Вернуть Джека (джен)

Джейми просыпается посреди глубокой ночи и, тяжело дыша и вытирая холодный пот с лица, пытается вспомнить, когда это он вообще ложился спать. Он корпел над фотографиями для газеты, в которой подрабатывал, как к нему зашла Софи, чтобы пожелать спокойной ночи.

— Ты копишь на колледж, — улыбнулась она, прижавшись к плюшевой зубной фее. — Ты молодец. Я тоже хочу делать всё сама, когда вырасту. Она махнула косичками на прощание — и тут Джейми в воспоминаниях теряется.

Вздыхая, он нажимает включатель, но свет не загорается. Под кожей жжётся чувство, что он упускает что-то важное, что он в комнате не один и кто-то за ним пристально наблюдает. Джейми сначала винит встречу с Кромешником, думает, именно это пробудило в нём странный, непонятый страх.

Шевелятся шторы, как змеи, пустое небо светит ложным лунным светом, который падает прямо на постель Джейми. Юноша пытается раскрыть одеяло, но тут понимает, что даже на это у него нет сил. Руки и ноги не слушаются, будто он погряз в желе.

Джейми чувствует, что над ухом склонились, и медленно, но решительно оборачивается. На него глядит пара жёлтых прищуренных глаз. Загробный голос приговаривает:

— Ты подвёл сестру.

Джейми вскакивает с кровати, и по нему бежит мороз. Он стоит, пялясь в дверь, а его руки трясутся, не могут нащупать ручку.

— Живи с этим вечно.

Слова про то, что Софи из-за него оказалась в беде, крутятся в голове, как в центрифуге. Как только до юноши доходит, что сестре угрожали, он вскакивает с места и идёт проверять комнату Софи.

И есть лишь ледяной страх. Ледяной, как никогда раньше.

Её комната пуста.

Мама, когда Джейми её будит, сначала не верит, уверяет, что это лишь жуткий, но очень правдоподобный сон. Потом надеется, что Софи появится, что просто девочка пошла на ночёвку к подругам, никого не предупредив. Но когда мама и сама обходит весь дом, двор и звонит взбешённым ранним звонком соседям, она впадает в истерику.

Джейми боится и винит себя.

Джейми молит о помощи.

Джейми понимает, его правде никто и не поверит.

Джейми берёт фонарик, накидывает куртку и идёт искать.

— Раз, два, три, четыре, пять, — за спиной тихо хихикает девушка в длинной красной юбке, — мальчишка, тебе-то её точно не вернуть. Ты же хотел проверить Джека — вот и я хочу. Вот и проверим.

Джейми не видит весёло размахивающую руками Светлану, Джейми проходит сквозь неё, а его доброе сердце не переносит зло, с которым пришлось столкнуться.

Джейми падает на пороге своего дома, и в него впивается дождь.

* * *

Со всех сторон к величавому белокаменному зданию на вершине самой снежной и самой высокой горы Северного полюса мчатся две тени. И быстро, даже метели их не поймать. Только страх способен так разогнать, а им здорово веет от брата и сестры.

— Быстрее, бежим, — ещё не отдышавшись, Джек хватает сестру в охапку и заносит внутрь. Не долго думая, открывает мастерскую игрушек и прячет Эмму в коробке с мягкими игрушками. — Сиди тихо.

В одном из коридоров он сталкивается лоб в лоб с Зубной Феей и Пасхальным Кроликом. Но тут не до ушибленных затылков — перебивая друг друга, два Хранителя рассказывают, что видели, даже забыв про ссору. Несколько кошмаров проскакали мимо их носов, и это ничего хорошего не предвещает. Но Джек их почти не слушает, обегая комнаты, переворачивая всё вверх дном в поиске портала.

— Всё, что осталось, Северянин забрал с собой. Перестань, Джек! Это бесполезно! — кричит Пасхальный Кролик. — Вы погуляли с Эммой?

— Да… Кролик, дружище, всё потом! — Джек от осознания бессилия выворачивается наизнанку. Он уже ходит бессмысленным кругом, пытаясь до чего-то додуматься. Растягивает рукава кофты, чешет затылок, устало закатывает глаза, но Кролик всё ещё пытается с ним поговорить. Фея закрывает ему рот ладонью, и пока Кролик дует щёки, как хомяк, она говорит:

— Кромешник думает, мы не в состоянии достойно сражаться, — Хранительница Воспоминаний поднимает на Джека глаза, которые всегда ему казались самыми изумрудными на свете.

Джек делает знак быть тише:

— Может быть, он уже здесь.

— Нужно вести себя осторожнее, — соглашается Фея.

Кролик вырывается и глядит на Джека свысока:

— Она права. Но, эй! Уход Луноликого в отпуск не повлиял на навыки кунг-фу у меня и у Феи. Найдись Песочник, было бы ещё эпичнее, но малыш, видимо, пошёл по кривой дорожке поисков чёрт знает чего вслед за Северяниным.

— Фея? Кунг-фу? — с округлившимися глазами переспрашивает Джек, стараясь не особо выдавать своё восхищение.

— Дитя, вопросы из тебя так и сыплются, — фыркает Пасхальный Кролик и хватается за бумеранги на поясе. — Дитя, ты так мало о нас знаешь, бедное, несчастное…

Джек со возмущением открывает рот:

— Знаешь что, мамочка… — и как только он видит, что в дело хочет вмешаться Фея, меняет гнев на милость и с доброй улыбкой — насколько она может быть в опасной ситуации — и говорит: — Простите меня. Со мной, и вправду, в последнее время ерунда одна.

Хранители довольно переглядываются и показывают, что им очень приятно, что Джек признал ошибку.

— Джек, скажешь, что Эмма рассеялась после того, что Кромешник с ней сделал. Может быть, он поверит, — Фея тяжело вздыхает. — Вдруг он решит через неё тебе навредить. В его духе.

— Мистер мститель так мне надоел, — подытоживает Кролик. — Итак… идём. Кажется, нас уже ждут, — он косится туда, откуда доносится шум.

Три Хранителя берутся за руки, гордо поднимают головы и делают твёрдые шаги навстречу своей развязке.

Как только они заходят в главный зал, за ними захлопываются двери, а кишащие кошмары хрипят от злости. Джек сразу же встречается с жёлтыми глазами Кромешника, наполненными не ненавистью — презрением. В горле появляется комок. Так Кромешнику всё известно. Известно о договоре Джека со Светланой, о котором Хранитель Веселья жалеет настолько, что даже похоронил воспоминание их разговора глубоко в себе.

И пока Джек изо всех сил сжимает ладони ошалелых друзей, Кромешник — держа в руках посох Джека, как вещь, которая ему принадлежит по праву — медленно обходит их и улыбается. — Не смотри так на мой посох, Джек, сожжёшь взглядом, — произносит Кромешник, и Джек резко отворачивается, показав кулак.

— Уж прости моё невежество, — шипит в ответ Кромешник. — Не знал, что ты такая ранимая и сентиментальная личнос-с-сть.

Кролик и Фея едва сдерживаются, Джек это чувствует. И ему становится ещё хуже — друзья догадываются, что он пошёл против них, предал, но всё равно стоят за него горой. А ведь могут дожить свою последнюю ночь в спокойствии где-нибудь на краю земли, подальше от того, из-за кого исчезнут.

— Хранители всегда были глупы, — Кромешник качает головой. — Эх, Джек, теперь и ты среди них. Такой же жалкий, как эти двое, и скоро пропадёшь, — он бросает презрительный взгляд на Фею и Кролика, которые жмутся друг ко другу, как дети к одеялу в грозу. — А могли бы мы с тобою поделить власть. Но, как видишь, я и без твоего участия объединил страх и лёд. Получилось просто чудесно. У меня выдалась недавно пара свободных часиков, и я решил попробовать себя в твоей роли. Эх, Джек… Теперь зима не принесёт никому ни радости, ни счастья. Плохо будет всем. И взрослым, и детям. А сколько простуды… Больницы будут просто забиты. Кстати, так, случайно, я там увидел твоего вроде как лучшего друга. Как его звали… Джонатан? Джимми?

Джек холодеет, Кролик вздрагивает, а Фея не сдерживает испуганный вдох:

— Джейми!.. Что ты с ним сделал?

— О, точно, благодарю. У бедного Джейми пропала сестра, да и одна злодейка, Светлана — ая-я-яй, чтоб ей провалиться — погасила огонёк в его слабой душе. Помнишь, Джек, я ведь говорил тогда, перед тем, как вы меня подло загнали под землю, что огоньки гасит не только отсутствие веры. Ты ведь понял, что я имел ввиду? Так вот, Джек. Какой же ты плохой, нехороший. Джейми может вылечиться в любую секунду, его сестра найти дорогу домой, а то она заплутала, бедняжечка. А ты не желаешь ни одному из своих друзей счастья. Разве так можно? Эх, ты, Хранитель! Но не переживай, я, предвкушая вашу скорую гибель, добрый. Предлагаю выход: всего-то нужно поменяться. Давай мне свою Эмму. Да не нужно делать такое убитое лицо, ты же не настоящую сестру отдашь, а всего-то оживший сон. А сестра Джейми — настоящая, и она хочет кушать, а у меня нет еды. Ты понимаешь, Джек? Давай, куда ты спрятал свою куклу? Думаешь, не найду? Хм… Хотя… Раз уж ты не хочешь помочь сестре лучшего друга, спасти её… Что ж, это твой выбор.

Джек кипит. Лишь незаметно пихающая в него локтем Фея не даёт забыться и наброситься на злодея. Он твердит себе, что нужно успокоиться, что сейчас он гораздо слабее его, что друзья, конечно, могут помочь, но тогда Джек подвергнет их ещё большей опасности, чем уже подверг. Все знают, что без Песочника сражаться с Кромешником нет никакого толку. И всё же, как Джек ни старается, он теряет контроль над своими чувствами.

— Мне дороги Джейми и Софи. Пожалуйста, не причини им вреда, — с последней каплей терпения проговаривает Джек. — И не нужно портить жизнь детям и взрослым. Ты же и так получил, что хотел. Вся моя сила с тобой.

Кромешник властно стучит посохом, и пол покрывается льдом. Джек не удерживается на ногах, и когда поднимается, закатывает рукава и бросается прямо на Кромешника. Ему вновь приходится поваляться на льду — Кромешник обратился в тень, как только Джек настиг его. И теперь Повелитель ночных кошмаров смеётся страшной тёмной фигурой на стене, как и его верные слуги тоже издают что-то, похожее на хохот.

Пасхальный Кролик понимает это как вызов к бою. Он достаёт с пояса бумеранги и метает их в раздражающих кошмаров. Бумеранги делают крюк, но попадают лишь в самого Кролика, и уже он, охнув, распластывается на льду.

Фея подбегает к нему, поворачивает на спину и вскрикивает: в груди шерсть темнеет, как будто он пролил на себя чернила. Пятно растёт, а Кролик скулит, пытаясь лапами остановить разрастающуюся тьму.

— Оу, видно, когда твои палочки пролетели сквозь мои кошмары, то заразились от них кошмарностью, какая ирония, — бодро объявляет Кромешник и материализуется неподалёку от Хранителей. Но они на него не обращают никакого внимания. Джек и Фея сжимают лапу Кролику, приговаривая:

— Это ничего. Не поддавайся кошмарам. Помнишь, Песочник справился? И ты сможешь.

— Давай, Кролик. У тебя же стальные нервы. Пожалуйста.

— Мило-то как, — шипит Кромешник прямо над ухом.

Джек разворачивается и хватается за посох, и взгляд его полон гнева.

— Ты чудовище.

— Кто бы говорил, Джек, — ухмыляется Кромешник и разжимает его пальцы. — Это ведь всё по твоей вине, а не по моей. Тебе не так давно позволили сделать выбор — и ты выбрал. Так что кто-то, а ты бы молчал.

— Ты ответишь за всё, — чеканит Джек, но в голосе уже чувствуется раскаяние. — За каждый плач ребёнка. За то, что причинил вред Кролику. И Джейми с Софи.

Кромешник вновь ходит кругами.

— Да ты всё ещё считаешь себя героем! Поразительное упрямство.

— Зачем вообще нужно было приводить с собой эту армию, если ты сюда поболтать пришёл? — Джек бросает недобрый взгляд на бесчисленное множество коней, заполнивших зал.

— О, да, беседы — это моя слабость, — ухмыляется Кромешник и наигранно охает, глядя Джеку за спину: — Надо же, погляди-ка: пока ты спорил со мной, вместо того, чтобы поддержать друга, Кролик пропал! Растворился! В том, что вы не успели попрощаться, тоже я виноват, Джек?

Только увидев, как Фея на коленях рыдает над кучей чёрного песка, Джек выпадает из времени. Ему кажется, что всё это какая-то шутка, его разыграли и на самом деле все Хранители вот-вот выскочат и раскроют все карты. Спустя мгновение он договаривается с собой, что всё это сон, но щипок ничего не отменяет. Потом — что Джек ни в чём не причастен, и вообще всё ещё можно изменить и исправить. Но когда он признаёт, что песок — единственное, что осталось от друга, что ничего уже не поможет и что во всём этом виноват Джек и никто другой — вот тогда ему хочется сказать себе столько дурных слов, что никто никогда ни о ком не слышал. Хочется стереть самого себя в порошок, выставиться на посмешище.

— Джек, ты только погляди на своё лицо… — цокает Кромешник. — Я тебя расстроил? Какой-то ты сейчас ну совсем несимпатичный.

Джек никак реагирует на обидные слова. Он чувствует, что заслужил это и что все оставшиеся ему в жизни мгновения — должны быть невыносимы.

— Я видел, как ты раньше старался, шутил, чтобы они забыли, в какой воистину кошмарной ситуации находятся. И это… что же, заслуживает уважения. Но они всё равно разуверились в себе, и гораздо раньше, чем Луноликий исчез, — продолжает нагнетать Король Кошмаров. — У вас ничего не получилось. Даже у тебя, Джек. Везде теперь — мои уши. Так что найти твою куклу мне не составило большого труда.

Джек обречённо поднимает взгляд. Из черного облака выходит, склонив голову, Эмма, и Кромешник вкладывает её вялую ладонь в ладонь Джека. Он пытается разглядеть лицо девочки, но она специально глядит в другую сторону.

— Что ты ей сказал? — ужасается Джек.

— Что тебе нужно сделать выбор, опять, — как ни в чём ни бывало отвечает Кромешник. — Я-то никогда не вру. Кстати, на этот раз ты можешь сделать, как правильно. Гляди, какой замечательный шанс хоть как-то загладить свою вину, а?

Джек глядит на Эмму и понимает, на какой она надеется ответ, ведь сама его об этом просила. Но сейчас Джек должен просто взять и отказаться от последнего чудо на свете, которое у него осталось.

— Только не обижай её, — выдавливает Джек и слышит, как Эмма вздыхает с облегчением, хотя должна была разозлиться. А Кромешник улыбается от уха до уха.

— Я понял твой выбор, — мурлыкает Повелитель ночных кошмаров.

Кромешник неспешно подходит к Джеку и, сверкая жёлтыми глазами, выжидает.

Джек сам вкладывает руку любимой сестры в руку Короля Кошмаров. Он хочет попросить у неё прощения — самая малость, чего хорошего она может ещё от него ждать — но слова, царапая горло, так в нём и застревают.

Кромешник сажает её на коня-кошмара, садится сам. Эмма кивает Джеку, даже чуть-чуть улыбается и говорит, что гордится им. Кошмар быстро скачет к окну, ещё секунды — и Эмма навсегда покинет Джека. Но что ужаснее — она точно будет страдать. Её платье из фантиков цепляется за одного из кошмаров и рвётся. Кромешник рявкает, чтобы она сидела смирно.

Фантик летит прямо в руки Джеку. Он глядит на него, и одна-единственная секунда, что осталась от точки невозврата, растягивается в минуту. Джек знает, что если он изменит своё решение, то в его душе поселится тьма. Но он уже многим пожертвовал ради того, чтобы его мечта жила, смеялась, играла в догонялки и побеждала, колдовала снег и безумно радовалась.

Раз Джеку всё равно скоро исчезнуть, то пусть хоть Эмма живёт дальше.

— Эй! Подожди, постой!

Он сжимает фантик, и кошмары замирают, будто только этого и ждали.

Кромешник улыбается:

— Ты сам всё решил, Джек.

Он уже и не замечает, как кошмары ускользают, заметая за собой следы надежды. Он просто рад вновь держать Эмму за руку — и улыбается, как безумец. А девочка плачет, просит у Феи прощения. Хранительница Воспоминаний мотает головой, говорит что-то — а Джек и не слышит.

И тогда она поднимает его с колен и со всей злости влепляет пощёчину.

— Ты что натворил?! Ты же не простишь себе это, Джек! Какого чёрта?!

Он держит её за плечи и с круглыми глазами, как будто он до сих пор не понял, что сделал, уверяет её:

— Так будет для всех лучше, Фея. Эмма заменит нас всех, она справится. Она будет хорошей Хранительницей, а вы — вы и так долго работали, это будет просто отдых. Потом она что-нибудь придумает.

Фея больно сбивает руки Джека и, с гордостью подняв голову, тыкает в него пальцем:

— Это не ты, Джек. Тебя подменили. Что случилось тогда, когда ты поссорился с Северянином? Как Светлана тебя уговорила предать нас? Нет, не нас — себя! Тот Хранитель Веселья, которого я знала, никогда бы на такое пошёл. Он бы не распоряжался чужими жизнями, лишь бы заглушить свои страхи остаться одному. Ты ведь сделал так, чтобы у тебя появилась Эмма, не потому, что скучал по своей настоящей сестре. А потому что испугался остаться один! И знаешь, что я подозреваю, Джек? Ты больше не Хранитель. Ты не заботишься о детях, и исчезновение Луноликого на тебе вообще никак не отражается. Так что ты не исчезнешь. Я верю, что ты и сам не знал, но всё равно: посмотри, в кого ты превратился! Где тот весёлый мальчишка, который никогда не унывал, который ради друзей был готов на многое? Да из тебя делают монстра. Я уверена, что когда меня не станет, Кромешник и Светлана здорово поработают над тобой. И знаешь, что мне хочется с тобой сделать после того, как ты всё это с нами сотворил?!

Джек выключает в себе все эмоции и глядит, как Фея машет руками, с яростью топает по полу и сжимает кулаки, просто и совсем не переживая. Он видит в ней не подругу — а странную девчонку, которая толкает пафосные речи и непонятно чего от него хочет. И когда слёзы ручьём бегут из её несчастных глаз, он просто разворачивается, чтобы уйти.

— Стой же! — зовёт его Эмма. — Сделай что-нибудь, она… она умирает.

И теперь, оглянувшись, он не узнаёт и Эмму. Пожимает плечами и мямлит что-то вроде: «А ты ещё кто, отстань от меня, видеть этот цирк больше не могу», но Фея преграждает ему путь. Она кажется совсем слабой, и крылья, что помогли ей не позволить Джеку уйти, рассыпаются в пыль. Хранительница пару мгновений выжидает, вдруг в нём проснётся тот, кто был ей другом, и горько вздыхает. Джек глядит на неё с высокомерием, и видно, что ему не терпится уйти от неё подальше.

Стиснув зубы, пытаясь не отвлекаться на то, как от неё уже летят золотые песчинки, она говорит:

— Слушай меня, Ледяной Джек. Я — Хранительница Воспоминаний, мне не одна сотня лет, и я обещаю тебе, что все годы своей жизни я прожила не зря. Я сделаю всё, чтобы ты вспомнил, кто ты есть на самом деле и вытащил себя из болота, в которое сам себя и загнал. И заклинаю, Ледяной Джек, исправь всё то, что ты натворил. И никогда. Никому. Не позволяй очернить свою собственную душу.

Она сжимает лицо Джека в ладонях, и пока он делает недоумённое выражение, Фея закрывает глаза и целует его. И почти в это же самое мгновение разлетается на песчинки.

Они воспаряют и светятся, как маленькие солнышки. Джек, завороженный, ловит их в ладони, как светлячков. Ему становится тепло и уютно, как было, когда он пришёл навестить Джейми. Он слышит к голове смех друзей, их шутки и рассказы, и песчинки сияют всё ярче.

Тьма, которая уже сеточкой чёрных капилляров показалась на Джеке, ёжится и поджимает корни. И тогда песчинки светятся так ярко, что он больше ничего не видит, кроме белоснежного сияния. Нет ни бед, ни ошибок, ни едкого голоса отравленной совести.

Но есть мысли — чистые, светлые и счастливые. И это — воспоминания, которые ему предстоит пережить как по-настоящему. Джек это чувствует.

— Прости меня, Фея, — хочет прошептать он, но не может пошевелить губами. И руками, и ногами. И тепло вновь обволакивает его, и Джек успокаивается: Хранительница Воспоминаний дала ему второй шанс и всё верит — верила — что он ещё может измениться.

* * *

Светлана глядела на него, как на старого знакомого, а Ледяной Джек, как ни старался, не мог её припомнить. И он видел, что это её обижало. Она нервно била по посоху пальцами, вышагивала вокруг него, тяжело дышала и начала говорить только тогда, когда Ледяной Джек окончательно для себя решил, что она — самый ненормальный и странный человек, с которым ему приходилось иметь дело.

— Как тебе эти куклы? Премилые, правда? Хотя… чего не скажешь о Хрусталке. Чуть не сдала меня, поганый кусок стекла.

Ледяной Джек усмехнулся и развёл руками:

— Может быть, ты сначала потушишь тут всё?

Огонь в самом деле огрызался, ткнувшись ему в грудь, как живое существо. Ледяной Джек пятился и спешил тушить свитер, а Светлана аплодировала:

— На будущее: всё, что создают дети Солнца, живое. Даже огонь. Таков уж наш дар, мы должны дарить этому миру жизнь. Да к тому же мой огонёк всё равно тебе уже не опасен, чего тебе вообще терять?

Ледяной Джек, который был настроен невраждебно, сжал кулаки и приготовился к тому, чтобы выхватить посох из её рук и поквитаться за обидные слова.

— А ты жестока. Что так, боишься меня? — для большего эффекта Ледяной Джек приподнял брови и задрал нос. Светлана замялась и пару секунд искала ответ, и это дало Хранителю Веселья надежду на то, что он ещё может так ей заморочить голову, что сумеет как-нибудь удрать.

— А ты не разговаривай со мной вот так. Я ведь тебя и испепелить могу.

— Правда? Но ты же сама только что сказала, что дети Солнца несут только жизнь. Запуталась?

— Я вижу, разговор у нас с тобой не вяжется.

Светлана скрестила руки и выпрямилась. И хотя их с Ледяным Джеком рост примерно был одинаковым, она показалась ему гораздо выше . И старше, и сильнее. Это Ледяному Джеку не понравилось, и тут-то он по-настоящему понял, что попал в переделку. Он вздохнул, решив, что не хочет больше продолжать бессмысленные переговоры, и сказал:

— Что тебе, могущественной дочери Солнца, — он не удержался и прыснул, — вдруг понадобилось от меня, простого Хранителя?

— Это я нужна тебе, а не наоборот, — усмехнулась Светлана, смерив Ледяного Джека презрительным взглядом. — Знаешь ли, я могу исполнять мечты. Даже самые несбыточные. В этом, ха, моё предназначение.

— Что-то я не слышал, чтобы ты занималась такой благотворительностью, — нахмурился Ледяной Джек.

— Ты прав, эта работка не по мне. Но для тебя я сделаю исключение. Если ты сделаешь исключение для меня, конечно же.

Светлана улыбнулась, а по Ледяному Джеку забегали мурашки. Она продолжила, когда он, пытаясь успокоиться, зашагал взад-вперёд, наступая на обгоревшие книги и завтрак кукол, и была очень довольна, что заставила его занервничать:

— Я знаю, как Эмма тосковала по тебе, когда ты тогда на озере…

— Исчез, — перебил Ледяной Джек, с вызовом посмотрев на Светлану. — Откуда, кто тебе это сказал?

Она пожала плечами, усмехнулась, и заговорила:

— В общем, понятно, что и ты по ней скучаешь. Помнишь мои слова про то, что я не отнимаю жизни — а дарю их? Ты понимаешь, к чему я веду. Взамен просто мне нужны гарантии, что ты не вмешаешься.

Ледяной Джек застыл. Огонь всё ещё окружал его, и сбежать было никак. Он и думать не смел, чтобы пойти на поводу и Светланы — она же злодейка, наверняка, лжёт. А если она говорила правду — всё равно это не стоило того, чтобы идти на предательство. Хранитель Веселья не мог взять в толк, ну зачем такой влиятельной дочери Солнца вести с ним переговоры. Так что он твёрдо ответил отказом.

Светлана вздохнула, опустила руки и продолжила, не сводя с Ледяного Джека глаз:

— Эмму мучило чувство вины, она думала, что ты погиб… ха… из-за неё. Я бы не сказала, что она прожила счастливую жизнь. Хотя кому как — может, удел одинокой сухонькой старухи, которую все, даже собственные дети, считали слетевшей с катушек, не так уж и плох? Джек, ах, ты же не знал! Я должна тебе это сказать, о, это тебя очень расстроит. Эта старушка говорила всем, что пару раз видела своего погибшего давным-давно брата. Разумеется, она не была сумасшедшей. Разумеется, это ты мимо пролетал. И конечно, ты даже не обратил на неё внимания, воспоминания же у тебя отняли. А она так мечтала, что ты на неё хоть взглянешь.

Огонь трещал, как мысли в голове у Ледяного Джека. Солнечные лучи вползали через неприкрытую шторку и впивались ему в грудь. Смысл прожитых лет украли, а на этом как раз и держалась его вера в счастливое будущее, надежда. Никогда ему не хотелось обратиться во что-нибудь эфемерное, как сейчас.

Он жутко завидовал ветру — ведь Ледяной Джек не может убежать от того, что его только что настигло. Самое пренастоящее горе. Он любил думать, что у его Эммы всё сложилось хорошо, что у неё была большая дружная семья. Он точно не хотел, чтобы она жила прошлым. Он представлял, как она вспоминала про брата только с самой светлой стороны, не винила себя ни в чём.

Ледяной Джек поднял на Светлану красные глаза и сказал:

— Ты всё врёшь… — хотя чувствовал, что это не так.

— Не поэтому ли ты до сих пор не разыскал её потомков? Боялся узнать её судьбу. Догадывался, что она не перенесёт того, что случилось на её глазах. Несчастная Эмма. А ведь если бы у тебя не отняли воспоминания, ты бы смог поговорить с ней, и судьба бы её сложилась иначе. Но, гляди-ка, на этот раз сестра в тебя верила — но ты не верил в сестру.

Ледяной Джек давно не чувствовал вкуса воздуха — но сейчас он был горький и ядовитый. Он схватил Светлану за плечи, а она оттолкнула его с такой силой, что Хранитель Веселья упал в огонь, который в последнее мгновение всё-таки потух. Дым ослепил Ледяного Джека, но он бы и без него не смог ни на что смотреть.

— Да… А это ведь Луноликий во всём виноват. От гибели-то ты, Джек, сестру спас — но спасти от самого себя человека гораздо труднее.

Когда Светлана замолчала и терпеливо выжидала, Ледяной Джек не выдержал — спросил, что ему делать, чтобы она помогла Эмме. Даже не потому, что рассердился в самом деле на весь мир, а потому, что испугался тишины — ему показалось, что она разорвёт его на части.

— Я дам тебе шанс помочь Эмме, а ты подари свои силы. И не стой у меня на пути. А если придётся — выполни пару крохотных просьб.

— Я ведь уже сказал. Ни за что я не предам друзей. Они полагаются на меня, — выдавил из себя Ледяной Джек, но понял, что убеждает в этом самого себя. Светлана и подавно догадалась — протянула руку, чтобы скрепить их договор рукопожатием.

Может быть, в одном из параллельных миров есть даже такая профессия — вечно виноватый. Что бы ты ни сделал, сколько бы усилий ни приложил, чтобы помочь тому, кто тебе дорог — это обратится во зло. Понятно, что не всё от тебя зависит — но чувство вины, приевшись, больше не отлипнет. Быть спасителем — тяжёлая болезнь, и как бы всё романтично не выглядело со стороны, на деле вечная ответственность за чужую жизнь разъедает и душу, и разум.

Хранитель Веселья медленно протянул руку Светлане, и крик сестры из воспоминаний кольнул в груди. В голове Ледяного Джека гудел ветер, дрейфовали льды и тонули корабли. По коже проскакал невидимый клещ и впился туда, где у Хранителя Веселья когда-то билось сердце. И он, совсем не стесняясь Светланы, дрожащим голосом попросил:

— Можешь сделать так, чтобы я не помнил про это? Про то, на что пошёл… Я…

— Будешь сгорать от стыда, бла-бла-бла, — воодушевилась Светлана. — Хорошо, для тебя воспоминания об этом разговоре будут так же сумбурны, как сон. Но ты зря надеешься, что это сработает. Я ж говорю: от себя не спрятаться.

В любых других обстоятельствах Ледяной Джек бы не оставил ни единого слова Светланы без остроумного комментария, но сейчас он чувствовал себя слишком-слишком слепым, немым и глухим, чтобы хоть как-то дальше влиять на события. Странное желание провалиться сквозь землю отступило, и Ледяной Джек представлял счастливые глаза сестры, когда они воссоединятся.

Солнце в его собственной Вселенной погасло, и в Ледяном Джеке затрепыхал мрак, когда они со Светланой пожали друг другу руки. Она даже не хотела отпускать его пальцы, и Хранитель Веселья ужаснулся, как же ей хочется, чтобы он страдал. Рукопожатие далось ему не только ценой усмирения совести — но и вполне себе физической болью.

Ледяной Джек скорчился, не успев ничего сообразить, а Светлана уже натравила на него свет.

Его мир рушился. Теснил законы совести, по которым жил долгие годы. Он взрывался, уничтожая самое главное, на что Ледяной Джек надеялся: что он сумеет оставить прошлое и не винить себя в том, что никак не мог изменить. Надежда плавилась, и Хранитель чувствовал себя так же. Он думал, что перед его глазами пронесётся вся жизнь, но видел лишь чёрные бляшки.

Его тело дрожало, и Ледяной Джек ничего не мог поделать. Оно корчилось в муках, а из него исходило сияние. Оно, как прекрасный сон, нитью впилось в Светлану, и она улыбалась.

— Ты мне обязан, — услышал Хранитель и зажмурился. Пустота съедала оставшиеся силы. И перед тем, как потерять связь с реальностью, он загадал, что попросит у Северянина на Рождество: тому, чтобы он его научил никогда не терять голову.

Но тогда было поздно.

* * *

Он замечал Светлану везде, куда бы ни отправился. Она была солнечным зайчиком, воем ветра, шелестом листьев. Тревога давила на голову, чесались руки: он всё пытался вспомнить, вот что их со Светланой связывало, что? И стоило только задуматься о том, чтобы поделиться переживаниями с друзьями — в горле пересыхало, а мысли разбегались прочь.

После того, как Хранители увидели Кромешника, который набрал сил и точно собирался исполнить свою давнюю мечту — лишить детей веры и надежды, запугать, сделать так, чтобы они верили в только в страх, в него, все были не в себе. Когда портал перенёс их на Северный полюс, они ещё несколько минут стояли неподвижно, приходя в себя.

— Когда же ты созреешь, чтобы поговорить, Джек, — наконец сказал Северянин, сбросив тулуп на пол, и закрылся у себя в мастерской. Послышался отчаянный стук молота о лёд.

Джек со вздохом подобрал тулуп и отдал его Эмме:

— Он прав. Я должен убедить нашего доброго старика поменьше ворчать. Ты отдохни, тебе многое сегодня пришлось увидеть. За снами дело не станет, правда, Песочник?

Когда Хранитель Снов, кивнув, увёл девочку, Джек засобирался к Северянину, но так, будто его там казнят: подходил к двери с неохотой, пару раз спотыкался, медлил, прежде чем постучать, и всё это с траурным видом. Пасхальный Кролик похлопал его по спине:

— Что бы ты не сделал, мы — твоя семья. И тебе пора признаться. Если это будет что-то страшное, то мы, конечно, тебя простим. Но сначала как следует проучим, чтобы в голову больше никакая дурь не лезла.

Зубная Фея улыбнулась, и Хранитель Надежды толкнул Джека за дверь прежде, чем он успел ответить. Он зажмурился, глубоко вздохнул, прижавшись к стене, и выпалил:

— Я совсем плохо помню, но, кажется, мы о чём-то говорил со Светланой в магазине живых игрушек. Это же… это ведь понятно, о чём мы говорили, да? Ты же давно догадался? То, что появилась Эмма, то, что пропали мои силы… Я не знаю, что на меня нашло, Северянин. Простите меня, я вас всех подвёл.

— Тихо, Хранитель. Посмотри сюда.

Северянин осторожно оттряхивал фигурку ребёнка с колпаком на голове от ледяных крошек и с глядел на неё со светлой тоской. Он не казался злым или даже раздражённым, и Джека это очень удивило.

— Мы все делаем ошибки, Джек. Когда-то и я сделал кое-что, не подумав. Ты ведь не первый, кто очень скучал по близким. Когда я только стал Хранителем, я так тосковал по жене, что попросил Песочника сделать так, чтобы она вновь была со мной. Конечно, он не мог оживить сны, но я был счастлив и тем, что видел её, пока спал. Я считал это время лучшим в своей новой жизни. Но в один день Песочник дал понять, что снов больше не будет. Я возмущался, не мог понять, почему, даже кричал. Но потом Луноликий — не знаю, как у него всегда получалось быть таким убедительным — показал мне, что я могу быть счастливым и с моей новой судьбой. Делать мечты явью — это ли не смысл жизни, да? Так что мы все тебя понимаем, каждый из нас сталкивался с подобным.

Джек смотрел на Северянина другими глазами: это не просто мудрый, но весёлый старик. Он почти такой же, как и Джек.

— Я и не подумал бы… Вы же Хранители. Вы всегда всё делаете правильно, один я подвожу вас без конца.

Они улыбались друг другу, и Джеку очень захотелось, чтобы Северянин был его отцом. С чистой душой он хотел уже пойти к друзьям и рассказать, как рад, что они у него есть, как в груди стрельнуло, и он не удержался на ногах. Северянин подбежал к нему, чтобы поддержать, и открылась форточка. Комнату залило светом, а ледяные поделки, над которыми трудился Северянин, почти сразу растаяли. Он так огорчился, что больше обращал внимания на оставшуюся от них лужу, чем на девушку, которая вышла из света.

Она прочистила горло, откинула волосы и скрестила руки.

— Так-с, так-с, гляжу, Джек раскрыл наш секрет. Тем хуже ему.

Светлана достала из-за пазухи уголёк и, держа его кончиками пальцев, протянула Северянину:

— Ты знаешь, что это, м?

— Не знаю, но ты сейчас же прекратишь измываться над Джеком. Посмотри, что ты с ним делаешь! Ему больно. Разве так можно?

Светлана ухмыльнулась, взмахнула рукой, и пламя оградило друзей друг от друга. Пока дочь Солнца присматривалась к Северянину, он пытался прорваться сквозь огонь, но тщетно. От этого Джеку становилось немного легче, и он следил за ними, несмотря на чувство, что вот-вот разлетится на части.

— Знаешь, что случилось с Кромешником, когда в затолкали его под землю? — сверкая гневом, заговорила Светлана. — Он сжёг свой дневник. Все его обиды на вас оказались в огне. Обида — это не просто слово. Видите, вот она, в моих руках — стала угольком. Тем, что ослабил Луноликого. Тем, что отнимет у вашего ненаглядного новичка свет. Ведь у Джека тоже поднакопилось обид на вас всех, а?

Джеку было не до того, чтобы смотреть на реакцию Северянина. Почти сразу после речи Светланы он вновь почувствовал сердце — оно всё ещё не билось, но было тяжёлым, и Джек был бы только рад, если бы его забрали обратно. Вокруг было пламя, непонятно что творилось с Северянином, но Джек почему-то не мог ничего сделать, кроме как вспоминать самое обидное, что ему сделали Хранители. Как не воспринимали его всерьёз, говорили, что он никуда не годится и им не нужен.

И когда Джек открыл глаза, то мир показался ему серым и бессмысленным. Он с лёгкостью прошёл сквозь огонь, потому что ему стало всё равно, навредит он ему или нет. Он оказался абсолютно неопасным, и Джек возненавидел себя за то, что боялся ерунды. Когда он увидел Северянина с красными глазами, ему понравилось, что он страдает. Джек корил себя за то, что так просто доверял ему свои мысли пару минут назад. Это же надо — довериться тому, кто даже сразу не разглядел, как Джеку было нелегко.

Светлана торжествовала, и Джек вместе с ней.

— Он сам разрешил мне делать с его душой всё, что угодно, — оскалилась она. — Ты ещё можешь это поправить, Северянин. Я сделала так, чтобы твой портал доставил тебя, куда надо. А о Джеке не переживай, он это даже не вспомнит.

Всё, что говорило о том, что здесь побывала Светлана, исчезло. От огня не было последствий. Только Джек уже не мог смотреть на Северянина без ненависти.

— Я не дам тебя в обиду, прости меня, Джек, — и он торопливо отвёл взгляд и выбежал из мастерской. Джек слышал, как он звал Песочника по «срочному делу», как возмущались Пасхальный Кролик и Зубная Фея, что им не объяснили, что произошло, и ликовал: Светлана воздаст им всем по заслугам.

* * *

Всё заканчивается, и Джек, только очнувшись, находит рядом с собой уголёк. Он больше не чувствует сердца, а с души будто камень сняли. Зал, в котором привыкли совещаться Хранители, он не узнаёт. Тут как будто была великая битва, всё настолько ветхое, что вот-вот станет пылью. Даже глобус со светлячками, видно, скоро развалится.

Ничего не напоминает о том, что раньше здесь были Хранители.

Утро нежными красками освежает мир. Джек глядит на руки — и закрывает уши. Тишина делает ему плохо.

— Я всё ещё здесь… — шепчет он. — А их больше нет.

— Но ты же будешь бороться, правда? Чтобы спасти то, что осталось?

Эмма обнимает его, и Джек видит, что она стала совсем настоящей. Ни песка, ни сияния — обычная девочка. Он рад за неё — вот только какой ценой это всё получилось.