Недетская сказка (джен)

Теперь Рыцарь знал, куда идти. И через три дня они начали путь. Уж не знаю, как там обошелся со своими конями и пегасом Рыцарь, а Волшебница пристроила кошку к Смерти в дом, попросив его наливать ей сливок вечером. Кошка промолчала, хотя была очень недовольна. Но она была гордая и вовсе не желала обнаруживать перед Илфом и Айрином свои истинные чувства. Она вошла в дом к Смерти, подняв хвост, и даже не повернулась, чтобы попрощаться. Илф огорчился, но подумал, что она не хочет прощаться, чтобы не расплакаться от чувств, а Айрин не удивился, потому что всегда был уверен, что кошка жуткая хамка. Волшебница тоже не огорчилась, она усмехнулась, развернула единорога и поехала к Ивэйну, ждавшему у дороги.

Знаешь, мой дорогой, а Волшебница уже часа через три пожалела сто раз, что согласилась куда-то отправиться с этим Рыцарем! Он ехал рядом по дороге, смотрел перед собой, спину держал прямо, на вопросы отвечал односложно, чем отрицал всякую возможность завязать приятный дорожный разговор. В ответ на шутки он поворачивал к ней голову и смотрел внимательно, и было непонятно, смешно ли ему, или она сказала глупость? Помучавшись так некоторое время, Волшебница решила, что раньше она ездила в полных дилижансах и еще была рада, если ей удавалось болтовни избежать, так что ж теперь изменять привычкам? Ведь же вдвоем легче, чем одной и пусть себе молчит! В отсутствии разговоров день тянулся медленно, и когда неяркое осеннее солнце уже стало спускаться за горизонт, они въехали в маленький городок. На его окраине они нашли постоялый двор, о котором говорил Смерть.

Гостиница была, конечно, так себе, но Волшебницу вполне устроила, всё равно другой не было, а Рыцарь промолчал. Дракон свернул за милю до постоялого двора, сказал, что он тут пока поохотится за городской чертой, обещал не таскать чужих овец и довольствоваться только дичью, и пообещал утром ждать их у вон той развилки дороги, им отсюда не видно, а он сверху уже всё разглядел! Коня и единорога сумрачный хозяин поставил в стойла и пообещал накормить, а гостям показал две комнаты на втором этаже. Рыцарю, кажется, было всё равно, а Волшебница посмотрела внимательно на треснувший фарфоровый таз для умывания и покачала головой, вроде и ничего особенного, но когда она после ужина вернулась наверх, хозяин не только заменил его, но еще и пол в комнате был заново вымыт.

Поужинали они бараниной и каким-то салатом, и Рыцарь ушел к себе, а Волшебница осталась сидеть у стола, глядя на огонь в очаге и куря трубку. Правда она видела, как Ивэйн задержался на ступеньках лестницы, повернулся, словно хотел что-то сказать, но видно передумал, потому что помолчал секунду и ушел. «И не нужны мне его советы лечь пораньше!» — подумала Волшебница, — «Без советов обойдусь!» Она сидела, а хозяин все ходил вокруг, убирал со стола, гремел посудой, а потом подсел к ней и спросил:

— Куда же вы идёте? Тут одна дорога — на запад, но там нет ничего. Куда же вы идёте?

— А почему вы спрашиваете?

— Так оно вот что… Мы тут стоим в таком месте, не очень удобном, у нас постояльцы летом только, когда в других местах остановиться уже негде, тогда к нам. С той стороны в город никто никогда не приходит, а уж из города в ту сторону — тем более. На моей памяти один только и был…Странный такой… обратно вернулся через две недели с небольшим, а больше никого и не было никогда, да ещё почти зимой. Тут зимой пусто, только вот летом, когда везде уже остановиться негде, тогда только к нам….

Но Волшебница ничего ему не ответила, выбила пепел из трубки в очаг и ушла к себе. Ты вот, мой дорогой, никогда не узнал бы, что делают женщины, когда они в комнате одни и достают из дорожного саквояжа зеркало, если бы я тебе сейчас не решила об этом рассказать! А делают они странные вещи. Женщины садятся так, чтобы свет падал на лицо и начинают придирчиво себя рассматривать. Они поворачиваются так и сяк, хмурят брови, скалят зубы, проводя по ним языком, надувают щеки и выпучивают губы бантиком, натягивают указательным пальцем брови у виска, трут переносицу и мелко моргают ресницами. Покривлявшись так минут пять, они удовлетворенно улыбаются и откладывают зеркало. И вот тут кошка, обычно лениво наблюдающая за всем этим из-под стола, любая кошка, не обязательно кошка Волшебницы, а любая кошка, принадлежащая любой женщине, морщит нос и думает, что женщины очень странные животные. И чего так радоваться? Какой была пять минут назад, такой и осталась, только время зря потратила….

И вот уже и зеркало отложено, и Волшебница умылась в целом тазу без трещины, и вроде все было в порядке в этой комнате, и она даже стала расстегивать платье, но… что-то тут было всё же не так. Что же тут было не так? Ну конечно! Клопы! В этой кровати были клопы! И тут она представила Рыцаря! «Вот так ему и надо, будет молчать и ворочаться!» — подумала она злорадно. Но потом решила, что он же тогда не выспится, и решила зайти к нему и все же спасти. Мелочь, конечно, и вряд ли он её поблагодарит, но всё же.

Она постучала в дверь, не услышала ответа, но вошла. Рыцарь лежал на спине, один клинок на стуле около кровати. «А второй — под одеялом, у правой руки» — подумала Волшебница. Ивэйн сразу открыл глаза.

— Что?

— Да ничего, пустяки… — начала она, но он перебил:

— Бессонница?

— Да, не спится.

Рыцарь сел, положил клинок рядом с первым и молча повёл рукой в сторону стула. Он сидел перед нею на кровати, смешно подогнув одну ногу под себя, рубашка белой гостиничной пижамы была ему велика и сползала с левого плеча, обнажая шею, глаза были ещё туманны от сна, и волосы спутаны, и он выглядел каким-то беззащитным.

— Вы вот курите трубку. На ночь. А это вообще вредно. Потом не спите. И ещё, я знаю, пьёте много кофе.

— Я всю жизнь курю трубку. С детства. И пью кофе.

— Это вредно.

— Вредно, не вредно… Какая разница!

— И не красиво.

— А к чему мне быть ещё красивее?

— И не красиво. И вредно. Вы портите себе цвет лица и здоровье. И голос у вас низкий. И даже когда вы невидимы, вас можно заметить по запаху дыма.

— У меня бессонница. А не недостаток нотаций. И вообще, тебе никто не говорил, что ты зануда?

— Говорили. Мне роза говорила почти каждый день, — тихо сказал Рыцарь, — Но я не зануда. И курить вредно.

— Что же надо сделать, чтобы заснуть, если бессонница?

— Надо перед сном тихо поговорить с человеком, которого любишь. Тогда проснешься счастливым.

— Ну, стало быть, я точно не засну, — ответила Волшебница и встала,— И ты не заснёшь, потому что в твоей кровати — клопы! Встань!

Он встал, и Волшебница повела рукой над постелью.

— Все. Спи.

— Спокойной ночи, — ответил Рыцарь и упрямо добавил — Перестаньте курить вашу трубку, вам это помешает. «Помешает, не помешает. Что за наглый мальчишка, что он мне указывает! Хуже кошки моей, честное слово!», — с досадой думала Волшебница, возвращаясь к себе, раздеваясь и ложась в постель без клопов. Ну, вот и подумай, мой дорогой, всегда ли надо говорить то, что думаешь, особенно женщинам?

Утром они встретились за столом, Волшебница демонстративно попросила у хозяина кофе покрепче, позавтракали, расплатились и, взяв своих коня и единорога из конюшни, выехали со двора. Айрин догнал их как раз у развилки дороги, весело закричал «буэнос диас!», но увидел сурово сжатые губы Волшебницы, подумал, что утро вряд ли доброе и замолчал. Они ехали молча, солнце вставало всё выше, волшебница достала трубку и стала набивать её табаком из синего кисета. Рыцарь покосился на Волшебницу и сказал:

— Такое чудесное утро. Воздух такой свежий...

— Это ненадолго, — сказал сверху дракон вполголоса. И Волшебница чертыхнулась и запустила трубкой в Айрина, а потом кинула вслед и кисет.

— Ну и что это меняет?! — завопил дракон, — если мы все равно едем неправильно? Надо свернуть и ехать на запад! Еще вон там надо было свернуть и ехать через поле!

Рыцарь натянул поводья и его конь остановился.

— И правда, нам надо свернуть и ехать не по дороге, а через поля.

— Потому что не о воздухе надо думать, а о деле! — сказала Волшебница, но совсем не сердито, ведь она была очень обрадована сменой темы, а упрекнула Рыцаря так, для порядка и от неловкости. Женщины, они все такие, мой дорогой, сами виноваты, но никогда не признаются в этом.

И они поехали через поле. Единорог сразу стал ныть, что тут кругом кротовьи норы и он может сломать ногу, попав в них копытом, дракон стал обзываться, а конь Ивэйна коситься то на соседа, то в небо. В общем, Волшебнице пришлось пригрозить Илфу, что если он не замолчит, она утрамбует это поле до состояния рыночной площади, чтобы ему было удобнее идти. Так они и ехали в молчании, остановились один раз, чтобы поесть тем, что взяли в дорогу на постоялом дворе, и дать отдохнуть коню, единорогу и дракону. Впрочем, это коню и единорогу пришлось наколдовать приличные охапки сена, а дракон куда-то всё время улетал и возвращался довольный, он даже болтать перестал, и Волшебница надеялась только, что это лесная дичь, потому что вроде поблизости не было людей и их животных. Эти поля и холмы никак не кончались, солнце начало садиться, на темнеющее небо вышла прозрачная луна. И, наконец, Волшебница не выдержала и спросила Рыцаря:

— Расскажи мне о своих саблях, или что там у тебя. Как это называется, никогда не видела. И сразу две.

— Это клинки. Они хранились в далёкой тёплой стране с пирамидами…

— Это Египет! — воскликнула Роксана, — ты что думаешь — я не знаю Египта?

— Вы говорили, что у вас с географией плохо, — смущённо ответил Ивэйн.

— Ну не настолько же!

— Я не могу знать, насколько, вы сказали, что… — он глянул на Волшебницу и осёкся, помолчал и продолжил ровным тоном — Они хранились в Египте. Они очень старые.

— У тебя-то они откуда? Кстати, давно хотела спросить, там, у тебя в замке, так много разных странных вещей, даже я не всегда знаю, зачем они.

— Да ведь я же не всё время был у себя в замке за закрытыми ставнями…

— А где ты был раньше?

Но он не ответил. Знаешь, мой дорогой, у Рыцаря была не особенно приятная для беседы черта и Волшебница не раз потом в этом убедится — он отвечал только на те вопросы, на которые считал нужным ответить.

— Они были выкованы очень давно, по забытому рецепту из разных сплавов. Как говорили раньше, только истинный хозяин может владеть этими клинками. Я и есть их хозяин, ведь мне удалось их взять. Значит, я был очень знатного рода или был близок к фараону. В клинках есть серебро, несколько необычно, но всё-таки. Они никогда не затупятся, такое у них свойство.

— Все ножи нуждаются в наточке, — ответила Волшебница, — ничто не вечно.

— А мои — нет. Они натачиваются сами. Рукоять сделана из того же материала, что и сам клинок, но обвита кожей очень редкого животного, и на лезвии есть узор. Он особенно хорошо виден в лунные ночи, — Ивэйн поймал на клинок отражение луны, — видите этот голубоватый свет?

Он легко качал клинок, длинный блик шел по нему, проступали странные буквы, сплетенные в вязь.

— Ты знаешь, что написано? — Волшебница внимательно разглядывала надпись, перегнувшись в седле, единорогу было неудобно, и он недовольно фыркал.

— Неподвластные времени, подчиненные истинному.

— Ну, теперь понятно, почему они с тобой.

— Они лёгкие и можно быстро и просто сменить хват, но я предпочитаю обратный хват.

— Не знаю я, что это, твой обратный хват, — сказала Волшебница, — но я не об этом. Я так понимаю, что они всегда с тобой. Но ведь у тебя я видела много оружия, там, в замке, почему же именно эти клинки? Разве тебе не понятно?

— Они у меня уже давно, да и мне кажется, что они всегда были частью меня, потому что я их чувствую. С ними я ни разу не был поражён.

— А у меня только кухонные ножи. И оружие я не люблю.

— Вот и лес, и совсем стемнело, надо остановиться и переночевать.

И разговор был окончен. Они остановились в лесу, ветра тут почти не было, дракон высушил землю от снега до сухих листьев и разжёг костер из ветвей. Больше они ни о чем не говорили. Единорог тихо пожелал спокойной ночи, а дракон промолчал на этот раз, он вообще плохо понимал, что это все такие странные, ведь так весело, все идут в настоящий поход по настоящему опасному делу.

Волшебница долго не могла уснуть, не то, чтобы она привыкла к большему комфорту, ей было всё равно, просто не могла уснуть. Когда она поворачивала голову в сторону Рыцаря, она видела его профиль, его прямой нос, высокий лоб и упрямый подбородок на фоне заснеженных деревьев, он лежал на спине и тёмные ресницы бросали длинную тень на бледные щеки. Ветер гудел где-то вверху, среди верхушек деревьев и казалось, что кто-то неслышно ходит и шуршит листьями под ногами, потрескивает задеваемыми ветвями. Иногда вскрикивала странным голосом неизвестная птица. Если снять очки, то профиль на фоне серебряного леса становится нечётким и беззащитным. И, засыпая, она подумала: «Ночью в лесу ходят неслышные звери и летают неслышные птицы». И всю ночь ей снилась лето, и белый куст роз на фоне серой, нагретой солнцем стены замка, как раз под распахнутым окном. А что снилось Рыцарю, мы никогда не узнаем, и он не расскажет, он никому никогда не рассказывает своих снов, мой дорогой.