Я не умею прощать (гет)

Амелия стояла на стуле посреди своего кабинета и наряжала елку. Она брала из небольшой коробки, стоящей на столе, шарик, вешала его, слезала со стула, придирчиво оглядывала елку и, если местоположение шарика ее устраивало, брала следующий. Вокруг елки ходил высокий мужчина с курчавыми волосами до плеч и жестом указывал куда лучше повесить следующий шар.

— Никогда не понимал этой твоей причуды, — произнес из дверей Северус. — Почему нельзя просто взять и развесить игрушки с помощью палочки?

— Это создает настроение. Дарит ощущение праздника. Приближение чего-то светлого, нового. Тоже своего рода магия.

— И тебе действительно нравится скакать белкой то на стул, то обратно?

— А что? — улыбнулась она. — Изначально мой патронус был Белкой. Так что очень символично.

— А что тогда за странный мужчина? — поинтересовался Северус.

— Ах, это, — улыбнулась Амелия. — Это и есть Белка. Но я зову его Альберт.

Альберт вышел на середину комнаты и поклонился.

— Не похож.

Молодая женщина рассмеялась.

— На самом деле, когда я всерьез занялась танцами, мне помогли его трасформировать. Один из моих учителей. В Африке кажется. Так что этот странный мужчина на самом деле сильно мутировавшая белка.

— Он разумен?

— Я не знаю, — пожала плечами Амелия. — Иногда, когда мне одиноко, мне хочется в это верить. Но он автономен, это точно. Мне совсем необязательно сосредотачиваться на своих воспоминаниях, чтобы он был рядом. Помоги мне, пожалуйста, — она указала на гирлянду на столе.

Он подал ее.

— Сколько себя помню, — сказал он, пытаясь выпутаться из раздражающей мишуры, — родители никогда ничем таким на Рождество не занимались, откуда в тебе весь этот бред?

— От Лиззи. Если ты не приезжал домой на Рождество, они меня часто забирали. Мама с папой были только рады. Поэтому я привыкла наряжать елку так.

Амелия еще раз оценивающе оглядела результат своей работы.

— Вот, кажется, и все, — вынесла она свой вердикт. Альберт утвердительно кивнул. — Помоги мне слезть.

Северус подошел и протянул ей руку. Но вместо этого волшебница положила руки ему на плечи. Он обнял ее. Мгновение ее маленькое, легкое, словно перышко, тело почти невесомо парило в воздухе. Она, улыбаясь, смотрела на него сверху вниз, укутывая копной белокурых волос. Внезапно ему захотелось запустить пальцы в ее волосы, уткнуться носом в ее локоны и, забыв обо всем на свете, вдыхать их запах.

— Может, спустишь меня все-таки на землю? — раздался над ухом знакомый голос.

Он тут же отпустил ее, немного смутившись.

— Хочешь выпить? — поинтересовалась Амелия, сделав вид, что ничего не заметила.

— Пожалуй.

— Ты заказал себе новый сюртук? — спросила волшебница, наливая напитки.

— Нет.

— Почему? Это же Святочный бал. Парадная форма одежды обязательна.

— Меня все устраивает.

— О, нет, хотя бы в Рождество не будь занудой! Мы даже для Альберта приготовили специальный наряд.

— Он идет на Святочный бал?

— Разумеется, а с кем же еще мне танцевать!

— Хорошо, я подумаю.

Они сидели вдвоем в маленькой гостиной перед жарко полыхающим камином, пили (он виски, она чай) и беззаботно болтали обо всем подряд, подобно маленьким детям. А позади них стояла красивая рождественская ель, украшенная без какой-либо магии.

На следующий день началось украшение всего замка к Святочному Балу. Хагрид притащил из леса огромную сосну, которая должна была стать Рождественским деревом.

Амелия вместе с профессором Флитвиком и домашними эльфами деловито ходила по Большому Залу, указывая куда что следует поставить.

Из коробок достали блестящие украшения — шарики, игрушки, конфеты в золотых обертках. Для начала на дерево установили верхушку, потом проворные эльфы начали развешивать самые большие шары. Сосну опутали спиралью разноцветных фонариков. Маленькие фигурки сказочных героев, зверушек, ангелов равномерно устроились на всех ветках, не оставив некрасивых пробелов и пустоты. Последними на ветви упали невесомые белые снежинки из ваты.

И вот к концу дня все было готово.

— Я хочу заменить большие столы факультетов на множество маленьких столиков, — проговорила Амелия, подсев к Дамлдору за ужином. — Пусть они стоят в шахматном порядке, за каждым столом по шесть — восемь человек. Справа у входа можно установить бар с напитками, а вместо стола преподавателей устроить сцену.

— Профессор, аккуратнее! — раздалось позади. Возмущенная Макгонагалл поспешно отряхивала свою мантию, бросая на Мастера Зелий недовольные взгляды.

— А зачем сцена? — поинтересовался директор.

— Во-первых, для постановок, — пояснила мисс Брайн, — а во-вторых, для группы, я все же смогла договориться. Ваше имя везде творит чудеса.

— А что с младшими курсами?

— Они будут на ужине, тут все как обычно, хлопушки, индейки, сюрпризы, а дальше у нас есть немного времени на перестановку в Большом Зале. Далее, как и договаривались, на Бал допускаются ученики четвертого курса и старше с парой.

Для танцевальной пары можно пригласить ученика любого возраста.

— Отлично, мисс Брайн, я хочу еще раз проговорить с вами все детали. Возьмите все необходимые бумаги и приходите ко мне завтра. А сейчас идите, и передохните немного.

* * *

— Северус, мне надо с тобой серьезно поговорить, — Минерва решительно закрыла за собой дверь в кабинет зельеварения.

Снейп стоял посреди своего кабинета, склонившись над котлом с кипящим в нем зельем. Слова профессора Макгонагалл, заставили его выпрямиться.

— Что случилось?

— Вот именно, — подтвердила она. — Что случилось?

— Прости, не понимаю, — он снова склонился над котлом.

— Все ты прекрасно понимаешь! — не отставала она. — Что с тобой случилось?

— Да, вроде, все в порядке.

— Ты стал рассеян и забывчив, еще немного и твои странности станут для всех абсолютно очевидными. Ты постоянно ходишь погруженный в свои мысли, порой не замечая ничего, что происходит вокруг. Ладно, это для тебя не так уж и необычно. Но ты даже к Поттеру перестал придираться. И это ты называешь, все в порядке?

— Тебе кажется.

— Кажется? За последнюю неделю я уже дважды приходила к тебе за элементарнейшим снотворным зельем, которое ты дважды умудрился запороть, и вот пришла в третий.

Снейп смешался, но лишь на мгновение.

— Просто устал, оставь на столе, я переделаю и занесу.

— Ну нет. Не знай я тебя столько лет, я бы подумала, что ты влюбился.

— Значит, мне повезло, что мы давно знакомы.

— Не переводи разговор на другую тему, — она оперлась на край стола обеими руками. — Это из-за Каркарова? Или всему виной Аластар?

— Я уже говорил, что со мной все хорошо.

— Метка дает о себе знать?

Снейп устало потер глаза.

— Минерва, извини, я немного занят, — он взял ее под руку и настойчиво потащил к двери. — Давай я сварю тебе снотворное, зайду к тебе, и мы поболтаем за партией в шахматы, идет?

— Мне совершенно не нравится твое состояние, Северус, — заключила Макгонагалл.

— Со мной все хорошо, — повторил он. — Не переживай. До встречи, — и захлопнул дверь.

Оставшись один, профессор тяжело вздохнул. Он мог сколько угодно уверять всех и себя, что все как обычно, но Минерва была права.

До неприличия часто его размышления были связаны с одной белокурой особой, появившейся в школе в конце лета и решительно перевернувшей с ног на голову весь уклад его жизни.

Ее безмятежность и жизнелюбие бесцеремонно и решительно ворвались в его скованную смертельным льдом жизнь. Рядом с ней он чувствовал себя живым. Все чаще его посещало желание постоянно смотреть на нее, говорить с ней, наблюдать за ней. Сам того не замечая, он ловил каждую возможность, чтобы увидеться с ней. Закипевшее зелье начало выливаться из котла и шипеть, заливая горелку.

— Вот черт! — воскликнул зельевар, поспешно гася огонь. Но было слишком поздно. Зелье было совершенно испорчено и теперь плавало на дне котла склизкой лиловой жижей.

— Нет, с этим надо что-то решать, — пробормотал он и, убрав со стола котел, решительно направился к выходу.

В задумчивости он поднимался в одну из башен замка. Зачем он идет туда? Что скажет? Что сделает? И самое главное, что это изменит? У него не было ни одного ответа на эти вопросы, и все же он продолжал взмывать все выше и выше по лестничным пролетам.

Амелия уже переоделась ко сну, когда услышала, что в дверь внизу постучали.

— Войди! — Крикнула она, поспешно накидывая халат и спускаясь вниз в гостиную.

В комнатах пахло корицей и медом. Посреди гостиной стоял Северус.

— А, это ты! — улыбнулась Амелия, спускаясь по лестнице, — Ты поздно, что-то случилось?

На ней была пижама со смешным рисунком, как, впрочем, всегда, белокурые локоны на сей раз не были убраны в прическу, а свободно ниспадали на плечи.

Она не была красивой. Слишком худая и маленькая с заостренными чертами лица и вздернутым носом. Но молодость и жизнерадостность сочетались в ней таким удивительным образом, что она любого могла расположить к себе.

— Ты что-то хотел? — поинтересовалась она, подходя ближе.

— Нет, — он выглядел несколько взволнованным и растерянным, — просто зашел спросить как дела.

— Да? — Она удивленно вскинула брови. Часы как раз пробили три четверти одиннадцатого. — Ну что ж… проходи. Чаю хочешь? — поинтересовалась она, разворачиваясь и направляясь к чайнику.

Сам того не ожидая, он взял ее за руку, развернул к себе и легонько поцеловал в губы. Она не оттолкнула его. Он обнял ее и поцеловал чуть смелее. Амелия опустила голову и отступила на шаг назад. Когда молодая женщина подняла глаза, в них бушевало сине-лиловое море. Море способное затянуть в свои волны любого и играючи разбить его о ближайшие скалы. Опасное море холодных незнакомых сине-лиловых глаз.

— Скоро Святочный Бал, Северус, у меня очень много работы, — произнесла Амелия каким-то странным чужим голосом. — Если ты не против, я хотела бы выспаться. Поговорим в другой раз.

Он был потрясен. Какое-то время просто он молча стоял и смотрел на нее, не веря в происходящее. Кем была эта женщина, стоявшая сейчас перед ним? Этот холод глаз, этот лед голоса — откуда они? Он ожидал чего угодно: поцелуев или пощечин и крика, был готов даже к насмешкам в свой адрес, но не к тишине. Только не к этой звенящей тишине, царящей сейчас в комнате.

Он хотел ей все объяснить, но видел, что она не станет слушать. Он попытался снова взять ее за руку, она отступила еще на шаг и улыбнулась теплой и одновременно снисходительной улыбкой. Снейп терпеть не мог подобных улыбок. Словно очнувшись ото сна, он резко развернулся и вышел.

Амелия стояла посреди своей такой огромной и пустой гостиной совершенно одна. К горлу подкатил комок.

Что это было? — спрашивала она сама себя.

В растерянности молодая женщина опустилась на ковер посреди комнаты.

«Я сидела на подоконнике и смотрела на танец маленьких желтых листьев, падавших со старой липы под окном нашего дома и уносившихся потоком холодного сырого почти осеннего воздуха, а ведь за окном была только середина августа.

— Привет, — сказал Северус, заходя ко мне в комнату, — я чай принес, — он протянул мне огромную пузатую чашку травяного чая.

— Привет, спасибо, — я оторвалась от своего занятия и сладко потянувшись, протянула руки за чаем. — Ты сегодня рано.

— Да. — Он присел на другой край подоконника. — Слушай, а где Лизи, вы всегда были не разлей вода, а теперь я ее совсем не вижу.

— Не знаю, — я пожала плечами. — Наверное, гуляет со своим дружком или сидит у него в гостях.

— Ну, а ты? — поинтересовался Северус, отхлебывая горячий чай из своей кружки.

— Что я?

— Брось, я все вижу. И слышу тоже.

— Что ты слышишь? — встревожилась я.

— Что ты не спишь по ночам, что ты сидишь на подоконнике целыми днями и грустишь.

— Ничего подобного, — пробурчала я, водя пальцем по ободку кружки и старательно разглядывая чаинки на дне. — Просто погода отвратительная, пойти некуда и не с кем, я все время одна дома и мне просто скучно.

— А… — многозначительно проговорил он. — И что же в нем такого?

Этот вопрос был задан очень неожиданно (как мне показалось не только для меня) и совершенно другим тоном, как будто мы снова были детьми, были равными. Я посмотрела на него, поставила кружку рядом с собой, обхватила колени руками и положила на них голову.

— А любят разве за что-то? — ответила я вопросом на вопрос совершенно серьезно.

— Нет, — смутился он, — но одно дело любовь, а другое…

— Вот именно, — перебила я. — Мы любим не за красоту, не за ум, не за что-то еще. Просто для каждого из нас есть кто-то особенный. Особенный — именно для нас. Для всех чьи-то кудряшки останутся просто кудрями, но для кого-то они будут кудрями ангела. Голубые глаза будут просто голубыми, но для кого-то они станут, океаном в котором кто-то будет тонуть, или небом, в котором кто-то будет порхать. Человек может быть глуп или жесток, но для кого-то он все равно будет лучшим, не смотря на свою недалекость или бессердечность. Этот кто-то будет стараться не замечать этих качеств, видя в избраннике только лучшее. Потому что любят не по какой-то причине, Северус, любят просто так. И величайшее в жизни счастье — это уверенность в том, что ты любим, что тебя любят таким, какой ты есть, за то, какой ты есть, или же не смотря на то, что ты такой, какой есть.

— Он не замечает тебя, так? — с грустью спросил молодой человек, некоторое время спустя.

Я посмотрела в его темные, почти черные глаза, которые всегда обладали каким-то гипнотическим свойством.

— Отчего же, — снова пожала плечами я, — мы неплохо общаемся.

— Он из школы?

— Да, — я отвела глаза, — с моего факультета.

Он посмотрел на выглянувшую на мгновение из-за туч луну, моментально спустившую к моему окну свою бледную призрачную дорожку.

— Я понимаю тебя, — сказал Северус.

Дальше разговор не клеился, поэтому я решила завершить его как можно скорее.

-Да, наверно, — я откинулась назад и снова взяла кружку. — Спасибо за чай.

Я протянула руку и демонстративно взяла с полки книгу. Северус встал и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.

„Ребенок, маленький глупый четырнадцатилетний ребенок, — с сожалением думала я глядя в книгу, но не в состоянии разобрать ни слова. — Только юношеские увлечения, гормоны, флирт. Вот, по его мнению, мой удел.“

Я отложила книгу в сторону. Что-то противно щемило внутри, заставляя все больше сжиматься, сидя на подоконнике и смотря на тоскливый дождь за окном».

Нет, этого не может быть. Она убеждала себя, что она все сделала правильно, ведь все, что сейчас произошло, ровным счетом ничего не значит и ничего не меняет. Все это было только временным помутнением рассудка. Она для него навсегда так и останется маленькой девочкой, что ходит за ним хостом. Или нет? Неважно. Пусть будет так. А сейчас все происшедшее надо выкинуть из головы, выпить травяного чаю и идти спать. Но она так и продолжала сидеть посреди гостиной не в силах сдвинуться с места.

А тем временем, Северус шел к себе. «Что на меня нашло? Это был просто животный порыв. Порыв, с которым я не смог совладать. Животное. Неуправляемое, дикое животное — вот кто я». И все же что-то внутри тихо нашептывало ему, что он врет сам себе. Разрываемый противоречивыми чувствами Северус ворвался к себе и дрожащими от волнения руками налил первый стакан огневиски. Второй. Третий. Волнение стало понемногу утихать. Сознание затуманилось. Постепенно его наполнило множество теней и воспоминаний из прошлого, которые незаметно переросли в тревожные сны.

* * *

Появившаяся наутро в Большом Зале, Амелия была бледна, аккуратно собранные волосы как будто потускнели, ее била дрожь.

— Что с вами, Амелия? — встревоженно поинтересовался профессор Флитвик, рядом с которым молодая женщина села за завтраком.

— Все хорошо, — откликнулась та.

— Но у вас такой вид… — начал было он.

— Я не выспалась, — объяснила мисс Брайн. — Очень спать хочу.

Это было правдой. Амелия так и не легла. Пробыв в гостиной почти до рассвета, она поняла, что ложиться бессмысленно, поэтому посвятила время до завтрака тому, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.

— Тогда быть может репетицию перенести на вечер? — предложил преподаватель по чарам. — А сейчас вы пошли бы и отдохнули? Детям нужен бодрый педагог.

— Нет-нет, что вы! — запротестовала Амелия. — Все на самом деле отлично!

С неимоверным трудом выпив свой кофе, Амелия отправилась в свой кабинет. До бала оставалось меньше недели, и ей надо было много работать. Профессор Снейп на завтраке так и не появился, и отчасти Амелия была этому рада.

После обеда, взяв все необходимые бумаги, Амелия отправилась в кабинет директора, чтобы в последний раз согласовать программу предстоящего бала. Войдя, она увидела, что директор сидит за столом в окружении деканов четырех факультетов и дает им последние рекомендации по поводу предстоящего праздника.

— Амелия, присядь пока, подожди буквально минуту! — попросил Дамблдор, указывая ей на кресло возле камина.

Молодая женщина послушно села. Но просто так сидеть она не могла и, не в состоянии превозмочь свое любопытство, начала украдкой наблюдать за Мастером Зелий.

С ним, похоже, все было в порядке. Он был как обычно бледен, сдержан, мрачен и крайне скуп на слова. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, он развернулся к креслу, в котором сидела Амелия, облив ту волной холода и неприязни. Поспешно отведя взгляд, молодая женщина почувствовала, что в ней начинает закипать злость. Злость на себя, на Северуса, на Дамблдора, который пригласил преподавать ее в эту чертову школу, из которой она сбежала, не проучившись и половины положенного срока. И зачем она только сюда вернулась! Что хорошего связывало ее с этой сырой проклятой страной? Тюрьма? Сиротсвтво? Одиночество? Чтобы справится с так некстати нахлынувшими чувствами, Амелия с головой погрузилась в бумаги.

— Деточка, ты должна учиться управлять своими эмоциями, ты работаешь с детьми, они не должны видеть ничего кроме твоей уверенности. — Дамблдор стоял возле Амелия, в кабинете было пусто.

— Да, директор, — ответила та и опустила глаза. — Я хотела еще раз проговорить с вами ход предстоящего бала, — затараторила она, обращаясь к бумагам. — Я кое-что поменяла и добавила номер с участием 4-7 курсов. Он несколько экстравагантен, и если после бала к нам полетят совы с возмущенными письмами родителей, я прошу, чтобы все недовольство отразилось только на мне. Порофессор Флитвик ничего не знает о нем, мы используем музыку школьных групп. К сожалению, я не успела приготовить с участниками турнира и их спутниками на балу, ничего кроме открывающего бал танца, так как они очень загружены, но ко Дню Святого Валентина номер будет готов, к тому же, насколько мне известно, некоторые ребята начали встречаться, как например…

— Амелия, — спокойно перебил ее Дамблдор.

— Слушаю вас, директор, — она так и не посмотрела на него.

— Я уверен, что вы все сделали правильно, — фраза звучала крайне двусмысленно, но уточнить, что именно директор имеет ввиду, Амелия не решилась. — Все так нервничают из-за предстоящего бала, — продолжил Альбус, — давайте оставим эту тему. Я позже посмотрю бумаги и, если у меня возникнут вопросы, вызову вас снова. Расскажите мне лучше о своих скитаниях в Мексике. Будете конфетку?

После разговора с Дамблдором Амелия чувствовала себя посвежевшей. Она немного отвлеклась от грустных мыслей, и, рассказывая директору за чашкой ароматного чая о своих похождениях, вновь пережила все то море эмоций, что она испытывала, покоряя горные вершины или пробиваясь сквозь дикие джунгли. Все то море, которого ей так не хватало здесь, в Англии.