У зеркала два лица (гет)

Она парила невесомая, бестелесная, полностью потеряв ориентацию во времени и пространстве. Не ощущая тела и практически потеряв в закоулках памяти собственное «я». Кажется, еще мгновение назад вообще ничего не было, а сейчас уже тьма приняла ее в свои мягкие объятия, укачивая и тихо напевая:

Раз-два: кто-то заберет тебя.

Три-четыре: не спасет и дверь в квартире.

Пять-шесть: он захочет тебя съесть.

Семь-восемь: он опять придет без спроса.*

Тихие колокольчики смолкли вдали. Она поняла, откуда доносится знакомая мелодия: крохотная искра мелькнула в темноте и погасла. Гермиона. Ее зовут Гермиона. Она подхватила еле заметный след блуждающего огонька, потянула на себя и вывалилась на гладкие прохладные половые доски.

Она огляделась в полумраке: массивный дубовый буфет, примыкающий к разделочному столу, над которым висели до блеска начищенные медные кастрюли и сковородки с деревянными ручками. Посреди кухни — длинный обеденный стол, за дальним концом которого Гермиона заметила несколько смутных силуэтов, что застыли неподвижными тенями. Вдруг один из них пошевелился, вскочил на стол и побежал в ее сторону. Дробный перестук каблуков — и вот уже карлик в зеленом камзоле ощерился, возвышаясь над ней:

— Тяжело же было тебя вытащить, девица. Сильное снадобье варит твой колдун. Слушай, слушай — не зевай!

Четверо друзей перекусили после боя.

Был пирог отравлен — всего осталось двое.

Гермиона ощутила странную пустоту, глядя на лунный свет, льющийся в распахнутое окно, и ей почему-то казалось, что стоит лишь захотеть, и она сможет пройти по неверной и обманчивой лунной дорожке туда, где будут лишь покой и умиротворение.

— Луна не знает правды, — ощерился карлик. — Она дарит забвение. Ты разве не хочешь испить свою судьбу до конца?

— Я устала.

— Тебе не интересно?

— Их больше нет...

— И даже не интересно — кто и почему?

— Все равно уже поздно...

Карлик спрыгнул на пол и просеменил к щурящейся на лунный свет Гермионе:

— Когда Луна выпьет твою душу, я заберу тебя себе. Сла-адкие косточки, — он облизнулся. — Ты сиди тут, а я пока возьму обещанное. Я и так слишком долго ждал.

Его каблуки застучали по полу.

— Подожди, — Гермиона растерла лицо ладонями и попыталась подняться. Ноги не слушались. — Постой! Что... что тебе обещали?

— Ребе-еночка, — почти сладострастно всхлипнул он. — Жалко, не младенчика, но за такую простую работу можно и его...

— Не трогай ребенка, возьми меня...

Не обращая на нее никакого внимания, он прошмыгнул в открытую дверь. Гермиона поднялась на карачки, ощущая жуткое головокружение. Выпрямилась, и комната покачнулась вместе с ней. В глазах двоилось, но Гермиона, опираясь на стол, пошла к дальнему концу, в темноту, куда Луна не могла дотянуться.

Джинни, Рон... Гермиона не видела их восемь лет, но тут же узнала. Казалось, они просто решили вздремнуть после хорошего обеда. Их волшебные палочки лежали рядом, на столе. Джинни... Она закрыла глаза. Теплый голос, мягкие руки, беспокойная и беспокоящаяся... Рон... Они не разговаривали уже много лет, после того как ее впервые забрали в Мунго. Выгнала из палаты, вычеркнула из жизни, надеясь, что точно так же он поступит и с ней. Не получилось. У него. Гермиона сглотнула. Кончиками пальцев коснулась закрытых глаз, провела по скуле и дотронулась до смешной бороды. Улыбнулась, смаргивая слезы. Рон...

Она потянулась к его волшебной палочке. Рука ощутила тепло гладкой отполированной рукоятки.

— Простите... — прошептала Гермиона, развернулась и, пошатываясь, вышла вслед за юрким человечком.

Она очутилась в длинном темном коридоре. Закрыла глаза и двинулась вперед, касаясь стены, дальше, на стук каблуков, затихающий в глубине дома. Поднялась по скрипучей лестнице и вошла в раскрытую дверь. Любопытная Луна заглянула в большое окно детской, окутывая серебряной дымкой кроватку, над которой склонился карлик, любуясь спящим ребенком. Злобное выражение исчезло с лица человечка, и на мгновение Гермионе показалось, что тонкие губы растянулись в улыбке.

— Отойди от него, — прошептала она, поднимая палочку. — Я не шучу. Только попробуй коснуться его, и я выпущу тебе кишки...

— Фу-фу-фу, — прокряхтел карлик, не выказывая ни малейших признаков страха. — Можешь говорить громко — это твой кошмар. Мальчишка не проснется.

— Убирайся, — жестко приказала Гермиона, медленно приближаясь и не опуская палочки. — Кошмар не кошмар, но я не позволю тебе забрать Джеймса.

— Верю, — печально скривился человечек, и его нос почти коснулся подбородка. — Только вот незадача — не сможешь ты мне ничего сделать своей пукалкой.

— Ступефай! — закричала Гермиона, делая рывок в сторону кроватки. — Петрификус Тоталус! Инкарцеро!

Карлик упал, остолбенение настигло его уже на полу, а веревки надежно спеленали с ног до головы. Гермиона вытащила Джеймса из кроватки и повернулась в сторону двери. На пороге стоял осклабившийся человечек, сбрасывая с себя остатки веревок.

— Я же сказал — он мой! — его длинный палец с грязным обломанным ногтем нацелился на Гермиону. — Мерс-ская девица! Если хочешь забрать ребенка — плати!

— Что ты хочешь? — она прижала сопящего черноволосого мальчишку к груди.

— Жизнь за жизнь, — он поманил ее к себе.

— Забери меня...

— Не-ет, — поцыкал он, качая головой. — Мне запретили тебя трогать. Ребе-еночка!

— Черта с два! — закричала Гермиона. — Импедимента!

Заклинание отбросило карлика в коридор. Она выбежала за дверь и бросилась к лестнице. Крючковатые пальцы вцепились ей в лодыжку, впиваясь когтями в кожу. Гермиона вскрикнула, выронив волшебную палочку, инстинктивно стараясь самортизировать удар вытянутой рукой, чтобы не повредить Джеймсу, который так и не проснулся. Острая боль пронзила плечо, и Гермиона закричала. Карлик потянул ее к себе. Одной рукой придерживая мальчика, она попыталась зацепиться за перила лестницы, но рука не слушалась, повиснув плетью.

— Тебе не сбежать, — хихикнул человечек, глядя на нее сверху вниз.

— Возьми все, что хочешь, — прохрипела Гермиона. — Так не бывает. Должны быть еще условия.

— Бывает, не бывает, — поскучнел карлик. — Вот взяла и все испортила.

Гермиона села. Волосы ее разметались, мокрыми прядями прилипая к потному лбу. Пульсирующая боль разливалась в руке, ногу жгло огнем. Цветные пятна поплыли перед глазами.

— Не ты ж мне обещала ребеночка-то, не тебе и решать, что предложить взамен, — он покачал головой. — Есть одно условие, как же не быть. Старинное. Привязали им еще прадеда нашего, прах его побери. Людишки мерс-ские и привязали.

Карлик клацнул зубами. Гермиона вцепилась в Джеймса, боясь потерять сознание. Ее мутило.

— Ты, девица, имя мое должна угадать. И не тяни, три попытки всего у тебя. Не угадаешь — ребеночка заберу и у тебя, уж не обессудь, палец отгрызу. Сладенький... мизинчик. Ему твой мизинчик без надобности, а мне за моральный ущерб... — бормотал человечек, бегая вокруг них, стуча каблуками.

Она чуть не рассмеялась. Каждое движение отдавалось дикой болью. Имя... она уже где-то слышала про имя.

— А подсказки?

— Ты еще про «звонок другу» спроси, — хихикнул он. — Видела, чего у людишек-то делается? Еропланы — железяки летучие, телевизер — картинки срамные. Все об-ра-зо-ванные пошли. Житья никакого не стало.

— Ну, всего одну, — взмолилась Гермиона, пытаясь заставить мозг работать быстрее. Имя, имя... «Что в имени?» Черт, не то!

— Это можно? На какую букву, что ль?

— Нет, — она лихорадочно перебирала варианты. — Вы ведь не местный?

— Это подсказка?

— Нет! — закричала она. Думай, думай!

— Ты, давай, не тяни, а то я уже проголодался.

— Прадед... — она уже не успевала за своими мыслями.

— Чего — прадед?

— Прадед откуда родом?

— Не твое дело, пар-ршивка! Отдавай дитя и мизинчик! — карлик топнул ногой.

Мысли лихорадочно крутились у нее в голове, сбиваясь в слепящий кокон. Гермиона зажмурилась и выпалила:

— «... и тогда от злости он разорвал себя пополам!..

Нынче пеку, завтра пиво варю,

У королевы дитя отберу.

Как хорошо, что никто не знает,

Что Румпельштильцхен меня называют!»**

— А-а-а! — завизжал он, вцепившись ей в волосы скрюченными пальцами. — Дрянь! Дрянь! Дрянь!

Гермиона упала. Тяжелый карлик навалился на нее, выдирая волосы и молотя кулаками. Она уже не сопротивлялась, только все пыталась повернуться так, чтобы прикрыть Джеймса от ударов разъяренного существа. Гермиона закашлялась и ощутила во рту привкус крови. Сознание покидало ее. Она из последних сил пыталась удержаться на краю тьмы, что засасывала ее в спасительную пустоту.

— Авада Кедавра, — послышался над ними страшный в своем спокойствии голос.

Гермиона почувствовала, как из-под нее вытащили спящего Джеймса. Тело стало невесомым, и она поняла, что ее несут на руках. Приоткрыв глаза, уже начавшие заплывать, увидела над собой узкое, белеющее в полумраке лицо с огромным носом и твердо сжатыми губами. Снейп шел, глядя прямо перед собой, но, видимо, почувствовал ее взгляд:

— Никто не умирает дважды.

__________________________

*Вольная авторская переработка считалочки из фильма «Кошмар на улице Вязов»

**Из сказки братьев Гримм «Румпельштильцхен»