Сейчас или никогда (гет)

Когда-то мама сказала мне, что лучший учитель — это жизнь, но за уроки она берет несуразные деньги. Тогда мне было четырнадцать, и я думала, что все поняла. В четырнадцать кажется, что за твоими плечами огромный опыт, а потерь в твоей жизни было более чем достаточно.

Вернувшись в Хогвартс в этом году, я вспомнила слова мамы. Весь год стал уроком жизни, за который мы заплатили непомерную цену: бесконечные пытки, страх за близких. Но на фоне всего того, чего я лишилась сегодня, прежние потери померкли, стали казаться незначительными.

Фред... Мерлин, я никогда не думала, что в шестнадцать лет переживу смерть родного брата, которому месяц назад исполнилось двадцать. Что буду смотреть на Джорджа, который так на него похож, но все же совсем другой, и задавать себе глупый вопрос: «Интересно, каково ему будет видеть свое отражение в зеркале?» Что не пролью ни одной слезы. Буду задыхаться от боли, но заплакать не смогу.

А Колин? В моей памяти навсегда останутся его «Пожалуйста, будь осторожна и не делай глупостей» и грустная улыбка. Мы многое пережили вместе: ссорились и мирились, иногда ненавидели друг друга, но неизменно были вместе.

Я не могла поверить, что это его Оливер осторожно кладет на красную гриффиндорскую портьеру, расстеленную на полу. Разве мог это быть Колин? Самоотверженный, готовый ради друзей чуть больше чем на все? Всегда готовый идти до конца. До самого конца, как оказалось.

И Гарри. Если гибель Фреда и Колина меня уничтожила, гибель Гарри высосала всю жизнь подчистую. Единственное, на что меня хватило, — душераздирающее «НЕТ!», когда увидела Гарри на руках Хагрида. И все. Дальше — пустота.

Что я испытала, когда поняла, что Гарри жив? Ничего. Было ощущение того, что чувства атрофировались. Не хотелось ни смеяться, ни плакать, ни кричать. Хотелось забиться в какой-нибудь угол и сидеть там до тех пор, пока не станет лучше. Но приходилось бороться и молча сражаться за свое будущее, швыряясь заклинаниями направо и налево.

А потом Волдеморт пал.

И лишь тогда, когда Гарри обнял меня целую вечность спустя после окончания Битвы, я смогла заплакать. За Фреда. За Колина.

Но, слава Мерлину, не за Гарри.

* * *

Все же фотография — один из самых жестоких видов искусства. Она выдергивает из прошлого и тащит в будущее отдельные моменты: моменты, которые должны были уйти в никуда, остаться в воспоминаниях, просвечивать сквозь дымку новых событий. Фотография заставляет нас видеть людей такими, какими они были до того как их согнуло время. Прежде чем они нашли свой конец.

Я в который раз за последние месяцы перебираю когда-то сделанные Колином фотографии. В большинстве своем — мои. У него, оказывается, было множество моих фотографий, которых я никогда не видела. Магических и магловских, разных. Но на всех я была какой-то одинаковой. Может, мне так казалось потому, что я пыталась увидеть себя глазами Колина. Может, потому, что я в принципе сейчас ощущала себя все время одинаковой. Не знаю.

— Красивый снимок, — тихо произнес за спиной Гарри и присел рядом. — Скучаешь по Колину?

— Очень, — откликнулась я. — Знаешь, он ведь любил меня... и я его... наверное. Как-то по-своему.

— Знаю, — кивнул Гарри и прижал меня к себе. — Он был рядом с тобой в самые страшные моменты твоей жизни. В моменты, когда на его месте должен был быть я, но меня не было. Я не могу ни в чем винить ни тебя, ни его. Только себя. А Колину я благодарен.

— Его отсутствие, оно как... как пустота на фотографии, где кто-то выстриг ножницами чье-то лицо. И эта дыра сейчас кажется намного важнее всех оставшихся лиц. — В горле встал ком, и я умолкла, чувствуя, как Гарри медленно ведет рукой по моим волосам.

— Я не смогу заполнить собой эту дыру.

— И не нужно. Ты — это ты. Это прозвучит ужасно, но... если для того, чтобы ты остался жить, нужно было погибнуть Колину, пусть лучше так. Потому что без него, но с тобой я смогу, а без тебя не смогла бы. Даже с ним.

* * *

Найдя среди сотен снимков фотографию Колина, Гарри и Джинни поставили ее на каминную полку наряду с фотографиями других близких. Это была единственная неподвижная фотография в их доме. Но жизни в ней было намного больше, чем в остальных.