Нам пело солнце... (гет)

Вскоре маленький зал стал заполняться плотнее. Почти все, прежде чем выбрать столик и сделать заказ, здоровались со знакомыми и подходили к лестнице, добавляя в вазы цветов, пока там не перестало хватать места. Тогда цветущий ковер потек по ступенькам.

Ваз было пять.

Ирина смотрела на это спокойно, с легкой грустной улыбкой, забыв про собеседницу и вслушиваясь в звуки песен Эрика.

— Что это за традиция? Нам тоже нужно было захватить цветы? — со странным щемлением в груди спросила Злата.

— Ммм… Традиция. Но я себя освободила от этой повинности. Еще чего! Глупость цветов не заслуживает, — проговорила Ирина бодро и немного иронично.

— Чья глупость?

— Да одноклассников моих. Друзей и подружек. Существ хрупких и ранимых, к тому же, не готовых к жизни.

Ирину услышала Нои, она обернулась на девушек с поджатыми губами и вздернула бровь. Ира закатила глаза.

— Что с ними случилось? — спросила Злата.

— Что с ними случилось… — раздельно повторила она, поставив подбородок на сплетенные пальцы. — Взросление. Страх перемен. Слишком сильная тоска… возможно. У нас был хороший класс. Большинство детей из обычных домов, не считая меня и Марка, уж извини за прямоту. Мы очень ладили, были как семья — именно поэтому мы все приходим сюда уже больше десяти лет, с тех пор, как Марк стал приглашать нас «повспоминать». На что угодно спорю, они даже надеяться не могли, что мы будем их помнить столько времени. Думали, наверное, что мы самовычеркнемся из жизни друг-друга сразу после выпуска.

Ирина тихонько засмеялась.

— В школе мы встречались с Эриком и, если бы не такая трагедия, это бы не закончилось так … просто. Мы все виноваты перед друг другом, и они перед нами.

С тихим поскрипыванием открывалась дверь, впуская летнюю яркость и жару в помещение, сильно пахли цветы и кофе. Марк засмеялся на шутку очередного посетителя и с белозубой улыбкой сжал его в объятиях.

— Ирина, а где Эрик? — окликнули ее от двери.

— Я за обоих! — со смехом отозвалась она.

— Черт, я так рассчитывала на автограф! — вздохнула Нои.

— Ты же ненавидишь его песни. Всегда говорил, что он визжит, как котенок!

— Вовсе не ненавижу, просто всегда вспоминаю тот мультик про потерявшуюся кошечку, и мне хочется плакать, — притворно смахнула слезу она.

Все засмеялись, спустя мгновение возобновив тихую болтовню.

Ирина с улыбкой покачала головой, и подняла чуть повлажневшие глаза на Злату.

— Я всегда хотела кое-что знать, — гораздо тише продолжила она. — Про одну девочку. Ее тоже звали Ирой. Она не была… Да вот она, в ромашках.

— Что? — Злату по спине словно сквозняком мазнуло. — Ее прах в этой урне?..

Ирина округлила на Злату глаза, потом нервно дернула уголком рта.

— Злата, бог с тобой, я имела ввиду — это цветок ее полностью отражает. Я всегда и для всех была Ириной, ее же звали — Риной, Ри. Скромная, дружелюбная, очень простая и радостная девочка. Ей тоже нравился Эрик.

Нос Ирины чуть сморщился. Она медленно убрала со лба короткую челку, проведя по глазам тыльной стороной ладони.

— И… других поводов для нее уйти из жизни, я не вижу.

Злата ощутила волну уже поблекшей боли, эхо незаданного вопроса. Они помолчали.

— Ты до сих пор ломаешь голову по этому поводу? — осторожно спросила Злата.

Ирина пожала плечами:

— Худший вопрос — это незаданный вопрос, тем более, если его некому задать.

— О да.

— Но ведь возможно посмотреть на проблему с другой стороны? — она чуть склонила голову на бок, совершенно по-кошачьи. — Ты можешь видеть вещи, которые случились уже давно, верно?

— Ир, подожди, это все сложнее. Я только зритель, я никогда не знаю…

Злата осеклась, продолжая растеряно глядеть на собеседницу. Та, в свою очередь, отвечала терпеливым и внимательным взглядом, очевидно, сравнивая глаза.

Один раз Злата почти поняла, как можно выбирать среди потока памяти камня, именно те воспоминания, которые ей нужны, когда экспериментировала с янтарем. Да и кольца Лины решили показать ей свадьбу Глеба явно не по случайному совпадению.

— Я бы попробовала, — сглотнула она. — Только, вдруг я увижу, как они умерли…

Недоговоренность была призвана просигнализировать о нежелании потом целый год ходить к психологу. Ирина сощурила глаза.

— Не могу настаивать. Но не бойся — они просто забрались на крышу одного из небоскребов Русского комплекса и уснули. Ни крови, ни боли.

Она отклонилась на стуле, залезая в карман джинсов и вытягивая за тесемку маленький атласный мешочек.

— Тебе же нужен камень? Я думаю, это может помочь, — с ладони Ирины скатились на стол две круглые сережки-пуговки, красиво инкрустированные желтыми камнями.

— Топаз, — одновременно с тихим шелестом за спиной Златы, произнесла она. — Сможешь что-нибудь с этим сделать?

Обе девушки склонились над столом, едва не стукаясь лбами, сосредоточено изучая украшение.

— И как?.. — почему-то шепотом нарушила молчание Ира.

— Между лопатками чешется, — нервно прошутила Злата, ожидающая в любой момент словить воспоминание на вылет.

— Это признак? — флегматично уточнила Ира.

— Угу.

Так прошло еще некоторое время.

— Вы там таракана оперируете, дамы? — отвлек их Марк, прошествуя мимо, с бокалом.

— Ты б постеснялся об этом так громко кричать в собственном заведении, Маркус, дорогой, — томно отмахнулась Ирина. Он с деланным испугом прижал пальцы ко рту, потом галантным жестом склонился к Злате:

— Как вам у нас, мы же с вами прежде не виделись?

— Я…

— Еще кофе? — она чуть развернулась, заглядывая в его смешливые карие глаза, и мир перед ней раздвоился. Как при древнем 3-D изображении: два слоя, разные по яркости и интенсивности цвета, один из которых слегка подрагивал и опережал второй так, что казалось, будто Марк страдает нервным тиком.

«Если мы с тобой поступим в один университет, то тогда нам вовек не разбежаться. Разве ты не понимаешь, что мы должны попробовать встречаться и с другими людьми? Рин, я хочу уехать в Северный город.»

Серьги издавали звон — чистый и тонкий звон хрусталя, становившийся все громче и громче, но Злате с трудом удалось перенести внимание на них. Губы Марка продолжали ломано двигаться.

«Ты мой единственный друг. И ты же знаешь, мне нравится другой…» — мне больно от этого разговора, мне не хочется терять Марка. Марка, твердящего, что мы слишком долго были вместе, поменяв возможные страсти на спокойствие и душевную близость. Мне не нужны страсти, я от них осознанно отказалась, я готова прожить с Марком всю жизнь.

Небо такое… звездное для города.

Они тут все связаны матрицей тоненьких ниточек — дорожек, перекрещивающихся и слоящихся. Между Ириной и Марком сияла одна из самых сильных струн, она слегка зазвенела и завибрировала когда он стал удалятся от их столика, но шли лучи и ко всем другим одноклассникам, словно они создавали единое поле… пространство памяти.

Злату замутило. Она глубоко вдохнула носом; под веками танцевали красные круги и белые фейерверки, как после взгляда на сварку.

Она сжала кулак и вздрогнула, ощутив, как острый замок сережки впился ей в руку. Снова не заметила, как успела ухватить скрижаль.

— Рин о тебе вообще не думала, Ир… У нее внутреннее состояние такое было. Хуже всего, что она встретила Эрика в ту ночь. Какая трагедия, — ощущая слабость и боль в груди, Злата опустила сережку на открытую ладонь Ирины.

Та сидела неестественно ровно, чуть откинув голову и сильно покраснев.

— Господи, так это не сказки!.. — прошептала она, едва шевеля губами.

— Не сказки, — все еще с тяжело бьющимся сердцем, ответила Злата.

— Глеб не врал, Матьяш ни секунды не врал, — ошеломленно и, вместе с тем облегченно, выдохнула Ира. Глаза ее сияли, и не только от набежавших слез. — Никто не мог знать, Эрик никому не говорил! Это правда, серьезно, это все правда!

Злата натянуто улыбалась, со смешанными чувствами наблюдая за реакцией Ирины. Та внезапно вскочила и, на ходу вытирая щеки, кинулась к выходу. Ее сочувственно проводила дюжина пар глаз.

Помедлив, Злата двинулась за ней. Снаружи дрожал зной, Ира спряталась от него у старого клена, глядя на небо в просветы между листьями. Злата немного помялась, но все же решилось подойти ближе.

— Ты не верила?

— Верила. Только не надеялась. Это же просто невероятно — существование самого такого механизма — невероятно!

— Я полностью согласна, — Злата потерла глаз с изменившей цвет радужкой. — Но тебе стало легче?

— Прости, что заставила на все это смотреть. Мне нужно было…

— Проверить?

— Убедиться, — мягко поправила Ира. — Спасибо. Этот Андрей с разговорами о твоей левитации в поле, эти приступы истерии у Лары, это… все бьет по мозгам, отдает хорошенько шизофренией.

— Похоже на сумасшедший дом, — глубоко вздохнула Злата, искренне сопереживая Ирине. — Я тебя понимаю. Я бы не поверила, а вы все просто невероятные, шли за Глебом просто так!

— Не просто так, — Ира взяла Злату за руку и крепко ее сжала, заглядывая в лицо. — Случайностей не бывает. Видимо, настают другие времена, а я не люблю пропускать важные события.

— Тогда, похоже, и мне не суждено ничего пропустить, — рассмеялась она, отчасти заражаясь лихорадочным восторгом Иры. — Но я смогла помочь?

Брови Ирины сошлись на переносице, она замерла, честно прислушиваясь к себе.

— Мне надо выпить, — наконец, она тряхнула головой.

Злата не смогла заглушить в себе этот легкий укол разочарования. Тогда в чем польза, для чего усилия?

Ирина закусила губу, застыв взглядом.

Прямо за кленами лежали поржавевшее шпалы брошенной узкоколейки, поросшие травой и пастушьей сумкой, в одном месте даже пробился молодой подсолнух, обещая вырасти настоящим гигантом. На солнце, наконец, стали набегать тучки, ненадолго прикрывая город от его палящих лучей.

У Златы резко ударило в виски, спазмом боли захватывая лоб и угрожая позже волнами тошноты. Она устало прикрыла лицо ладонью:

— По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищем,

Ни тебе, ни мне.*

— Как символично, — отозвалась Ира, поднимая глаза и спохватываясь. — Ты что, голова болит?

— Не выспалась.

— Пойдем, отвезу тебя домой, — Ира подхватила Злату под руку, и одновременно пластина оповестила о сообщение.

«И куда это ты делась? У меня ТРАГЕДИЯ», — весьма многообещающе возвещал Димка.

— Да, поехали, — согласилась Злата, и уже в машине спросила, — а откуда у тебя эти сережки?

— Так я же объясняла, — меланхолично дернула плечом Ирина. — Я собираю проклятые украшения. На мой взгляд, с этой серьгой после такого — явно не все чисто.

Злата кивнула и плотно сжала губы, решив, что она под страхом смертной казни не будет уточнять, как украшение оказалось у Ирины.

Злата попросила высадить ее у кондитерской, дальновидно прикинув, что сахароза поможет пережить Димке любую трагедию. Продавец обратил внимание на ее бледный вид и посоветовал покрывать голову на таком солнцепеке, а так же пожаловался, что шоколад уже начинает плыть и охлаждение воздуха не помогает.

Набрав всего понемножку, Злата медленно двинулась к дому. Память о жизни той девочки, Рин, а конкретно — ощущение полной тщетности бытия, перекликалась с ее собственным еще некоторое время назад. Впрочем, ее попытки спрятаться от мира носили пассивный характер, больше смахивавший на заглючивший инстинкт самосохранения. Уходить в книги и мелкую суету от негатива — было безопасно. Ничего кардинального, ничего непоправимого.

Ей впервые пришлось впустить в себя такое личное и страшное, пусть и довольно обрывочное воспоминание. А это важный опыт. Натолкнуться можно на что угодно, следует к этому быть готовой.

— Укреплять стрессоустойчивость, Златушка, — буркнула она себе под нос, петляя между цветниками. — Для начала, можно ругаться с кем-нибудь в транспорте, или в очереди скандалить. Тренироваться…

— Злата, добрый день! А я вас тут жду, — раздался знакомый грустный голос из беседки.

Она вздрогнула от неожиданности всем телом и скосила глаза. На скамейке, вытянув перед собой кривые ноги в шортах, сидел Куземко.

— Вы же уволились! — вырвалось у Златы.

— Так… Мы ж и не в Библиотеке, — резонно возразил он.

— Я имела в виду, Матьяш уже связался со мной!

Он тяжело вздохнул, закряхтел, поднимаясь с места. Злата сдержала желание кинуть в него печеньем и смыться.

— Я могу подумать, что вы не рады меня видеть, — обиженно ссутулился Куземко.

— Что, вы, очень рада, — автоматически соврала она. Сработал еще в детстве привитый рефлекс.

Куземко вдруг сначала расплылся в улыбке, потом расхохотался. Смех у него был всхлипывающий и слегка маниакальный.

— Вы очень милая девушка, честное слово! Дело вот в чем, — он посерьезнел, или очень ловко сделал вид. — С господина Матьяша взяли слово, что он не будет вам звонить. Это, как вы понимаете, не его инициатива, ему это очень неприятно и крайне досадно, но он не хотел бы прерывать общение с вами. Он передает вам свои извинения, за то, что вы были свидетелем очень некрасивой сцены и обещает, что навестит вас лично так скоро, как только сможет.

— Так вот, как дело было, — мягко произнесла Злата. — И кто же это так убедительно с ним пообщался?

— Думаю, вам известно кто. Я могу ему что-нибудь от вас передать?

— Скажите, что мне тоже очень жаль, и что он совершенно не виноват в том, что все так вышло. Я понимаю. И скорейшего ему выздоровления!

Последнюю фразу Злата бросила уже на ходу, целеустремленно шагая к двери подъезда. Интуиция подсказывала, что слишком расшаркиваться с Куземко не стоит — есть в нем что-то, внушавшее опасение.

Еще только выглянув из коридора, она засекла на кухне горестно сжавшегося Димку. Поза его являла нечто среднее между Роденским «Мыслителем» и «Мальчиком, вытаскивающим занозу».

— Эй, я здесь, — Злата быстро разулась и подошла к нему, опустив пакет на стол. — Что случилось?

Димка поднял покрасневшие глаза и устало махнул рукой. Видеть его таким подавленным приходилось очень редко, Злата даже и не помнила, когда.

— Когда ты заходила, ремонтник уже ушел? Видел, как меняют оборудование. Как пить дать, свет отключат.

— Не переводи тему, сам меня вызвал. Что за беда-печаль пришла?

— Ничего я не перевожу, свет — это очень важно. Я его спросил, он сказал, может, и сеть отрубят… — Димка перешел уж на какое-то совсем невнятное бормотание.

— Стоп,— Злата сильно зажмурилась, почувствовав возвращение дурноты. — С Кези проблема?

— Эх… У нее кто-то есть, — признался он. — Я слышал, как она говорила с парнем, они договаривались о встрече. А мне она сказала, что планирует навестить двоюродную тетю. Это надо было же придумать — двоюродную тетю! — Димка нервно усмехнулся.

Злата закусила губу, чувствуя, что в ней поднимается глухая злость. Она, конечно, знала, что Кези — девушка ветреная, но она искренне считала, что у них с Димой может срастись.

— Ты уверен, ничего не мог неправильно понять?

— Да ладно тебе. Это все потому, что я толстый? — он внезапно встрепенулся, оскорблено выпрямившись и упираясь кулаками в бока.

— Дим. Во-первых, ты нормальный, а во-вторых…

— Неееет, скажи, ты бы вот хотела меня поцеловать?

Злата оторопела.

— А ты меня? — спросила она, не найдя ничего лучше. Беседа вошла в пугающую Злату колею, а учитывая собственную мнительность, грозила перерасти в приступ паники.

— Злата… Только ты не обижайся, — глаза Димки сделались вдруг жалостливыми. Он потянулся и успокаивающе похлопал ее по руке. — Я сразу вспоминаю, как ты рыдала, читая «Бемби», и как у тебя сопли из носа текли, а ты их по лицу размазывала. Фу.

— Это когда было!? — возмутилась Злата, выдергивая руку из-под Димкиной ладони. — И как будто ты не плакал от этой книги!

— Я сморкался в платочек, — назидательно проговорил он. — У меня с подбородка не капало!

— Ой, а я помню, как твоя мама нашла у тебя ту книжку, про двух братьев и шпиона, который за ними наблюдал…

— Замолчи! — Димка подскочил со стула. — Я думал, это военная фантастика! Мне ее товарищ в школе дал.

— Рассказывай…

— Да что толку с тобой разговаривать!

Димка еще некоторое время пораздувал ноздри, став великим и ужасным, потом резко указал на пакет:

— Что там?

— Это не тебе, — они со Златой потянулись к нему одновременно, предсказуемо разорвав бумагу. На столе остался слипшейся черный комок.

— Естественно не мне. Какая-то гигантская какашка!

— Это шоколадное печенье и трюфеля, — мрачно ответила Злата.

— Вот отлично, ну ешь их.

— Да? Испортил аппетит, а теперь — забирай, дорогая Златочка?

— Ты бесчувственный, эгоистичный и совершенно невыносимый человек, — полным надрыва и скорби голосом, припечатал Димка, хлопая дверью ванной.

— Неблагодарный поросенок, — прошептала Злата, пихая сладости в порванный пакет и закидывая их в холодильник.

*Геннадий Шпаликов