Инструкции по применению (джен)

До выборов осталось: 4 дня

— АПЧХИ!

Издав этот оглушительный звук, Чарльз проводил почти философским взглядом разлетающуюся по кабинету стопку документов, даже и не думая их подбирать. Кабинет был директорским, документы минут пять назад притащили на подпись из маркетингового отдела, и если они не догадались их предварительно скрепить, то это были не его, Чарльза, проблемы. Его проблемы в данный момент заключались в тщательно, но безуспешно скрываемом от директора головокружении, подкашивающихся ногах, покрасневших от непролитых слезинок глазах и таком громком и учащённом сердцебиении, что его, казалось, было слышно даже на других этажах. Сентиментальные женские журналы всех времён и народов называли совокупность всех этих признаков любовью, вызывая у своих читательниц томные и мечтательные вздохи. Давенпорт женских журналов не читал, зато знал, как пользоваться градусником, поэтому своё состояние он с уверенностью называл простудой, вздыхая при этом тяжело и раздражённо.

— Будьте здоровы. — Савиньяк отреагировал на произведённые шум и беспорядок совершенно невозмутимо, даже головы не поднял, быстро пробегая глазами принесённый помощником отчёт о вчерашнем мероприятии и сразу же делая в нём какие-то пометки карандашом. Ответа не последовало — забрав уже приготовленную для него папку, Чарльз быстро вышел из кабинета, даже не хлопнув дверью на прощание, что было странно, учитывая его гораздо превышающее обычное обозлённо-раздражённое состояние — сегодня Давенпорт не удосужился поздороваться с начальством даже в своей привычной грубоватой, на грани хамства, манере. Откровенно говоря, Ли его за это не осуждал: на сей раз, в порядке большого исключения, у строптивого подчинённого имелись все причины для праведного гнева.

* * *

Днём раньше

До выборов осталось: 5 дней

Дождь хлестал так сильно, что разглядеть что-либо было невозможно и на расстоянии вытянутой руки. Собственно, даже просто удержаться на ногах было уже существенной проблемой — поток воды с неба буквально сминал, заставляя пригнуться к земле, по которой уже вовсю бурлили ручьи (что было непозволительно мягким названием для столь бурно несущейся воды. Пожалуй, уместнее было бы сказать — реки), сбивая с ног тех неудачников, которых угораздило оказаться в самом эпицентре внезапно нахлынувшего стихийного бедствия. Разумеется, в их числе был Чарльз Давенпорт.

Осень в этом году выдалась тёплая. Все прогнозы радостным многочисленным хором провозглашали идеальную погоду на ближайшие две недели. Согласно их сводкам, на идеально чистом голубом небе должно было сиять идеально яркое солнце, создавая всем жителям столицы идеальное настроение и идеальные условия для проведения любых мероприятий, тоже, разумеется, идеальных. Так что не было ничего удивительного в том, что Карл Кройц, глава пиар-отдела кандидата в депутаты Савиньяка, запланировал именно на этот день последнюю в предвыборной кампании благотворительную акцию, проводимую, конечно же, на улице. Наблюдать за которой, в виду крайней занятости самого Савиньяка, отправился, само собой, его личный помощник. В общем, всё было вполне обоснованным, продуманным и логичным, за исключением странной убеждённости вышеозначенного помощника в том, что как раз этот самый, идеальный по всем параметрам, день ну совершенно не годится для проведения каких бы то ни было мероприятий, а особенно — на открытом воздухе. Свою убеждённость Давенпорт подкреплял весьма любопытными, но совершенно бесполезными методами: невразумительным мычанием, невнятным бормотанием и требованиями дать ему обсудить этот вопрос непосредственно с Савиньяком, поговорить с которым лично в течение ряда недель было практически невозможно ввиду особо интенсивной суетливой подготовки к финальной стадии выборов.

Конечно, как личный помощник, Чарльз имел в этом вопросе некоторое преимущество перед всеми остальными, однако на этот случай оно почему-то не распространялось — крайне занятый решением сразу восьми неотложных дел одновременно (благо ещё, управление компанией в это время полностью переложил на себя Эмиль), Лионель не отвечал на звонки ни одного из трёх рабочих телефонов. В конце концов, на пятнадцатую попытку отчего-то вдруг ставший очень настырным Давенпорт получил через секретаря сообщение от директора, что он, директор, во-первых, занят, во-вторых, очень занят, и в-третьих, слишком занят, чтобы заниматься решением вопросов, которые должен быть вполне в состоянии решить его многочисленный штат подчинённых, если этот штат, конечно же, не хочет вдруг резко сократиться в численности, начиная, к примеру, с того же Давенпорта. Обозлённый этим ответом до крайности, личный помощник, яростно борясь с желанием послать любимую работу вместе с нелюбимым начальством в далёкое пешее путешествие, добиваться внимания директора прекратил, сосредоточившись на попытках логично обосновать необходимость переноса мероприятия на другое время, но в результате почти титанических усилий (увенчавшихся беспрецедентной в своей убедительности получасовой речью) добился только того, что благотворительная акция была проведена утром, а не в послеполуденное время, как планировалось изначально.

Собственно, закончить саму акцию (имевшую, кстати говоря, небывалый успех) они успели. А вот убраться с места её проведения — нет. В результате чего Чарльз, задержавшийся, чтобы проконтролировать сбор последних анкет у горожан, успевших поучаствовать в мероприятии, стоял теперь насквозь мокрый под потоками ледяного дождя и очень громко и выразительно ненавидел главу пиар-отдела, который умчался в центральный офис ещё за час до начала бури — первым отчитаться перед как раз освободившимся начальником о своих выдающихся достижениях. Ну и ещё, быть может, непрозрачно намекнуть Савиньяку на странное параноидальное состояние его личного помощника — вероятно, Чарльз просто выдохся и нуждается в длительном отдыхе, и в этом случае Кройц готов немедленно заменить на посту своего товарища, исключительно ради блага общего дела. Самому Давенпорту сейчас до этих интриг не было ровным счётом никакого дела — его куда больше беспокоила перспектива утонуть в грязном водном потоке, что весьма сильно расстроило бы его самого, и утопить вместе с собой крайне важные документы, что, вероятно, действительно расстроило бы директора. Не то чтобы Чарльза в принципе волновало душевное состояние Лионеля, но топить документы всё равно не хотелось — часть из них ещё предстояло обработать и представить завтра в виде полноценного отчёта.

Добравшись в офис к десяти часам вечера, мокрый, замёрзший, усталый и голодный Чарльз уже не ожидал застать там директора, но Савиньяк оказался на месте. Медленно переводя взгляд с лужи, натёкшей на пол с одежды помощника, на завёрнутую в восемь целлофановых пакетов и обёрнутую для надёжности скотчем папку с документами, Ли некоторое время задумчиво молчал, да и Давенпорт как-то тоже не слишком торопился нарушать это молчание. Слишком усталый, чтобы злиться, он аккуратно положил сохранённые в абсолютной целости документы на стол и повернулся, чтобы выйти, когда Лионель наконец заговорил:

— Я отвезу вас домой.

Чарльз слегка повернулся в сторону директора, и на мгновение в его глазах вспыхнуло привычное раздражение; Ли увидел, как подчинённый открыл было рот, чтобы произнести одну из уже зазубренных обоими наизусть отповедей на тему "я прекрасно обойдусь без вашего общества", но почему-то, так и не выдавив из себя ни звука, захлопнул его обратно и, молча развернувшись, вышел из кабинета.

* * *

До выборов осталось: 4 дня

Каким бы ужасным директор ни представлялся некоторым из своих подчинённых (не будем показывать пальцем), он, вообще-то, был довольно терпеливым человеком. Поэтому нежелание насквозь простуженного (но упрямо делающего вид, что красные глаза у него от недосыпа, насморк — от аллергии, а шаткая походка и дорожащие руки — от нервов) Давенпорта разговаривать с и без того ненавистным начальником Лионель, в принципе, понимал, хотя отпустить личного помощника на больничный за четыре дня до выборов никак не мог. Поэтому он оставил без внимания и тот факт, что с ним не поздоровались — вежливость была, конечно, приятным качеством, но в сотрудниках он больше ценил профессионализм, — и то, что очередную порцию срочных дневных поручений выслушали молча, лишь утвердительно кивнув в знак того, что всё поняли — это, вообще говоря, было скорее плюсом. Но плюсом, совершенно не свойственным данному конкретному сотруднику. Потому что данный конкретный сотрудник, будучи раздражён и разгневан на начальство (то есть, посмотрим правде в глаза, ежедневно), был весьма склонен ко множественным словесным критическим выпадам в сторону оного, а вовсе не к упорному бойкотированию. Такая реакция, вполне вероятно, могла свидетельствовать о переполнении пресловутой чаши терпения (в факте наличия которой у Давенпорта Лионель, если честно, изрядно сомневался) той самой последней каплей, после которой должен произойти неминуемый разрыв уже устоявшихся рабочих взаимоотношений. Проще говоря, похоже было, что в этот раз Чарльз был и в самом деле зол и обижен. Не то чтобы Савиньяка это как-то особенно волновало, конечно. К тому же, один день молчаливого осуждения никак нельзя было считать показателем. Не то чтобы Ли чувствовал себя виноватым, разумеется. Он решил дождаться завтрашнего дня, чтобы проверить правильность собственных рассуждений.

* * *

До выборов осталось: 3 дня

С утра неожиданно отменили одну встречу и перенесли другую, поэтому в плотном расписании Ли наконец-то выдалось окно. Первым делом Савиньяк-старший проведал своего младшего старшего: Эмиль, застать которого обычно можно было только в одном из производственных цехов (правда, для этого сперва необходимо было выяснить, в каком именно), в кои-то веки занял причитающийся ему кабинет в головном офисе фирмы и испытывал по этому поводу неимоверные страдания. Страдания нашли своё выражение в мрачном взгляде чёрных глаз, круги под которыми грозили сравняться с цветом радужки, пол-литровой чашке шадди (судя по стойкому аромату, заполнившему кабинет, чашка была далеко не первой) и не утверждённом пока бизнес-плане, который Эмиль должен был детально изучить и подписать. То, что вместо этого брат дочерчивал вот уже на двадцатой странице плана какую-то сложную электросхему, Лионеля не удивило. Как и то, что часть электросхемы была вычерчена прямо на столе. Маркером. Из путанных объяснений Эмиля, сыпавшего направо и налево сложными техническими терминами вперемешку с техническим же сленгом, Ли, закончивший в своё время гуманитарно-экономическое отделение Лаик и той же направленности институт, понял только ту часть, в которой брат обещал, что "это будет легендарно". Эти обстоятельства, впрочем, не помешали ему всецело проникнуться гениальной идеей и в знак полнейшей солидарности с младшим старшим незамедлительно ретироваться из кабинета последнего.

Захватив по дороге копию испорченного братом бизнес-плана, директор отправился прямиком к собственному личному помощнику, вопреки обыкновению, чуть помедлив на пороге и даже постучав в дверь. Ответа он, впрочем, дожидаться не стал, сразу же войдя в кабинет и сверкнув одной из своих наименее раздражающих ухмылок:

— Доброе утро, Чарльз.

Чарльз до ответа не снизошёл: лишь слегка приподняв голову и едва заметно кивнув, он вновь углубился в работу. Нимало не смущаясь прохладным приёмом, Ли шлёпнул на стол увесистую пачку бумаг и выразил уверенность в том, что Давенпорт, конечно же, выкроит в своём расписании каких-нибудь пять-шесть часиков на то, чтобы заняться ещё и этим. Вопреки ожиданиям, подчинённый вновь не ответил, только чуть слышно скрипнул зубами и снова кивнул. Алевшее лихорадочным румянцем лицо и шмыгающий нос наглядно демонстрировали, что со вчерашнего дня в состоянии его здоровья ничего существенно не изменилось, а гробовое молчание не менее наглядно подтверждало, что с отношением к начальству здесь уже определились и изменять себе не собираются.

К вечеру, загрузив Давенпорта ещё тремя объёмными заданиями, проведя внезапное заседание с целью разнести на ней в пух и прах эффективность работы аналитического отдела, заменив обед внеочередным стратегическим совещанием и сделав личному помощнику поочерёдно два выговора — за неопрятный внешний вид и неверно оформленные бумаги — Лионель так и не услышал от Чарльза ни единого слова. Не то чтобы он специально добивался, чтобы с ним заговорили. И аптека по пути домой тоже, кстати говоря, попалась совершенно случайно.

* * *

До выборов осталось: 2 дня

— Доброе утро, Чарльз.

Давенпорт как-то нерешительно раскрыл рот, затем лишь, чтобы тут же захлопнуть его обратно и кивнуть, с опаской поглядывая на водружённый директором на край стола пакет с эмблемой фармацевтической фирмы Приддов — лиловым спрутом.

— Одно из ваших обязательных сегодняшних дел — пить все эти лекарства по часам, в строгом соответствии с инструкцией. Отчитаетесь через Люсьена, мне некогда.

С этими словами Савиньяк невозмутимо вышел за дверь, оставив Чарльза наедине с лекарствами и растерянностью. Молчаливое осуждение начинало порядком раздражать Лионеля — это, в конце концов, не детский сад, чтобы холить и лелеять свои обиды, наказывая обидчика путём бойкота. Впрочем, было вполне вероятно, что от принятия окончательного решения об увольнении сотрудника удерживают только послезавтрашние выборы.

Вечером Сэц-Алан доложил, что Давенпорт лекарства принимал исправно и даже вроде как выглядел получше.

Не то чтобы Ли было до этого какое-то дело.

* * *

До выборов остался 1 день

"Завтра, завтра. Уже завтра!" — было написано на лицах сотрудников во время планового совещания. Кройц с тщательно просчитанной долей воодушевления зачитывал доклад о текущей репутации Савиньяка в СМИ. Сэц-Алан с воодушевлением совершенно искренним ожидал завтрашнего дня, уверенный, что любимый начальник обязательно победит (Ли был в курсе, что Люсьен с группой не менее восторженных энтузиастов в большой тайне от него уже готовил поздравительную вечеринку по случаю победы). Эмиль ожидал не менее нетерпеливо и, пожалуй, даже более искренно — но только не выборов, как таковых, а дня, когда сможет покинуть скучный кабинет и вновь с головой окунуться в производство. Те, кто был помоложе и повпечатлительнее, откровенно волновались, некоторые даже заламывали руки и слегка задыхались от переживаний. Сам Лионель если о чём и беспокоился, так это о том, чтобы дела фирмы не пострадали от того, что её директор на время отошёл от активной работы, но беспокойство это было деятельным, а не эмоциональным, отчего страдали, в основном, Эмиль, Давенпорт, Сэц-Алан и производственный отдел. Разведённая чрезмерно взволнованными сотрудниками суета не приносила никакой пользы и лишь мешала обычной организованности.

Впрочем, обведя взглядом лица людей, присутствующих на совещании, Ли обнаружил одно, не высказывающее никаких признаков эмоциональной заинтересованности в завтрашнем мероприятии. Собственно, единственным, что говорило выражение лица Давенпорта, было: "У меня полно работы и без ваших дурацких совещаний, так что прекратите светить энтузиазмом и переходите к делу", и это ничем не отличалось от его обычного выражения на абсолютно всех подобных мероприятиях, начиная с первого же дня работы. Пожалуй, можно было с уверенностью сказать, что директор и его самый строптивый сотрудник впервые в жизни были хоть в чём-то полностью солидарны.

К слову, выглядел Чарльз куда лучше вчерашнего, и даже почти перестал чихать. Однако с начальством по-прежнему не разговаривал, отделавшись сухими кивками и на приветствие, и на рабочие указания, и даже на вопрос о самочувствии. Савиньяк даже начинал подумывать о том, чтобы спросить напрямую о причинах столь упорного желания Давенпорта продолжать этот односторонний конфликт, но решил, что это подождёт до конца выборов.

* * *

День выборов

Чарльз, в кои-то веки в честь знаменательного события соизволивший напялить на себя приличествующий случаю костюм с галстуком, бодрым шагом выздоравливающего человека вошёл в конференц-зал минут за пятнадцать до назначенного времени. В последний раз перепроверив небольшую стопку нужных документов, он положил их на стол к Лионелю, чуть тише обычного произнеся:

— Доброе утро, господин директор.

Возможно, Давенпорту только показалось, что Савиньяк чуть помедлил с ответом, глядя на него со странной смесью облегчения и недоумения.

— Доброе утро, Чарльз.

Кивнув директору, помощник отошёл туда, где настраивался большой, почти на всю стену экран, предназначенный для прямой трансляции постоянно обновляющихся результатов голосования. Последние дни выдались до того суматошными, что у него совершенно не было времени даже на то, чтобы злиться на виноватого в его болезни директора, поэтому Давенпорт был рад, что ещё в тот день, когда добирался в офис под стеной ливня, спокойно списал пренебрежительное отношение Ли на крайнюю занятость и больше к этому вопросу не возвращался. К счастью, справиться с болезнью удалось достаточно быстро, и сегодня утром отёк горла, ужасно мешавший работать, наконец-то спал, так что Чарльз вновь мог разговаривать, хотя пока что и не очень громко. У Давенпорта редко случались приступы оптимизма, но это был один из них: болезнь пошла на убыль, голос вернулся, изнурительная подготовка к выборам подошла к концу и даже директор раздражал куда меньше обычного. По крайне мере, сегодня жизнь была прекрасна.