так что вопрос Сакуры был первым, что он услышал от неё за последние дни. Впрочем, если он и был удивлён, то ничем это не выдал.

— Вид чакры зависит от множества факторов, — занудно начал Кабуто, как если бы читал лекцию перед классом, а не отвечал на простой вопрос. — Наследственность, приобретённые силы, эмоции. Поэтому, например, Учихи пробуждают шаринган в состоянии стресса — чакра меняется нужным образом. Однако, кроме этого, возможны искусственные, более… тонкие изменения.

— Например?

— Ты заболела, а я нет. У меня есть иммунитет ко многим ядам. Если потребуется, я продержусь без еды и воды вдвое больше неподготовленного человека, — перечислил Кабуто. — Маленькие радости жизни, когда твой господин — величайший учёный всех времён. К сожалению, теперь я излишне привлекателен для змей.

Кабуто говорил так, будто бы в его способностях не было особого секрета, но Сакура понимала, что ни одному шиноби из Кумо или Конохи он бы этого не рассказал. Выходит, он всё же решил обучать её и поэтому готов делиться знаниями? Или дело не в том, что она почти стала его ученицей? На миссии она трижды спасла его. Да, в зале с гендзюцу это было частью плана, и да, теперь она знала, что в лесу смерть от переохлаждения грозила только ей. Но когда он свалился без сознания, отдав почти всю свою чакру змее, это Сакура тащила его на себе. Оценил ли он это или принял как данность?

— Ты не боялся, что я брошу в водостоках? — прямо спросила Сакура. — Заберусь в змею и оставлю тебя там без сил?

Сакура была уверена, что Кабуто гордо заявит, что просчитал все её решения на двести шагов вперёд, и любые действия — результаты его точных манипуляций. Это, конечно, было бы приятной для него ложью. Кабуто был хитрым и опытным шпионом, но он не был идеален, в чём Сакура уже неоднократно убеждалась. Он ошибался, пусть значительно реже, чем она, и то столкновение с хозяйкой было этому подтверждением. Пройдя через множество миссий, он стал слишком самоуверен и недооценивал простых людей и их чувства. Ему было проще понять жажду мести, гордость, алчность, чем страх и желание выжить, пусть последнее и было ему свойственно.

— Тогда решала не ты, а змея, — такого ответа Сакура не ожидала. — Она бы поглотила меня и без твоей помощи, а потом я бы всё равно уснул — внутри змей вырабатываются усыпляющие ферменты. Не имело большого значения, когда именно я потеряю сознание. Змеи довольно своеобразные существа. Они одержимы силой и вечной жизнью, их волнуют только они сами. Но при этом они честные и верные: если сделка была заключена, змея её уже не нарушит.

У Сакуры вновь появилось подозрение, что Кабуто говорит не столько о змеях, сколько об Орочимару. Тот забавным образом избегал прямой лжи, возможно, это и подкупало его многочисленных сторонников. Воплощением этой странности была его попытка договориться с Цунаде. О ней Сакура знала исключительно от Кабуто, но звучала она с одной стороны правдоподобно, а с другой — как анекдот. Кто, кроме змеиного саннина, заявлялся бы к подруге юности со словами: «Привет, я недавно убил нашего учителя и почти разрушил наш бывший дом, будем союзниками?». Это отдавало его фирменными безумием и гениальностью. Никакого лицемерия и лжи, даже если это испортит результат. Орочимару обещал силу — он её давал, заранее предупреждая, какую цену придётся заплатить. Интересно, что ему нужно было от Саске? Надо было бы узнать по возвращению в убежище. Но эта мысль быстро вылетела у неё из головы, сменившись более актуальной:

— Ты поэтому так откровенен со мной? Говоришь правду о своих поступках даже в ущерб себе самому. Это такая честность?

Смириться с мыслью, что Орочимару, при всех его очевидных недостатках, был искренней многих шиноби Листа, Сакура ещё могла. Но Кабуто был шпионом, лгать у него выходило естественней, чем говорить правду. Или именно поэтому для него честность имела большее значение, чем для кого-либо ещё?

— Верно, — несколько помедлив, сказал Кабуто. — Я намного слабее господина Орочимару и не всегда могу позволить себе такую роскошь, как прямоту в действиях и правду в словах. Я всё ещё не хочу умирать. Но раз уж мы на одной миссии, к чему мне от тебя что-то скрывать?

Сакура растерялась. «Спасибо» говорить не хотелось — благодарности за раскрытие своих мотивов Кабуто не дождётся. Желания придираться и искать подвох тоже не было. После его слов Сакура, кажется, стала лучше его понимать — они были большей искренностью, чем всё, что он говорил до этого.

— Мы покидаем Кумо сегодня, так? — решила она сменить тему.

— Да. Напоследок заглянем к Ичиро.

До Кумо они добирались десять дней, ещё четыре дня они провели в деревне, значит, прошло уже две недели, как они покинули убежище. Когда они вернутся, уже будет зима. Изменится ли за это время Саске? А Сакура — как оправдается перед ним, как объяснит своё исчезновение? Или, что ещё хуже, что если Саске и не заметил, что её всё это время не было рядом? Тогда окажется, что Кабуто прав — ему всё равно на её существование.

А Коноха? Продолжают ли их искать? Наруто точно не сдастся и до самого конца будет верить в неё с Саске, но остальная деревня наверняка считает их предателями. Если Сакура случайно столкнётся с Ино, не нападёт ли та на бывшую подругу? А Какаши — считает ли всё ещё её своей ученицей? Рано или поздно они встретятся, но как это произойдёт и когда — неизвестно.

«Я делаю это, потому что не могу бросить Саске». «Я делаю это, потому что только так смогу чего-то добиться». «Я делаю это, потому что хочу помочь Конохе». Причин было много, а итог — один. Несмотря ни на что, Сакура не жалела, что отправилась тогда в убежище Орочимару вместе с Саске.

* * *

Встреча с Ичиро была назначена на полдень в том же кафе, где они прежде виделись с Сакурой. Кабуто хотел на всякий случай забрать свитки с печатями, а Сакура просто была рада встретиться с подругой, пусть неясное чувство тревоги и не отпускало её. Ичиро была уверена, что её устранят, как свидетеля. Она помогала отвлекать внимание у входа в музей, она же, как выяснилось, по приказу Кабуто общалась с сотрудником архива, так что планы хранилища без неё получить было бы труднее. Она знала слишком много и разумно полагала, что это опасно для её жизни.

— Я волнуюсь за Ичиро, — поделилась своим беспокойством Сакура перед выходом. — Она предполагала, что ты захочешь её убить.

— Глупости какие, — насмешливо фыркнул Кабуто. Он собирал вещи в дорогу, и, казалось, был увлечён этим процессом больше, чем диалогом. — Зачем мне убивать ценный ресурс. Ичиро ещё может не раз нам пригодиться.

— Она-то об этом не знает, — закатила глаза Сакура. Она опять чувствовала себя единственным мыслящим человеком из них двоих.

— Ну и пусть боится. Страх за свою жизнь — прекрасная мотивация. Ичиро одна, без дзюцу, без связей — ничего не сможет, даже если захочет. А если страха мало, то есть ещё выгода. Благодаря нам она обрела немало и может заполучить больше, если будет хорошо работать — она это понимает.

Сакура промолчала, не сказав, что возможно, страха было не мало, а даже слишком много. Кабуто утверждал, что люди схожи между собой сильнее, чем кажется. Если это так, то на месте Ичиро Сакура бы боялась достаточно сильно, чтобы поступать верно.

Ичиро уже ждала их за столиком в кафе. Сакура ожидала увидеть её измотанной и уставшей, но Ичиро выглядела лучше, чем когда-либо ещё. Судя по всему, она наконец-то начала нормально питаться, да и одежда её была пусть и простой, но новой, без заплат. Увидев Кабуто и Сакуру, она оживлённо помахала им рукой, подзывая.

— Я уже сделала заказ, — объявила она вместо приветствия.

И действительно, вскоре светловолосая девушка-официантка поднесла три кружки — две с кофе и одну с чаем. Ичиро подвинула к себе кофе, удивив Сакуру: она-то помнила, что той кофе показался жуткой гадостью. Неужели за пару дней та изменила своё мнение? Сакура взяла вторую кружку с кофе, оставляя Кабуто чай.

— Я дала своему сыну имя, — объявила Ичиро. — Теперь его зовут Таро.

Выбор имени был странным, но вполне в духе Ичиро: как бы она ни относилась к Таро, именно благодаря его самоубийству её жизнь в Кумо сложилась именно таким образом. А ещё это значило, что Ичиро приняла то, что её сын будет жить, окончательно. Она больше не боялась привязаться к нему, потому что он мог умереть до неё.

Сакура резко мотнула головой, чуть не расплескав кофе. Ичиро дала имя ребёнку потому, что знала, что он выживет или потому, что считала, что погибнет до него? В последнем случае…

— Славное имя, — перебил её мысли Кабуто, мешая сосредоточиться. — Будешь растить из него шиноби Кумо?

— Постараюсь, — коротко ответила Ичиро.

Ичиро упоминала об этом прежде. Логика была простая — в случае беды шиноби будет проще защитить себя. Да, ответственность тоже была больше, а миссии могли быть по-настоящему опасными, однако это не шло ни в какое сравнение с участью бесправного крестьянина, которого в любой момент могут раздавить, как букашку, окажись его дом случайно между двух воюющих деревень. Ичиро была беспомощна и не желала такой участи сыну. В то же время связь с ними могла не просто погубить её, но и испортить жизнь Таро. Кто возьмёт его учиться, если его мать окажется предательницей, помогающей шпионам Орочимару?

— Я надеюсь, тебе понравилось работать с нами, и мы продолжим сотрудничество в дальнейшем, — излишне официально заявил Кабуто.

— Как знать, — рассеянно проронила Ичиро.

Разговор не клеился. Сакура продолжала пить кофе, но тот не приносил ей привычного удовольствия — в атмосфере взаимной неловкости невозможно было расслабиться.

— Чай здесь просто замечательный, с необычным ароматом миндаля, — Кабуто прищурил глаза от удовольствия. — Надо бы спросить у владельца кафе, что за специи они туда добавляют?

Сакура смутилась, не понимая, к чему Кабуто клонит. Невольно она заозиралась в поисках официантки — это ведь была адресована похвала чаю? Официантка куда-то запропастилась, посетителей, несмотря на выходной день, тоже не было. В кафе, кроме них с Ичиро, никого не было.

Кабуто демонстративно сделал большой глоток, опустошая чашку сразу наполовину.

— Ичиро, дорогая, тебе стоило подобрать что-то менее банальное, чем цианистый калий, раз уж собралась меня травить. Он перестал на меня действовать лет пять назад.

Сакура вспомнила недавний разговор о вкусе чакры. Тогда Кабуто хвастался своей выносливостью и упоминал иммунитет к ядам. Кто ж знал, что ей придётся убедиться в нём так скоро. Но она-то от ядов никак не была защищена! В спешке она понюхала кофе, но не почувствовала никаких странных запахов.

— Не переживай, — обманчиво-мягко улыбнулся Кабуто и вновь поднёс чашку к губам. — Ичиро всё предусмотрела. Она ведь тобой дорожит, вот и подмешала яд только в чай, зная, что ты выберешь кофе. Верно я говорю, Ичиро?

Ичиро не ответила. Она сидела неподвижно, словно высеченная из камня. Лицо её было бледным, как мел, дрожащие пальцы вцепились в край стола. Сакура чувствовала себя ничуть не лучше: кровь прилила к лицу, голова кружилась от непонимания, что будет дальше. Лучше всех себя чувствовал отравленный Кабуто, продолжающий смаковать чай как изысканное вино.

— Мне даже любопытно, почему ты так заботишься о Сакуре. Мы с ней для тебя ведь одного поля ягоды. Два незнакомца, появившихся из ниоткуда и сделавших твою жизнь красочней, — рассуждал Кабуто. — Но меня ты хочешь убить, а её — нет.

Кабуто казался расстроенным избирательностью Ичиро, но Сакура знала: на деле он просто играется. Ичиро — всего лишь слабая девушка. Её единственным шансом на спасение было подчиниться и беспрекословно выполнять все требования Кабуто, а теперь она была обречена. Но ведь Ичиро знала, что Кабуто — лекарь, значит, может разбираться в ядах. Почему тогда попыталась отравить его? Неужели не было другого способа?

— Сакура — такая же жертва, как и я, — тихо сказала Ичиро. — Сакура, ты ведь из деревни Скрытого Листа?

Сакура была готова к чему угодно: к тому, что Ичиро выхватит нож или окажется, что на самом деле она всё-таки использует дзюцу или что тоже работает на Орочимару… Но только не к этому. Уйдя из Конохи, Сакура не перестала считать себя её частью. Она по-прежнему следовала Воле Огня. Но за время, проведённое вне деревни, она думала об этом всё реже и реже. Услышать от Ичиро напоминание о собственной принадлежности она не ожидала.

— Я наблюдала за шиноби Кумо, ты похожа на них. А говоришь ты, как я, значит, тоже из страны Огня. Кабуто же кто угодно, но только не шиноби деревни. Значит, ты сбежала из Конохи или тебя похитили — неважно. Я не знаю, что он тебе наговорил и как убедил ему помогать, но ты не на своём месте. Возвращайся в деревню, пока можешь.

— Уже не могу, — призналась Сакура не столько Ичиро, сколько себе.

Жизнь Ичиро висела на волоске, но помимо этого что-то ещё было не так. Ичиро была проницательной и лишний раз это доказывала своими выводами. Но если она была так умна, почему она выбрала именно яд? Не потому ли, что знала: он точно не сработает? И заденет Кабуто за живое. Тот начнёт долгую игру в кошки-мышки, желая вдоволь насладиться её страхом и…

— Это ловушка, — вслух произнесла Сакура то, что вертелось у неё на языке с момента входа в кафе.

Кабуто мгновенно вскочил и бросился к двери, но Ичиро остановила его:

— Не стоит. Официантка активировала взрывные печати снаружи.

Кабуто замер у самой двери, его рука, уже протянутая к ручке, медленно опустилась. Он не обернулся, но Сакура увидела, как напряглись его плечи.

— АНБУ? — спросил он безразличным тоном, будто уточняя прогноз погоды.

— Не совсем, — Ичиро отпила последний глоток кофе. Её руки больше не дрожали, а цвет возвращался к лицу. — Семья моего покойного мужа решила помочь мне, когда я намекнула, что это вы подкинули им труп. Они снабдили меня ресурсами. От меня требовалось только тянуть время. А вот АНБУ будет здесь с минуту на минуту. Я не ошибусь, если предположу, что они вас опознают?

— Я переживу взрыв и сбегу, — сказал Кабуто будничным тоном. — А вот достанут ли тебя из-под завалов — не знаю.

— Обрушишь здание — за тобой будет гнаться не маленький отряд АНБУ, а большинство дееспособных шиноби Кумо. Может, и сбежишь, но Сакура — нет.

У Ичиро никогда не было много близких людей. Отец и муж умерли, оставался лишь ребёнок. Может, поэтому она так и привязалась к Сакуре? Та стала ей младшей сестрой, а о сёстрах принято заботиться, даже когда те против. Ичиро совершенно справедливо считала, что Сакуре нечего делать с Кабуто, а шиноби Кумо не причинят вреда тринадцатилетней девочке и вернут её домой — ставка была не на милосердие АНБУ, а на нежелание развязывать войну с Конохой. Всё это было не чтобы избавиться от Кабуто, а чтобы защитить Сакуру.

— Смешно. Ты заботишься о том, чтобы Сакура вернулась в Коноху, больше, чем все её соотечественники вместе взятые, — Кабуто тоже понял замысел Ичиро. — А теперь, если не возражаешь, мы закончим нашу беседу. Мне нужно сосредоточиться, чтобы понять, как вскрыть эти печати изнутри.

Он присел у двери, полностью сосредоточенный, но Сакура видела — надежды на успех у него мало. Неизвестно, сколько у них оставалось времени, но недостаточно. Кабуто сбежит, ему не впервой делать это даже в самой безвыходной ситуации, но как быть ей?

— Ичиро, — обратилась она к подруге. — Ты ошибаешься. Я пошла с Кабуто по своей воле. Я сама попросила его научить меня всему, что он знает.

— Это чему же? — недоверчиво спросила Ичиро. — Как лгать людям в лицо? Как готовить яды? Как прятать трупы?

Они по-прежнему сидели за столом, так, как будто ничего не произошло и чаепитие продолжалось. Тишина в кафе больше не казалась умиротворяющей, напротив, она звенела в ушах, каждое слово в ней отдавалось колоколом.

— Как думаешь, кто вылечил твоего Таро, когда он заболел? — припомнила Сакура. О том, почему Кабуто лечил окружающих, она говорить не стала. — Деревни постоянно воюют между собой, а шиноби-медиков можно пересчитать по пальцам. Какие бы они ни были, они — то немногое, что удерживает наш мир от краха.

— Не говори, что ты не смогла бы найти в Конохе наставника-целителя.

Сакура ощутила раздражение. У неё попросту не было времени выкладывать Ичиро всю свою историю. Оставались считанные минуты до того, как всё будет кончено.

— Смогла бы. Но если я сейчас вернусь в Коноху, то никто не станет обучать беглянку. И когда случится беда, я не смогу защитить себя и тех, кто мне дорог. Я буду беспомощна.

Она посмотрела прямо в чёрные глаза Ичиро, пытаясь донести взглядом то, что не осмеливалась произнести. «Я буду беспомощна, как ты». Ичиро хотела ей добра, она должна была понять, что теперь для Сакуры единственный выход — идти до конца. Она обязательно вернётся в Коноху, но лишь тогда, когда не станет для своих близких обузой. Когда она сама сможет их защитить.

— Поклянись, — хрипло произнесла Ичиро. — Поклянись, что не пожалеешь о пути, который выбрала.

Это была невозможная клятва. Сакура не представляла, что ждёт её впереди. Как тогда она могла наперёд знать, будет ли жалеть о своём выборе? К тому же она уже давала клятву самой себе: быть с Саске до самого конца. От того, что она поменяла к нему своё отношение, клятва не переставала быть действующей. Отягощать себя ещё одной клятвой? Ичиро боялась не того, что Сакура могла погибнуть — в деревне тоже был риск не вернуться с миссии. Ичиро страшилась встретиться с Сакурой снова и не узнать её.

— Не могу, — честно сказала Сакура. — Я не знаю, что будет потом. Но то, кто я есть, не определяется одним лишь путём. Я научусь лечить и сражаться, но это не значит, что я изменю своим принципам. Мои друзья по-прежнему останутся моими друзьями. Включая тебя и Таро. Поэтому, когда тебе потребуется помощь, я приду, обещаю.

Сакура ничего не могла поделать с тем, что её слова звучали высокопарно и пафосно. В ситуации, когда в кафе вот-вот ворвётся АНБУ, а неосторожное движение пальцев Кабуто может привести к взрыву, формулировать мысли было почти невыполнимой задачей. На что она вообще надеялась? Переубедить Ичиро парой слов и наивной клятвой?

— Слишком искусственно звучишь, — бросил Кабуто, отходя от двери. — Тут тоже тухло, вскрыть печать изнутри у меня не получится. Приготовься к взрыву.

— Стой, — почти выкрикнула Ичиро, вскакивая с места. — Бегите к чёрному входу за стойкой, он не запечатан. Быстро!

У Сакуры уже не осталось сил, чтобы спрашивать, почему Ичиро поменяла своё мнение, или благодарить. Не раздумывая, легко, как во сне, она кинулась к стойке, но замерла, услышав гулкий стук за своей спиной. Обернувшись, она увидела Ичиро, с лицом, искажённым болью. Кунай вонзился ей в плечо и пригвоздил к стене. Крови почти не было, но, зная любовь Кабуто к ядам, Сакура понимала: оружие наверняка было отравлено.

— Нет! — Сакура рванулась к подруге, но Кабуто перегородил ей путь.

— Она уже мертва. Можешь остаться с ней или бежать со мной — выбор за тобой.

Сакуру трясло. Её обещание не просуществовало и минуты, сгорело дотла. «Когда потребуется помощь, я приду». Что стоили её слова? Она никогда не простит её смерть Кабуто, и он знает это. А значит, не нужно больше слов. Никаких «ненавижу тебя», «я отомщу», «однажды я тебя убью». С неё довольно клятв и обещаний. Она сделала шаг, другой и побежала за стойку к выходу.

Когда Сакура и Кабуто выбежали на задний двор, входная дверь кафе разлетелась на кусочки.