Инструкции по применению (джен)

Лионелю следовало почуять неладное сразу, как только в его кабинет, носящий на двери гордую золотую табличку “Директор”, прямо посреди рабочего дня завалился Росио и, как ни в чём не бывало, уселся на край стола. Всё-таки не каждый день министры военных дел вот так запросто приходят в офисы к бизнесменам, пусть даже эти бизнесмены владеют крупнейшей в Талиге корпорацией по производству электроприборов. “От утюга до бортового компьютера” — так гласила их последняя реклама. Возможно, виной тому был излишне загруженный день, переполненный срочными документами стол или чрезмерный энтузиазм Эмиля, второй час самозабвенно вещавшего что-то на тему: “Вот когда мы закончим разработку этой супер-навороченной батарейки, вот это жи-и-изнь начнётся”, но Ли не насторожился даже тогда, когда Рокэ принялся весьма туманно излагать какие-то результаты какого-то последнего заседания, и в конце концов роковая фраза прозвучала:

— Ну, в общем, мне нужен свой человек в парламенте.

Догадливый Эмиль немедленно подобрал свои чертежи и быстренько юркнул за дверь, бросив на прощание:

— Я всегда знал, что ты создан для политики!

И вот тогда мирной жизни Лионеля Савиньяка пришёл конец.

* * *

— Итак, у каждого уважающего себя депутата должен быть личный помощник!

— Я ещё не депутат.

— Кандидат зато, выборы не за горами, без помощника не солидно, так что не спорь, я его тебе уже выбрал.

— Мне. Не нужен. Помощник!

— Проходите, Чарльз, знакомьтесь, вот ваше новое непосредственное начальство.

Лионель поднял взгляд на вошедшего бледного молодого человека с волнистыми каштановыми волосами и колоритными усами, и губы сами собой расплылись в зловещей ухмылке:

— Добрый день, Чарльз. Прыжки с такой высоты совсем не сказались на вашем здоровье, как я посмотрю.

Поразительно, как много оттенков в человеческой коже! А ведь, казалось бы, ещё бледнее Давенпорт стать попросту не мог — так нет же, умудрился. Рокэ немедленно принял самый наиневиннейший вид:

— Так вы что, знакомы уже?

Ну да, можно подумать, он этого не знал, как же. Ухмылка на лице Ли стала ещё шире:

— Ну и что мне с ним делать?

— Тебе что, инструкцию по применению составить? Разберёшься по ходу дела!

— О, я разберусь, не сомневайся!

И вот тогда мирной жизни Чарльза Давенпорта пришёл конец.

* * *

— Это ваше рабочее место, располагайтесь. Раньше здесь была кладовка, но вы не переживайте, швабры и вёдра уберут. Когда-нибудь.

Чарльз с кислой миной оглядел крошечную квадратную комнатку, одну половину которой занимал невесть как протащенный через узкую дверь офисный стол с вращающимся стулом и компьютером в комплекте, а другую — разнообразный инвентарь, предназначавшийся для уборки помещений.

— А может, я в приёмной буду сидеть?

— Ну что вы, какая приёмная! В приёмной у меня секретарь сидит, а вы — личный помощник, вам по статусу обязательно полагается отдельный кабинет!

Чарльз был твёрдо убеждён, что Савиньяк над ним издевается, но директор говорил таким сухим и деловым тоном и с таким невозмутимым выражением лица, что придраться было просто не к чему.

— …тогда давайте обсудим мои служебные обязанности. Я могу…

Его прервал звук захлопнувшейся двери. Отлично. Просто замечательно.

— Да, точно, я могу просто сидеть здесь и ничего не делать!

Так и знал, что доверять Алве, ни с того ни с сего пообещавшему устроить его на работу на правах старого друга отца, не стоило. Особенно с учётом того, сколько Алва успел перед этим выпить.

* * *

Примерно через неделю раскладывать на компьютере банальные пасьянсы Чарльзу вконец опротивело, и он, тщательно сдерживая рвущееся наружу возмущение, отправился к начальству, на ходу продумывая будущую речь.

“Я, в конце концов, получил образование!”

Но опыта работы у него не было.

“У меня красный диплом!”

Попробуй ещё докажи, что он честно заслужен, с таким-то влиятельным отцом.

“Вы не справитесь самостоятельно и с работой в корпорации, и с предвыборной компанией!”

Но, насколько он знал Савиньяка, тот был способен справиться самостоятельно с чем угодно.

“Вы вообще помните о моём существовании?”

Возможно, было бы лучше, если бы Лионель действительно о нём не вспоминал, но эта мысль отчего-то невероятно злила.

* * *

В приёмной было пусто, занимающий секретарское кресло совсем молодой паренёк широко и приветливо улыбнулся:

— Вы к директору? Вам назначено?

— Я здесь… работаю, — кричать на таких дружелюбных людей у Чарльза никогда не получалось, даже если в тот момент хотелось накричать на весь мир вокруг, и он мужественно сдержался.

Зато, едва распахнув дверь директорского кабинета, никому не нужный помощник начал сразу с вопля:

— ДОБРОЕ УТРО, ДИРЕКТОР! ВАМ НИЧЕГО НЕ НУЖНО?!

Он ожидал хоть какой-нибудь реакции, от удивления до ответного крика, но Лионель только скользнул по подчинённому равнодушным взглядом и спокойно ответил:

— Вы как раз вовремя. Принесите мне шадди.

— Принести… что? — Чарльз, не веря собственным ушам, оторопело топтался на пороге, начисто позабыв все аргументы в пользу собственной чрезвычайной полезности.

— Шадди — это такой горячий напиток, посмотрите в интернете, — терпеливо пояснил Лионель, чуть заметно ухмыляясь — выражение лица Давенпорта его невероятно веселило, — я пью с корицей, без сахара и сливок.

Дверь почти бесшумно закрылась. В приёмной Сэц-Алан, глядя на сжимающего в бессильной ярости кулаки новоявленного коллегу с безумными глазами, панически раздумывал: бежать ли ему за аптечкой или за охраной.

* * *

Следующую неделю Лионель провёл, по-своему развлекаясь: помощник завёл привычку являться в его кабинет каждые полтора-два часа и, яростно полыхая глазами, докладывать о текущей политической ситуации.

В политике Ли разбирался достаточно, чтобы полученная информация не представляла для него ровно никакой ценности, но не мог отказать себе в удовольствии посреди доклада вставить какой-нибудь совершенно неожиданный и сбивающий с толку вопрос.

— Вашим основным оппонентом будет Вальтер Придд, он так же метит на место в парламенте…

— Вы считаете, у него хватило бы меткости затушить свечу выстрелом из пистолета?

— Я… что?

— Жена Придда недавно скончалась от неизлечимой болезни, вероятнее всего, он использует эту ситуацию в предвыборной …

— Да-да, выбор новой жены для него будет непростым, вот вы бы кого на его месте выбрали: вдову или молоденькую?

— А… я…

— …и тогда в предвыборную речь необходимо включить следующие пункты…

— Зимний Излом в этом году приходится на среду или на четверг?

— Да… ещё весна, вообще-то…

Веселье закончилась, когда в пятницу вечером позвонил Росио и елейным голосом поинтересовался, готов ли Лионель читать свою первую предвыборную речь через три дня, и какого лысого Павсания по всему городу до сих пор не развешаны плакаты с его “наглой оленьей физиономией”. Про Павсания Ли не понял, насчёт “оленьей физиономии” спорить не стал, но с предстоящим вступлением в парламент, похоже, необходимо было смириться как с чем-то, совершенно неизбежным.

Написать полную вдохновенной ерунды речь — дело тридцати с лишним минут, фотографироваться на плакаты он завтра же отправит Эмиля — благо, брат задолжал ему желание за проигрыш в карты. А вот с конкретным временем и местом проведения выступления предстояло определиться немедленно, а для этого была совершенно необходима информация о предстоящих погодных условиях, популярных местах скопления людей и публичных мероприятиях, запланированных на тот же день. Савиньяк выглянул в приёмную — там было абсолютно пусто, как он и ожидал, всё-таки, рабочий день закончился часа два назад. Директор вышел из приёмной и прошёлся по тёмному коридору, остановившись посередине: за дверями бывшей кладовки горел свет. Чудненько, он за этого помощничка ещё и выключателями щёлкать должен. Резко рванув на себя дверь импровизированного кабинета, Ли влетел в комнатку, тут же споткнулся о какое-то ведро и упал на него. Сверху немедленно приземлилось ещё несколько вёдер, швабра и, кажется, метла. Поминая всех закатных тварей сразу, директор шумно выбрался из-под образовавшегося завала и замер, не веря своим глазам: уронив голову на сложенные на руки, за столом сладко спал Давенпорт. Даже не вздрогнул от произведённого начальством грохота.

— Ничего, сейчас ты у меня живо проснёшься… — аккуратно стряхнув с некогда идеально выглаженного костюма пыль, Савиньяк подошёл к помощнику и пошевелил валяющейся тут же компьютерной мышью.

Тишину разрезал мощный вой противопожарной сирены — определённо, в интернете можно найти всё, что угодно. Чарльз резко вздрогнул, подскочил вместе со стулом, неловко взмахнул руками и повалился прямо на груду инвентаря, пару минут назад разбросанного по комнате директором. Сам директор тут же склонился над подчинённым и, не давая ему опомниться, быстро спросил:

— Итак, настал ваш звёздный час. Где лучше всего толкать предвыборную речь: в супермаркете напротив Нохи или на площади в Доре?

Давенпорт растерянно похлопал глазами, явно ещё не понимая, кто перед ним стоит, и неожиданно выдал:

— В Доре в тот день провалится асфальт, а супермаркет закроют из-за неожиданной ревизии, так что народа там не будет. Лучше площадь Фабиана… — в этот момент Чарльз, наконец, заметил, что директор, присев рядом на корточки, смотрит на него пристальным изучающим взглядом, и резко замолк.

— Так-так-так. И откуда же вам известны такие подробности?

Отпираться было бесполезно, да и не придумывались отговорки, когда прямо напротив горели каким-то потусторонним огнём абсолютно чёрные глаза.

— Мне… П-п-приснилось… Только что… — совсем тихо выдавил Давенпорт и замолчал. Ну всё, теперь его точно уволят.

— Приснилось, значит. — Лионель поднялся и пошёл к двери, обернувшись через плечо: — Приберите здесь всё и идите домой. К понедельнику вы должны организовать мне платформу. На площади святого Фабиана.

Уж лучше бы уволили.

* * *

Вполне следовало ожидать, что Рокэ и Эмиль завалятся к нему вечером праздновать окончание первого дня предвыборной кампании. Хотя впереди ещё предстояло куда больше работы, но кого это волнует, если есть такой отличный повод выпить? Тем более что Росио и повод-то никогда не нужен был. Впустив неугомонного братца с другом в квартиру, Ли вернулся в гостиную, где всё ещё был включен телевизор, на полной громкости транслировавший сегодняшние новости. На заднем фоне показывали какие-то жуткие кадры развороченной земли вперемешку с асфальтом и обломками, подозрительно напоминавшими какое-то знакомое строение. Диктор увлечённо вещала:

— Сегодня в Доре произошёл пренеприятный инцидент: из-за преступной халатности коммуникационных служб под главной площадью аббатства произошла утечка газа, что привело к разрыву нескольких подземных труб, повлекшему за собой разрушение асфальтированной поверхности площади и серьёзные разрушения близстоящих административных зданий. К счастью, из-за проводимых в это же время предвыборных обращений кандидатов в депутаты, людей в Доре находилось немного, но пострадавшие есть…

Эмиль выключил телевизор.

— Ты пить будешь, или как?

Старший брат продолжал задумчиво смотреть на потемневший экран.

— Начинайте без меня. Я должен сделать ещё кое-какие приготовления на завтра. Пожалуй, мне понадобится кабинет для моего нового личного помощника.

Новый кабинет был бы прекрасен: широкий письменный стол, удобное кресло, новенький компьютер, большое окно (директор сделал особое ударение на том, что окно бронированное и не открывается), кондиционер, красивые обои. Да, всё было бы отлично, если бы не одна меленькая деталь: всё свободное пространство кабинета от стола до окна занимала раскладушка. Большая, широкая, мягкая, удобная РАСКЛАДУШКА. Её принесли еле сдерживающие смех рабочие, сказав, что это личный приказ директора. Ещё и подмигнули напоследок, сволочи! Чарльз в порыве злости пнул ни в чём не повинную мебель. В ответ на всё его негодование Савиньяк ясно дал понять, что лучшее применение, которое только может найти себе Давенпорт — это как можно больше спать, а затем во всех подробностях докладывать директору о любых увиденных снах. Чарльз хотел было ехидно поинтересоваться, интересуют ли начальство сновидения порнографического содержания, но сдержался, смутно догадываясь, что ответ ему не понравится.

Делать было по-прежнему решительно нечего, и на третий день вынужденного безделья он, наконец, сдался и завалился спать прямо посреди рабочего дня. Может, ему приснится что-то приятное. Например, как директор разбивается вдребезги на машине…

* * *

Это было довольно интересно: наблюдать себя, будто со стороны. Чарльз выглядел почти так же, как сейчас, только одет был как-то странно: во что-то, напоминавшее форму офицеров армии Талига… круга эдак два назад. А то и три — историю Чарльз учил не очень внимательно. Что поражало больше — так это то, что он стоял, вытянувшись по струнке и довольно злобно глядя на сидящего перед ним… директора? Директор тоже выглядел необычно — офицерский мундир, перевязь… В военных знаках отличия Чарльз не разбирался совершенно, знал только, что перевязь, кажется, означала какую-то достаточно высокую должность. Явно выше, чем у Давенпорта-из-сна.

— Слушаюсь, мой маршал, — эти слова Чарльз-из-сна почти выплюнул, довольно агрессивно щёлкнул каблуками и вылетел из палатки.

Нет, ну почему невыносимый Савиньяк третирует его даже во сне, а?!

* * *

Следующие дни стали для Чарльза настоящим адом: днём на работе его доводил до белого каления Савиньяк-директор, а по ночам во сне приводил в бешенство Савиньяк-маршал. Это было невыносимо: во сне он мёрз, уставал, иногда даже голодал, мотался куда-то в любое время суток по каким-то странным поручениям, выслушивал бесконечные колкости, и снова мчался куда-то, невзирая на погодные условия. Но зато там он хоть что-то делал! Ощущение собственной полной непригодности на работе невероятно угнетало.

Неделю спустя Давенпорт, не выдержав, отправился прямиком к маршалу… тьфу ты, прямо к директору. Кабинет был закрыт, а приёмная — пуста. Впрочем, Сэц-Алан редко куда-то отлучался, а если отлучался, то ненадолго, поэтому Чарльз решил подождать его, усевшись в секретарское кресло за столом. Рабочий стол Люсьена порядком не блистал: везде были расклеены стикеры с заметками и номерами телефонов, валялись разноцветные ручки и фломастеры, какая-то книга с яркой обложкой — фантастика, не иначе, — красиво оформленные блокноты, похоже, сделанные вручную. Взгляд Чарльза уткнулся в монитор компьютера, украшенный яркими наклейками. В окне браузера был открыт какой-то незнакомый сайт, и глаза невольно заскользили по строчкам.

…ориджинал…

— Мы сможем обойтись сегодня без землетрясения?..

Чарльз потрясённо отпрянул от монитора и лоб в лоб столкнулся с только что подошедшим Сэц-Аланом. Люсьен, увидев, что только что читал Давенпорт, покраснел, как рак, и смущенно уставился в пол. Вообще-то, секретарь Чарльзу нравился, и злился он в данном случае почему-то всё ещё на директора, поэтому слова старался подбирать как можно менее… озлобленные:

— Слушай, меня это всё, конечно, не касается, но не мог бы ты писать свои… э-э-э… истории не на работе? Они на меня странно влияют.

— Тебе не понравилось? — о, Создатель, он что, расстроился не из-за того, что попался, а из-за того, что его писанина кому-то не понравилась?

— Ну… Не то чтобы… Просто… — почему-то язык упорно отказывался говорить правду в глаза. Тем более что эти глаза смотрели с такой надеждой.

— Так тебе нравится? — Да с чего он это взял вообще?! — А у меня ещё есть, это только пятая часть, и есть ещё приквел и две связанных с этой истории, там Эмиль Савиньяк…

— В другой раз, ладно? Только на работе не пиши, пожалуйста! — с этими словами Чарльз предпринял попытку сбежать в какое-нибудь место, безопасное от безумных фанатов Савиньяка — в свой кабинет, к прекрасной мягкой раскладушке, к примеру. К сожалению, сегодня явно был не его день — он со всего разбега врезался в идущего по коридору Лионеля.

— Давенпорт! Какая муха вас укусила? У нас что, пожар?

— Нет, мой маршал! — на автомате ляпнул Чарльз, спешно ретируясь куда подальше.

Лионель проводил подчинённого задумчивым взглядом. Похоже, кое-кто слишком увлекается то ли фантастикой, то ли компьютерными играми. Надо бы его работой загрузить. Под завязку, чтобы некогда было глупостями заниматься.

Предвыборная кампания стартовала успешно, а это означало, что в скором времени можно было ожидать неприятностей. Вероятнее всего, со стороны журналистов, неусыпно круживших вокруг всех кандидатов в депутаты в поисках сенсационного скандала, могущего существенно подорвать репутацию оных кандидатов, существенно же повысив при этом репутацию самих репортёров. В данном случае неприятностей приходилось ожидать от двух особо настырных писак: оба были чрезмерно пронырливы, при этом один был чересчур умным, другой — чересчур… ну да, странным, чего уж там. Поэтому к атаке из прессы Лионель подготовился тщательно: несколько бутылок с вином теперь всегда находились под рукой, стену кабинета украсила торжественная групповая фотография сотрудников компании (её пришлось изрядно фотошопить, потому что Эмиль изобразил над головой брата оленьи рога, широченная белозубая улыбка Сэц-Алана отсвечивала бликами, а кислый и недовольный вид Давенпорта определённо обладал мистическими свойствами вызывать у рискнувшего посмотреть в его сторону изжогу), а на столе появились фотографии всех членов семьи в милых розовеньких рамочках. Правда, когда Ли позвонил Арно и потребовал срочно прислать фото, младший брат радостно заржал и отключился, а через пять минут по электронной почте пришло изображение какого-то взлохмаченного, перемазанного машинным маслом пугала верхом на мотоцикле. Чудом избежавшие грязи несколько светлых прядей волос и ярко блестевшие чёрные глаза выдавали в пугале представителя семейства Савиньяк, но выставлять его на всеобщее обозрение Ли не собирался, не забыв, впрочем, припрятать на будущее. В конце концов, после тщательного перелистывания всех семейных фотоальбомов на свет была извлечена фотография десятилетней давности с милым большеглазым малышом, радостно тянущим куда-то руки — все более поздние фотографии братца почти ничем не отличались от только что полученной по почте.

На всякий случай Лионель даже заготовил несколько душещипательных историй, повествующих о его нелёгком пути к становлению наидостойнейшим членом парламента, но журналистов почему-то всё не было. Это было странно. Это было опасно. Это было чревато извлечением на свет какой-нибудь настоящей сенсации, не из тех, которые накануне придумывали они с Эмилем, распивая “девичью слезу”. Ли как раз вносил последние штрихи, расставляя рамочки на столе и раздумывая, не добавить ли к ним ещё одну, с портретом какой-нибудь никому не известной девицы, для пущего романтизма и интриги, когда в его кабинет почти одновременно ворвались Сэц-Алан и Давенпорт. Вид у первого был непривычно встревоженный, а у второго — привычно недовольный, поэтому начать директор решил с Люсьена, жестом велев возмутившемуся было Чарльзу заткнуться.

— Что там у вас?

— Звонили из Лаик. Ваш брат подрался с соседом по комнате, директор требует к себе старшего родственника.

— Чудненько, — хмыкнул Ли. Арно дрался с кем-нибудь никак не реже раза в месяц, и никто в семье из этого особой трагедии никогда не делал — тем более что младший в драках, как правило, не проигрывал никому, да и ввязывался в них, всё больше заступаясь за кого-то. — Скажи им, что приедет Эмиль, как обычно.

— Да, директор.

Сэц-Алан исчез за дверью, а Лионель перевёл взгляд на Давенпорта. Тот стоял, сложив руки на груди и прислонившись спиной к стене, всем своим видом демонстрируя уязвлённое самолюбие.

— Ну и? — директор сурово уставился на подчинённого. — А у вас что случилось?

— У меня — ничего, — кажется, у Чарльза даже глаз задёргался, — просто мне звонил знакомый из редакции. Ваш брат подрался не просто с соседом по комнате, это был сын Вальтера Придда, так что журналисты уже наверняка принялись строчить многотомные опусы о том, как вы давите на своих конкурентов, используя их слабые места и не гнушаясь никакими средствами.

А вот и ожидаемая атака прессы.

— И почему вы раньше молчали? Вам требуется отдельное приглашение, чтобы вы сообщали мне срочные новости сразу же?

— Да я сразу же и пришёл, вообще-то! — не выдержал Давенпорт. Впрочем, его уже никто не слушал: Ли набирал номер Алвы.

* * *

Чарльз сидел в своём новом кабинете и занимался тем же, что обычно делал на работе: он злился на директора.

И если в недалёком прошлом причиной злости служило полное отсутствие работы, то теперь её был явный переизбыток. Рабочий стол был полностью завален папками с самыми разнообразными документами: политические декларации, гражданский и административный кодексы, протоколы заседаний парламента за последние лет пять и послужные списки всех действующих, переизбранных, неизбранных и избирающихся депутатов. Всю эту макулатуру четыре дня назад ему на стол водрузил едва не надорвавшийся Сэц-Алан, а вошедший следом директор небрежно дал указание очень срочно всё это прочитать, изучить, рассортировать и предоставить ему необходимые сведения в виде таблиц, диаграмм и графиков. За прошедшее время работающий сверх всякого режима Давенпорт успел возненавидеть помимо Савиньяка ещё и себя, свой кабинет, свою специальность, свой компьютер, все компьютеры в мире, сканеры и принтеры, а так же любую печатную продукцию и даже просто чистые листы бумаги. Он подумывал даже возненавидеть деревья, из которых эту бумагу делают, но вовремя остановился и решил вместо этого сделать перерыв и выпить шадди.

Откинувшись на спинку кресла и неспешно потягивая горячий напиток из кружки, Давенпорт блаженно прикрыл глаза, кошмарно слезившиеся от многочасовой непосредственной близости с монитором компьютера. Даже звук распахнувшейся двери не заставил его открыть их. Пока за ним не последовал ехидный голос:

— Судя по всему, вы по-прежнему считаете, что вам поручается слишком мало работы, раз позволяете себе спать тут посреди рабочего дня.

Лионель удовлетворённо посмотрел на резко вздрогнувшего подчинённого и расплывающуюся по документам тёмно-коричневую лужу из только что пролитого шадди. Остался добивающий удар.

— Собирайтесь, вы едете в Лаик.

— Что я там забыл? — привычно вскинулся Чарльз. Вообще-то, неплохо было бы на время вырваться из кабинета, но от директорских приказов всегда следовало ждать каких-то подвохов.

— Вы, как мой личный помощник, будете втолковывать отправленному туда журналисту, что мой брат не имеет никакого отношения к моей предвыборной компании, или что драка была затеяна Приддом, или что это был не мой брат, или что у меня вовсе нет никакого брата, а ещё лучше, что Лаик находится в совершенно другом месте — в общем, делайте, что угодно, но та чушь про «войны поколений» в газете появиться не должна, вы меня поняли?

— Понял, — Чарльз хмуро снял с вешалки сумку и забросил в карман телефон, — а кто журналист?

— О, его зовут Жиль Понси, вам наверняка понравится с ним общаться.

* * *

Привилегированный частный лицей для детей влиятельных или просто богатых родителей располагался за чертой города. Эдакий небольшой студенческий городок: несколько учебных корпусов (младшие, средние и старшие классы), общежития, спортивные площадки, большой стадион, на котором сейчас сооружалось нечто, напоминающее мотодром — не иначе, вот-вот должны были начаться ежегодные спортивные соревнования, всегда обострявшие и без того непрекращающуюся вражду между двумя учебными потоками: отделением естественных и точных наук и отделением наук гуманитарных и экономических, включавшем в себя почему-то ещё и юриспруденцию с политологией. Вообще-то, существовало ещё третье отделение, творческое, но его никто всерьёз не воспринимал, и непримиримая борьба шла только между первыми двумя: “механиками” и “гуманитариями”, как они презрительно именовали друг друга. “Гуманитарии”, выпустившие из своей среды немало выдающихся юристов, политиков и бизнесменов, считали “механиков” кем-то вроде рабочей силы, обучающейся для того, чтобы потом обеспечивать всем необходимым их, призванных двигать страну вперёд. “Механики” же, выпускавшие будущих высококлассных учёных, изобретателей и врачей, в свою очередь, свысока смотрели на “болтунов и бездельников”, не умеющих делать ничего по-настоящему стоящего. Сам Чарльз, в бытность свою учеником старших классов Лаик обучавшийся с “гуманитариями”, но всегда тяготевший к информатике, которая считалась прерогативой “механиков”, в “военных действиях” участия никогда не принимал, но вспоминались они ностальгически. Как и коридоры главного корпуса, с их резным дубовым паркетом, большими окнами, широкими подоконниками — сидеть на них строго запрещалось, но это никогда и никого не останавливало — и красивыми светильниками в форме факелов на инкрустированных камнем стенах. А вот видеть директора Арамону, не оставившего после себя никаких приятных воспоминаний, не хотелось совершенно, поэтому к директорскому кабинету Чарльз шёл нарочито медленными шагами. Впрочем, переживал он напрасно: Арамоны в кабинете не оказалось, зато вместо него обнаружился его новый заместитель — Август Штанцлер.

В Лаик всегда преподавали только самые лучшие специалисты каждой изучаемой области науки, и получить в этом лицее должность преподавателя было равноценно получению международной премии за научные достижения, но про Штанцлера ходили слухи, что как раз он попал сюда вовсе не за выдающиеся заслуги. Поговаривали, что премьер-министр Дорак сплавил его сюда с глаз подальше за чрезмерную любовь к политическим интригам, вот только точно никто не знал, какие из многочисленных политических интриг были проведены Штанцлером, а какие — самим Дораком. В общем, связываться с заместителем директора не хотелось совершенно, поэтому Давенпорт постарался как можно быстрее изложить цель своего прибытия и выяснить, где можно найти настырного репортёра. Неплохо было бы ещё узнать, кто вообще пропустил его на территорию лицея, но противная ухмылка на лице Штанцлера давала ответ на этот вопрос и без слов.

Жиль Понси, чья высокая нескладная фигура с чрезмерно длинными конечностями невольно вызвала у Чарльза ассоциации с богомолами, обнаружился в парке в компании двух одетых в школьную форму юношей. В черноглазом блондине с разбитыми в кровь губами, чересчур широкими брюками, незаправленной рубашкой и почему-то без обязательного в Лаик галстука без труда угадывался младший Савиньяк. Вторым, с гладко причёсанными каштановыми волосами и идеально отутюженной, застёгнутой на все пуговицы формой — картину портил только наливающийся синевой фингал под глазом, — был, очевидно, Придд. А вот разговор шёл почему-то совсем не о драках…

— Ах, этот школьный сад, эти прекрасные воспоминания о юности… — от громогласного голоса журналиста птицы со всех деревьев вокруг разлетались кто куда, а Чарльз пожалел, что не может сделать то же самое. Младшие Придд и Савиньяк, судя по всему, испытывали схожие чувства, потому что, едва завидев приближающегося Давенпорта, одновременно заявили:

— Какая жалость, нам уже пора на физику!

— Были рады с вами встретиться, но мы должны идти на химию.

И, не дожидаясь, пока журналист обнаружит несостыковки в их словах, на удивление дружно зашагали в направлении учебных корпусов. Чарльз посмотрел на часы: насколько он помнил расписание Лаик, до конца дневных занятий оставалось каких-то пять минут. К сожалению, шансов сбежать под подобным предлогом у него было не больше, чем улететь вслед за птицами, поэтому личный помощник самого отвратительного в мире кандидата в депутаты нацепил на себя как можно более дружелюбную улыбку и представился.

Понси, похоже, даже не обратил внимания на смену собеседников, продолжая увлечённо вещать что-то о вечнозелёных садах, силе деревьев и вопиющей несознательности людей, попирающих природу и осмеливающихся нарушать её целостность своими достойными всяческого порицания межличностными и политическими разборками, о чём он, Жиль, вне всякого сомнения напишет во всех подробностях в своей статье, призванной свергнуть возомнивших себя невесть кем политиков с их эфемерных престолов и склонить их пред величием самой Природы. Задав пару уточняющих вопросов, Чарльз понял, что мальчишки привели журналиста в сад, заявив, что якобы именно в этом месте они и подрались, и, следовательно, давать интервью им стоит как раз там. Вообще-то, Давенпорт был уже в курсе, что драка произошла прямо в общежитии, так что, насколько он помнил нрав коменданта, этих двоих ещё ждала кара за нарушение дисциплины. Сообщать об этом Понси он не собирался — тот явно был активистом международной организации “Зелёная Кэртиана”, а с ними, по слухам, вообще было опасно связываться. Но сменить тему было необходимо срочно, на что угодно, лишь бы не слушать больше про деревья и какие-то пни. Поэтому Чарльз выпалил первое же, что пришло ему в голову:

— А как вы относитесь к поэзии?..

* * *

На следующий день Лионель со всё возрастающим любопытством читал статью Жиля Понси, носящую гордое название “Не всё потеряно в столице, пока не все трухлявы пни”. Первые полторы страницы занимало описание школьного парка, якобы вдохновляюще действующего на неокрепшие умы юных учеников, в частности, сыновей и братьев кандидатов в депутаты. Больше о депутатах и их родственниках в статье не было ни слова, зато имелись ещё четыре страницы пространных рассуждений о некоем “приближенном к политике, но испорченном ей” молодом человеке, убедившем отчаявшегося было журналиста в том, что ещё не все люди Талига порабощены железными лапами прогресса, и есть среди них “достойные, готовые внимать гласу Природы и видящие саму суть великой поэзии, неразрывной с нашим естеством, берущим своё начало в Природе, в листве, в деревьях, и даже в пнях, лишённых всяческого покрова, но тем больше пронизанных творческими нитями Вселенной”. Далее статья имела и вовсе уж туманный смысл, разбираться в котором без пары бутылок “крови” Савиньяк бы не взялся.

Войдя в кабинет личного помощника, директор обнаружил того за столом, окружённого всё той же вчерашней кипой бумаг и несколькими кружками из-под шадди. На звук открывающейся двери и шагов Чарльз старательно не реагировал, а когда прямо перед ним приземлилась газета со статьёй, только вздрогнул и даже слегка вжал голову в плечи, но глаз так и не поднял. Лионель сложил руки на груди и внимательно посмотрел подчинённого, прежде чем медленно проговорить:

— Что ж… С работой вы справились отлично, а подробности можете оставить при себе, они меня не интересуют.

Во взгляде мгновенно вскинувшего голову Давенпорта впервые на памяти Савиньяка читалось не возмущение, а что-то, весьма напоминающее благодарность. Кажется, в жизни Чарльза появился человек, сотрясающий его душевное равновесие куда весомее, чем ненавистное начальство. Эта мысль вызывала у оного начальства ощутимое недовольство, поэтому, выходя из кабинета, Ли на секунду замедлил шаг и добавил:

— Ваша жизнь вне работы меня не касается, но если я узнаю, что вы вступили в “Зелёную Кэртиану” или принялись засаживать подоконники моего офиса всяческой зеленью, я немедленно вас уволю.

Услышав, как в резво захлопнутую им дверь полетело что-то тяжёлое — очевидно кружка, так как за звуком удара последовал звон от чего-то разбившегося, — и кабинет огласили громкие, не особо зацензуренные ругательства, в которых в различных вариациях около пятнадцати раз поминался мерзкий директор, и лишь дважды — чокнутый репортёр, Ли удовлетворённо кивнул сам себе и отправился работать. День обещал быть замечательным.

Иногда Чарльз всерьёз думал, что его кто-то проклял. Глупо, конечно, но порой казалось, что кто-то невидимый тайно следит за жизнью молодого человека, чтобы, как только дела пойдут на лад, немедленно вмешаться и всё испортить, а потом наслаждаться его, Чарльза, страданиями.

С весны работы у него не уменьшилось, но зато он умудрился её предельно упростить и систематизировать — прошлое сисадмина даром не прошло. На столе появился рабочий телефон, куда поступали все звонки касательно грядущих выборов — Сэц-Алан занимался вопросами, относящимися к бизнесу, — все необходимые документы были внушительными стопками сложены на полу возле стола в порядке срочности и значимости, компьютер обзавёлся целым арсеналом программ для обработки данных, а под рукой всегда находился объёмный ежедневник со списком всех назначенных встреч и мероприятий. Не то чтобы этот список действительно был нужен — директор прекрасно помнил обо всех своих встречах куда лучше своего помощника, другое дело, что большую часть из них он вовсе не горел желанием посещать. В общем, как только жизнь начала налаживаться, одним не сказать чтобы очень прекрасным утром в кабинет загруженного очередными отчётными графиками Давенпорта без стука зашёл директор с ноутбуком в руках.

Невозмутимо прошествовав мимо помощника, он уселся на раскладушку, вытянув вдоль неё ноги и расположив компьютер на коленях, после чего совершенно спокойно поднял голову и произнёс:

— Доброе утро, Чарльз.

С трудом проглотив рвущийся наружу возмущённый возглас, Чарльз выдавил из себя:

— Дддоброе утро, директор. А что вы здесь делаете?

Ответом ему послужил недоумевающе-скептический взгляд:

— Работаю, что же ещё.

Ах, ну да, конечно. А то как же ещё работать директору крупной корпорации, как не валяясь на раскладушке в кабинете своего помощника.

— Я имею в виду, что вы делаете в моём кабинете? — Давенпорт даже зубами заскрипел, но от крика удержался. Конечно, вряд ли директор пришёл сюда с единственной целью вывести его из себя, но исключать такой вариант было нельзя.

— В моём кабинете сломался кондиционер, мне нужен Эмиль, чтобы починить его, потому что никому другому свою личную технику я не доверю. Поэтому я пока поработаю здесь, вы разве имеете что-то против?

— …нет, директор, — обречённо вздохнув, Чарльз пригладил рукой слишком отросшие и лезущие в глаза пряди волос и вновь принялся за графики. Эмиль Савиньяк со вчерашнего дня находился в отпуске, а свои отпуска он предусмотрительно проводил вне столицы. Следующая неделя обещала быть очень длинной.

* * *

В первый день вынужденного соседства Лионель просто молча сидел, уткнувшись в свой компьютер. Равномерный стук клавиш быстро стал привычным, но ощущать за своей спиной чьё-то присутствие было ужасно неуютно. Впрочем, за это молчание Чарльз был даже благодарен. Вплоть до самого конца рабочего дня, когда, захлопнув ноутбук, директор оглядел вставшего помощника с ног до головы и чуть заметно скривился:

— Вы что, из тех людей, которые пытаются как можно дольше выглядеть молодыми, одеваясь, как школьники?

С этими словами Савиньяк покинул кабинет слишком растерявшегося чтобы злиться Давенпорта. Оставшись в одиночестве, молодой человек произвёл те же действия, что и директор минутой ранее — оглядел себя с головы до ног. Кроссовки, растянутые, пузырящиеся на коленях джинсы, однотонная футболка… Тон этот был, правда, ярко-зелёным, ну да что с того? Когда Чарльз в последний раз видел брата-близнеца придирчивого директора, тот и вовсе был одет в условно сделанные из джинсовой ткани — а на деле, скорее, из дырок — штаны и майку с надписью “Существую в единичном экземпляре, если увидели человека, похожего на меня — бегите”. С раздражением пожав плечами и пробормотав что-то вроде “на всех не угодишь”, Давенпорт выключил свет и покинул кабинет.

* * *

На второй день Ли скептически хмыкнул, усаживаясь на раскладушку, но промолчал. Чарльз, едва не опоздавший на работу из-за того, что утром перерыл весь шкаф в поисках рубашки — нашлась одна, в красно-жёлтую клеточку — и приличных джинсов, почувствовал досаду, но промолчал. Молчалось рядом с директором легко, а вот работалось — довольно напряжно. Периодически Давенпорт начинал ёрзать на стуле, чувствуя неприятный холодок между лопаток — взгляд в спину, — но старательно не оборачивался. Вместо этого он запускал пальцы в свои и без того уже торчащие во все стороны волосы, взлохмачивал их ещё больше, смачно потягивался и начинал работать с удвоенной скоростью, хотя подозрение, что именно этого зловредный Лионель и добивается, не отпускало.

Вечером Чарльз вновь удостоился внимательного оценивающего взгляда и лёгкой усмешки, когда директор обронил:

— Теперь вы выглядите, как типичный сисадмин. Я, пожалуй, прикажу запереть все окна на этаже, во избежание повторения прошлого эпизода.

Тут уже Давенпорт не мог винить никого, кроме себя. И как он мог забыть, зачем пару лет назад была куплена эта самая рубашка?!

* * *

Третий день проходил в лёгком оцепенении: Ли не удостоил помощника ни единым взглядом, сосредоточенно решая какие-то насущные вопросы по телефону, а в перерывах между разговорами не менее сосредоточенно раскладывая в компьютере пасьянс — характерное кликание мышкой Чарльз отличил бы и без знакомой звуковой заставки. Весь этот шум мешал работать, но Давенпорт молчал, теребя края пиджака совершенно нового костюма, купленного вчера вечером после работы. Директор на костюм никак не отреагировал, так что было непонятно: то ли на этот раз внешний вид помощника полностью вписывался в дресс-код, то ли не вписывался настолько, что даже говорить об этом Савиньяк считал бессмысленным. Вечером, прочем, он вновь окинул помощника уже привычным взглядом “осоздательчтоэтотынасебянапялил” и, так ничего и не сказав, вышел за дверь.

* * *

На четвёртый день Чарльз твёрдо решил, что если директора что-то до сих пор не устраивает во внешнем виде помощника — это его, директорские, проблемы, и Чарльз за них нести ответственность не намерен, он и так уже приложил все возможные усилия на поприще становления прилично выглядящим личным помощником кандидата в депутаты. Так что, не без некоторого труда поборов искушение вновь облачиться в привычные растянутые джинсы, Давенпорт отправился на работу в костюме, готовясь стоически выдержать все придирки начальства.

Впрочем, эти нервные клетки были потрачены им совершенно впустую: едва молодой человек переступил порог своего кабинета, Лионель, не дав Чарльзу ни мгновения на то, чтобы опомниться, буквально за шкирку потащил его к своей машине, чтобы спустя пять минут остановиться возле дорогого салона мужской одежды, к которому сам Чарльз, находясь в здравом уме, и близко бы никогда не подошёл. Не потому, что не по карману — подобные расходы отец оплатил бы с удовольствием, — просто вся эта обстановка шика и помпезности вызывала немедленное желание очутиться где-нибудь как можно дальше, желательно, в самой дешёвой и непритязательной забегаловке, какую только можно найти в столице. Однако в присутствии Лионеля ощущения были совершенно другими — уютно, конечно, не стало, но и сбежать больше не хотелось. А под суровым директорским взглядом все возражения как-то сами собой запихивались обратно в глотку, так что оставалось только прикусить язык и мерить все выбранные начальством костюмы, лишь гневно зыркая в его сторону. В конце концов, Лионель остановился на достаточно элегантном чёрном костюме, белоснежной рубашке простого покроя и красном галстуке.

— С сегодняшнего дня этот костюм — ваша рабочая форма, ещё несколько на замену купите сами, но качество должно соответствовать, — с этими словами директор сел в свою машину и укатил, оставив Давенпорта посреди улицы с пакетами в руках. Хотелось орать и материться, но сил уже не было, поэтому Чарльз устало поплёлся домой.

* * *

Пятый день ознаменовался для Давенпорта невероятным шоком, потому что директор притащил в кабинет второе кресло, поставил его по другую сторону рабочего стола и, усевшись, принялся беседовать с помощником на разнообразные светские темы.

— Как вы находите текущую политическую ситуацию?

— Я же вам во вчерашнем отчёте всё написал!

— Не увиливайте от ответа!

— Погода сегодня невероятно солнечная, не правда ли?

— Ага, жарко, как в Закате. Судя по всему, это он есть…

— Не считаете ли вы обучение в Лаик нецелесообразным для будущих первых лиц страны?

— Да вы же сами там учились!

— Что у вас за манера отвечать на вопрос провокационными заявлениями?

К концу дня Чарльз собирался домой как никогда быстро, прихватив с собой несколько тяжеловесных папок с документами, которые так и не успел обработать в офисе.

* * *

На шестой день, усталый, голодный и невыспавшийся, Чарльз ощутимо вздрагивал от мерного стука клавиш за спиной, всей душой мечтая запустить в опостылевшего директора хоть бы и собственной клавиатурой, лишь бы избавиться, наконец, от его присутствия. Тем больше было удивление Давенпорта, когда, с наступлением обеденного перерыва, Лионель, частенько этот самый перерыв игнорировавший, решительно захлопнул ноутбук и заявил:

— Собирайтесь, мы едем обедать.

Тяжело вздохнув и не предвидя от этого обеда ничего хорошего, Чарльз поднялся из-за стола.

Предчувствия его не обманули — проводить обеденные перерывы в помпезных ресторанах в его жизненные планы никогда не входило. Равно как и сидеть за обеденным столом напротив директора и выслушивать занудные лекции о назначении каждого из многочисленных стоящих на столе приборов. Когда Ли дошёл до описания бокалов для вин, в голову Давенпорта начали закрадываться смутные подозрения, но чтобы их проверить, ему было необходимо оказаться в офисе.

Подозрения лишь усилились, когда, уходя вечером из кабинета, Лионель окинул помощника уже привычным оценивающим взглядом и остановился на лице.

— И последнее: сбрейте это безобразие. Сегодня же. — И, как обычно, покинул кабинет, не дожидаясь ответа.

Чарльз пригладил ставшие такими привычными — почти уютными — усы, отращённые в студенческие годы на спор, по привычке взлохматил волосы и взял со стола ежедневник, открыв его на послезавтрашней дате. Что ж. Всё оказалось именно так, как он и предполагал.

* * *

Неделей ранее

— Эмиль, ты должен пойти вместо меня на этот светский приём. Это как раз редкий случай, когда я могу не появляться сам, а отправить вместо себя официального представителя, так что тебе даже притворяться мной не придётся.

— Кому я должен — всем прощаю, я вместо тебя на всякие занудные мероприятия таскаться не нанимался! Вот если на вечеринки — другое дело, зови.

— На вечеринки я и сам могу, а это приём в посольстве Гайифы, мне эти гайифцы ещё на прошлых политических дебатах надоели.

— Ну что ты, у меня не выйдет, я же тебя там обязательно опозорю!

— Всё у тебя выйдет, я тебя знаю.

— Вот именно, ты меня знаешь, я своё слово держу: сказал, что опозорю, значит — опозорю!

— Хватит дурака валять.

— О, отличная идея! А поеду-ка я лучше в отпуск!

Поняв, что дальнейшие споры с братом бесполезны, Ли медленно поднялся и, прошествовав к противоположной стене кабинета, выдернул из розетки шнур от кондиционера. Эмиль немедленно возмутился:

— Ты что делаешь? Жара дикая, собираешься меня пытать таким незамысловатым образом?

— Да нет. Я предполагал, что ты не согласишься, так что есть у меня один запасной вариант…

* * *

На седьмой день совместной работы Ли, войдя в кабинет помощника, замер на пороге. И даже, кажется, чуть не уронил ноутбук на пол, уставившись на Чарльза. Чарльз довольно улыбался, с вызовом глядя на директора. Ещё бы: впервые за всю историю их знакомства он чувствовал себя почти победителем. Победителем — потому что теперь Лионель никак не мог себе позволить отправить вместо себя на приём Давенпорта. Почти — потому что даром это, разумеется, пройти никак не могло. Своим умением контролировать себя Савиньяк мог по праву гордиться — ни один мускул на лице не дрогнул, когда он, чуть растягивая слова, произнёс:

— Я бы запретил вам появляться в офисе в таком виде, но, боюсь, работы здесь накопится слишком много, а через три недели новые дебаты. Так что настоятельно советую вам сделать всё возможное, чтобы к тому времени отрастить до приемлемого состояния то, что вы вчера сбрили.

Глядя на захлопнувшуюся с громким стуком дверь, Чарльз удовлетворённо пригладил любимые усы и провёл ладонями по совершенно лысой голове. Выглядел он, разумеется, ужасно. Но оно определённо того стоило.

Телефон разрывался от звонков с самого утра, и Лионель едва успевал положить трубку после одного разговора, как ему приходилось начинать следующий. К обеду он почти достиг просветления и понял две весьма важные на данный момент вещи: во-первых, директор без секретарши существовать не в состоянии по определению, а во-вторых, почти все клиенты их семейной компании — клинически неизлечимые идиоты. Секретарша уволилась только вчера утром, но эти прошедшие сутки уже казались Савиньяку-старшему вечностью, щедро приправленной безумием: на собственную работу за многочисленными телефонными переговорами времени почти не оставалось, стоило только взяться за документы, как снова звонил телефон. Ли всегда был достаточно хладнокровным человеком, но всякому хладнокровию рано или поздно приходит конец, если оно подвергается столь концентрированным атакам чужой глупости и некомпетентности.

— Девушка, часы работы всех отделов и филиалов предприятия указаны на нашем сайте, для этого совсем необязательно звонить в головной офис.

— Эрэа, я не знаю, почему вам пришло в голову сушить своего хомячка в нашей микроволновке, но какие у вас могут быть претензии к НАМ?

— Нет, мы не оказываем эскортные услуги, вы ошиблись номером.

— Да, мы “Рассвет технологий ”, да, мы делаем технику, это же ясно из названия.

— Кадровое агентство? Мне срочно нужна секретарша. Срочно — это желательно ещё вчера. Да, я всё отправил вам по почте. Да, ещё вчера, как я и сказал, а вам не кажется, что вы чрезвычайно некомпетентны в своей работе? В самом деле? Подумайте об этом ещё раз.

— Эмиль, я сейчас самую малость очень сильно занят, перезвони позже.

— Нет, директор сегодня не принимает. Он ЗАНЯТ.

— Я ведь вам уже говорил, мы не оказываем эскортные услуги, у нас здесь не бордель. И нет, телефон борделя я вам не подскажу.

— Какой ещё суд по защите прав потребителей? Эрэа, нормальные люди не сушат животных в микроволновой печи.

— Эмиль, я правда занят, перезвони позже!

— Да, девушка, мы здесь делаем технику и ПРОДАЁМ её тоже, но не здесь, это не магазин, это ОФИС.

— Эмиль, я же сказа... Какая авария на заводе? Пострадавшие есть? Только те, кого ты собираешься прибить за нарушение техники безопасности? Ну и прибей тогда, зачем ты мне-то звонишь? Что значит "просто поболтать"? Я ЖЕ СКАЗАЛ, ЧТО ЗАНЯТ!

— Так что там с моей секретаршей? Как это “завтра”? Вам подсказать словарное значение слова “срочно”?

— Да, эта модель посудомоечной машины будет выпущена в следующем месяце. Чёрная и белая, насколько мне известно, подробности — к директору отдела разработок. И насчёт возможности окраски техники в розовый с жёлтыми полосочками цвет тоже спрашивайте у него.

— Да, Арно Савиньяк приходится мне младшим братом. Нет, не стоит звонить его матери, тем более что её номер он вам не даст. И за что вы забрали его в участок? Превышение скорости? Насколько мне известно, подобные нарушения караются штрафом, а не арестом. Врезался прямо в пост ДТП? Он не пострадал? Ах, пост пострадал? Ну, вот видите, мой брат после нарушения правил дорожного движения даже добровольно сдался властям, проявил гражданскую сознательность. Ну, разумеется, у него нет водительских прав, ему всего одиннадцать, откуда у него права? Нет, я за ним не приеду, пусть посидит, ему полезно.

— Я не знаю, есть ли в наличии этот холодильник, позвоните на склад. Почему вообще все звонят сюда?

— Да, это я. Да, совет директоров на следующей неделе, этот вопрос стоит на повестке. Да, Эмиль тоже там будет. Да, я прослежу. Нет, не как в прошлый раз.

— Это снова не бордель, на что вы вообще надеетесь, продолжая звонить по одному и тому же номеру?

— Здравствуйте, эрэа. Вы уже похоронили своего хомячка? Советую вам сделать это поскорее, летом трупы, знаете ли, довольно быстро разлагаются.

— Да, Эмиль. Да, я всё ещё занят, да, я слышал про Арно. Можешь встретить его возле полицейского участка с оркестром и красной ковровой дорожкой, если тебе так хочется, у меня нет времени. Да, подарим ему на день рождения мотоцикл, не всё ж ему твой угонять. Только маме не говори пока, я сам скажу.

— Пить вечером — ещё как пойду. Ничего не случилось, Росио, но мне срочно нужна секретарша, у тебя, случайно, нет кого на примете? Хорошо, присылай своего специалиста по связям с общественностью.

* * *

“Специалистом по связям с общественностью” оказался молодой, наглый и пронырливый журналист по имени Марсель Валмон (писавший, как правило, под псевдонимом “виконт Валме”). Парень обаятельно улыбнулся, тряхнул явно искусственно завитыми кудряшками и пропустил следом за собой в приёмную целую толпу разномастных девиц. Девицы глупо хихикали, жеманисто улыбались и плавно рассаживались по всем доступным поверхностям помещения (не исключая секретарский стол и подоконник), не забывая манерно одёргивать чрезвычайно узкие полосочки ткани, едва прикрывавшие весьма аппетитные части тела и лишь по какому-то странному недоразумению именуемые юбками. Не переставая растягивать губы в радостной ухмылке, Марсель заявил:

— Девочки, рассаживайтесь, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома!

После чего подхватил пребывающего в некотором культурном шоке Ли под руку и увлёк за собой в его же собственный кабинет.

“Девочки”, стесняться явно разучившиеся ещё в утробе матери, весело и так громко щебетали о чём-то своём, что звонивший телефон в этом хаосе услышать было почти невозможно, но Лионель не был уверен, стоит ли считать это хорошей новостью.

— Ну так что, начнём кастинг? — журналист весь аж светился от предвкушения.

Поморщившись, словно от зубной боли, Савиньяк сел за свой стол и скупо кивнул. “Раньше начнём — раньше закончим”, — так и читалось на его лице.

Следующие два часа ему были представлены двадцать восемь представительниц противоположного пола в возрастном диапазоне от восемнадцати до двадцати трёх лет со всеми их характеристиками, которые Валмон счёл нужным упомянуть. Причём нужными и важными он почему-то счёл такие вещи, как рост, вес и размер груди, совершенно не обращая внимания, как с появлением каждой новой девушки улыбка на лице Ли становится всё шире, а взгляд — всё опаснее. Завидев такой взгляд, Эмиль всегда старался в кратчайшие сроки раздобыть касеры или ещё чего покрепче, а Арно стремительно исчезал в неизвестном направлении. Но Марсель за отсутствием опыта в расшифровывании скрытых значений выражения лица одного конкретного Савиньяка ничего подозрительного и потенциально опасного для жизни не заметил и, когда за последней девушкой закрылась дверь, с весьма самодовольным видом повернулся к Лионелю и эффектно приподнял одну бровь:

— Ну?

— Ну? — отзеркалил выражение лица собеседника Ли, уперев локти в стол и сложив ладони “домиком” перед собой. В приёмной снова стало слышно разрывающийся телефон, и с каждой секундой желание отыскать в кладовке молоток и использовать его не совсем по назначению росло прямо таки в геометрической прогрессии.

Валмон явно собирался что-то ответить, но ему помешал энергичный и в то же время какой-то даже робкий стук в дверь.

Решив, что это ещё одна из претенденток на секретарское место, Ли раздражённо рявкнул:

— Войдите!

В дверь немедленно просунулся невысокий худой паренёк, обладатель копны непослушных каштановых волос и больших наивных глаз, сжимавший в руках целую стопку каких-то бумаг так, словно он тонул, а эти бумаги были единственным доступным в данный момент хоть каким-то подобием спасательного круга. От сурового оклика доведённого до белого каления Ли он, тем не менее, не стушевался, немедленно перейдя к сути дела:

— Я из Лаик, на выпускную практику, вот бумаги по распределению.

Ли, моргнув несколько раз, автоматически взял протянутые бумаги и не глядя кинул их на стол. Затем снова поднял глаза на нежданного и, в общем-то, совершенно ненужного практиканта. Тот заметно поёжился, но взгляд не отводил. Хмыкнув и прислушавшись ко всё ещё не замолкшему телефону, директор встал и, жестом велев пареньку следовать за собой, вышел в приёмную.

— Итак, что вы знаете о нашей компании?

— Всё, что можно было найти на всех доступных ресурсах! Я детально изучил ваш сайт, внутренний устав компании, опубликованные регламенты и инструкции по применению различных видов бытовой техники…

— Хорошо, к практике приступите завтра, а пока что — вот ваше первое задание. Садитесь за стол и постарайтесь сделать так, чтобы я не слышал этот мерзкий звон до конца рабочего дня, вам ясно?

— Да, директор! — даже по струнке вытянулся, ну вот только разве что каблуками не щёлкнул, видимо, исключительно ввиду отсутствия оных на потрёпанных джинсовых кедах.

— Вот и чудненько, — почти пропел Ли, возвращаясь в кабинет и плотно закрывая за собой дверь. Совершенно не смущённый оказанным ему приёмом Марсель раскинулся в кресле, закинув ноги на соседнее — хорошо ещё, не на директорский стол.

— Ну так вот, я и говорю: какую брать будете? Ту, рыженькую? Она, правда, крашенная… Или эту, у которой грудь пятого размера? Натуральная, я проверял!

Журналист разложил перед собой на коленях несколько портфолио. Леворукий, он их что всех, в модельном доме нашёл?!

Ли, отметив про себя, что телефона из приёмной больше не слышно, присел на край стола и, поддавшись вперёд, очень внимательно посмотрел на “специалиста по связям с общественностью”, медленно и раздельно проговорив:

— Мы возьмём ту, у которой самые большие, — Марсель тут же принялся перебирать портфолио, откладывая несколько из них в сторону, — самые выдающиеся, — ещё парочка папок была небрежно скинута на пол, — МОЗГИ!

Надо отдать должное журналисту — от раздавшегося в самое ухо вопля он даже почти не подскочил, лишь слегка вздрогнул и уронил все оставшиеся в руках портфолио. Фотографии полуголых девиц живописно раскинулись на паркете, а Валмон с видом оскорблённого достоинства заявил:

— Так что ж вы сразу не сказали, что она вам для работы нужна?

— А для чего ещё, по-вашему, мне могла понадобиться секретарша?!

Только сейчас Ли понял, каким необдуманным решением было просить Рокэ помочь с поисками секретарши. У самого Алвы секретарши менялись исправно каждый месяц и выполняли исключительно простую и незамысловатую функцию — красиво смотрелись в приёмной, настоящими же делами заправлял весьма смахивающий на уголовника Хуан Суавес. Разумеется, трудно было как-то иначе интерпретировать подобную просьбу в подобном контексте. Наконец выяснив все недоразумения и выпроводив ржущего журналиста, Савиньяк вспомнил о телефоне в приёмной. Чей-то ровный голос едва долетал до кабинета, так что Лионель встал и приоткрыл дверь, прислушиваясь.

— Нет, мы не оказываем эскортные услуги, но я уже подобрал в интернете несколько подходящих сайтов и телефонных номеров, по которым вы можете выяснить всю интересующую вас информацию.

— Добрый день, господин Савиньяк. Директор немного занят в данный момент, я непременно сообщу ему, что вы звонили, он перезвонит вам, как только освободится.

— Во-первых, телефон отдела претензий указан строкой ниже, эрэа, а во-вторых, в нашей микроволновке нельзя сушить домашних животных, это ясно указано в инструкции, параграф восемь, страница три, тринадцатая строка сверху, поэтому вам не удастся получить от компании компенсацию за вашего хомячка.

— Разумеется, эрэа, ваши пожелания о расцветке бытового прибора могут быть учтены, укажите их на нашем сайте в разделе “отзывы и предложения”.

— Здравствуйте. Нет, по данным вопроса вам стоит обращаться по другому номеру, да, сейчас я его вам продиктую.

Дождавшись, пока новоявленный практикант положит трубку, Лионель вышел в приёмную и встал прямо перед секретарским столом, сложив руки на груди и оглядывая чуть поёжившегося паренька почти рентгеновским взглядом.

— Заканчиваете Лаик?

— Да, выпускная практика, я указал в бумагах…

— Когда экзамены?

— Через месяц, я…

— Куда поступаете?

— В Талигойский гуманитарный университет, на факультет….

— Замечательно, в этом университете есть заочные отделения для всех факультетов, с завтрашнего дня вы приняты на постоянную работу в нашу компанию в должности моего личного секретаря.

— Но я…

— Думаю, заработная плата вас вполне устроит, хотя с выходными днями могут возникнуть некоторые проблемы.

— Да я же ещё школу не закончил…

— Да бросьте, кого сейчас волнуют подобные мелочи! Итак, завтра, ровно в восемь, теперь это кресло — ваше рабочее место, уважительных причин для неявки или опоздания у вас нет, это вам понятно?

— Да, директор!

— Как вас, говорите, зовут?

— Люсьен. Люсьен Сэц-Алан.

— Думаю, мы с вами сработаемся, Люсьен.

— "Роттаация в политических и экономимических..." — кажется, глаза закрылись всего на мгновение, но вот уже совсем не хотят открываться, — "в директорском корпусе чтобегоэтогодиректора и в управлении городом..." — Чарльз резко встряхнул головой и отхлебнул шадди, - "этим, точно так же, в том числе, было вызвано вызванное..." Что это за бред?!

Новый глоток шадди, протёртые глаза и даже решительно умытое ледяной водой лицо проблему не решили — бредятина с монитора компьютера никуда не исчезала, а дата в заголовке документа ясно свидетельствовала о том, что да, именно эту самую чушь Давенпорт вчера вечером (да что уж там, уже почти ночью), едва не засыпая и попадая руками мимо клавиш, распечатал и отнёс в кабинет директора под видом какого-то чрезвычайно важного отчёта, стребованного с него оным директором накануне. Спрашивать себя, о чём он думал, смысла не было — понятное дело, о чём, о том же, чем были заняты все его мысли последние три недели, не исключая и настоящего, совершенно не подходящего для подобного времяпрепровождения момента. Вот уже неделю Чарльз мечтал только о том, чтобы прийти домой после окончания рабочего дня (а не ближе к рассвету) и нормально, по-человечески выспаться, не будучи разбуженным в несусветную рань звонком очередного аналитика или политолога, или, того хуже, директора, ехидно вопрошающего, почему это он, директор, находится в офисе вот уже пять минут, и всё ещё не наблюдает там же своего помощника. Больше всего в этой ситуации бесило то, что Савиньяк всегда выглядел довольным и отдохнувшим, хотя урывать для сна больше времени, чем удавалось Чарльзу, он, уходивший с работы последним и приходивший туда первым, никак не мог.

И вот, накануне, пребывая в состоянии, весьма близком к тому, чтобы впасть летаргический сон прямо за столом (потому что раскладушку из кабинета директор предусмотрительно велел убрать ещё в самом начале финальной части предвыборной компании), Давенпорт написал аналитический отчёт, в утреннем свете неслабо смахивающий на бред сумасшедшего даже на довольно непритязательный вкус собственного сочинителя. А уж что об этом образце печатной продукции скажет Лионель, Чарльз и вовсе знать не хотел. Вышеозначенному Лионелю, кстати, давно уже была пора появиться в кабинете помощника, пылая праведным, но тщательно замаскированным под ухмылкой гневом и извергая ехидные насмешки, столь же тщательно замаскированные под вежливое утреннее приветствие. Это превратилось уже в своеобразный ритуал начала рабочего дня: не успевал Чарльз усесться за компьютер и поставить рядом чашку свежесваренного утреннего шадди, как дверь кабинета распахивалась и на пороге появлялся директор, с ходу вываливал на помощника сразу весь список текущих поручений, мимоходом в нескольких резких выражениях отмечал недоработки предыдущего дня и уходил к себе, прихватив с собой так и не отпитый Давенпортом шадди. В конце концов Чарльз сдался и теперь варил по утрам две порции крепкого напитка (иногда он мстительно сыпал сахар в обе чашки, зная, что директор пьёт несладкий, но Ли, казалось, не обращал на это никакого внимания).

Сегодня температура шадди уже давно сравнялась с комнатной, Чарльз, нервничая, переделал заново все вчерашние графики и отчёты, а директор всё не появлялся. Этому, на взгляд Давенпорта, могло быть три объяснения. Первое, сразу отметённое, как нереалистичное: Лионеля ещё не было на работе. Второе, слишком прекрасное, чтобы быть правдой: Савиньяка хватил удар после прочтения вчерашнего опуса, и поэтому прийти, чтобы сделать выволочку немедленно, он был сейчас не в состоянии. Третье и, к сожалению, наиболее правдоподобное: чаша директорского терпения была, наконец, переполнена (Чарльз даже немного удивлялся, что этого не случилось гораздо раньше, учитывая все нюансы его, мягко говоря, безрадостных отношений с начальством), и Давенпорта в этот раз ждала участь пострашнее банальной выволочки.

Ближе к обеду помощник кандидата в депутаты составил мысленный список всех своих предыдущих недочётов, ошибок и откровенных ляпов, особенно сразивших Савиньяка, и морально приготовился выслушать наиболее впечатляющий в своей саркастичной язвительности монолог из когда-либо слышанных им ранее, но Лионель так и не объявился. Обеденный перерыв Чарльз провёл в скорбном молчании, — не то чтобы ему вообще было с кем разговаривать, сидя в одиночестве за столиком полупустой кафешки, лишь недавно открывшейся за углом и ещё не успевшей набрать популярность, просто в этот раз молчание получилось именно скорбным, и даже заказ официанту надиктовывался как-то печально. Аппетит пропал окончательно, когда Чарльзу пришло в голову, что директор специально мучит его неизвестностью, чтобы прийти с выговором вечером, когда от и без того уже потрёпанных нервов помощника останутся одни ошмётки. В конце концов, рассудив, что ожидание казни хуже самой казни, Давенпорт, чуть поколебавшись, распечатал переделанный отчёт и отправился с ним в кабинет директора.

Приёмная пустовала, и Сэц-Алан, увлечённо что-то печатавший в своём компьютере, едва кивнул в ответ Чарльзовское "Савиньяк в кабинете?", а затем рассеянно поинтересовался:

— Чем авангард отличается от арьергарда?

— Гугл тебе в помощь, — не менее рассеянно отозвался Чарльз прежде, чем, глубоко вздохнув, постучаться и, не дожидаясь ответа, войти в кабинет.

Савиньяк сидел за столом, уткнувшись в целый ворох каких-то бумаг, то и дело помечая и вычерчивая в них что-то поочерёдно тремя разноцветными маркерами, зажатыми в руке. На первый взгляд картина была довольно обычной (если не считать маркеров — их Чарльз раньше не видел) — даже на стук в дверь директор привычно не поднял головы, лишь мельком взглянул на вошедшего и улыбнулся (что уже не было столь же обычным, как всё остальное), произнося:

— Добрый день, Давенпорт.

После чего спокойно продолжил своё занятие, явно ожидая, что помощник заговорит первым. Чарльз слегка вздрогнул, увидев на столе папку с тем самым отчётом (лежит не на том же месте, куда была положена накануне, а значит — отчёт прочитан) и пытаясь выйти из лёгкого ступора, в который его загнала приветственная (почти приветливая) улыбка Ли. Опыт в разглядывании улыбающейся физиономии директора у Давенпорта был крайне скуден (другое дело — ехидная, или, скажем, саркастичная ухмылка — их-то ему приходилось наблюдать каждый день в немереных количествах), но как-то не верилось, что улыбка на лице Савиньяка в данной конкретной ситуации может предвещать хоть что-то хорошее. Лионель продолжал что-то увлечённо чиркать в бумагах, а Чарльз — всё ещё молча и с большим подозрением не него смотреть, пока, наконец, не выдержал первым (как, собственно, случалось с ним постоянно в присутствии невыносимого начальства):

— Я насчёт вчерашнего отчёта...

Савиньяк чуть приподнял голову и изогнул бровь, небрежно кивая на папку:

— Вот этого отчёта?

Директор явно издевался, и Давенпорту стоило большого труда держать себя в руках. Ну, или почти держать — ладони, непроизвольно сжимающиеся в кулаки, и заметно дёргающийся правый глаз были не в счёт.

— Да.

— Весьма занимательное чтиво, — улыбка Савиньяка выглядела бы дружелюбной, если бы Чарльз не знал о таящейся за этой улыбкой угрозе.

Пока Давенпорт пытался сообразить хоть что-нибудь в ответ, Лионель провёл ещё несколько резких линий в своих бумагах, чуть отстранил их от себя, внимательно прищурился, удовлетворённо кивнул и только после этого поднял глаза на подчинённого.

— Вы ещё здесь? — он казался искренне удивлённым.

— Уже ухожу, — чуть скрипнув зубами, Чарльз покинул директорский кабинет, забыв оставить там переделанные отчёты. Впрочем, весело что-то насвистывавшему за его спиной Савиньяку они, похоже, были без надобности.

— Чего это он сегодня в таком хорошем настроении? — Давенпорт коротко мотнул головой в сторону двери, требовательно глядя на Сэц-Алана.

Люсьен, с явным трудом оторвавшись от своей писанины в компьютере, несколько раз растерянно моргнул и не без удивления отозвался:

— А разве он не всегда такой?

— А, ну да. Конечно, — махнув рукой на явно проживающего в каком-то своём радужном мире секретаря, Чарльз отправился к себе. В конце концов, обеденный перерыв был давно окончен, а работы, даже без директорских ежедневных "добавок", у него было выше крыши.

* * *

Время, с утра, проведённого в ожидании неминуемой взбучки, летевшее так быстро, теперь тянулось, будто резиновое. Чем больше Чарльз обдумывал поведение директора, тем более зловещим предзнаменованием ему казалось внешне благодушное настроение последнего. Давенпорт ещё помнил, как на прошлой неделе, сверкая в камеру широкой белозубой улыбкой, Савиньяк полностью утопил предвыборную компанию одного из своих оппонентов, лишь вскользь, как бы мимоходом, упомянув несколько компрометирующих фактов, которые были сущими мелочами сами по себе, но выстраивались чуть ли не в тщательно спланированное преступление, если рассматривать их вместе в том контексте, который развесившим уши слушателям преподнёс Ли. О, если Чарльз что и усвоил за время своей работы личным помощником, так это то, что улыбающийся Савиньяк не сулил ничего хорошего. А Савиньяк, улыбающийся и игнорирующий очевидные ошибки Давенпорта, обещал крупные и, что самое ужасное, неожиданные неприятности.

Такого тотального игнорирования собственной персоны Чарльз не ощущал на себе с тех пор, как перебрался в новый кабинет из кладовки для швабр и вёдер: Лионель не то что ни разу не заглянул по какому-нибудь делу к своему помощнику (что обыкновенно происходило по пять-шесть раз на дню и вечно выводило Давенпорта из себя), но даже не прислал про факсу очередное "это срочные бумаги, бросайте всё и займитесь ими немедленно" (однажды, в один из особо напряжённых дней, Чарльз всерьёз порывался выбросить факс в окно; несчастную технику спасло только то, что окно не открывалось), не позвонил по внутреннему телефону со словами: "Запишите эти цифры и работайте. Что значит: откуда я их взял? Я вас что, всему учить должен?" и не прислал Сэц-Алана узнать "почему вы до сих пор рассиживаетесь у себя, если я вас жду уже целых полторы минуты" (надо понимать, полторы минуты начинали отсчитываться с того момента, как Люсьен поднимался с места, чтобы пойти и передать сообщение). В общем, все эти мелкие проявления тирании и деспотизма директора, всегда служившие неиссякаемым источником раздражения для Давенпорта, сегодня своим отсутствием заставляли его содрогаться от самых ужасающих предчувствий. К концу дня из возможных вариантов объяснения сегодняшним странностям Чарльз оставил два наиболее вероятных: либо директор вознамерился довести Чарльза до сердечного приступа, сперва дав ему расслабиться, а затем в неожиданный момент выдав заслуженную, в общем-то, взбучку; либо Давенпорта игнорировали потому, что уже списали со счетов как не самого компетентного сотрудника, и вместо взбучки его ожидало увольнение.

Вечером, дождавшись наконец окончания рабочего дня, Чарльз седьмой раз перепроверил все распечатки проделанной сегодня работы, убедился, что к ним, в отличие от вчерашних, придраться очень трудно (хотя если бы Ли специально задался такой целью, он, несомненно, нашёл бы недостатки и тут) и тяжёлой поступью направился к кабинету директора с одной-единственной целью: выяснить уготованную для него меру наказания и перестать мучиться неизвестностью.

Савиньяк всё ещё был на месте, уткнувшись в свои бумаги, что, на взгляд Давенпорта, было неплохим признаком — хотя бы вечный трудоголизм директора остался неизменным в сегодняшнем выбивающемся из привычного порядка вещей дне. Хотя когда он поднял голову от бумаг и с улыбкой поинтересовался, что Чарльз от него хотел, решимости у последнего поубавилось.

— Так... Это... Ежедневный устный отчёт... И бумаги...

— Да-да, положите здесь и можете быть свободны.

— Что? — Давенпорт подумал, что, должно быть, ослышался.

— Домой говорю, идите, отдыхайте, какие-то проблемы? — Ли, похоже, мастерски умел изображать самое искреннее недоумение и даже почти сочувствие, но Чарльза, проведшего бок о бок с директором уже несколько месяцев, было этим не обмануть.

Выйдя из кабинета, Чарльз как-то отрешённо прислонился спиной к двери и, сжав ладони в кулаки, резко выдохнул. Сэц-Алан, сочувственно взглянув на него, поинтересовался:

— Влетело?

Давенпорт сделал ещё несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем почти спокойно произнести:

— Меня уволят.

* * *

Чарльз поехал домой, поужинал, наконец занялся запущенными в виду нехватки свободного времени делами, привычно сварил на ночь крепкий шадди, затем, вспомнив, что сегодня ночью ему не нужно доделывать никакой срочной работы, вылил напиток в раковину и отправился спать. Всё это время его не отпускало ощущение странной растерянности: Давенпорт никак не мог решить, рад ли он наконец избавиться от засевшего в печёнках Савиньяка, или же расстроен предстоящей потерей пусть и сложной, но всё-таки интересной работы. К тому же, быть уволенным вот так вот, запросто, без каких либо объяснений и сожалений, было ужасно обидно.

* * *

Промаявшись полночи и с трудом заснув под утро, Чарльз проспал, но на работу собирался, не особо торопясь: к чему спешить навстречу собственному увольнению? В итоге он опоздал почти на час и, входя в свой кабинет, тут же наткнулся на тяжёлый взгляд директора, который стоял прямо напротив двери, прислонившись к письменному столу и помахивая той самой папкой с тем самым важным отчётом. Савиньяк больше не улыбался, и это странным образом успокаивало, так что Давенпорт даже нашёл в себе силы аккуратно закрыть за собой дверь, пройти мимо директора, сесть за стол, поднять глаза и, наконец, поздороваться:

— Доброе утро.

— О, в самом деле, Чарльз? Доброе? Полагаю, дома вас задержали какие-нибудь чрезвычайно приятные занятия, раз вы так долго не вспоминали о работе, — на лице начальства была привычная, уже набившая оскомину ехидная усмешка, а Чарльз с ужасом понимал, что с каждым резким словом, сказанным Лионелем, липкий страх, прицепившийся к нему со вчерашнего дня, тает, уступая место обычному глухому раздражению.

— Что за порнографию вы принесли мне вчера под видом отчёта? — продолжал меж тем явно вошедший во вкус Ли. — Если это какой-то специфический способ самовыражения, то вынужден вас огорчить: талантами в этой области вы явно не блещете, уж лучше бы вы писали нечто вроде того, что регулярно строчит Сэц-Алан в своё рабочее время, когда думает, что я его не вижу — он, по крайней мере, не приносит мне распечатки для прочтения.

Чарльз мысленно взял себе на заметку, что когда директор совсем его допечёт, неплохо будет намекнуть Люсьену, что Лионель не прочь ознакомиться с его работами и дать несколько советов по их улучшению.

— Если же вы подразумевали вот под этим, — Савиньяк выразительно взмахнул папкой, — тот самый отчёт, который я от вас требовал, то, опять-таки, гордиться вам нечем: никогда в жизни не встречал более некомпетентной...

Лионель, наконец, соизволил обратить внимание на выражение лица провинившегося сотрудника и замолчал, аккуратно положив папку на стол: Чарльз, судя по его виду, явно не знал, продолжить ли ему улыбаться странно счастливой для только что получившего выговор от начальства сотрудника улыбкой, или кинуться это самое начальство душить голыми руками.

— Вам стоит ложиться спать вовремя, вы какой-то нервный, — с подозрением заглянув в какие-то дикие глаза Давенпорта, Савиньяк вышел за дверь и отправился к себе, на ходу отвечая на телефонный звонок:

-Да, Эмиль.

— Выспался? — радостно осведомился младший брат.

— Выспался, — хмыкнул в ответ старший. — Ты мне лучше скажи, что за бардак ты оставил в моём кабинете?

— Да ну, какой бардак, пару бумажек разбросал, подумаешь! Я вчера, чтоб ты знал, в приступе гениальности разработал чертёж совершенно новой модели голосового управления электропереключателями.

— Да, я заметил. Ты начертил черновики прямо на моей предвыборной речи. Так и знал, что нельзя тебя там одного оставлять.

— Не придирайся, я тебе, можно сказать, здоровье спас, дал целый день на отсыпание, прикрыл практически собственной грудью, чтобы никто не заметил твоего отсутствия, а ты!

— Ладно-ладно, не начинай. И что, никто действительно ничего не заметил?

— Неа! Только этот твой, как его… А, вспомнил: Давенпорт! Вот он какой-то нервный весь день ходил.

— Да нет, он всегда такой, — меланхолично заметил Ли, с тоской оглядывая разбросанные по всему кабинету бумаги. Ну что ж, в конце концов, незапланированный выходной того стоил, а то когда ещё выдастся случай подменить себя братом так, чтобы никто даже не обратил на это внимания.

До выборов осталось: 4 дня

— АПЧХИ!

Издав этот оглушительный звук, Чарльз проводил почти философским взглядом разлетающуюся по кабинету стопку документов, даже и не думая их подбирать. Кабинет был директорским, документы минут пять назад притащили на подпись из маркетингового отдела, и если они не догадались их предварительно скрепить, то это были не его, Чарльза, проблемы. Его проблемы в данный момент заключались в тщательно, но безуспешно скрываемом от директора головокружении, подкашивающихся ногах, покрасневших от непролитых слезинок глазах и таком громком и учащённом сердцебиении, что его, казалось, было слышно даже на других этажах. Сентиментальные женские журналы всех времён и народов называли совокупность всех этих признаков любовью, вызывая у своих читательниц томные и мечтательные вздохи. Давенпорт женских журналов не читал, зато знал, как пользоваться градусником, поэтому своё состояние он с уверенностью называл простудой, вздыхая при этом тяжело и раздражённо.

— Будьте здоровы. — Савиньяк отреагировал на произведённые шум и беспорядок совершенно невозмутимо, даже головы не поднял, быстро пробегая глазами принесённый помощником отчёт о вчерашнем мероприятии и сразу же делая в нём какие-то пометки карандашом. Ответа не последовало — забрав уже приготовленную для него папку, Чарльз быстро вышел из кабинета, даже не хлопнув дверью на прощание, что было странно, учитывая его гораздо превышающее обычное обозлённо-раздражённое состояние — сегодня Давенпорт не удосужился поздороваться с начальством даже в своей привычной грубоватой, на грани хамства, манере. Откровенно говоря, Ли его за это не осуждал: на сей раз, в порядке большого исключения, у строптивого подчинённого имелись все причины для праведного гнева.

* * *

Днём раньше

До выборов осталось: 5 дней

Дождь хлестал так сильно, что разглядеть что-либо было невозможно и на расстоянии вытянутой руки. Собственно, даже просто удержаться на ногах было уже существенной проблемой — поток воды с неба буквально сминал, заставляя пригнуться к земле, по которой уже вовсю бурлили ручьи (что было непозволительно мягким названием для столь бурно несущейся воды. Пожалуй, уместнее было бы сказать — реки), сбивая с ног тех неудачников, которых угораздило оказаться в самом эпицентре внезапно нахлынувшего стихийного бедствия. Разумеется, в их числе был Чарльз Давенпорт.

Осень в этом году выдалась тёплая. Все прогнозы радостным многочисленным хором провозглашали идеальную погоду на ближайшие две недели. Согласно их сводкам, на идеально чистом голубом небе должно было сиять идеально яркое солнце, создавая всем жителям столицы идеальное настроение и идеальные условия для проведения любых мероприятий, тоже, разумеется, идеальных. Так что не было ничего удивительного в том, что Карл Кройц, глава пиар-отдела кандидата в депутаты Савиньяка, запланировал именно на этот день последнюю в предвыборной кампании благотворительную акцию, проводимую, конечно же, на улице. Наблюдать за которой, в виду крайней занятости самого Савиньяка, отправился, само собой, его личный помощник. В общем, всё было вполне обоснованным, продуманным и логичным, за исключением странной убеждённости вышеозначенного помощника в том, что как раз этот самый, идеальный по всем параметрам, день ну совершенно не годится для проведения каких бы то ни было мероприятий, а особенно — на открытом воздухе. Свою убеждённость Давенпорт подкреплял весьма любопытными, но совершенно бесполезными методами: невразумительным мычанием, невнятным бормотанием и требованиями дать ему обсудить этот вопрос непосредственно с Савиньяком, поговорить с которым лично в течение ряда недель было практически невозможно ввиду особо интенсивной суетливой подготовки к финальной стадии выборов.

Конечно, как личный помощник, Чарльз имел в этом вопросе некоторое преимущество перед всеми остальными, однако на этот случай оно почему-то не распространялось — крайне занятый решением сразу восьми неотложных дел одновременно (благо ещё, управление компанией в это время полностью переложил на себя Эмиль), Лионель не отвечал на звонки ни одного из трёх рабочих телефонов. В конце концов, на пятнадцатую попытку отчего-то вдруг ставший очень настырным Давенпорт получил через секретаря сообщение от директора, что он, директор, во-первых, занят, во-вторых, очень занят, и в-третьих, слишком занят, чтобы заниматься решением вопросов, которые должен быть вполне в состоянии решить его многочисленный штат подчинённых, если этот штат, конечно же, не хочет вдруг резко сократиться в численности, начиная, к примеру, с того же Давенпорта. Обозлённый этим ответом до крайности, личный помощник, яростно борясь с желанием послать любимую работу вместе с нелюбимым начальством в далёкое пешее путешествие, добиваться внимания директора прекратил, сосредоточившись на попытках логично обосновать необходимость переноса мероприятия на другое время, но в результате почти титанических усилий (увенчавшихся беспрецедентной в своей убедительности получасовой речью) добился только того, что благотворительная акция была проведена утром, а не в послеполуденное время, как планировалось изначально.

Собственно, закончить саму акцию (имевшую, кстати говоря, небывалый успех) они успели. А вот убраться с места её проведения — нет. В результате чего Чарльз, задержавшийся, чтобы проконтролировать сбор последних анкет у горожан, успевших поучаствовать в мероприятии, стоял теперь насквозь мокрый под потоками ледяного дождя и очень громко и выразительно ненавидел главу пиар-отдела, который умчался в центральный офис ещё за час до начала бури — первым отчитаться перед как раз освободившимся начальником о своих выдающихся достижениях. Ну и ещё, быть может, непрозрачно намекнуть Савиньяку на странное параноидальное состояние его личного помощника — вероятно, Чарльз просто выдохся и нуждается в длительном отдыхе, и в этом случае Кройц готов немедленно заменить на посту своего товарища, исключительно ради блага общего дела. Самому Давенпорту сейчас до этих интриг не было ровным счётом никакого дела — его куда больше беспокоила перспектива утонуть в грязном водном потоке, что весьма сильно расстроило бы его самого, и утопить вместе с собой крайне важные документы, что, вероятно, действительно расстроило бы директора. Не то чтобы Чарльза в принципе волновало душевное состояние Лионеля, но топить документы всё равно не хотелось — часть из них ещё предстояло обработать и представить завтра в виде полноценного отчёта.

Добравшись в офис к десяти часам вечера, мокрый, замёрзший, усталый и голодный Чарльз уже не ожидал застать там директора, но Савиньяк оказался на месте. Медленно переводя взгляд с лужи, натёкшей на пол с одежды помощника, на завёрнутую в восемь целлофановых пакетов и обёрнутую для надёжности скотчем папку с документами, Ли некоторое время задумчиво молчал, да и Давенпорт как-то тоже не слишком торопился нарушать это молчание. Слишком усталый, чтобы злиться, он аккуратно положил сохранённые в абсолютной целости документы на стол и повернулся, чтобы выйти, когда Лионель наконец заговорил:

— Я отвезу вас домой.

Чарльз слегка повернулся в сторону директора, и на мгновение в его глазах вспыхнуло привычное раздражение; Ли увидел, как подчинённый открыл было рот, чтобы произнести одну из уже зазубренных обоими наизусть отповедей на тему "я прекрасно обойдусь без вашего общества", но почему-то, так и не выдавив из себя ни звука, захлопнул его обратно и, молча развернувшись, вышел из кабинета.

* * *

До выборов осталось: 4 дня

Каким бы ужасным директор ни представлялся некоторым из своих подчинённых (не будем показывать пальцем), он, вообще-то, был довольно терпеливым человеком. Поэтому нежелание насквозь простуженного (но упрямо делающего вид, что красные глаза у него от недосыпа, насморк — от аллергии, а шаткая походка и дорожащие руки — от нервов) Давенпорта разговаривать с и без того ненавистным начальником Лионель, в принципе, понимал, хотя отпустить личного помощника на больничный за четыре дня до выборов никак не мог. Поэтому он оставил без внимания и тот факт, что с ним не поздоровались — вежливость была, конечно, приятным качеством, но в сотрудниках он больше ценил профессионализм, — и то, что очередную порцию срочных дневных поручений выслушали молча, лишь утвердительно кивнув в знак того, что всё поняли — это, вообще говоря, было скорее плюсом. Но плюсом, совершенно не свойственным данному конкретному сотруднику. Потому что данный конкретный сотрудник, будучи раздражён и разгневан на начальство (то есть, посмотрим правде в глаза, ежедневно), был весьма склонен ко множественным словесным критическим выпадам в сторону оного, а вовсе не к упорному бойкотированию. Такая реакция, вполне вероятно, могла свидетельствовать о переполнении пресловутой чаши терпения (в факте наличия которой у Давенпорта Лионель, если честно, изрядно сомневался) той самой последней каплей, после которой должен произойти неминуемый разрыв уже устоявшихся рабочих взаимоотношений. Проще говоря, похоже было, что в этот раз Чарльз был и в самом деле зол и обижен. Не то чтобы Савиньяка это как-то особенно волновало, конечно. К тому же, один день молчаливого осуждения никак нельзя было считать показателем. Не то чтобы Ли чувствовал себя виноватым, разумеется. Он решил дождаться завтрашнего дня, чтобы проверить правильность собственных рассуждений.

* * *

До выборов осталось: 3 дня

С утра неожиданно отменили одну встречу и перенесли другую, поэтому в плотном расписании Ли наконец-то выдалось окно. Первым делом Савиньяк-старший проведал своего младшего старшего: Эмиль, застать которого обычно можно было только в одном из производственных цехов (правда, для этого сперва необходимо было выяснить, в каком именно), в кои-то веки занял причитающийся ему кабинет в головном офисе фирмы и испытывал по этому поводу неимоверные страдания. Страдания нашли своё выражение в мрачном взгляде чёрных глаз, круги под которыми грозили сравняться с цветом радужки, пол-литровой чашке шадди (судя по стойкому аромату, заполнившему кабинет, чашка была далеко не первой) и не утверждённом пока бизнес-плане, который Эмиль должен был детально изучить и подписать. То, что вместо этого брат дочерчивал вот уже на двадцатой странице плана какую-то сложную электросхему, Лионеля не удивило. Как и то, что часть электросхемы была вычерчена прямо на столе. Маркером. Из путанных объяснений Эмиля, сыпавшего направо и налево сложными техническими терминами вперемешку с техническим же сленгом, Ли, закончивший в своё время гуманитарно-экономическое отделение Лаик и той же направленности институт, понял только ту часть, в которой брат обещал, что "это будет легендарно". Эти обстоятельства, впрочем, не помешали ему всецело проникнуться гениальной идеей и в знак полнейшей солидарности с младшим старшим незамедлительно ретироваться из кабинета последнего.

Захватив по дороге копию испорченного братом бизнес-плана, директор отправился прямиком к собственному личному помощнику, вопреки обыкновению, чуть помедлив на пороге и даже постучав в дверь. Ответа он, впрочем, дожидаться не стал, сразу же войдя в кабинет и сверкнув одной из своих наименее раздражающих ухмылок:

— Доброе утро, Чарльз.

Чарльз до ответа не снизошёл: лишь слегка приподняв голову и едва заметно кивнув, он вновь углубился в работу. Нимало не смущаясь прохладным приёмом, Ли шлёпнул на стол увесистую пачку бумаг и выразил уверенность в том, что Давенпорт, конечно же, выкроит в своём расписании каких-нибудь пять-шесть часиков на то, чтобы заняться ещё и этим. Вопреки ожиданиям, подчинённый вновь не ответил, только чуть слышно скрипнул зубами и снова кивнул. Алевшее лихорадочным румянцем лицо и шмыгающий нос наглядно демонстрировали, что со вчерашнего дня в состоянии его здоровья ничего существенно не изменилось, а гробовое молчание не менее наглядно подтверждало, что с отношением к начальству здесь уже определились и изменять себе не собираются.

К вечеру, загрузив Давенпорта ещё тремя объёмными заданиями, проведя внезапное заседание с целью разнести на ней в пух и прах эффективность работы аналитического отдела, заменив обед внеочередным стратегическим совещанием и сделав личному помощнику поочерёдно два выговора — за неопрятный внешний вид и неверно оформленные бумаги — Лионель так и не услышал от Чарльза ни единого слова. Не то чтобы он специально добивался, чтобы с ним заговорили. И аптека по пути домой тоже, кстати говоря, попалась совершенно случайно.

* * *

До выборов осталось: 2 дня

— Доброе утро, Чарльз.

Давенпорт как-то нерешительно раскрыл рот, затем лишь, чтобы тут же захлопнуть его обратно и кивнуть, с опаской поглядывая на водружённый директором на край стола пакет с эмблемой фармацевтической фирмы Приддов — лиловым спрутом.

— Одно из ваших обязательных сегодняшних дел — пить все эти лекарства по часам, в строгом соответствии с инструкцией. Отчитаетесь через Люсьена, мне некогда.

С этими словами Савиньяк невозмутимо вышел за дверь, оставив Чарльза наедине с лекарствами и растерянностью. Молчаливое осуждение начинало порядком раздражать Лионеля — это, в конце концов, не детский сад, чтобы холить и лелеять свои обиды, наказывая обидчика путём бойкота. Впрочем, было вполне вероятно, что от принятия окончательного решения об увольнении сотрудника удерживают только послезавтрашние выборы.

Вечером Сэц-Алан доложил, что Давенпорт лекарства принимал исправно и даже вроде как выглядел получше.

Не то чтобы Ли было до этого какое-то дело.

* * *

До выборов остался 1 день

"Завтра, завтра. Уже завтра!" — было написано на лицах сотрудников во время планового совещания. Кройц с тщательно просчитанной долей воодушевления зачитывал доклад о текущей репутации Савиньяка в СМИ. Сэц-Алан с воодушевлением совершенно искренним ожидал завтрашнего дня, уверенный, что любимый начальник обязательно победит (Ли был в курсе, что Люсьен с группой не менее восторженных энтузиастов в большой тайне от него уже готовил поздравительную вечеринку по случаю победы). Эмиль ожидал не менее нетерпеливо и, пожалуй, даже более искренно — но только не выборов, как таковых, а дня, когда сможет покинуть скучный кабинет и вновь с головой окунуться в производство. Те, кто был помоложе и повпечатлительнее, откровенно волновались, некоторые даже заламывали руки и слегка задыхались от переживаний. Сам Лионель если о чём и беспокоился, так это о том, чтобы дела фирмы не пострадали от того, что её директор на время отошёл от активной работы, но беспокойство это было деятельным, а не эмоциональным, отчего страдали, в основном, Эмиль, Давенпорт, Сэц-Алан и производственный отдел. Разведённая чрезмерно взволнованными сотрудниками суета не приносила никакой пользы и лишь мешала обычной организованности.

Впрочем, обведя взглядом лица людей, присутствующих на совещании, Ли обнаружил одно, не высказывающее никаких признаков эмоциональной заинтересованности в завтрашнем мероприятии. Собственно, единственным, что говорило выражение лица Давенпорта, было: "У меня полно работы и без ваших дурацких совещаний, так что прекратите светить энтузиазмом и переходите к делу", и это ничем не отличалось от его обычного выражения на абсолютно всех подобных мероприятиях, начиная с первого же дня работы. Пожалуй, можно было с уверенностью сказать, что директор и его самый строптивый сотрудник впервые в жизни были хоть в чём-то полностью солидарны.

К слову, выглядел Чарльз куда лучше вчерашнего, и даже почти перестал чихать. Однако с начальством по-прежнему не разговаривал, отделавшись сухими кивками и на приветствие, и на рабочие указания, и даже на вопрос о самочувствии. Савиньяк даже начинал подумывать о том, чтобы спросить напрямую о причинах столь упорного желания Давенпорта продолжать этот односторонний конфликт, но решил, что это подождёт до конца выборов.

* * *

День выборов

Чарльз, в кои-то веки в честь знаменательного события соизволивший напялить на себя приличествующий случаю костюм с галстуком, бодрым шагом выздоравливающего человека вошёл в конференц-зал минут за пятнадцать до назначенного времени. В последний раз перепроверив небольшую стопку нужных документов, он положил их на стол к Лионелю, чуть тише обычного произнеся:

— Доброе утро, господин директор.

Возможно, Давенпорту только показалось, что Савиньяк чуть помедлил с ответом, глядя на него со странной смесью облегчения и недоумения.

— Доброе утро, Чарльз.

Кивнув директору, помощник отошёл туда, где настраивался большой, почти на всю стену экран, предназначенный для прямой трансляции постоянно обновляющихся результатов голосования. Последние дни выдались до того суматошными, что у него совершенно не было времени даже на то, чтобы злиться на виноватого в его болезни директора, поэтому Давенпорт был рад, что ещё в тот день, когда добирался в офис под стеной ливня, спокойно списал пренебрежительное отношение Ли на крайнюю занятость и больше к этому вопросу не возвращался. К счастью, справиться с болезнью удалось достаточно быстро, и сегодня утром отёк горла, ужасно мешавший работать, наконец-то спал, так что Чарльз вновь мог разговаривать, хотя пока что и не очень громко. У Давенпорта редко случались приступы оптимизма, но это был один из них: болезнь пошла на убыль, голос вернулся, изнурительная подготовка к выборам подошла к концу и даже директор раздражал куда меньше обычного. По крайне мере, сегодня жизнь была прекрасна.

Проработав полгода в почти экстремальных условиях активной подготовки к выборам, Давенпорт наивно полагал, что после этого события нагрузка должна стать поменьше, так как стать больше ей было уже попросту некуда. Конечно, в случае, если бы Савиньяк выборы проиграл, уровень занятости его личного помощника должен был бы снизиться до нулевой отметки, но подобный вариант никем в окружении Лионеля даже не рассматривался — как показала практика, не напрасно. Что же касается нагрузки, то по окончании предвыборной кампании Чарльз внезапно обнаружил, что помимо дел, касающихся депутатской деятельности Савиньяка, он почему-то занимается ещё и выполнением множества поручений, не имеющих к политике ровным счётом никакого отношения.

Чарльз варил шадди.

Он, собственно, и сам не определился, является ли это очередной вменённой ему обязанностью, или просто привычкой, одной на двоих с директором. Савиньяк, к слову, теперь появлялся на работе ещё раньше, чем прежде, причём явно успев перед этим решить пару-тройку каких-то неотложных дел. Стоило только Давенпорту включить автомат для варки шадди, как на пороге незамедлительно материализовывался Лионель с неизменной ухмылкой и пожеланием доброго утра, сказанным с такими интонациями, что любому становилось понятно раз и навсегда: если это утро и будет для кого-то добрым, то этот кто-то, очевидно, обитает в местах, весьма и весьма отдалённых от новоиспечённого депутата. И если раньше Ли просто походя, между дел, прихватывал с собой шадди и уходил, то теперь он присаживался на стул, закинув ногу на ногу, и меланхолично пил свой напиток, не мешая Чарльзу, предпочитавшему пить шадди, не отрываясь от работы, заниматься своими делами. Постепенно Давенпорт заподозрил, что директору попросту не хватает времени, чтобы позавтракать до работы, поэтому он пьёт шадди у своего помощника (хотя это и не объясняло, почему бы ему не пойти выпить этот самый шадди в своём кабинете).

Когда к ним стал присоединяться Сэц-Алан, всегда старавшийся прийти на работу не позже обожаемого начальника (что ему, кстати, пока не удалось ни разу), Чарльз воспринял это с философским спокойствием — тем более что Люсьен всегда приносил с собой печенье, и отныне утренние посиделки за шадди могли смело именоваться завтраком. Воспользовавшись этим обстоятельством, Давенпорт даже перестал завтракать дома — всё равно подгорелые тосты и недожаренная ввиду спешки яичница не прибавляли ему особого рабочего энтузиазма, а так можно было приехать в офис минут на двадцать раньше — и при этом всё равно позже директора.

Чарльз отвечал на звонки

Нет, за звонки, имеющие непосредственное отношение к работе фирмы, по-прежнему был ответственным Сэц-Алан. Давенпорт же внезапно стал несчастливым обладателем двух новеньких стационарных телефонных аппаратов, которые имели привычку названивать с периодичностью не реже чем раз в полчаса, причём почему-то звонить всегда начинали одновременно. Документально это называлось "обратная связь с избирателями", официально, как раз для избирателей — "ваш новый депутат близок к народу, как никто другой", а на деле представляло собой череду дурацких вопросов, требующих не менее дурацких ответов. К счастью, основными звонками занимался отдел по связям с общественностью, так что наиболее интенсивный поток бессознательного бреда чрезмерно сознательных граждан пресекался ещё там, а на Чарльза переводились лишь звонки, требовавшие ответа если не самого депутата, то его уполномоченного официального представителя. Когда именно он из помощника превратился в официального представителя, да ещё и с полномочиями, начальство сообщить не потрудилось. Говорить приходилось в основном с журналистами, но попадались и особо настырные пенсионерки, которые, как подозревал Чарльз, уже до такой степени достали всех в отделе по связям, что их звонки переадресовывались Давенпорту сразу, едва срабатывал определитель номера, потому что звонили по большей части всё одни и те же. Одна из них, дама весьма преклонного возраста, настоятельно требовавшая называть её эрэа Мануэлла, начала когда-то с того, что обстоятельно и подробно описывала, какие мелкие административные правонарушения совершили её соседи за последнее время и что, по её мнению, должен предпринять по этому поводу новый депутат. Теперь же энергичная старушка ласково называла своего постоянного собеседника Чарли, непременно интересовалась состоянием его здоровья и тем, хорошо ли он сегодня кушал, и что именно, и в каких количествах, не забывая, впрочем, усиленно ябедничать на соседей и коллег. Чарльз тяжело вздыхал, но знал, что бросать трубку выйдет себе дороже — печальный опыт уже имелся.

Возмущаться по этому поводу можно было сколько угодно (что Чарльз и делал, долго и смачно), но толку от негодования не было никакого: через две недели телефонного волонтёрства Лионель, уходя, оставил на столе Давенпорта свой сотовый телефон и благополучно укатил куда-то на весь день. Как выяснилось позже — всё-таки по делам, а не отдыхать, однако любви к шефу у Чарльза, вынужденного теперь отвечать ещё и на личные звонки Савиньяка, от этого не прибавилось.

Звонил Эмиль ("Нет, директора нет. Нет, я не знаю, пойдёт ли он бухать с Алвой в пятницу"); звонили из страховой компании ("Хорошо, я передам Савиньяку, что его автомобиль должен был пройти техосмотр ещё три недели назад. Да, я знаю, что это на него не похоже"); звонили из Лаик ("Если Арно снова с кем-то подрался, то это не моё дело, подождите, пока вернётся его брат. Кабинет химии взорвал? Молодец, пацан, я всегда ненавидел химию. Я над вами издеваюсь? Да это вы все надо мной издеваетесь!"); звонил Люсьен по какому-то рабочему вопросу ("Да не знаю я, где он. Ты обедать пойдёшь? Вот и мне тоже некогда."); звонили из производственного отдела, из Гальтарского филиала, из дриксенской компании-партнёра, из пи-ар отдела, из отдела по связям с общественностью (забрать телефон к себе вежливо отказались, после чего быстро положили трубку, видимо, чтобы им не припомнили пенсионерок)...

Вернувшийся вечером Лионель, выглядевший совершенно измождённым, забирая телефон у разгневанного помощника, сказал лишь лаконичное:

— Забыл.

Давенпорт куда скорее согласился бы поверить в то, что Алва бросил пить и ушёл в монастырь, чем в забывающего свои вещи Ли.

Чарльз решал текущие офисные проблемы

В бухгалтерии сломался принтер; на четвёртом этаже отключилось отопление; никто не может настроить новый офисный чат, потому что все три штатных программиста ушли на больничный (Чарльз с удовольствием ушёл бы играть в только что вышедший третий "Круг Чужого" вместе с ними, но ему некогда было даже посмотреть анонсы); Миранда Гиллан из отдела продаж требует другой кабинет, потому что в её кабинете "какая-то зловещая аура"; Адриан Алькарес из того же отдела требует другой кабинет, потому что в его кабинете — Миранда; в бухгалтерском принтере, оказывается, просто закончился картридж, но теперь им нужен новый принтер, потому что этот они в попытке починить разобрали по винтикам...

Давенпорт совершенно не мог взять в толк две вещи: какого Леворукого все прутся с этими насущными вопросами прямиком к директору и почему, во имя Создателя, Савиньяк до сих пор не завёл для подобных целей какого-нибудь завхоза. Разумеется, наткнувшись на запертую дверь директорского кабинета или на суровое сэц-алановское "он занят", все нуждающиеся немедленно разворачивались и отправлялись прямиком в кабинет Чарльза. Доказывать, что он является личным помощником только Савиньяка-депутата, а не Савиньяка-директора фирмы, было бесполезно.

Пожалуй, была ещё одна вещь, которую Чарльз не мог объяснить: почему он продолжает решать эти проблемы самостоятельно (не имея, кстати, соответствующих полномочий, чтобы, к примеру, оштрафовать оборзевших программистов или нанять того же завхоза), вместо того, чтобы быстренько написать нужные отчёты и запросы и впихнуть их в текущий план дел Лионеля, раз уж тот отчего-то решил в своё время, что способен в одиночку справиться с обязанностями пяти-шести работников разных сфер деятельности. Что самое удивительное — раньше он с ними справлялся настолько хорошо, что о полном объёме взваленной на себя начальником работы Давенпорт даже не подозревал ровно до тех пор, пока львиная доля этой работы внезапно не свалилась на его собственную многострадальную голову.

В конце концов Чарльз, матерясь на всех известных ему языках, сам настроил чат и вызвал ремонтника для починки отопления. Всего за какую-то неделю путём хитроумных манипуляций, перестановок и банального шантажа ему удалось добиться относительного мира и спокойствия среди служащих отдела продаж. Принтер же и вовсе был благополучно перекинут на удачно зашедшего повидать брата Арно. Младший Савиньяк довольно легко вошёл в положение, согласился помочь и подошёл к делу творчески, наглядно доказав, что отцовские изобретательские таланты достались не только Эмилю: принтер был разобран до конца и полностью собран заново, попутно обзаведшись микродинамиком. Последнее было замечено только месяц спустя, когда одного из бухгалтеров вновь потянуло на самостоятельные изыскания в области ремонта офисной техники: стоило незадачливому работнику дойти в процессе разборки принтера дальше вытаскивания картриджа, как печатный аппарат принялся издавать истошные вопли:

— Помогите! Грабят! Убивают! Насииилуууюююют!

Окончательно потеряв терпение и направляясь к в кои-то веки появившемуся в офисе Савиньяку-старшему с твёрдым намерением высказать всё, что думает о нём и его зловредной привычке спихивать на помощника какую попало работу, Чарльз ожидал чего угодно, вплоть до ответных обвинений в некомпетентности. Поэтому, когда Лионель, устало потерев руками глаза и запив какую-то таблетку остывшим, похоже, ещё вчера шадди, рассеянно похвалил (!) помощника и поручил ему в кратчайшие сроки найти и нанять компетентного завхоза, Давенпорт на некоторое время потерял дар речи. С директором определённо было что-то не так.

Чарльз, наконец, создавал впечатление, что Савиньяк успевает везде и всюду.

Конечно, Лионель и в самом деле успевал почти везде, но в том-то и дело, что "почти". В его расписании самым загадочным образом оказывались назначенные на одно и то же время встречи в разных концах города (иногда на вторую встречу ездил Эмиль, иногда Ли как-то ухитрялся успеть на обе, иногда на обе же встречи ездил брат, но если они и отменялись — то это никогда не было по вине Савиньяков), а список дел на день можно было бы растянуть на целую неделю — и не провести при этом в праздности ни минуты. Часть этих дел ежедневно перекидывалась на Давенпорта, причём это всегда оказывалось что-нибудь неожиданное, совершенно без учёта того, компетентен ли он в данном вопросе, или нет.

— Вот заодно и научитесь, — невозмутимо отозвался Лионель на первое и последнее возмущение Чарльза по этому поводу и больше никаких возражений не слушал.

Чарльз ездил на какие-то официальные приёмы, пафосные и довольно бессмысленные, отчего они почти и не отложились в памяти, при необходимости буквально из-под земли доставал вечно недоступного и неуловимого Эмиля, который, правда, и без дополнительной нагрузки зашивался на производстве, решал требующие немедленного вмешательства вопросы, когда Ли в очередной раз был занят другими, не менее неотложными делами, и сам не заметил, как втянулся.

Сэц-Алан прикрывал и начальника, и его помощника везде, где только успевал, забросив, похоже, до лучших времён свою писанину: в приёмной вечно царил хаос из толпы людей, жаждущих незамедлительных ответов, решений, печатей, подписей и резолюций, и Люсьен удивительным образом ухитрялся управлять всем этим кипящим котлом, не теряя из виду никого и быстро и легко разбираясь, кого, куда и по какому вопросу отправить. Внушительная доля фирменных печатей досталась Чарльзу и, поскольку полученное воспитание вкупе с врождённой склонностью к ответственности не позволяли ему подмахивать документы не глядя, обеденные перерывы он теперь проводил в офисе с документами. Тот факт, что Лионель, похоже, и вовсе давно забыл значение слова “обед”, утешал как-то слабо.

Разумеется, подобное положение дел не должно было продлиться дольше нескольких месяцев, нагрузка постепенно равномерно перераспределялась между всеми сотрудниками, кто-то получил повышение, кто-то — другую должность, появились новые сотрудники, но накопившаяся усталость давала о себе знать: с каждым днём несгибаемый начальник находил всё больше новых поручений, а у Чарльза оставалось всё меньше сил, чтобы их выполнять. Даже Савиньяк ненавиделся теперь как-то слабо, фоном — не потому, что вдруг начал нравиться, наоборот, просто на злость тоже требовались силы, а их теперь необходимо было экономить.

Последней каплей стало какое-то невыносимо нудное задание, связанное с обработкой статистических данных за последние пять лет — разнообразия ради, это действительно было одной из прямых обязанностей Чарльза. Вот только время для её выполнения у него освободилось спустя час после официального окончания рабочего дня. Прокорпев над таблицами до тех пор, пока в глазах не начало рябить, а в голове — гудеть, Давенпорт раздражённо отодвинул от себя бумаги, а себя — от стола.

Что именно он собирался сказать директору, до конца так и не сформировалось. Не потому, что сказать было нечего, а потому, что накопилось слишком много. Впрочем, основная суть претензий сводилась к двум вещам: “Хватит это терпеть!” и “Не все же такие железные, как вы!”. Признаваться в последнем было стыдно, но смотреть на то, как директор ежедневно с омерзительно бодрой ухмылочкой здоровается, заходя выпить шадди, было уже просто невозможно. Разозлённый последней мыслью окончательно, Чарльз повернул ручку двери кабинета и ворвался туда без стука.

— Директ… — так или иначе, слова застряли в горле и так и не были произнесены. Казавшийся всё это время таким несгибаемым и неутомимым директор крепко спал, откинув голову на спинку кресла. Рядом на столе громко завибрировал телефон, но Лионель даже не шевельнулся.

Давенпорт взглянул на рассыпанные по столу бумаги, затем — на глубокие синие тени, залёгшие под глазами спящего Савиньяка, припомнил забытый телефон, непривычную рассеянность начальника и отчего-то — утренние посиделки с шадди. Глубоко вздохнув, Чарльз прихватил со стола продолжающий звонить телефон и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Я вас слушаю. Нет, Савиньяк сейчас занят важными делами и не может ответить. Я — его личный помощник, вы можете обсудить этот вопрос со мной.

По улицам туда-сюда суетливо сновали жители, нагруженные разнообразными сумками и пакетами. Снег мягко искрился, пушистыми хлопьями укутывая землю и подвернувшихся прохожих, словно небо вдруг вспомнило, что Зимний Излом уже завтра, и пора бы принарядить город по случаю.

Лионель принаряжаться особо не собирался. Вообще говоря, он собирался провести ночь Зимнего Излома в самолёте, отправляясь в Марагону по срочным политическим делам, но они в самый последний момент перенеслись на более поздний срок, так что старший старший Савиньяк с удовольствием набирал номер своего старшего младшего, чтобы сообщить ему, что, вопреки ожиданиям, всё же сможет провести праздник с семьёй. Он даже с некоторой долей несвойственной ему сентиментальности представлял, как они, — совсем как в детстве, — украсят праздничную берёзу яблоками и конфетами, а на вершину посадят плюшевого оленя. Сам-то он этого не помнил, но мама рассказывала, что этого оленя подарили им с Эмилем на какой-то Зимний Излом, когда им было года по 2, и они из-за него страшно переругались, даже чуть было не подрались, но вовремя появился отец и по-военному быстро урегулировал конфликт, закинув игрушку на праздничное дерево и заявив, что там ей отныне самое место, а в промежутках между Изломами животное торжественно объявляется семейным символом и водворяется на постоянное место жительства на каминной полке. Из задумчивости депутата вывел бодрый голос Эмиля в трубке:

— О, Ли, ну как ты, всё к командировке готовишься? Ну, хоть там-то оторвись как следует, а насчёт семейного торжества не парься — меня дома тоже не будет, у нас тут с девушкой планы кое-какие наметились, так что позже все вместе ещё соберёмся!

Не успел Лионель положить трубку, как получил лаконичное, как всегда, сообщение от матери:

“На Излом уезжаю к брату, вернусь через неделю, целую, ма.”

Нда, вот и отпраздновал с семьёй.

Конечно, оставался ещё младший младший, которого наверняка должны были отпустить из Лаик на праздники, но что-то настойчиво подсказывало Савиньяку, что и тут его ждёт сплошной Облом вместо Излома. И точно, не успел подумать, как дверь в кабинет открылась, пропуская аккуратного и отутюженного, как и всегда, секретаря.

— Что там у вас, Сэц-Алан?

— Звонил ваш брат, говорит, не смог дозвониться на личный телефон. Просил передать, что Зимний Излом встретит у друга, домой приедет в конце каникул, а сотовый телефон у него сломан.

Врёт, конечно, паршивец. Сотовый у него сломан, как же. Небось, тоже подружку завёл, берёт пример с Эмиля, один только Ли и остался не у дел… Раздражение срочно требовало какого-то выхода…

— А вы чем на Зимний Излом думали заняться?

— Да ничем особенным… — кажется, секретарь даже немного растерялся от такого вопроса.

— Замечательно. А устроим-ка мы корпоративчик, как раз до завтрашнего вечера ещё полно времени на подготовку. Позовите мне Давенпорта!

* * *

Ли с огромным удовольствием наблюдал за сменой выражения лица собственного личного помощника:

— Зимний Излом уже завтра, почему вы до сих пор ничего не подготовили для корпоратива?

— Для… Чего?! — искреннее недоумение, какая прелесть.

— Для корпоратива, разумеется, разве вы собираетесь праздновать Зимний Излом не в нашей замечательной корпорации?

— У меня, вообще-то… — о, а это уже больше похоже на раздражение.

— Ну, вот и чудненько, нехорошо отрываться от коллектива, так что поручаю вам заняться подготовкой!

— Почему мне?! — на лбу прямо-таки написано: “А не охренел ли ты вкрай, дорогой неуважаемый директор?”.

— Ну, кому же ещё я могу доверить столь особое поручение? Тем более, что все рестораны и кафе давно зарезервированы, так что праздновать будем прямо здесь, вам всего-то и остаётся, что позаботиться об украшении, сервировке, официантах и пригласительных для всех сотрудников. Ну и, конечно, еда.

— Да! С какой! Стати! Я! — а вот и праведное негодование.

— Разумеется, вы закажете еду в лучшем ресторане, но традиционного фаршированного гуся я доверю приготовить только лично вам. Можете быть свободны.

Похоже, Чарльз всё-таки потерял дар речи, потому что развернулся и вышел из кабинета, не сказав больше ни слова. Только из-за закрытой двери послышалось бормотание: “Да я бы лучше из тебя самого… фарш приготовил”…

Настроение неумолимо приближалось к радужному, так что директор даже позволил себе откинуться на спинку кресла и забросить ноги на стол, насвистывая популярную зимнеизломную песенку. Жизнь, определённо, возвращалась в привычное русло.

* * *

Похоже, Чарльз не спал всю ночь, потому что к утру на столе директора лежали составленные и утвержденные договоры с несколькими фирмами об украшении помещения и предоставлении еды, напитков и обслуживания, хотя самого Давенпорта видно нигде не было. Лионель в приподнятом настроении подписывал приказы о поощрительных праздничных премиях для всех сотрудников фирмы, когда кто-то тихо и даже как-то робко постучал в дверь его кабинета. Среди его служащих столь деликатных натур не водилось, поэтому Ли был чрезвычайно удивлён, обнаружив за открывшейся дверью собственного секретаря.

— Что-то случилось, Сэц-Алан?

— Т-т-т-там…

— Что “там”? — испуганное выражение лица молодого человека не предвещало ничего хорошего.

— Д-д-д-давенпорт…

— Что с ним?!

— Странный какой-то…

— Тоже мне, новость! — если это был розыгрыш, то на редкость неудачный. Ли даже почти испугался, но “почти” — это ведь не считается, правда? — Давенпорт, чтоб вы знали, всегда странный!

— Но он… Да вы сами послушайте!

Уже практически спокойный секретарь подошёл к директорскому столу и нажал на телефоне кнопку быстрой связи с кабинетом помощника. Раздалось щёлканье — компьютерная мышь, должно быть — и злобное, сквозь зубы, бормотание личного помощника:

— Ссссволочь белобрысая… Таааак, а если топором?... Все праздники мне испортил!.. Нет, топором слишком видно будет, да и крови много… Я ему ещё устрою… Нет, так тоже не пойдёт, надо, чтобы получилось незаметно… Нет, ну какой гад, а?! Ага, а вот таким ножичком вроде ничего, значит, аккуратно перерезать горло…

Ли, сочтя, что услышал достаточно, нажал на кнопку отключения. Дааа, доводить вспыльчивого сотрудника было, конечно, весело, но в этот раз, он, похоже, слегка переборщил.

— Может, я ему свидание сорвал? — директор задумчиво уставился на телефонный аппарат, как будто оттуда можно было получить ответы на все вопросы. — А то с чего бы ему так злиться…

— Прошу прощения? — Сэц-Алан, похоже, окончательно пришёл в себя, и теперь удивлённо взирал на начальство.

— Передайте Давенпорту, что он может быть свободен с этой минуты и до конца выходных, — решив проявить небывалое человеколюбие, старший старший Савиньяк сразу почувствовал себя великодушным альтруистом. Да, он определённо заслужил кое-чью благодарность!

* * *

— Как это понимать?! — Давно уже Чарльз не выходил из себя настолько, чтобы врываться в кабинет начальства и стучать кулаком по столу.

— Не понимаю, о чём вы?

— С чего это вдруг вы вчера сказали мне готовить ваш дурацкий корпоратив, а теперь я вдруг ни с того ни с сего могу валить ко всем кошкам?!

— Я думал, вас не радует перспектива провести Зимний Излом на этом “дурацком корпоративе”, — Савиньяк до того равнодушно пожал плечами, что его определённо необходимо было за это пристрелить.

— Да что вы вообще понимаете!!! Да я! Я! — голос сорвался, и Чарльз закашлялся.

— Вы можете остаться, если так сильно этого хотите, — Лионель прижал руки к вискам. Ну да, можно подумать, это ОН тут устал от всего!

— ВОТ ЕЩЁ! НОГИ МОЕЙ ТУТ ДО КОНЦА ВЫХОДНЫХ НЕ БУДЕТ!!!

Лионель немного ошарашенно посмотрел на только что хлопнувшую дверь кабинета:

— Ну ладно. Последний раз я был добрым.

* * *

Чарльз буквально влетел в свой кабинет, на ходу сметая в сумку бумаги со стола.

— Придурок ненормальный! Сволочь деспотичная! Я из-за этого корпоратива встречу с друзьями отменил! Всю ночь убил на приготовления! — тут его взгляд упал на монитор компьютера. — Ещё и гусь этот дурацкий!

Давенпорт принялся с остервенением закрывать в браузере многочисленные вкладки со страницами, содержащими самые разнообразные способы убиения, свежевания и приготовления традиционного фаршированного гуся.

— Ну ладно! Последний раз я для него старался!

Когда ты — не богатый, в общем-то, студент старших курсов экономико-правового ВУЗа, не желающий жить за счёт не бедного, в общем-то, родителя, нет ничего странного в том, что в свободное от учёбы время ты подрабатываешь в довольно солидной фирме. Хотя когда ты — студент старших курсов экономико-правового ВУЗа, а подрабатываешь в этой фирме системным администратором — вот это уже немного странно. Хотя и не так странно, как тот факт, что подработка эта является в некотором роде секретной, так как руководство фирмы не имеет ни малейшего представления о том, что у него появился новый сотрудник.

Начиналось всё вполне безобидно: однажды утром Чарльзу неожиданно позвонил старый знакомый. Звонок стал неожиданностью для всех: для самого Чарльза, доселе беззаботно дремавшего; для его соседа, вдумчиво грызущего перьевую ручку и от громкого звука, похоже, прокусившего её насквозь; и для преподавателя по международному праву, запнувшегося в самой середине лекции о правовых взаимоотношениях Талига с пограничными странами.

Добросовестно отсидев остаток пары и почти с боем получив из рук обозлённого профессора свой злосчастный телефон, Чарльз перезванивал знакомому исключительно для того, чтобы в выражениях, приличествующих скорее студенту ПТУ, нежели столичного ВУЗа, сообщить тому, что именно он думает о людях, прерывающих его сон в столь неподходящий момент, и потому вовсе не ожидал в ответ на трёхэтажное ругательство услышать:

— Я всё понимаю, но, пожалуйста, помоги мне! Ты же разбираешься в компьютерах! Я заплачу!

Невзирая на то, что фраза "ты же разбираешься в компьютерах", согласно исключительно печальному опыту Давенпорта, ещё никогда ничего хорошего ему не приносила, последний аргумент разбил все возникшие уже было возражения. Главным образом, потому, что ударение там всё-таки было поставлено на третий слог, а не на второй. Далее последовали более мощные, по мнению знакомого, трудившегося в отделе кадров крупной компании по производству бытовой техники, аргументы:

— Три сисадмина в компании, ТРИ!!! Один в отпуске, вторая в декрете, а третий — в запое уже вторую неделю.

При упоминании декрета Чарльз поочерёдно представил себе беременного бородатого мужика в очках и свитере, а затем — женщину-системного администратора, не понял, которое из видений вызывает у него больший когнитивный диссонанс, и решил сосредоточиться на запойном:

— Ну так увольте его. Чего это у вас директор такой снисходительный?

— Директор пока не в курсе, узнает — точно уволит. А мне жалко, парень-то хороший, а в запое потому, что от него жена ушла. Оклемается — вернётся. Войди в положение, подмени ненадолго, а?

— Может, сперва ваше начальство в это положение войдёт? А то странно как-то работать тайком от работодателя.

— Да нет, директор точно никуда входить не станет. Для него это примерно такой же весомый повод для запоя, как развязавшиеся шнурки. Да ты не переживай, мы нормально тебе заплатим, соглашайся, а?

Внутреннее чутьё, никогда доселе Чарльза не обманывавшее, упорно твердило ему, что идея эта окончится крайне неудачно, если не трагично. Однако одиноко маячащая на полке холодильника упаковка быстрорастворимой лапши "Август" без труда заставила бы заткнуться и куда более громкую интуицию.

* * *

Начиная свою первую в жизни работу (летняя практика, разумеется, не в счёт), Чарльз очень постарался выглядеть как можно солиднее, даже специально по такому случаю прикупил приличную, как ему казалось, рубашку в красно-жёлтую клетку. Толку от неё, впрочем, было не много, потому как выбор наиболее приличных джинсов сводился к выбору между ярко-синими, большими размера на два, и нейтрально-чёрными, счастливыми обладателями модных рваных дыр, по одной на каждом колене. На этом факте Давенпорт заострять внимание благоразумно не стал — денег на новые всё равно не было, поэтому он привычно выбрал те, что первыми выпали на него из шкафа, как только распахнулась дверца. В общем, план по приданию внешности хоть какой-нибудь солидности с треском провалился: длинные патлы, собранные в хвост на затылке, и трёхдневная щетина дополняли образ типичного сисадмина.

Офис находился в центре так называемой “старой” Олларии и занимал все пять этажей просторного старинного здания. Когда-то давно здесь была столичная резиденция какого-то то ли графа, то ли барона; как и большинство прочих строений того времени, в изобилии встречающихся в этом районе города, сделано оно было столь добротно, что, хоть и претерпело с тех пор некоторое количество модернизаций, кажется, собиралось простоять там ещё не один круг. Впрочем, разглядев здание изнутри, Чарльз понял, почему в столь крупную компанию на замену штатному работнику взяли всего лишь какого-то студента. Глубокий кризис, который с момента скоропостижного и скандального смещения с должности двух предыдущих руководителей переживала фирма, был заметен невооружённым глазом: внушительная часть кабинетов попросту пустовала ввиду нехватки сотрудников, а два верхних этажа были вовсе закрыты. Впрочем, как Давенпорт слышал от отца, сейчас дела компании под чутким руководством нового директора уверено шли в гору. Чарльз, с ходу вляпавшийся левым локтем в извёстку, а правым коленом — в не успевшую застыть шпаклёвку, не знал, считать ли раскинувшиеся на всю площадь здания внутренние ремонтные работы признаком прогресса в процессе вывода компании из кризиса, но оценкам родителя привык доверять.

Как оказалось, особо беспокоиться об одежде (как о её соответствии гипотетически существующим в стенах офиса критериям внешнего вида, так и о том, во что она превратилась в процессе чрезмерно близкого ознакомления с этими стенами) не стоило. Едва ли кто-то из сотрудников, вынужденных пробираться по коридорам, то ныряя под стремянку, а то перепрыгивая ведро с краской, обратил на неё внимание. Сотрудники были чрезвычайно заняты: каждые несколько дней им приходилось мигрировать в другой кабинет, чтобы освободить текущий для ремонта, и при этом успевать выполнять свою основную работу. Как выяснил Чарльз в процессе то ли третьего, то ли четвёртого переезда, ремонт был начат ещё прежним руководителем два года назад, затем заброшен ввиду того, что всем было попросту не до него, и недавно возобновлён новым директором с резолюцией: "закончить быстро и качественно, но главное быстро". Так что к концу первого дня Давенпорт сделал вывод, что одежда в сисадмине всё-таки не главное. К концу первой недели он также понял, что главное в сисадмине — стальные нервы и бесконечное терпение. То есть именно те качества, которыми, как Чарльз мог всесторонне убедиться за эту неделю, он не обладал.

Количество идиотских проблем и вопросов, с которыми находящиеся на различных стадиях душевного волнения (от лёгкого недоумения до неконтролируемой истерики) сотрудники компании обращались в отдел информационных технологий, стремилось к бесконечности. Несколько штатных программистов кидали на Чарльза сочувствующие взгляды, но благоразумно не вмешивались: убедить коллег в том, что они имеют совершенно другую специализацию, страшно заняты написанием какого-нибудь нового кода программы бухгалтерского учёта, а потому (разумеется, к своему глубочайшему сожалению) ничем помочь им не могут, и без того стоило немалой крови, поэтому сдавать позиции не хотелось. Так что Давенпорт внезапно оказался один на один со всем накопившимся за время отсутствия сисадминов непосильным грузом из жалоб на неработающие программы/серверы/интернет/технику/сайты и чрезвычайно информативных запросов в духе: "сделайте так, чтоб всё заработало". В благодарность его потчевали печеньками разной степени свежести и офисными сплетнями. Чарльз прекрасно обошёлся бы и без последних, но они, к сожалению, были неотделимой частью комплекта, а расставаться с халявной едой вечно голодный студент был не готов. Благодаря этому в его голове, и без того после пар набитой массой ценных и полезных знаний, прочно утрамбовалось множество совершенно ненужной информации, как то: с кем видели секретаршу Кэрол вчера в кафетерии; сколько раз на прошлой неделе Луиза из бухгалтерии приходила в офис в той же одежде, что и накануне; к кому и сколько раз подкатывал Стив из отдела снабжения (упомянутый Стив подкатывал ко всем дамам без исключения, и насчёт его сомнительных с точки зрения морали и этики ухаживаний в офисе имелась целая рейтинговая таблица); кому вчера доставили с курьером шикарный букет без карточки; где на этот раз был найден регулярно теряемый завхозом ключ от склада; какие документы были непоправимо повреждены роковым столкновением со стройматериалами; кто доломал сканер в общем офисе и какую именно часть тела он сканировал в процессе поломки и многое другое в том же духе.

Ах да, ещё был офисный призрак. Призрак был вообще совершенно отдельной, особенной историей. Чарльзу ни разу не удалось поговорить с кем-то, кто видел бы призрака сам, зато каждый второй утверждал, что лично знает того, кто абсолютно точно с этим призраком встречался, и чья кристальная честность не подлежит сомнениям. Призрак, по словам всех этих “очевидцев”, был невинно убиенным сыном того самого то ли графа, то ли барона, которому много лет назад принадлежало здание — что делало его, строго говоря, скорее дворцовым, нежели офисным призраком. Выглядел он, как и полагается всякому уважающему себе привидению, ужасающе: длинные белые космы полностью скрывали его лицо с запавшими чёрными дырами вместо глаз, а по голове и одежде струилась тёмная густая кровь. По всем законам жанра призрак пытался отыскать своего убийцу, дабы отомстить ему за все пережитые страдания, и с этой негуманной целью подкрадывался к сотрудникам, задержавшимся на месте работы допоздна, хватал их за плечо и жутким заунывным голосом говорил: “Вот ты и попался!” Как именно удавалось избежать страшной мести призрака всем “очевидцам”, спрашивать было не принято.

Про себя Чарльз считал, что призрак был выдуман сотрудниками компании исключительно в качестве предлога для отказа от любой, даже пятиминутной задержки в офисе после окончания рабочего дня. Как только стрелки часов начинали показывать вожделенное время, всех его новых коллег как ветром сдувало. Сам Давенпорт, к сожалению, не мог позволить себе такой роскоши: из-за постоянных подключений и переподключений всей техники ему приходилось регулярно заново настраивать половину программ с общего сервера, а поскольку в рабочее время все эти программы требовались для собственно работы, возиться с ними приходилось порой до глубокой ночи.

В таком бешеном темпе, худо-бедно отсыпаясь на парах, Чарльз ухитрился проработать почти три недели, так ни разу и не напоровшись на, казалось, вездесущего директора. Проклятый Савиньяк, похоже, был то ли помешанным на контроле диктатором, то ли двинутым на всю голову параноиком: он имел привычку лично инспектировать каждый свежеотремонтированный участок здания, лично проверять на предмет работоспособности каждый новый кабинет сотрудников после очередного переезда, лично раздавать указания, лично забирать отчёты… Как будто у него другой работы не было, кроме как круглосуточно бдеть и следить за каждым живым существом в здании. За эти три недели Давенпорту доводилось бессчётное количество раз отсиживаться в туалете с ноутбуком на коленях, трижды прятаться под столом в обнимку с чьими-нибудь ногами — и хорошо, если с хорошенькими женскими! — четырежды залезать в шкаф и один незабываемый раз вытянуться в струнку за невесть как пережившим повсеместный ремонт фикусом, крепко зажмурившись и молясь, чтобы торчащая из-за несчастного цветка макушка была принята за часть композиции. Так что к дотошному директору, единственной виной которого был чрезмерно добросовестный подход к работе, Чарльз питал исключительно негативные чувства и заочно успел занести его в список личных врагов на почётное место где-то между деканатом и пауками.

В общем, не было ничего удивительного в том, что спустя три недели жизни в постоянном стрессе и недосыпании — не говоря уже о необходимости учиться и работать — Давенпорт чувствовал себя искромсанной в лоскуты половой тряпкой, которую продолжают безжалостно окунать в воду, а затем тщательно выжимать, чтобы вновь использовать по назначению. Так что к тому времени, как все сотрудники расходились по домам, а Чарльз наконец мог начинать выполнять диагностику систем, его тело действовало автоматически: сесть здесь, повернуться туда, нажать вон то. Мозг же, если вокруг отсутствовали какие-либо дополнительные отвлекающие факторы, пребывал в почти коматозном состоянии.

В один из таких вечеров Давенпорт задержался дольше обычного. Свет во всём здании уже погасили, и только мониторы четырёх компьютеров, между которыми медленно передвигался измученный сисадмин, давали тусклое мерцающее освещение. Поэтому неладное он заметил не сразу. Сперва услышал шорох где-то в коридоре. Затем почувствовал, как шевелятся волосы на затылке. И лишь после этого медленно, будто во сне, обернулся, чтобы увидеть это.

* * *

Откровенно говоря, Лионель даже не представлял, во что ввязывается, когда они с Эмилем приняли решение возродить компанию отца. И поскольку возродить производственную часть мог только Эмиль, вся административная (юридическая, экономическая, управленческая и прочая и прочая) часть ложилась на плечи старшего из братьев. Контроля требовало абсолютно всё: совершенно расслабившиеся без начальства сотрудники — от главного бухгалтера до уборщика — так и норовили просидеть большую часть рабочего дня, попивая чаёк под каким-нибудь надуманным предлогом вроде зависшего компьютера или слишком сильного шума от ремонта. Ли с удовольствием уволил бы половину из них, а другую половину — которую ещё был шанс перевоспитать — оштрафовал бы в полном соответствии с положениями устава фирмы, но в сложившейся кризисной ситуации просто не мог позволить себе разбрасываться кадрами. Так что ему оставалось только цедить сквозь зубы устные выговоры, мысленно четвертуя провинившихся, да лично инспектировать по очереди все отделы офиса: совести работников хотя бы хватало на то, чтобы не бездельничать в присутствии начальства. В ближайшем будущем Савиньяк планировал добиться от них благоговейного ужаса перед директорской персоной, но пока что было достаточно и лёгкого нервного тика при его очередном внезапном появлении в разгар безделья посреди рабочего дня. По крайней мере, незапланированные чаепития за прошедший месяц сократились впятеро, что позволяло Лионелю выиграть заключённое по этому поводу с Эмилем пари.

Помимо этого в последние несколько недель на территории офиса наблюдалась какая-то загадочная активность, природу которой Ли затруднялся определить. Он даже не мог толком объяснить, что конкретно было не так. Его просто преследовало навязчивое ощущение, что он что-то упускает, словно что-то происходит прямо у него под носом, а он всё никак не может этого заметить. Особенно сильным ощущение становилось во время инспекции кабинетов. Впрочем, Лионель, кажется, уже нащупал нужную нить, ведущую к разгадке, когда, перебрав в уме всех имеющихся в наличии сотрудников, припомнил, что давно не видел единственного находящегося на данный момент в строю системного администратора. Что самое интересное, следы присутствия упомянутого администратора в офисе были: оборудование исправно подключалось в каждом новом кабинете, система регулярно тестировалось и перенастраивалась, текущие проблемы решались оперативно, как никогда. Вот последнее особенно сильно настораживало Савиньяка: насколько он помнил, ни один из его сисадминов подобной расторопностью не отличался. Так что разгадка обещала вот-вот найтись, и именно об этом Лионель думал, когда покидал свой офис поздним вечером — как обычно, самым последним.

Он уже приготовился садиться в машину, когда заметил приглушённый свет из окна на втором этаже. С минуту желание уехать уже, наконец, с опостылевшей работы боролось с врождённым перфекционизмом, затем последний привычно победил, и Савиньяк тяжёлым злым шагом отправился в тёмное здание выключать забытый каким-то безалаберным сотрудником свет. Он не включал освещение по пути, о чём пожалел после первого же поворота, вляпавшись рукавом в свежеокрашенную стену, резко дёрнувшись в сторону и успешно перевернув на себя полведра всё той же краски, которая тут же растеклась по одежде и волосам, превращая их в намертво склеенный колтун. Ни одно из этих происшествий, понятное дело, улучшению настроения не поспособствовало. Хотя в самом искомом кабинете разозлённого до крайности Лионеля ожидал приятный сюрприз: нарушитель его спокойствия обнаружился там собственной персоной, не став дожидаться, пока директор отыщет его самостоятельно. Савиньяк хищно улыбнулся, прежде чем начать знакомство с новым сотрудником.

* * *

— Ну вот ты и попался! — провозгласил призрак, кровожадно улыбаясь.

Длинные патлы почти полностью скрывали лицо, густая чёрная кровь на голове и одежде тоже, в общем-то, вполне соответствовала описанию. Давенпорту, впрочем, было не до детальных сравнений: с самого появления призрака в дверях кабинета он просто медленно пятился к стене, но после того, как невинно убиенный сын то ли графа, то ли кого там заговорил, невиданный доселе ужас придал Чарльзу невиданное доселе ускорение. Поскольку больше ускоряться было особо некуда, весь полученный заряд бодрости он истратил на то, чтобы резко распахнуть окно и, спрыгнув вниз, помчаться что есть сил в направлении дома.

Так что он уже не видел, как призрак подходит к окну и несколько озадаченно смотрит ему вслед — и это сберегло ему множество нервных клеток.

* * *

Поздним утром Давенпорта разбудил звонок. Увидев высветившееся на экране имя того самого приятеля, благодаря которому он получил худшую работу в своей жизни, Чарльз хотел было не отвечать вовсе, но решил, что лучше раз и навсегда прояснить этот вопрос. Поэтому он схватил трубку и рявкнул:

— Я туда не вернусь!

— Да, я так и подумал, когда директор нам с утра разнос устроил, — сокрушённо отозвался приятель.

— Не понял… — честно признался в ответ Давенпорт.

— Прости, кто ж знал, что он тебя в кабинете после окончания рабочего дня застукает! — продолжал каяться собеседник. — Но он вроде не сильно злится, велел бухгалтеру выплатить тебе за все отработанные дни и просил твои контакты. Сказал позвать тебя на постоянную работу. Так что думаешь, пойдёшь к нам работать официально?

Чарльз разом ощутил все накопившиеся за несколько недель недосыпания стресс и усталость. Вспомнил вчерашний ужас от пережитого. Со стыдом переосмыслил, как вся эта сцена должна была выглядеть для предполагаемого будущего начальства… И с чувством рявкнул:

— Да пошёл он на хрен с такими шуточками, этот ваш директор!

После чего с ощущением, будто наконец сбросил с себя тяжеленный груз, повесил трубку. Никогда в жизни он не вернётся работать в эту компанию. Ни за что.

* * *

— Росио? Ты не мог бы найти мне досье на кое-кого? — Ли говорил по телефону, задумчиво вертя в руках карандаш. — Нет, арестовывать не надо, пока только досье. Впервые встретил человека, который торчит в офисе дольше, чем я. Он, правда, нервный какой-то, но это ничего. Поправимо.