Глаза Трех Миров (гет)

Орочимару расстался с Цунаде на входе в деревню, обрадовав девушку, что отчитываться пойдет сам. Той наверняка не хотелось портить настроение, общаясь с бывшим сенсеем, всегда говорившем, что в ней нет гениальности Орочимару и упертости Джи. Ну а так как Орочи всегда считался любимчиком Хирузена, почетная миссия донесения до благородных ушей Третьего Хокаге информации по общей обстановке и частностях была для него не так уж чтоб в тягость.

До резиденции Саннин добрался шуншином.

Но Орочи было не судьба сразу попасть в кабинет к Хокаге. Ведь из резиденции как раз выходила джинчурики Кьюби и бабушка Цунаде, Мито-сан. Уже немолодая с виду, но все равно пугающая своей силой и мощью своего демона.

«Чего это она, интересно, такое заметное раздражение выпустила?.. Я ее и так маленько опасаюсь… Еще с тех самых пор, когда знакомство с ней пришлось свести в результате ее заинтересованности сокомандниками внучки. И я ей поему-то совсем не приглянулся… Хотя в то время я маленький был да глупый, не умел не светить любопытство… А то, что мой взгляд был из-за этого слишком уж изучающим все же сумело отвратить от меня ее благоволение…»

Но Орочимару, считая таким образом, и не представлял, что ей он не понравился немного по другой причине… При взгляде на бесстрастную бледную рожу Змеиного Саннина в мыслях Мито всплыло давнее и не очень-то приятное воспоминание.

Как был отдан приказ подготовить для химе Сенджу достойного жениха…

Как бы то ни было, до определенного возраста кандидаты только рассматривались, и никаких действий, кроме крайне туманных намеков, не совершалось. Но один единственный день свернул шею возможной любви этого погрязшего в странных исследованиях и чужих интригах паренька к химе клана-основателя Конохи…

Мальчик был явно заинтересован девочкой — это было видно по его взгляду. Но клан Сенджу не принял бы амбициозного воспитанника Сарутоби Хирузена, что уже давно вел свою игру и наверняка бы впутал сюда даже детей… А на тот момент это выглядело как небольшой провал со стороны маленького шпиона, который смотрел на Цунаде со знакомым Мито не понаслышке собственническим самодовольством. А маленькая Цунаде перед этим все уши прожужжала с этим «умным и загадочным» гением малолетним. Хотя если бы тогда спросили Орочи о его победном виде…

Девочка назубок выучила свиток по углубленному изучению чакрозапитанных ядов и их последствий, которые ей детально разъяснял именно он, а Цунаде имела неосторожность этим похвастаться. Конечно, не тем, кто ее учил. Они сразу обговорили полную закрытость от других их периодического обмена знаниями, причем Джирайя в этом не участвовал, как «ненадежный элемент», ведь на тот момент он не был серьезен вообще никогда. Девочка прямо во время чайной церемонии рассказала о своих успехах, а о них сам Орочимару и не подозревал. Вот он и засиял этим самым самодовольством, аки солнце в зените.

И именно с того момента начался активный поиск и, что самое главное, подготовка жениха для Цунаде…

Мито отогнала подальше эти неуместные мысли и порадовалась, что никто из шиноби читать их напрямую пока не научился. Напротив стоял немного растерянный Орочимару, а его кисть была заключена в цепкую хватку последней Джинчурики.

У Орочи все-таки почти получилось проскользнуть мимо, ведь женщина была больше занята совсем еще маленькой девочкой из Узумак, кажется, следующей джинчурики, которая не переставала о чем-то болтать.

«Хотя какая она маленькая… Мы в ее возрасте… Хотя и она… Бедная девочка… Ох, черт, опять совесть и жалость зачем-то восстали из мертвых, надо побыстрее прикопать…»

Мито Узумаки не могла не почуять знакомую чакру, а подсознательное ожидание Цунаде заставило женщину сразу же заметить и вцепиться в Орочимару.

— Ну здравствуй, Орочимару-кун… А я сейчас от Хирузена, и у них там совещание в узком кругу, — по-доброму улыбнулась она. Но от этой улыбки до дрожи пробрало до внутренностей даже у такого достаточно матерого шиноби, прошедшего уже даже целую войну… — Так что тебе не светит накатать свой донос в ближайшие пару часов. И почему моей внучки все еще нет в поместье? Или ты, вопреки своим обещаниям, данным мне год назад, все же ее препарировал на своем прозекторском столе?

«Да… Хороший у госпожи юморок, близкий мне по духу… Но надо опровергать, а то за последнюю из ее прямых потомков мне голову открутят с особой жестокостью…»

— Ну зачем же вы так, госпожа Мито, — безмятежно ухмыльнулся Орочимару. — Я и Цунаде вернулись, а Джирайя — нет, так что вам беспокоиться не о чем. Да и Джи тоже не насовсем нас покинул, а лишь на время… Но это уже, кстати, непосредственно моего доноса касается, так что вам, при всем желании, я выдать полный текст не в состоянии, так как его попросту нет. Мы прибыли только что, а я пошел сообщать об этом несомненно важном факте самолично. Ну а Цунаде-химе наверняка уже на пути домой… — Змеиный Саннин обратил внимание на изнывающую от любопытства маленькую девочку, знакомство с которой было бы для него стратегически важным, как для возможного будущего Хокаге. — Кстати, вы нас не представите?

Кушина, ранее с интересом следившая своими темно-голубыми глазищами за диалогом двух взрослых шиноби, открыто заулыбалась и мило поклонилась Орочимару, как старшему.

— Кушина-чан, это Орочимару-кун, сокомандник твоего будущего сенсея, Змеиный Саннин и герой войны…

Орочимару резко стал серьезнее, ведь каждое воспоминание о войне стало для него грузом, тащившим ко дну все хорошее, имевшееся в этом ниндзя изначально, ведь привыкший к беспрекословному выполнению приказов командования саннин столкнулся на этой войне со зверствами и болью, с циннизмом и жестокостью, похлеще чем за его любимым прозекторским столом… И он убивал, убивал, убивал… Одно дело — миссии. Там — либо просто условный возможный противник, либо обыкновенная мишень, либо цель-враг. А на войне ты слышишь стоны раненых и убитых, причем с обеих сторон, ты добиваешь безоружного, покалеченного или даже обычного ребенка, такого, как мелкий Наваки, всего лишь генина. Ты измываешься, как никогда ранее, во время допросов, ведь чувство свободы опьяняет и делает будто сильнее от чужой боли… Это пугает. И приходилось давить подобные чувства если не в зародыше, то уж в опасном для рассудка виде точно… Но это тяжело — осознавать, что ты — ходячее чудовище, мыслящее лишь категориями свой-чужой...

— Герой — это тот, кто умер, защищая дом или выполняя задание. Тот, кто жив, это просто убийца, лишний раз показавший, как сильно он силен по сравнению с другими. И запомни, девочка, в веках остаются те, кто совершил и умер. И не факт, что герои. Но следовать этому бредово. Все происходит само — и выживание, и смерть. А осознанной жертвы всегда можно избежать, если подумать…

Парень осекся, поняв кому он это говорит. Джинчурики — значит сила человеческого жертвоприношения. Те, без кого биджу бы не было возможно удержать. Жертва. Причем осознанная. И та, которой не избежать, особенно при передаче этого самого биджу… Смерть Мито не за горами…

— Так значит, ты — будущая ученица Цунаде? — перевел тему саннин.

«Я растянул губы в приличествующей случаю вежливой улыбке, пытаясь выбросить из головы то, что женщина, стоящая передо мной, достойна звания героя гораздо больше, чем я и любой другой из саннинов. И чем тот же Сарутоби Хирузен, ставший хокаге сравнительно недавно и еще не показавший свою власть на полную. И она отдала свое долголетие, ведь Узумаки имеют особый геном, дающий возможность крайне долгой жизни по сравнению с обычными. А Мито-сан не так уж стара, насколько я знаю…»

— Да, Орочимару-сан, — вежливо кивнула девочка, с заметным восторгом спросила. — А вы правда победили злого Саламандру Ханзо из страны Дождя? И аж втроем?! Я видела, как играли ребята! Они называют это игра в саннинов…

— Думаю, Кушина-чан, Орочимару-куну это неинтересно… — поморщилась Мито, а девочка хитро взглянула на явно заинтересованного Орочи. Он даже бровь поднял.

— Да нет, Мито-сан, я бы был не прочь узнать… ку-ку-ку-ку… каково это, играть в саннинов… — Орочимару заметил мгновенно повеселевшее личико мелкой Узумаки.

— Там есть ребята, которые играют в саннинов уже очень давно, и они были самыми первыми! Мне это другие рассказали, кто позже присоединился! Двое из них — из приюта, и они как будто контрастные! Ну, как вы с Джирайей-саном. Только у того мальчика не белые волосы, а желтые! И глаза такие ярко голубые. А вот другой… Он даже подводку во время игры специально рисует, чтобы быть похожим. Хотя у него, вроде глаза тоже похожие на ваши, хотя волосы другие. Но вот ухмыляется он прямо точь-в-точь… — маленькая девочка развеселила и Орочи, и Мито-сан своей непосредственностью и в то же время жуткой серьезностью, будто она сообщает нечто тайное… Но их общение пришлось сворачивать, потому как саннина Мито выловила с определенной целью.

— Орочимару-кун, я бы попросила тебя найти Цунаде… Я уверена, что она где-то задержалась и не слишком торопится, но мне необходимо ее присутствие в моем доме в скорейшем времени. Но я ее знаю, и она вполне может забежать как в купальню, так и в библиотеку…

— Потом к особняку Сенджу? — после кивка Мито Орочи быстро развернулся и сделал шуншин…

К своему дому. Скинул все лишнее… И таки пробежался по вероятным местам пребывания, вывалившись в конце концов в парке…

* * *

— Я не понимаю… — понуро опустив голову, отец пытался не сгореть под крайне красноречивым взглядом Цунаде, причем при этом избегал на меня смотреть. — Это бред! У меня не может быть такого взрослого сына! Не может… Точно не может… — бормотал он себе под нос.

— Ото-сан, — подал голос я, — ты доверяешь Цунаде-химе?

Вышеупомянутая химе поморщилась и отвесила мне неслабый подзатыльник.

— Зови лучше просто Цунаде, Хэби-кун!

— Тогда лучше оне-е-е-сама-а-а, — протянул я. — Или оне-чан?

Вы не представляете, какое я почувствовал облегчение, когда волны той жутковатой боли со стороны Цунаде не последовало! Только вот черепушка моя после удара саннинши немного звенела, и я потер затылок, мотая при этом головой.

— Ну ты помягче с ним, что ли, — усмехнулся Орочи, снова запуская руки в мою шевелюру. — Все-таки, сын твоего друга!

— Значит, доверяешь, — констатировал я и поднял лицо на обоих саннинов, немного удивленных моим странным поведением. Я говорил немного устало. Мне нужно было произвести впечатление. — Понимаешь, ото-сан… Если ты ей доверяешь, я могу рассказать… Почему я вообще появился… И каким образом.

Только на секунду Орочимару задумался над ответом на мою реплику, тоже уже растеряв весь сарказм и усмешку. И тут же почти прошипел, с ухмылкой сузив глаза.

— Ты говори-говори… Я не думаю, что замешан в чем-то слишком уж противоестественном… А с Цунаде мы слишком крепко… кхм… дружим, чтобы я скрывал от нее происхождение собственного ребенка… Тем более, если это не раскроет никаких секретов деревни, которые ты мог, — саннин выделил это слово голосом, — услышать.

Меня внезапно пробрал смех. И это мне говорит Орочимару, рациональный, циничный и капитально чокнутый шиноби, который считает всех своими марионетками… Видимо, пока он так еще не считает…

— А через пару-тройку десятков лет ты будешь говорить, что она единственный человек, которого тебе не хочется убивать… Но тут же бросишься на нее с языком и ножичком наперевес… — сам не ожидал того, что выдал, но надо же было как-то начать?! Но как сейчас продолжить…

— Что?! — маска показного равнодушия, казалось бы, приклеенная, снова разбилась и передо мной стоял охуевший пацан… Как же непривычно видеть Орочимару двадцатилетним парнем, а не пятидесятилетним змеюкой.

— Барьер можно? Или хотя бы проверьте, слышат нас сейчас или нет.

Пожелание было практически мгновенно исполнено, а Цунаде сразу же после его установки, подозрительно покосившись на меня, полувопросительно-полуутвердительно сказала.

— Так ты не его сын, все-таки… — ее лицо при этом выражало невероятную степень задумчивости и прямо-таки стимулировало на умиление, потому как было еще и обиженным.

Орочик даже полюбовался ненароком, а я, смотря на его странно переменившееся лицо при взгляде на девушку, прыснул в кулак и тут же суфлерским шепотом спросил.

— Так это правда, что про вас говорили? Что Орочимару не встречался ни с одной куноичи, потому что сохнет по своей… — бдыщ!

— Молчи, мелкий! — пламя в его глазах… я вижу его… — Ты ведь не хочешь, — он начал чуть ли не шипеть мне на ухо, — чтобы я тебя…

Он наткнулся на самый серьезный из возможных моих взглядов. И подавился воздухом.

— У меня слишком серьезный взгляд для… А, нет, для сына змеиного саннина я ожидаемо круто выгляжу, — я решил так мягко напомнить ему… и не прогадал, снова начав сожалеть о том, что фотик остался где-то в прошлом. Челюсть саннинская все-таки отвисла, что я удовлетворенно подметил.

— Чт… Как?! — ошалевший вид Орочимару был для Цунаде просто откровением — это было видно по ее лицу, тоже потерявшему нормальный вид за счёт неэтично открывшегося ротика.

— Ну, батя, начнем по порядку… Меня зовут Хэбиказу. Фамилию дали рандомно… то есть, просто так. Так что, я теперь Хаякава Хэбиказу…

— Теперь? Это как? — вскинулась Цунаде. — Что это значит?

— Я реинкарнировал, — решил не тянуть кота за продолжение рода и начать выкладывать заранее заготовленную легенду. — Существование этого мира в стабильности находится под угрозой… Потому одна сущность меня сюда закинула сохранив всю память прошлой жизни… Ну, прожил я немного и совсем не в боевой обстановке. Но она посчитала, что знание приблизительной картины будущего поможет мне изменить его…

— Реинкарнация… — протянул Орочимару. — Я не знаю почему, но мне хочется тебе верить. Смерть не должна быть концом…

— Ну… Если бы я не попал этой сущности под руку, то ты бы, думаю, так и оставался в неведенье. Вообще, я хотел изменить твою историю, потому как она мне показалась слишком уж идиотской, — я посмотрел на отца, который лишь поднял бровь в удивлении. — Ты, знаешь ли, один из саннинов! — воскликнул я. — В будущем изобретешь много нового, восстановишь ген Мокутона… Хотя от просто гения до злодея… Как пелось в одной песне…Здесь бродят тени, ими движет запах денег, боль других и холод греют им сердца… — я напел песню Арии «Я не сошел с ума» и грустно, наверное, слишком по-взрослому усмехнулся, потому как глаза Цунаде странно блеснули, и она явно что-то для себя подтвердила, увидев мою ухмылку. — Связь времен распалась — и Злодей, и Светлый Гений тесно сплелись в объятьях, их различить нельзя…

— И что это значит? — а, да, я ведь спел на русском, а тут, как бы, японский… кхм…

— Tensai to akuyaku wa kubetsu dekimasen.. (Гения и злодея невозможно различить). Karera wa issho ni ama rete imasu. (Они сплетены воедино) — я перевел последние две строчки. — Как-то так. Это была песня на моем родном языке. Этот мир кардинально отличается от моего… И я знаю вашу историю отнюдь не в общих чертах. И она мне не нравится. Во-первых, тем, что каждый из вас будет по-своему неудачником. Во-вторых, потому что девочка, которая мне нравится, должна в этой истории сыграть роль смертницы… Причем из-за одного долбо… кхм… дятла, который решил, что за его ребенком, если он и его жена помрут, смогут присмотреть друзья… А Джирайя возложил болт на бедного детеныша, по совместительству, свежую тюрьму биджу. Цунаде, как его крестная, хотела взять его на воспитание… Да и с какого-то он вам боку родственник был, кажется… Но Хирузен с Данзо разобрались с проблемой, вынудив вас уйти из деревни. В дальнейшем, оне-сан, вы прославились как самый неудачливый саннин… Хотя, думаю, судьба ото-сан была гораздо хреновее, ведь деревня вас не предавала настолько открыто… Его именем пугали детей, его целью в жизни стала месть Конохе, и ради достижения силы, способной свергнуть говнюка-каге а также имеющей шанс воплотить мечту о бессмертии, Орочимару стал… нечеловеком. Каждые три года ему приходилось менять тело, одно за другим, в погоне за дзюцу и геномами. Бессмысленно. Но когда тебе, папа, в голову пришло завладеть Вечным Мангьеко Шаринганом одного Учихи…

— Так… Стоп-стоп! Милый мой, ты почему издеваешься? — Цунаде обеспокоенно смотрела на меня.

Не менее недоуменно взирал Орочимару.

— Что? Не понял? — я прервался с очень кислым лицом, поначалу подумав, что все, что я сказал, принять на веру очень сложно.

Но все оказалось гораздо прозаичнее.

Саннины переглянулись, и взглядом Орочи показал, что Цунаде может высказать их общую мысль мне в лицо.

— Это мы тебя не понимаем, — начала Цунаде. — Ты вдруг начал говорить на ином языке…

— Но я точно говорил по-нормальному! — я нахмурился. — Когда именно вы перестали слышать четкую речь?

— Песня на твоем родном языке… Непонятно, кстати, к чему это… — Орочимару задумчиво потер переносицу и затем сделал то, чего я от него никак не мог ожидать. — Кстати, малыш, — это было произнесено со странной мягкостью и добротой, что, как ни странно, не заставляло меня напрягаться, а наоборот расслабляло, будто я был для него самым родным человеком, — ты не скажешь нам, кто твоя мама?

Я подошел к Цунаде и взял ее за руку.

— Ото-сан, ты знаешь… — мне уже очень надоело пытаться изменить историю как можно более простым путем… ну, не буду же я признаваться, что у меня банально ни биджу никогда не получалось легко. Так что будем изменять ее подпольно… — Я буду считать мамой ту, что полюбит тебя, батя! Или ту, что может хотя бы чисто теоретически сделать это… Короче, — я поднял лицо кверху и сделал глазки каффайной няшки, — Цунаде-чан, будь моей мамой!!! И если не захочешь, я покрашу волосы в желтый цвет, и буду всем говорить, что я сын Орочимару. Скажи мне, многие ли будут сомневаться, кто тут мама?

Кажется, было слышно, как жужжит муха…

— Ты-ы-ы-ы!! — она сжала мою голову в страшнейшем захвате, называемом «щека-грудь». И если бы не эта долбанная кираса, я бы был безумно рад… — Ты точно его сы-ы-ын!! Я теперь точно уверена!! Гаденыш!!

— Не-е-ет! — я сумел вывернуться из ее цепкой хватки и подскочил к бате. Спрятался за ним и уже оттуда сообщил. — Жмякай его, он такой же как я, только старше и волосатее! Да и так вы мне братана или сеструху быстрее сварганите! А-а-а-а! Только не…

Хрумк…

— Ку-ку-ку-ку… — донеслось до меня, зажатого в обьятиях самой сильной куноичи Конохагакуре… Вернее, снова зажатого, потому как отец умудрился, благо опытом умудрен, отшагнуть с пути этого локомотива, по совместительству являющегося еще и внучкой Первого Хокаге и джинчурики Девятихвостого… — Давай, Цуна-чан… Попозже его по… кхм… жмякаешь… Тебя там ученица, наверняка уже давно обещанная, ждет вместе с Мито-сан. А Хэби мы с собой возьмем. Пусть там… ку-ку-ку-ку… тоже пожмякаются…

Я резко ощутил свободу и понял, что бате сейчас станет похуже, чем мне. Все-таки на ребенке применить всевозможные болевые приемы ей не позволила бы ее совесть.

— А-а-а-а! Только не это!

Хрумк.

Да он крут! Он сумел отбиться. Но от дерева увернуться не успел…