Семь дней до луны (гет)

Низкое солнце светило сквозь ветки плакучей ивы. Невыносимо яркая зелень листвы притягивала взгляд, но цвет глаз Гарри был темнее, в воде, в отражении. Джинни сжалась в комок на сыром берегу пруда, пытаясь согреться. Чем ближе слушание, тем меньше хотелось участвовать в задуманном фарсе.

Перестань. Не думай об этом. Нельзя поддаваться страху, это заведомый проигрыш.

Сколько раз повторить, чтобы поверить? Если закрыть глаза, солнце все равно пробьется сквозь веки, а если завтра что-то пойдет не так ― не один Гарри может отправиться в Азкабан. Джордж говорил ― нет законов, чтобы сажать в тюрьму за срыв министерского слушания, но страх упрямо нашептывал, что при желании законы найдутся. А она втравила в это не одного, а трех братьев. Мама голову снимет и будет права.

Вчера ночью, пьяная от целого вечера с Гарри, Джинни плохо соображала, что делает, когда они с Джорджем тихонько открыли дверь в комнату Рона. Он что-то писал, стол был завален мятым пергаментом. Джордж превзошел сам себя: Вольдеморт в костюме бабушки Невилла выбил окно и, схватив Рона за ногу, подвесил под потолком.

― Покайся, несчастный!

Свечи погасли от дуновения ветра. Мантия Рона накрыла его с головой.

― Джордж, я знаю, что это ты! ― похоже, он даже не испугался.

Джинни вдруг стало плевать на Рона с его закидонами и предубеждениями. Ее догнала первая волна паники. Они что, просто припрутся на заседание со всеми своими игрушками? И будут, как вчера предложил Джордж, действовать по обстоятельствам? Да их на смех поднимут и выгонят. Пока есть время, надо все хорошенько обдумать ― или забыть об этой безумной затее.

― Отпусти его, Джордж, нам есть, чем заняться.

― Во-во, Рончик, расскажи-ка ты нам, дорогуша, кто чем дышит у вас в аврорате и кто как собирается голосовать?

Рон вытащил палочку и попытался изгнать призрак под зловещее хихиканье Джорджа:

― Стандартные заклинания на Вольдеморта не действуют. Ты что, забыл? Он ― величайший волшебник всех времен и народов! Чтобы его уничтожить, ― Джордж поднял палец, ― требуется народный герой Гарри Поттер.

― Перестаньте! Спустите меня! И чем ваш призрак держит меня за ногу? Он же бестелесный?

― А этого, дорогой брат, я тебе не скажу! ― зловеще прошептал Джордж. ― По крайней мере до послезавтра.

Рон задергался:

― Если это то, что я думаю, то я хочу вам помочь!

Потом у Джинни была истерика. Она смеялась, размазывая по щекам слезы, на полу Роновой комнаты, требовала, чтобы Джордж поил его веритасерумом, читала черновики писем Гарри с извинениями. Глотала успокоительное. А после они уселись вокруг стола, смахнув на пол мусор, и занялись настоящим планированием. Первоначальная идея Джинни о том, что она обнесет всех чаем с конфетами из Ужастиков Уизли была забракована.

― Ты что, нас ни за что не должны поймать! Даже если кто-нибудь заподозрит...

― Наверняка заподозрят, если мы сорвем слушание, ― перебил Джордж.

― ...у них не должно быть возможности ничего доказать. Итак, что мы имеем...

Споры затянулись далеко за полночь, но под конец, когда догорела вторая свеча, Джордж похрапывал щекой на столе, а Рон тер глаза и яростно черкал что-то на мятом пергаменте, у Джинни появилась надежда.

― Там будут все. Голосуют сотрудники и стажеры, курсанты присутствуют как свидетели.

― Кто, кроме Долиша, против Гарри?

― Хрен его знает. Смит ― наверняка.

Потом они репетировали: Рон управляет призраками, Джордж за них «действует» по своей новой методике. Джинни завидовала, что авроров учат беспалочковым заклинаниям.

― Да, Ронни, тебя трясла за ногу Джинни, а не Вольдеморт, ― хохотал Джордж.

Итак, Джордж проникнет на заседание, подменив, скажем, Смита, а там ― они с Роном будут устраивать цирк, Джинни ― отвлекать на себя внимание, Перси ― обеспечивать безопасность. Когда Перси вытащили из постели и поставили перед фактом, он только кивнул и выдал пару блестящих идей, за что полусонные заговорщики попытались втроем повиснуть у него на шее, завалили на пол, обняли и расцеловали.

― Главное ― обнаружить противников Гарри и вырубить их до начала голосования.

На этом и разошлись.

А сейчас ее бил озноб. Если все-таки что-то пойдет не так... если Перси проколется... хотя он никогда не прокалывается... если Рон выдаст... нет, это вряд ли ― для Уизли семья важнее карьеры... если Гарри... Джинни вдруг впервые задумалась, что скажет Гарри. Она столько наворотила за эту неделю.

Мерлин, что ты наделала, Джинни Уизли? Он должен был знать.

Но он был бы против.

А ты бы не слушала возражений, и вы бы поссорились.

Она долго смотрела, как солнце катится вниз, цепляясь за ветки дубов на дальнем конце озера, и так и не придумала, как сказать Гарри. Это его жизнь... но и ее тоже. И вообще, неделю назад они были друг другу почти чужими, она просто пыталась восстановить справедливость. Одно хорошо: новый страх потерять Гарри вытеснил тот, что не давал ей вздохнуть с утра.

Всклокоченная сова, явно с почты, сбросила ей на колени записку:

«Встретимся в шесть в Дырявом Котле.

Гарри».

Вот и расскажешь.

Ага, «Гарри, родной, я за твоей спиной столько наворотила, и столько еще осталось...»

Джинни провела рукой по траве, сорвав маленький одуванчик, по ошибке расцветший осенью, и вплела в волосы, на удачу.

* * *

Они шли, взявшись за руки, не обращая внимания на любопытных прохожих, ― мантия что, не одежда? А с севера наползали низкие тучи, и залитый солнцем Лондон казался яркой картинкой под темно-свинцовым небом. Шли к его новой квартире, размахивая коробками с ужином.

― Я всегда мечтал вымокнуть от дождя перед открытым окном...

Пока они ели, стемнело, Лондон внизу раскинулся россыпью огоньков.

― Тебе недостаточно ветра? ― Джинни перегнулась через подоконник; ветер подхватил ее рыжую гриву, бросил в лицо. Гарри обнял ее за пояс, осторожно отвел от лица волосы, вытащил одуванчик:

― Ты что, тут же высоко!

― А ты мне бросишь метлу... ― она повернулась в кольце его рук, уткнулась лбом в плечо. ― Видишь, с тобой я глупею. Как этот одуванчик ― зачем-то зацвел осенью.

― Может, ему безумно хотелось?

Гарри изо всех сил прижал ее к себе. Если завтра все кончится плохо, а почти наверняка все кончится плохо, ― у них есть только сегодня.

Джинни с сияющими глазами встала на цыпочки, чуть касаясь, прошептала ему в уголок рта:

― А если очень хочется... ― и облизнулась. ― Гарри...

Как потрескавшиеся губы могут быть такими мягкими? Как можно было забыть, что от его поцелуев в груди разгорается солнце? Сквозняк из распахнутого окна вдруг показался ветром пустыни. Она потянула его футболку из джинсов. Гладкая кожа. Если оторваться от губ, можно провести носом от живота до ямки между ключиц. Вдохнуть его запах. Кажется, он изменился. А еще ― ей стало плевать на приличия.

― Пошли, ― Гарри выпутался из футболки и потянул Джинни за руку. От желания мутилось в глазах, но не был уверен...

И как назло, не успел купить мебель. Посреди спальни лежала белая шкура, на ней ― скомканное одеяло с подушкой.

― Прости... ― «черт, почему у меня все не как у людей?» ― Хочешь, пойдем куда-нибудь? ― «Ага. Гулять по Гайд-парку. Я идиот. Скажи, что я идиот, и останься...»

― Да ты что! ― Джинни сбросила мантию и уселась на шкуру в одном белье, зарылась в шерсть пальцами ног. ― Иди сюда!

Ее длинные ноги в веснушках. Розовые ступни. Надеюсь, она уже это делала. Надеюсь, что нет.

Он встал над ней на колени, провел пальцами по животу. Джинни хихикнула:

― Щекотно! ― и прижала к себе его ладонь. Выгнулась, завела руки за спину. Расстегнула лифчик.

Ее грудь тоже была в веснушках, они были бледнее вокруг сосков. Гарри поднес к ним ладони, обвел большим пальцем. Почему дрожат руки? Глупо спрашивать, можно ли... и уверена ли она. Пусть сама скажет, если нет. А если ей не понравится? Мерлин, вместо того, чтобы зубрить заклинания, надо было украсть хоть один из журналов Рона. Но если... когда... пусть... его завтра выгонят, он попробует наверстать. Кровь стучала в ушах.

― Ты будешь ко мне приходить?

Джинни чуть приоткрыла глаза:

― Ага. ― «Если не возненавидишь за все, что я натворила». ― Потерлась спиной о шкуру и потянула его на себя. Зашипела от боли, когда он, потеряв равновесие, ткнул в нее локтем, и засмеялась. Раскинула руки, прогнулась, подставляясь под поцелуи. Его ладони были чуть влажными и дрожали, но от них тело теряло вес, становилось прозрачным, хотелось летать.

...перекатить Гарри на спину, лечь рядом, положив голову на плечо. Провести щекой от шеи до пояса. Так. Это не дело. Его джинсы так натянулись в паху, что не расстегнуть ― к Мерлину их. Хорошо, что есть магия.

― Джинни, тут у меня других нет...

― А зачем они тебе завтра?

А теперь избавиться от трусов.

Она потрогала темный член с крупной головкой, увитый венами. Подумала, облизать? И не решилась. Легла сверху на Гарри, прижалась всем телом и перекатилась обратно на спину, обхватывая его ногами. От Гарри пахло потом и чем-то пряным и сладким, казалось, так пахнет опасность, к которой стремишься упорно, как мотылек, до последнего, пока целы крылья.

― Давай.

Гарри вздохнул, уткнулся лицом ей в висок и со всхлипом толкнулся внутрь. Мееерлин... все слишком сильно и быстро. От рыжих волос пахло дымом, в ней было... как на усыпанном лютиками лугу в жаркий день, когда кружится голова от взгляда в бездонное небо, и ветер бьет в спину, толкая к обрыву, и удержаться нет сил.

И бесконечный полет, выбивающий воздух из легких. А потом ― свернуться клубком и лежать опустошенным, уткнувшись в веснушчатое плечо.

― Не тяжело?

Только не спрашивай, как ей понравилось, идиот.

Джинни взъерошила ему волосы, притягивая в поцелуй. Провести языком по ее нижней губе, смакуя, втянуть в рот и чуть прикусить. И лизнуть. И опять прикусить. Она судорожно всхлипнула. Выгнулась, прижалась к нему. Раньше они целовались страстно и торопливо, изо всех сил впиваясь друг в друга, но так даже лучше. Он поднял голову, Джинни потянулась за ним:

― Хочу еще.

― Завтра? ― «Скажи «да»...»

― Нет. Прямо сегодня. Но придется завтра.

Она попыталась подняться, и Гарри вскочил, протянул ей руку, подал мантию и распахнул окно. Тучи закрыли все небо, начал накрапывать дождь, капли падали на подоконник, как редкие слезы.

Может, завтра они уже не увидятся. И пусть сегодня все было как-то по-детски, он был безумно счастлив.

И пусть волшебный мир катится к Мерлину ― без него. Гарри вдруг понял, что больше не хочет работать аврором, и вообще в Министерстве, и ему стало почти легко. Что она говорила? Ах, да.

― Ладно, завтра... если все кончится не совсем плохо... Из Азкабана убрали дементоров, но говорят, там нет окон, и посещения запрещены...

Джинни подошла, шлепая босиком по паркету, и уперлась лбом ему в спину:

― Ага. Когда все кончится. ― Она помолчала, любуясь кусочком луны среди облаков. ― Я должна тебе столько всего рассказать, но... можно, я это сделаю завтра?