Сердце ее Города (гет)

Прежде чем открыть дверь на чердак Тома, Джинни долго разглядывает лестницу, ведущую на балкон. Почему-то лестницы вниз нет, хотя этот дом, как и все остальные в Городе, имеет несколько этажей. Это город Джинни, Город в ее голове, но она не знает, почему так.

Углы под потолком покрыты паутиной, но пауков не видно. Может, потому, что Джинни унаследовала от старшего брата страх перед ними. Хотя, наверное, в Лесу они просто кишмя кишат...

Отогнав жутковатые ассоциации, Джинни толкает коленом дверь, медленно идет к тахте Тома и опускается возле нее на пол.

— Удачно? — с отстраненным равнодушием спрашивает он. Будто бы со стремлением поддержать беседу, неинтересную ему, но необходимую.

— Гарри весь день из лаборатории не вылезает. С утра, если повезет, они со Снейпом уже будут первые тестирования делать.

— Значит, удачно.

Джинни поворачивает голову, разглядывая ноги Тома, его колени, бедра, обтянутые тканью черных брюк до середины икры — такие, Джинни узнала, пока гостила у родителей Флер, предназначены для верховой езды. Будто чувствуя ее взгляд кожей, Том поднимает ноги на тахту, притягивает колени к груди. Носки кожаных коричневых сапог оказываются в каких-то десяти дюймах от лица Джинни.

— Ты считаешь это нашей удачей? Или и своей личной тоже?

Этот вопрос мучил Джинни еще двое суток назад, когда она уходила от Тома, будучи практически уверенной в том, что он солгал ей ради своей выгоды. Правда, тогда вопрос ставился еще в будущем времени. Джинни обеспокоилась чуть сильнее, когда на доме не оказалось никаких проклятий. А уж когда выяснилось, что Северус Снейп в июне девяносто восьмого года был жив, и вопрос перешел в настоящее время, Джинни запаниковала, хоть и должна была радоваться.

Бывший профессор зельеварения нашелся через сутки непрерывных поисков. Поиски велись с применением всех и легальных, и нелегальных средств — как магических, так и маггловских. Так, по крайней мере, могла предположить Джинни.

Когда Гарри с Кингсли обсуждали в гостиной на Гриммаулд предполагаемые способы найти профессора, она не раз и не два слышала из смежной с гостиной комнаты, как Гарри восклицает: «Какая разница, это же жизни людей!». В разговоре, длившемся всего около получаса, упоминались и спутниковые навигаторы, и маггловские базы данных, и реликвии из числа тех, что были конфискованы министерством у темных семейств после Войны, и ритуалы из фолиантов такого же происхождения. Джинни не корила себя за подслушивание. В конце концов, фактически, это она сама все спланировала.

Гарри и Кингсли отбыли в министерство. Джинни выпила три чашки чая, посмотрела на часы — было пол-одиннадцатого — и достала из шкафа в «своей» комнате (ночуя на Гриммаулд плейс, она неизменно выбирала ее) мамин подарок — спицы и шерстяные нитки. Прилагающуюся к ним книжицу с заклинаниями для магического вязания трогать не стала.

В ту ночь ей удалось проспать от силы пару часов. Джинни несколько раз просыпалась и долго смотрела на полосы фонарного света на потолке. Обнаружив в одно такое пробуждение, что уже почти рассвело, она даже обрадовалась, что счет карликовых гриндилоу на сегодня можно завершить.

Джинни занялась готовкой и уборкой дома. Кричер, кажется, обиделся. Но ей просто необходимо было чем-то занять руки.

В половину десятого зашумел камин в гостиной. Джинни, как была, с метелкой, предназначенной для сметания пыли, в руках, влетела в комнату. Гарри, чья голова торчала из пламени, несколько секунд недоуменно смотрел на нее, прежде чем сказать:

— Мы нашли его. Искали всю ночь, и вот... и он согласился. В общем... Не жди меня, ладно?

Джинни едва успела кивнуть, прежде чем Гарри исчез в огне.

В два ночи снова раздался рев камина. Гарри — синяки под его глазами были размером едва ли не в половину ладони — чуть не выскочил из камина, восторженно рассказывая о том, что, возможно, первая проба пройдет уже этим утром.

После его визита Джинни заснула тут же, на диване в гостиной, с твердым намерением задать Тому вопрос, над которым тот теперь так напряженно раздумывает.

— Пожалуй, и своей удачей тоже.

Эти слова — как прогремевшая в одночасье гроза. Ожидание разряда было тягостным, но теперь Джинни просто легче дышать.

Сейчас ей не хочется задавать какие-либо вопросы, выяснять у Тома, зачем он помог и ей, и Гарри, и всей Магической Британии. Ей слишком легко и радостно, чтобы задумываться о чем-либо настолько серьезном.

Решившись, Джинни поворачивается к Тому, не вставая с ковра:

— Ты правда не можешь выйти из мансарды?

Том качает головой.

— Она просто не выпускает меня. Я, когда только тут оказался, наставил себе синяков, пытаясь отсюда вырваться. Не смог. Наверное, ты меня сама тут заперла, как источник опасности.

Джинни поднимается на ноги, пропуская сквозь пальцы пряди волос на затылке. Этот неуверенный жест она позаимствовала у Гарри.

Вспоминать о нем, о согласии, которое она должна дать в грядущую среду, о том, как он, должно быть, увлечен прямо сейчас работой над заветным зельем, не хочется. Только не здесь. Не в Городе. Не на этом чердаке.

— Я заперла — я и выпущу.

Том смотрит на протянутую к нему ладонь неверяще, даже с опаской.

— Куда... ты хочешь меня отвести?

Джинни пожимает плечами.

— Не знаю. Просто побродить по Городу. Я сама его не очень-то знаю. Просто не исследовала.

Том поднимает глаза от ладони Джинни, растерянно всматривается в ее лицо.

— Ты понимаешь, что ты делаешь? Это все равно что выпустить тигра из клетки.

— Разве ты тигр после того, что сделал?

Том опускает голову, жмурясь, потирает переносицу. Джинни смотрит на него во все глаза, не снимаясь с места. На секунду переводит взгляд на распахнутую дверь чердака. «Станет меня разубеждать или отказываться — уйду. И, может, даже не вернусь больше».

— Хорошо. Идем.

~*~*~*~

Том кажется удивленным. Чтобы заставить его сделать первый прыжок, Джинни приходится взять его за руку и потянуть, как упрямящуюся лошадь за поводья:

— Это легко. Смотри.

Он не успевает выдернуть руку из захвата Джинни и, неловко взмахнув рукой, в одну секунду переворачивается вниз головой. Видимо, его, в отличие от Джинни, воздух подхватывать не спешит.

Джинни вытягивает его на соседнюю крышу и, дыша тяжелее обычного — какое-то мгновение она думала, что он сорвется, — притягивает его к себе, обнимает за талию. Том не спешит ее отталкивать, глядя слегка расширенными глазами вниз, на двор-колодец, куда сам чуть не упал. Джинни отслеживает его взгляд и вдруг понимает, на кого похож Том. На боязливого первокурсника, которого впервые усадили на метлу.

— Почему он тебя не подхватывает?

Том переводит взгляд на Джинни и, будто только сейчас осознав, что она его держит, отстраняется. Не отшатывается, а медленно отодвигается, аккуратно сняв с себя ее руки. Джинни замечает это каким-то краем сознания.

— А должен?

— Да... — Джинни растерянно смотрит на Тома, на ночное красноватое — оно такое в пределах маггловского Лондона, когда пасмурно — небо.

— Видимо, это место покоряется только хозяину. Хотя так и должно быть, — усмехается Том, отворачиваясь.

— Раз оно покоряется мне, то я прикажу ему покоряться и тебе, — настаивает Джинни. При этих словах на лице Тома проскальзывает что-то, похожее на удивление. — Давай еще раз попытаемся.

Том брезгливо морщится, но когда Джинни снова тянет его за собой к краю крыши, послушно подходит. Прыжок — и снова неудача. Джинни смахивает со лба капли пота и морщится. Тянуть за собой Тома физически трудно, хоть ее тело сейчас и спит на диване в доме на Гриммаулд Плейс.

— Ты, видимо, сама не хочешь, чтобы я... — Том осекается. В его голосе явственно слышна обида. Джинни это и поражает, и радует. Он сам хочет полетать по крышам ночного Города. Он не произносил это вслух, но интонации яснее любых слов.

— А ты сам-то хочешь? — осеняет Джинни. Том кривится, «о чем ты говоришь, девочка», ясно читается на его лице. Но Джинни торопится исправиться: — То есть, точнее — ты веришь мне? Веришь Городу?

Том мотает головой. Джинни притягивает его к себе за руку, замечая, как уже привычно ощущение его ладони в своей — и как приятно. Заглядывает в глаза.

— Ты... доверься мне. Пожалуйста.

Том не отвечает ни словом, ни кивком, ни жестом. Только внимательно смотрит на Джинни, и между его бровями появляется вертикальная морщинка.

— Пошли?

Дождавшись ответного кивка, Джинни снова подходит вместе с Томом к краю крыши. По его воле, по ее либо же по случайности — у него выходит.

Во время полета он отворачивает свое лицо от Джинни, по-видимому, не желая показывать его выражение в эту секунду.

~*~*~*~

Город оказывается намного больше, чем Джинни думала. По ее внутреннему ощущению, они прыгают по крышам Города не меньше получаса, — скорость при этом можно сравнить с неторопливым полетом на метле, — прежде чем где-то на кромке горизонта не появляется какое-то препятствие. Стена из камня, насколько может Джинни судить с такого расстояния, ровного черного цвета. До нее идут, не прекращаясь, все те же красные — даже несмотря на то, что небо ночное, они сохраняют расцветку, — черепичные крыши, а за стеной... Тьма. Больше и подходящих слов-то нет — просто воплощенная древняя Тьма. Джинни это скорее чувствует, чем видит, и ее пробирает волной дрожи.

Том же, кажется, наоборот, выглядит заинтересованным и оживленным. Они, не сговариваясь, останавливаются на одной из крыш. Том прикладывает ладонь ко лбу козырьком и вглядывается в маячащую — глазами Джинни видит, что она недвижима, но чувствует там шевеление, подобное дрожжевому тесту, поднимающемуся и вздыхающему под опарой, — где-то у края горизонта Тьму. Сама же Джинни смотрит на Тома и замечает на его лице нечто невероятное — заинтересованный блеск в глазах, а на щеках — слабое подобие румянца. То, что еще... нет, не вчера, но, скажем, неделю или две назад было для нее немыслимо.

Почему-то, глядя на такого Тома, она впервые за... наверное, и просто впервые вспоминает, что он — Темный маг. Что Тьма — его родня, а может, мать.

— Что там? — сначала Джинни кажется, что этот неуверенный голос принадлежит ей самой. Но это Том уже отвернулся от далекой Стены и повернулся к Джинни, и на его губах играет легкая оживленная улыбка.

— Я... — не хочу, вопит что-то в голове Джинни, но она силой удерживает идущий из глубины души ответ, — не знаю.

— Пойдем? — Том кивает на стену, и сердце Джинни сжимается. Она теперь действительно понимает, как это — когда орган, чье строение она только месяц назад сдавала на зачете, съеживается, и в груди становится неприятно много свободного места. Так много, что кажется, будто вот-вот задохнешься.

— Давай... ты один, — выдавливает Джинни. Том смотрит на Тьму, а затем снова переводит взгляд на Джинни. Та подспудно ожидает увидеть в его зрачках эту тьму, поселившуюся в них от одного взгляда на свою древнюю праматерь, но радужки глаз Тома по-прежнему обыкновенные, светло-серые, и в них светится нетерпение.

— Почему?

Джинни мотает головой, подавляя порыв обхватить себя руками и отшатнуться.

— Не могу...

— Не объясняй, — сводит брови Том, и Джинни пронзает мыслью, что он хмурится от беспокойства за нее. Такого не может быть, определенно не может. А мысли — могут. — Я посмотрю, что там.

Джинни не хочет смотреть в сторону Тьмы, но от Тома, крупными прыжками приближающегося к Стене, она не может отвести глаз. Ее подергивает, но она не опускает взгляда и не сдерживает крик, когда Том, приблизившись к стене, делает пару скачков по крышам назад и, разбежавшись, запрыгивает на стену.

Стена выше всех крыш, даже кое-где попадающихся башенок, но ниже Тьмы. Услышав сдавленный вопль Джинни, Том легко оборачивается и смотрит на нее. Кажется, на границе Города и Леса, который и есть первобытная Тьма, бушуют вечные Вихри, словно две энергии, сталкиваясь, борются, не в силах разойтись. Волосы Тома развевает ветер, полы легкого пиджачка расходятся, открывая белую рубашку, будто Вихрь вырвал разом все пуговицы. Его ботинки сливаются с цветом стены, а нейтрально-серые брюки в цвет пиджака словно светятся, ибо за его спиной поднимается древняя Тьма. Чуть выше же — красное нахмурившееся небо, на фоне которого Том выглядит черным, как нахохлившийся на морозе старый ворон. Он черно-бел, как Арлекин или же французский мим, которых Джинни видела, когда ездила на каникулах к родственникам Флер.

Том поднимает руки, — Вихри треплют рукава, разворачивают обшлаги, — и разворачивается лицом ко Тьме. Там ему, видимо, не приходится заставлять себя вверяться потокам воздуха. Он и удерживается-то, не падая, кажется, только благодаря вьюнам-ветрам, что подхватывают его под руки, как верные служанки — госпожу, которой подурнело. Чуть постояв над Лесом, — Джинни незаметно для себя определяет так это место, она даже не удивляется, откуда взялось это знание и почему тот Лес, что растет на выходе к Мосту, так не похож на Тьму, — он вдруг садится на корточки, а потом и вовсе свешивает ноги на ту — другую — сторону, и Джинни вопит во весь голос.

Том спокоен. Перед ним дышит Тьма, такая же спокойная, как и он, но не прекращающая движения ни на секунду. Неумолимая, живущая по своим законам, способная служить тем, кто ее знает, ласковая к своим и снисходительная к чужим, грозное оружие, оживляющее мертвых и тех, кто еще жив — вечная великая Стихия.

Джинни стоит на коленях, изгибы шероховатой черепицы впиваются ей в кожу. Все эти детали сознание отмечает будто бы походя, почти безразлично. Но, если бы Джинни это не замечала, она наверняка бы просто сошла с ума. Свихнуться, пребывая в собственном разуме — абсурд, но ей, видимо, суждено стать первой.

Когда Том поднимается на ноги, разворачивается и легко спрыгивает на ближайшую крышу, Джинни становится ясно, что все это время она не падала только потому, что смотрела на Тома. На него надо было смотреть, чтобы не упустить. Чтобы не отпустить. Чтобы не бояться потерять. Не бояться не выйдет, конечно, и уверенность, что дает простой взгляд, эфемерна. Но это единственная нить, и Джинни не могла не хвататься на нее.

Стоя спиной к Стене — и вздымающемуся над ней Лесу — Том машет ей рукой, а затем бежит по большой дуге дальше, вдоль мягко огибающей Город стены. Разгадав его намерение, Джинни кое-как встает и направляется ему навстречу. Саднящая четкая боль пронизывает ее колени, и, опустив взгляд на свои ноги, Джинни видит, как по светлой ткани юбки расплываются небольшие, но яркие кровавые пятна.

Приблизившись, Том сам протягивает к ней руку, и Джинни ее принимает. Ладонь теплая, сухая. И ощущение от нее правильное, защитительное.

Еще через пару прыжков Джинни тормозит, и Том ей подчиняется. Она, стоя в паре шагов, но не отпуская его руки, осматривает Тома, задерживая внимание на брюках. Почему-то ей кажется, что от Стены на его одежде и ботинках обязательно должны остаться склизкие разводы, но их нет. Даже той чужой — недоброй — энергии, которой так отчетливо пахнет от Леса, не чувствуется. Наоборот, рядом с ним она будто отступает.

Почувствовав это, Джинни будто прорывает. Она всего лишь обнимает его, но то, что он не отстраняется, значит для нее больше, чем должно значить.

— Как же ты... Как же ты так?

— Как — так? — Том приподнимает пальцем ее подбородок и внимательно смотрит в глаза. Во взгляде нет ни заботы, ни снисходительности, но и то, и другое только бы выбило сейчас у Джинни почву из-под ног.

— Это же Стихия. Тьма. Воплощенная Смерть. Как ты...

Том смеется. Тихо, невесело, но смеется, и Джинни не может оторвать глаз от морщинок в уголках его рта.

— Глупенькая. Это твои страхи. Всего лишь. Тьмы ты не знаешь. И не узнаешь, — добавляет он вполголоса, а Джинни, смущаясь, переводит взгляд за его плечо — к одинаково красным скошенным крышам, что убегают к самому горизонту.

~*~*~*~

Они продолжают двигаться вдоль Стены. Вблизи видно, что она широкая, по ней смогла бы пройти карета, запряженная фестралами, из числа тех, на которых школьники приезжают в Хогвартс. Джинни приходит в голову мысль, что бежать по будто бы обглаженным водой черным камням будет быстрее, но Джинни тут же ее гонит. Бежать на краю между воплощенной Тьмой и вполне благополучным миром — не это ли воплощение всех ее ночных кошмаров? И даром, что она сейчас совсем рядом со Стеной — ближе громад Леса не видно, и спокойнее, хоть и веет недобрым с границы.

Город не меняется, а Стена постепенно становится ниже. Джинни с тревогой смотрит, не появится ли Тьма над ней, но ее нет. Неужели в этой части границы с Городом она тише?

Через несколько десятков прыжков Джинни успокаивается. Ужасом от Стены уже почти не веет. Но еще дальше вдруг появляется то, что заставляет ее вскрикнуть от страха. Рядом со Стеной, к слову, все чувства обострены, как в обыкновенном сне, который все не может решить, становиться кошмаром или нет.

Дыра в Стене. Дыра в Стене правильной полуовальной формы. Том держит Джинни за руку, и только поэтому она не останавливается в испуге. А как раз-таки сам испуг отвлекает ее от серебристого блеска где-то на периферии зрения. Оказавшись же на одной из башенок, с которой дыра хорошо просматривается, Джинни не может сдержать изумленного выдоха.

В арку, которая заканчивается внизу глубоким рвом, льется из-за пределов Города поток воды. Ручей. Ручей! А по берегу, совсем как на подходе к Мосту, растет небольшая роща, перемежающаяся кустарником. Зелень ярка и не может нести зло, — точнее, оно чувствуется в ней только намеком. Джинни уже чувствовала что-то похожее, когда на отработках с Хагридом ходила в Запретный лес. Но этот отблеск недоброго — ничто по сравнению с Тьмой, которой прямо-таки разило от Стены. И разит до сих пор.

Кстати. Ручей же течет из Леса. Но в нем, как и в самом старом Мосте, Джинни не чувствовала ровно никакой враждебности. Как же может что-то, родившееся в самой глубине ее страхов...

— Сущность воды, — произносит Том. Неужели ментальное искусство, — удивляется Джинни, запрещая себе думать, при каких обстоятельствах Том мог ему обучиться. — Все вымывать, брать на себя все грехи, а затем очищаться, как ни в чем не бывало, и нести свои воды дальше. Правда, на дно этой речушки я бы тебе соваться не советовал, — добавляет Том с какой-то едва заметной мстительностью, и Джинни кажется, что он говорил не только (и не столько) о Ручье. И даже не о воде.

А что же на другом берегу Ручья, — думает Джинни. Неужели тоже Поле? Она устремляет туда взгляд, но видит только желтое марево да клубы пыли.

Желтое? Откуда здесь солнечный свет?

Джинни поднимает лицо. Небо по-прежнему пасмурное, как и когда она свалилась спать в два часа ночи, но... почти рассвело. В воздухе висит тень сумерек, ее бы уже разогнал солнечный свет, но его не видно за облаками.

Апрель. Рассветает рано. Она проспала от силы часа три. Значит, еще можно тут побыть. Джинни запоздало кивает в ответ на объяснения Тома, а тот вдруг предлагает:

— Давай пройдем вдоль речушки. Куда выведет?

— Ручья, — поправляет Джинни и окидывает сам Ручей взглядом. Тут он намного уже, чем в месте, где его пересекает Мост. Значит, недалеко исток. — А выйдет ли? Полоса Парка дальше будет шире. Мы не сможем вечно скакать по башенкам.

— Тогда, — Том щурится и продолжает говорить с некоторой ноткой неуверенности, — может, пройдем по другому берегу Ручья? Там он вроде чистый, то есть, без кустарников.

— Там Поле, — автоматически отвечает, но тут же поправляется: — Должно быть... И прыгать не выйдет — медленно.

— И Город меня может не отпустить.

— Отпустит, — Джинн говорит это с неожиданной для себя уверенностью, — не сомневайся. Только тут... нехорошо.

Том кивает, опускает голову вниз и вдруг смеется.

— Смотри! — Джинни прослеживает его взгляд и видит что-то деревянное и лакированное. Из-за того, что это что-то лежит в тени (а что во дворе-колодце не тень?), разобрать, что это именно, не выходит. Но Том освобождает ее он необходимости щуриться. — Лодка! Давай поплывем.

Энтузиазм в его голосе и вдохновляет, и настораживает. Джинни вяло сопротивляется:

— Сам же говорил, что на дно Ручья лучше не соваться.

— Ручей уже тут достаточно глубок, чтобы удержать ее. Да и... — не произнося более ничего, Том легко спрыгивает во двор, мягко спружинив, и подбегает к лодке. Затем, подняв лицо, машет рукой. Джинни послушно спускается вниз, и, к ее удивлению, лодка и впрямь оказывается будто создана для этого Ручья, а вдобавок — именно для двух пассажиров. А во дворике-колодце обнаруживается и выход в форме квадратной арки.

Пока Том переворачивает лодку дном вниз и примеривается, чтобы тащить ее на плечах, Джинни осторожно, на цыпочках, подходит к арке и заглядывает в нее. Подспудно она ожидает очередного двора-колодца, но никак не прямой, идущей под откос улочки, по стороны которой выстроились все такие же симпатичные дома красного кирпича.

— Ну что, пойдем? — спрашивает Том, вдоволь повозившийся с лодочкой и, по-видимому, довольный результатами.

Джинни оборачивается и улыбается.

— Пойдем.