Хэппи-энд для тех, кто выживет (джен)

23 июля 2008 года, восемь часов утра, Москва, Лубянка.

— Вижу, все на месте.

Лукин прошелся по кабинету, переглянулся с Николаевым и сел напротив него.

Калачев глянул на устроившегося рядом Григорьева, потом на Салтыкова. Вот уж где картина маслом: кислый, сонный, шмыгающий носом, но очень героический разведчик. Он, конечно, и сам не выспался: так ведь это обычное дело.

Часа в три ночи их навестил Николаев, выслушал последнее донесение и отпустил всех — команду аналитиков, Калачева, Григорьева и Салтыкова — домой. Только вот домой Калачев не поехал. Устроился в кабинете на диване, мгновенно вырубился, а утром проснулся еще до будильника, от солнца — забыл опустить жалюзи. Закрылся краем пиджака и едва не уснул снова. Второй раз его растревожил забарабанивший в дверь Григорьев. Тот ворвался в кабинет подполковника ураганом:

— Я ему такую девушку подобрал, а он? Нет, ну ты посмотри, Володька? Вот ты бы с ней на экскурсию поехал или все-таки в отель? Ты посмотри на нее, посмотри! — в руки с трудом разлепившего глаза Калачева полетели фотографии симпатичной шатенки, — ты глянь, какие буфера! А глаза какие? Утонуть можно! Володя, ну ты ж меня знаешь — я на работе никогда. Не надо так на меня смотреть, наши девчонки не считаются. А с Ксюхой у меня чисто деловые отношения. Но ты глянь, ты глянь, какая девушка классная, да другой о такой всю жизнь бы мечтал. На руках бы носил! А этот, блин, гребаный…

— Он профессионал, Мишка, — ответил Калачев. — Как и мы с тобой. Давай лучше кофе заварим…

Вспоминая это, Калачев в который раз проклял привычку Лукина проводить ранние совещания. Генерал тем временем продолжил:

— Хочу напомнить, что у нас впереди очень трудный день. Так что давайте покороче, поясней и ближе к делу. Дмитрий Леонидович, с кого начнем?

— С Калачева, Василий Игнатович, — ответил Николаев.

Подполковник поднялся и выпрямился.

— Товарищ генерал, — обратился он к Лукину. — Подчиненная мне опергруппа начала наблюдение за объектом «Зорро» с момента прибытия объекта в аэропорт Шереметьево двадцать первого июля…

— Про это я прочитал, — оборвал Калачева генерал. — Мне тут сказали, у вас какая-то новая теория появилась насчет Козырева.

— Так точно, товарищ генерал, — значит, папки и распечатки пока не понадобятся. — Есть основания предполагать, что Козырев в данный момент находится на территории, принадлежащей Зорро.

Лукин наклонил голову и сейчас смотрел на него с подчеркнутым изумлением. Только что пальцем у виска не крутил.

И на том спасибо, мелькнуло в мыслях Калачева.

— В гостях, что ли?

В любое другое время подполковник и сам бы улыбнулся. А сейчас — сейчас даже у Григорьева на лбу прочертилась строгая линия. Салтыков не знал, как реагировать, и осторожно посматривал то на одного генерала, то на другого. Один лишь Николаев был спокоен и невозмутим.

— Никак нет, товарищ генерал. Скорее всего, он там удерживается против воли.

— Вы не с того начинаете, — сказал Лукин. — Три дня назад вы мне втолковывали, что едва мы побеседуем с Зорро по душам, как наш американский друг… кстати, один из самых богатых людей США… побежит вытаскивать нашего бывшего сотрудника из тюрьмы ФБР.

— Василий Игнатович, — встрял Николаев, — я вот что скажу. Никто не строил расчет на том, что американский миллионер помчится кого-то вытаскивать из тюрьмы. Мы взяли Зорро в разработку потому, что между его действиями и действиями Козырева существовала явная взаимосвязь. Мы решили, что это на самом деле наш шанс. Информация, которой мы располагаем о Зорро — бесценна. Несложно представить, что будет, попади такая информация в руки спецслужб США. И я не говорю о шантаже.

Лукин удивленно поднял бровь.

— А о чем?

— Я говорю только о том, что без нее мы не смогли бы вообще выйти на контакт с Зорро. Хотя у нас не было никакой связи с нашим бывшим сотрудником, мы фактически доверились его стратегии. Недавние события в Готэме подтвердили нашу правоту. Все СМИ сначала передали новости о том, что Козырева будут перевозить в окружную тюрьму, а затем о том, что он пытался сбежать. Кроме этого, в Готэме действует наш личный источник информации из полицейского управления, агент «Артемида». Ведет ее майор Салтыков. Салтыков, мы вас слушаем.

На этих словах Салтыков расправил плечи, а подчеркнутая усталость его исчезла.

Лишь сейчас Калачев сообразил, что раньше на совещания к Лукину Салтыкова не приглашали, и теперь майор был очень доволен видимым результатом, даже лучился от радости. Только вот незадача: он никак не мог выбрать подходящую роль. То ли изобразить подвиг просидевшего всю ночь за шифровками и невыспавшегося контрразведчика, то ли играть соцреализм — офицеру со стальной волей и спать не надо. У обоих типажей были минусы: в первом случае начальство не очень-то вдохновлялось видом уставшего сотрудника, во втором легко забывало, что ты вообще человек.

— Товарищ генерал, — доложил Салтыков, — «Артемида» сообщила следующее: в ту же ночь спецназ по приказу ФБР расстрелял из гранатомета личный бронированный автомобиль Зорро. Экспертиза показала, что машина двигалась на автопилоте и за рулем никого не было.

Лукин промолчал — как будто его и не было в кабинете. Открыл лежащее перед ним досье и принялся листать.

Калачев подумал, что никогда не видел генерала таким рассеянным. А Салтыков застыл с полуоткрытым ртом: будто никак не мог решить, доволен ли Лукин его работой или нет. Перевел встревоженный взгляд на Николаева, тот понимающе кивнул в ответ и произнес:

— На мой взгляд, это может означать следующее: ФБР пыталось задержать Зорро, используя Козырева в качестве приманки. Или же они с самого начала планировали ликвидировать их обоих. А из-за шума дело пришлось замять.

— Это только версия, — буркнул Лукин.

— А у меня их целых две, Василий Игнатович. Первая: Козырев предполагал, что ФБР пойдет на такие действия. Я имею в виду ловушку для Зорро. И вторая: Зорро удалось уйти от погони живым, причем забрав Козырева с собой.

— Зачем?

— На этот вопрос мне пока сложно ответить, хотя…

— Ладно, — махнул рукой Лукин.

Калачев даже вытянул шею — да разве с двух метров разглядишь, что там в бумагах? Фотографии какие-то, выписки.

— Знаете, где вы делаете ошибку? — спросил Лукин. — Вы исходите из того, что этот ваш Козырев умнее нас всех.

На Николаева он не смотрел — все также, нахмурившись, изучал бумаги — и не с Николаевым он спорил. С досье. С фотографиями.

— Я обо всех не говорил, — улыбнулся Николаев. — Только о себе. Что ж тут зазорного?

Хлоп! — папка с досье закрылась.

— Да ничего, — поднял глаза Лукин. — Был бы он умнее, не попался бы.

— Не буду спорить.

— Правильно, не спорьте. То, что Маккейн отложил свой визит в Готэм — это нам, конечно, на руку. Тут каждый день важен. Ну и что, за Маккейна нам тоже благодарить Козырева прикажете?

— Не совсем, Василий Игнатович. Это, скорее, круги на воде. От его деятельности.

— Не понял.

— В Готэме сейчас на первый взгляд полный бардак, верно?

— И у нас скоро такой же начнется, если мы тут дела не решим.

Николаев кивнул. Посмотрел в сторону окна, сощурился от света.

— Есть в математике такая штука — теория хаоса называется. Все, что нам кажется случайным — особенно это касается политики и экономики — на самом деле предрешено. Грубо говоря, хаос — это высшая форма порядка.

— Я разведчик, а не математик. Вы, кстати, тоже.

— Дело вот в чем. Козырев начал планировать свою, — Николаев замялся, подбирая подходящее слово, — «операцию» год назад. Если честно, даже за месяц целый штаб аналитиков не смог бы предсказать то, что ФБР решится устроить ловушку, и что оно все так пройдет, и тем более то, как на это отреагирует Маккейн. То, что Маккейн соберется в Готэм именно в этот день, и именно на столько дней отложит визит — да тут астрологи нужны, а не аналитики. Но факт остается фактом — Обама приедет в Готэм первым.

Лукин с минуту что-то обдумывал. Потеребил край досье, будто снова хотел открыть его, перелистывать страницы и спорить с фотографиями. Да только не решился.

Вытащил пачку сигарет из кармана и закурил.

— Дайте, наконец, доложить Калачеву. Вы своих людей от меня так защищаете, будто я их здесь собрал, чтобы съесть, — он хмыкнул. — Что у вас еще нового насчет Зорро?.

— Товарищ генерал, — снова начал Калачев, — как я уже сказал, мы постоянно ведем наблюдение за объектом «Зорро». Майор Григорьев также присутствовал на деловых переговорах с Дерябиным, капитан Дементьев и старший лейтенант Леушко постоянно дежурят в гостинице. По результатам оперативного наблюдения, а также анализа аудио — и видеоматериалов наши аналитики составили психологический портрет. Из их заключения следует, что объект отличается выдающимися волевыми и лидерскими качествами. Эмоционально стабилен. Конфронтацию, силовое давление и стрессы переносит спокойно, конфликтов не избегает. Также объект обладает высокой работоспособностью.

— «Гвозди бы делать из этих людей, не было б лучше в мире гвоздей», — подытожил Лукин.

Калачев заметил, как Григорьев с трудом сдержал улыбку, и решил дать товарищу высказаться.

— Майор Григорьев может подробнее рассказать о своих впечатлениях.

— Ну, пусть расскажет.

Григорьев вскочил с места.

— Товарищ генерал, вчера я вел наблюдение за объектом на переговорах, и в результате мне тоже вспомнились эти строки замечательного стихотворения. Калачев может подтвердить.

— Что?

Лукин сдвинул брови так, что Калачев затревожился за товарища. Ответил Григорьев уже не таким уверенным тоном:

— Я про гвозди, товарищ генерал.

— Ах про гвозди…

— Товарищ генерал, мне показалось, что Зорро очень похож на Дерябина.

— Григорьев! Когда кажется, креститься надо! Я вас ради этого туда послал целый день штаны протирать?

Григорьев сглотнул. Машинально поправил дорогой галстук, затеребил воротник — сегодня к одиннадцати он должен был снова подъехать к офису дерябинской компании.

— Товарищ генерал, я сопоставил то, что пишут о Зорро в готэмской прессе с его вчерашним поведением. Как будто два разных человека. В Готэме он себя ведет как, — майор пожал плечами, — прошу простить… как новый русский из анекдотов. Лукин с размаху ткнул сигаретой в пепельницу. Молча уставился на Григорьева.

— Не тяни, Мишка, — шепнул товарищу Калачев.

А то нас тут всех сожрут, подумал он. С потрохами. И в сыром виде. А мне совсем не хочется быть генеральским завтраком.

Григорьев, поймав выразительный взгляд подполковника, набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:

— Если учесть выводы наших аналитиков о его психологическом портрете, это значит, что в Москве Зорро сменил имидж. Может, потому что чувствует себя во враждебной среде. Ну, все-таки Россия в представлении американца… не тянет расслабиться. А может, он просто решил снять маску… я имел в виду не в буквальном смысле… Сегодня в четыре утра, — Григорьев зачем-то сверился с часами, — поступил отчет от Ксении Голубевой. Я ее курирую с 2007 года. Голубева работает с высокими гостями столицы. Эскорт-услуги, культурное времяпровождение — театр, казино, экскурсии… С моей подачи Дерябин ее вчера Зорро в качестве гида определил. Если вкратце, то наблюдения Голубевой вполне согласуются с моими.

— И что это значит?

— Это значит, — отозвался Николаев, — что у меня есть шансы говорить с Зорро напрямую и без экивоков.

— Ну и как вы будете строить этот разговор?

— Василий Игнатович, я вчера говорил с другими аналитиками. Спросил, что там в Готэме на рынке творится. Ну, кроме бардака. Так вот, акции Уэйн Энтерпрайз поднимаются. И вот что интересно — в рост пошли акции других предприятий, особенно тех, которые принадлежат семье Гольденбаумов. Говорят, это новый партнер Уэйна. А Гольденбаум на стороне либералов и демократов. Еще несколько банков поднялись — вроде бы дотации от Уэйн Энтерпрайз.

Николаев выдержал паузу, тягучую и вязкую. Лукин молча ждал.

— Я это к чему… К тому, что сегодня в девять часов вечера я буду говорить с человеком, который де факто управляет Готэмом. А Готэм — это такое государство в государстве. Так что я буду просить правителя государства о помиловании преступника. Вот и вся стратегия.

Генерал глянул на заместителя так, что в кабинете будто огнем полыхнуло.

— Мне по…, — Лукин с трудом сдержался, — мне безразлично, кто такой этот Уэйн и сколько у него денег. ФСБ никогда не просит. Сегодня в девять вечера вы должны взять его за яйца. Так крепко, чтобы он не дергался. И у вас есть для этого информация о его ночных миллионерских забавах.

— У нас есть патовая ситуация, Василий Игнатович, — возразил Николаев. — Если Зорро откажется, а мы сольем информацию по своим каналам в ФБР — мы в любом случае теряем Козырева. А Зорро, кстати, не дурак, и это поймет. Василий Игнатович, его прессовать бесполезно — аналитиков спросите. Там на другое давить надо. Можно мне досье Козырева?

Лукин с шумом выдохнул воздух и внезапно успокоился. Подвинул лежащую перед ним папку ближе к Николаеву и пошутил:

— Надеюсь, на встречу не потащите?

— С вашего разрешения — только одну фотографию.

 

 

23 июля 2008 года, пять часов вечера, Готэм, местное управление ФБР 

Уходя на совещание, Кроули сказал секретарю:

— Соединять только с Рингсби — и немедленно!

Боб послушно кивнул, и уткнулся в свой компьютер. Сам, правда, подвинулся ближе к коммуникатору, словно боялся в решающий момент не дотянуться до кнопки.

А Кроули ушел к себе. За последние дни кабинет с громоздкой статусной мебелью стал его личной крепостью. Цитаделью. И несмотря на высоченные шкафы-стены с документами, в крепости всегда было светло. Будто солнце, спускаясь с небосвода, нарочно заглядывало сюда — скоротать вечерок, до самых сумерек.

Как и в любой цитадели, здесь готовили военные действия и строили заговоры.

— Сэр, прошу прощения, — обратился к нему Крайтон. — Рингсби больше не звонил?

— Нет, — ответил Кроули. — Но если сегодня утром он сообщил, что мистер Колеман Риз готов сотрудничать с нами, значит, нам просто надо подождать результатов. У меня нет повода сомневаться в словах Брайана Рингсби или же в его профессионализме.

Он сказал это таким тоном, будто взаправду считал помощника наиболее талантливым и незаменимым сотрудником и принимал любую критику в его адрес на свой счет.

Это было далеко не так.

Просто со вчерашнего — с того нелепого случая с так и не подписанным распоряжением — на душе скребли кошки. Злобные такие котяры с наточенными когтищами.

А главное, Кроули и сам не понимал, отчего он так на этом зациклился. Можно подумать, он раньше никого не увольнял. И увольнял, и выговоры объявлял, и снимал с руководства расследованием.

Черт подери этот Готэм вместе со всеми готэмцами.

— Бен, — Кроули смягчил тон, — давайте начнем с экономики.

Крайтон деловито кивнул. Отставил чашку с кофе в сторону — он здесь был единственный, кто поглощал кофе маленькими чашками, а не ведрышками с наклейкой «Boss». Не считая, конечно, итальянца Джулиани, который местный кофе вообще не жаловал, и время от времени на пару с Бобом давал свой фирменный спектакль: Боб учтиво предлагал свежесваренную коричневую жидкость, Джулиани сначала фыркал, презрительно мерил секретаря взглядом, читал лекцию о том, как заваривают кофе на родине его предков и советовал посетить хотя бы затрапезную итальянскую забегаловку на соседней улице — набраться опыта.

— Я обратился к нашим аналитикам и буквально час назад получил их заключение. А также прогноз по Готэму и округу. Джулиани связался с двумя экспертами из Массачусетского технологического института. В целом, — Крайтон пожал плечами, — их мнения совпадают.

— И?

— Если вкратце: после событий начала июля на местном рынке произошли существенные изменения. Из-за терактов и паники были сорваны многие сделки. Не состоялись три международные партнеринг-конференции. Из-за прекращения поставок и ситуации в гавани некоторые предприятия оказались на грани разорения. С рынком недвижимости тоже не все хорошо — на продажу выставлено рекордное число зданий и квартир, только вот никто не хочет их покупать.

Очень хотелось спросить, не был ли бывший полицейский Крайтон отличником в школе или Академии.

Наверно, был.

Наверно, там теперь даже есть спецкурс «как с умным видом рассказать шефу банальность», а на лекциях изучают творчество Скотта Адамса. (1)

— Вам не кажется, что про это можно прочитать в любой газете?

— Можно, — согласился Крайтон. — Но сейчас все пишут о том, как Готэм быстро справился с бедой. К сожалению, это далеко не так. Да, акции некоторых корпораций снова пошли в рост. В основном за счет искусственной накачки средств в оборот. А эксперты считают, что по крайней мере у Готэм Саут Риэл Эстейт не хватит резервного фонда на покрытие убытков. Тоже самое с кредитным банком Уолтерсов и с Фуллер Моторз. Ах да, концерн Гранд Чеддар оф Готэм, конечно, далеко не крупная рыба в мире бизнеса, но им тоже грозит разорение — сорвался договор с инвестором. Так что настоящие последствия мы увидим только через месяц-два.

— Гранд Чеддар оф Готэм? — вставил Гиллеспи. — То есть через месяц-два у нас не будет сыра?

— Привезут голландского, не волнуйтесь, — оборвал его Кроули. — Насчет корпораций есть какие-то прогнозы?

— Да. Самое главное сейчас — выжить. Тот, кто сумеет выстоять — может рассчитывать на гигантскую прибыль в будущем, когда все конкуренты просто вымрут.

— И это, естественно, Уэйн Энтерпрайз?

— В первую очередь. А также банки Гольденбаумов, Розенфельдов и Клэнчи Электрикс. Так как я вчера и сегодня занимался в основном Уэйн Энтерпрайз, то вот что я скажу. В отличие от Фуллер Моторз они решили рискнуть и начать экспансию на рынке. Например, они сейчас вкладывают огромные средства в развитие округа. Террористы ведь практически не тронули пригороды Готэма. А в Норд-Хэмптоне уже есть колледж и строится новый технологический центр. Это около тысячи рабочих мест.

— Неплохо, но в Готэме тридцать миллионов жителей.

— Это так, — снова согласился Крайтон. — Но по некоторым данным во время той истории с паромами Уэйн Энтерпрайз осталась без какого-то важного сырья. А сырье ушло в Хьюстон. По другим данным, тоже, признаю, непроверенным, в корпорации задумываются насчет строительства собственного металлообрабатывающего завода к западу от города. А это новый пригород, десять тысяч рабочих мест на заводе и еще десять тысяч — в инфраструктуре. Прибавьте к этому пятьсот миллионов долларов дотаций, которые корпорация хочет выдать на развитие малого бизнеса в округе. Пока конкуренты — например, тот же Фуллер Моторз — решили тихо переждать бурю и урезать все лишние расходы, Уэйн Энтерпрайз выбрала тактику агрессивного маркетинга.

Кроули молча кивнул. Крайтон оказался очень убедителен и сейчас совсем не походил на работягу из комиксов про Дильберта.

— Сэр, — напомнил о себе Джулиани, — я по своим личным каналам связался с муниципалитетом и кое-что узнал. Мистер Брюс Уэйн спонсирует строительство новой больницы.

— Джулиани, а вы что, не в курсе, что ФБР курирует строительство этой больницы? — спросил Кроули. — Иногда полезно интересоваться, чем заняты коллеги.

— Про больницу я слышал… Я имел в виду, что… — Джулиани едва не вжался в кресло, — что именно он, а не кто-то другой… Уэйн сам приходил к мэру… шестнадцатого июля.

— Замечательно. А еще Уэйн дал Гарсиа денег на обновление терминалов в порту.

— И это тоже, сэр.

— Я в восхищении, — зааплодировал Кроули. — Но меня сейчас интересует корпорация, а не богатенький мальчик, вдруг решивший стать большим и записаться в филантропы.

Они переглянулись с Крайтоном, когда тот неожиданно закашлял.

— Сэр, скажу сразу, что я не доверяю бульварным изданиям. Они сейчас только и пишут о том, что Брюс Уэйн решил исправить репутацию и что все это только новый имидж и дурь.

— Конечно, — согласился Кроули. — Моя жена тоже любит читать светскую хронику.

— Сэр, дело не в этом. В Готэме принято уважать династию Уэйнов. И как человек, выросший в этом городе, я верю в то, что их наследник делает свои пожертвования ради блага горожан.

Было видно, что спорить с шефом Крайтон не хочет, а согласиться не может. Гиллеспи и Смит в это время вообще смотрели в пол. А Джулиани смотрел прямо на него и хмурился.

Коренные готэмцы. Все четверо.

Чертовы коренные готэмцы с их чертовыми традициями.

— Ну так бог ему в помощь, — отмахнулся Кроули. — Пусть делает.

— Сэр, — это снова был Джулиани. — Как я уже сказал, у меня есть личные источники информации. И не только в мэрии. У меня есть агентура в элитных ресторанах. Шестнадцатого июля, после разговора с мэром, Брюс Уэйн встречался там с Абрахамом Гольденбаумом в «Метрополе».

— И о чем они говорили?

— Похоже, что о делах.

— Похоже?

— Сэр, в рейтинге самых богатых людей Готэма у Гольденбаума второе место. Это не тот человек, который будет тратить два часа на светскую болтовню.

— Джулиани, пока у ваших источников не будет конкретных сведений, все это лишь догадки.

— Сведения будут, — пообещал итальянец. — И еще, сэр. Когда Брюс Уэйн вернулся из своего семилетнего путешествия, он ничего не решал в корпорации. А спустя полгода у него уже был контрольный пакет акций.

— Если в совете директоров сидят умные люди, которые додумались до тотальной слежки за всем городом с помощью сотовых — они додумались и до того, как удобен такой «карманный олигарх». Если мы прижмем корпорацию, за все ответит Уэйн. Разве нет?

— Может быть, — нехотя признал Джулиани.

Кроули тоже не умел заканчивать спор миром.

— Кстати, объясните мне, какого черта ваш филантроп сбежал из города на семь лет?

— Сэр, он же путешествовал, — тихо напомнил Гиллеспи.

— И поэтому бросил корпорацию? В отпуск, значит, поехал?

— Есть и другие версии, — еще тише, почти шепотом. И с ноткой смущения в голосе. — Ну там лечение от зависимостей…

— У меня версия одна, — постановил Кроули. — Называется она: «безответственность».

Крайтон покачал головой.

Гиллеспи и Смит теперь смотрели не в пол, а в сторону окна. Большая разница.

Джулиани теперь уже не вжимался в кресло — и даже не хмурился — пылал праведным гневом. Вот казалось бы, ему-то какое дело до потомков английской аристократии?

Готэмцы, с чувством и про себя сказал Кроули.

— Вот что, — обратился он к своим сотрудникам. — Я ничего не имею против Брюса Уэйна. Миллиардер решил заняться благотворительностью и построить больничку — прекрасно, флаг ему в руки. Но мне придется напомнить вам, что у нас осталось три дня на поиск сбежавших фриков. Один из которых — опаснейший террорист, а второй — убийца полицейских. Убийца готэмских полицейских, если кто не понял.

Кажется, он нашел правильные слова.

Осталось только договорить.

— Мне нужны данные по корпорации. По людям, которые пойдут на все, чтобы заработать еще больше денег. И пожертвуют всем. Даже городом. Я хочу найти этих людей и остановить их.

Крайтон кивнул, и напряжение в воздухе исчезло.

Только вот самому Кроули хотелось вытереть пот со лба и, открыв окно, вдохнуть соленый и пряный ветер с моря.

— Сэр, — это был голос Смита, — помните китайскую версию, которую я разрабатывал?

— Конечно, помню.

— Мы думали, что Лау как-то связан с клоуном, а похоже, что все сложнее. В июне Лау искал контактов с Уэйн Энтерпрайз. После переговоров с советом директоров Лау неожиданно исчез. Ну, полиция обнаружила его связи с местной мафией. Через несколько дней Лау вернулся. Считается, что это именно Бэтм… фрик в плаще помог ему вернуться в Готэм. Это вполне возможно, хотя прямых улик нет. Лау просто подбросили Гордону.

— Хотел бы я знать, почему Гордон покрывает этого фрика.

— Он же официально отказался…

— Да нихрена он не отказался, — не сдержался Кроули. — Позавчера он достал все управление звонками. И все потому, что спецназ подорвал машину фрика.

— Может, в начале Бэтмен действительно помогал полиции? Если он вернул Лау…

— Может, — бросил Кроули. — Кстати, это никак не противоречит нашей рабочей версии. Если фрик в плаще работает на корпорацию — разумеется, он занялся Лау. Продолжайте копать, Смит.

— Хорошо, сэр.

— Кстати, Джулиани, вы что-нибудь нашли по разработкам Уэйн Энтерпрайз?

— Кое-что нашел.

На этих словах итальянец пригнулся — и вытащил из под стола внушительную стопку папок и бумаг. Кроули присвистнул.

— Большинство разработок засекречено и является коммерческой тайной. Я сделал запрос в центральный архив ФБР и в Пентагон, но с этим придется подождать по крайней мере до завтра. Да и информации там до кучи… А вот это, — он похлопал рукой по стопке, — патенты Уэйн Энтерпрайз за последние двадцать лет. Я попросил подобрать то, что может представлять интерес для военной промышленности.

— Что-нибудь с сонарами?

— Пока нет, — покачал головой Джулиани. — А вот особо тонкая кевларовая броня для спецназа имеется.

— Неплохо.

— Сэр, я должен заметить, что разработками особо тонкой брони занимались не только специалисты Уэйн Энтерпрайз. Но вот что интересно — большинство засекреченных патентов взято десять-двадцать лет назад. В следующие десять лет их было на порядок меньше. А в последний год количество патентов вновь стало расти.

— Значит, новый глава совета директоров решил поработать на военпром, — заключил Крайтон.

— Это вы про Фокса?

— Сэр, — в голосе Крайтона послышалась осторожность. — У Люциуса Фокса идеальная биография. Это ведь он построил монорельс, помните? Фокс — почетный гражданин Готэма.

— Ну да, — разочарованно протянул Кроули.

Очень хотелось сказать: «еще один».

Еще один уважаемый житель Готэма. Куда не глянь — кругом одни почетные граждане, благонравные наследники династий или сплошные гольденбаумы с розенфельдами. Неважно. Важно, что все только и думают что о благополучии родного и любимого города.

И откуда в этом распрекрасном городе берутся фрики в масках и клоуны с бомбами?

— А этот Бэтмен, кстати, ведь так и не появился?

— Нет, — ответил Крайтон.

— В полицейских сводках ничего нет, — подтвердил Гиллеспи. — Я проверял.

— И клоуна нет, — заметил Кроули. — Ну и хорошо, лично я по нему не скучаю. Так. Давайте подумаем, что у нас есть на корпорацию. Первое: Колеман Риз. Если он не совсем идиот — а идиоты не делают такой карьеры, Рингсби вытрясет из него всю информацию о Бэтмене. Если мы найдем Бэтмена — мы найдем и клоуна. А так как после известных событий корпорация решила спрятать Риза подальше — юрист знает какую-то гадость. Второе: сонары. Как я понял, вы наковыряли около пятидесяти сонаров. Да, Крайтон?

— Пятьдесят семь, сэр.

— Из чего я делаю вывод, что корпорация планировала вести тотальную слежку. Третье: фрики. Это пока предположение. Оба фрика, — Кроули замялся. Нужное слово все никак не вспоминалось, — … работают на корпорацию. Доказательств нет, кроме того что Уэйн Энтерпрайз хорошо заработала на кризисе. Что предлагаете, Крайтон?

— Предлагаю развивать линию сонаров.

— Тяжелая артиллерия?

Крайтон улыбнулся — широко и искренне. Несмотря на обилие почетных и уважаемых граждан, ему, видимо, уже понравилась идея войны с корпорацией.

— Я бы сказал, ядерное оружие, сэр. Такие улики уничтожить нельзя. А мы устроим им Хиросиму.

Улыбнулся и Кроули.

В первый раз за последние дни у него появилась надежда. А еще — вера в победу.

И настоящая версия, в которой он почувствовал правду.

— Сэр, — раздался голос Боба.

Кроули привстал, подошел к коммуникатору.

— Что там? Рингсби?

— Сэр, вас вызывают из Вашингтона.

— Соединяй…

Знаком показал сотрудникам, чтобы оставались на месте. Взял трубку.

— Добрый вечер, сэр, — приветствовал он своего шефа.

— Здравствуйте, Кроули. Я обещал позвонить в воскресенье, правда? Но вы не волнуйтесь. В воскресенье я снова позвоню и затребую отчет по фрикам.

— Буду ждать воскресенья.

— Ну и правильно. У вас там как, все хорошо?

— Мы работаем, сэр.

— А в Готэме идет дождь, правда?

— В Готэме сейчас светит солнце. Очень ясная погода, только сильный ветер с моря.

— Вот как, — в голосе шефа послышалось разочарование. — Ну ладно, солнце так солнце. А я к вам совсем по-иному вопросу. Догадываетесь?

— Не умею читать мыслей, — отшутился Кроули.

— Это хорошо, — шеф рассмеялся. — До меня дошли слухи, что вы начали какое-то телефонное расследование.

— Что?

— Корпорация Уэйн Энтерпрайз. Сотовые телефон. Черт, не запомнил, что там за модель-то была, но вы поняли, о чем я?

Кроули замялся. Он не хотел говорить об этом с шефом. Слишком рано. И уж конечно не по телефону и не при всех. А главное, он и понять не мог, как его шеф об этом узнал.

— Кроули, вы меня слышите?

— Да, сэр, — захотелось отвернуться. И смотреть в стенку, а не на Крайтона и Гиллеспи. — Мы действительно обнаружили масштабное нарушение закона.

— Какое еще к черту нарушение, Кроули? Это их проект с Пентагоном. Официальный контракт, только засекреченный. Разработка нового типа связи для армейского спецназа. Да, для наших парней, которые сейчас воюют в Афганистане и Ираке. Вот именно для них. Чтобы им лучше воевалось. Все по закону, Кроули. Кстати, испытания уже проведены и закончены.

— Сэр, — в горле был комок, склизкий и гадкий. Теперь хотелось не отвернуться, а зажмуриться. — Испытания — это тотальная слежка за жителями Готэма?

— Не знаю, Кроули. И честно говоря, знать не хочу. Испытания — это испытания. Знаете, если мне понадобится за вами следить — я уж как-нибудь обойдусь без этих дурацких мобильников.

— Это обнадеживает.

— Я рад, что вы сохранили чувство юмора. И не надо преувеличивать. В новых моделях никаких вредных примочек нет. Так что заканчивайте копать, Кроули. Вам ясно?

Сжать кулак. Так, чтобы ногти впились в ладонь. Больно-больно.

И не дышать.

И не смотреть на четверых готэмцев, так искренне верящих в родной город.

— Сэр, мне нужно официальное подтверждение того, что здесь нет нарушения закона. Мне нужно видеть контракт.

— Контракт ему нужен! Будет вам контракт. Вот прямо завтра и будет. Я к вам отправляю своего помощника. Полковник Ник Стэнтон, слышали о таком? Вечером приедет. Заодно он вам поможет разобраться с фриками и навести порядок в Готэме. А то у меня такое ощущение, что вы сами не справитесь.

— Благодарю, сэр.

— Ну вот и хорошо, Кроули. И не переживайте вы так — да, я по голосу слышу, что вы распереживались. Вы, конечно, решили, что поймали корпорацию на горячем. Зарубите на носу — мы не воюем с корпорациями. Мы с ними работаем. Они за это получают деньги, мы — телефоны для спецназа. Все в выигрыше. Полковнику Стэнтону завтра доложите о своем расследовании. Только чтобы я больше не слышал ничего про Уэйн Энтерпрайз. Ясно вам?

— Ясно.

— Да, и своим людям… у вас сейчас совещание, не так ли? Мне ваш Боб сказал, что у вас совещание. Так вот, своим людям можете рассказать. Да-да, про секретные проекты. Чтобы у вас не возникло никаких дурацких идей насчет меня и корпорации. Ну ладно, Кроули. Успехов вам.

Кроули положил трубку.

Повернулся. Сделал пару шагов до стола. Сел. Глянул в кружку — хотя бы холодного кофе хлебнуть. Как назло, ни капли.

А потом посмотрел в глаза своим людям.

Сказать, что войну они проиграли, даже не успев нанести первый удар по врагу.

— Хиросима отменяется, Крайтон, — произнес он. — У них, оказывается, контракт с Пентагоном. А сонары пойдут в телефоны для спецназа. Вашингтон настаивает на том, чтобы мы прекратили расследование.

Надо было добавить: «и вообще не дергали Уэйн Энтерпрайз».

Промолчал.

— Я понял, — ответил Крайтон.

— Гиллеспи, вы занимаетесь подозреваемыми? Продолжайте. Смит, вы и ваша группа помогает Гиллеспи. Джулиани, а вы… а вы подумайте, что нам сказать Стэнтону. Он приезжает с проверкой из Вашингтона. По делу о терактах. Советую всем подготовиться, Стэнтон человек очень серьезный. Все свободны.

Вот теперь можно отвернуться совсем.

Добрести до дурацкой пальмы, распахнуть окно и надышаться соленым морским ветром. Сейчас бы еще хлопнуть стакан «Джека Дэниэлза», и все будет полный порядок.

А потом оглянуться и выругаться.

— Крайтон, черт возьми!

— Сэр, я хотел с вами поговорить.

— Ну садитесь.

Крайтон остался стоять, будто не расслышал его, и Кроули не стал настаивать. Присел на краешек письменного стола.

— Вы вчера просили меня заняться материалами допросов.

— Точно, — кивнул Кроули. — Что-нибудь новое нашли?

— Кое-что есть. Сэр, мое заключение здесь, — ответил Крайтон. Сам он, с папкой в руках, держался прямо и спокойно и не теребил пальцами бумаги. — Я тоже присутствовал на нескольких сессиях, и поэтому я, конечно, не могу быть стопроцентно объективным.

Они переглянулись, и Крайтон начал:

— Основной вывод такой: именно допросы заставили нас сделать ошибку и пойти на риск с ловушкой. Чем больше мы увеличивали дозу препаратов или интенсивность внешних воздействий, тем больше подозреваемый начинал говорить про…

— … про Бэтмена?

— Да, про него. И честно говоря, показаниями все это, — Крайтон потряс папкой в воздухе, — назвать сложно. Какие-то фантастические истории, угрозы, требования. Это что угодно, но не показания.

— И что вы хотите сказать?

— То, что использованные методы оказались неэффективными. Более того, подозреваемый мог привыкнуть к воздействиям…

— Особенно к лишению сна на несколько суток.

— Здесь вы правы, — кивнул Крайтон. — К этому, конечно, нет. А вот к поведению следователей…

— Это вы о себе или о Рингсби?

Крайтон словно обжегся.

Кроули вдруг показалось, что он и разговаривать уже стал с сотрудниками как его собственный шеф из Вашингтона с ним самим.

— Бен, вы хотите сказать, что Рингсби вел допросы слишком однообразно?

— Да.

— Может быть, — признал Кроули. — Может быть…

— Меня вот что еще беспокоит. «Шоковая терапия» оказалась бесполезна. Почему никто из нас не догадался, что оно не сработает?

— Спросите этого доктора, как его, Энквиста? — Кроули сложил руки на груди. — Это же с его одобрения, нет? Он у нас научное светило, а не я. И не Рингсби, кстати.

— Да. Но потом вы велели прекратить допросы, и…

— Вы к чему клоните, Крайтон?

— Картина получается странная. Сначала неэффективные допросы, потом эта дурацкая идея… могло ведь случиться так, что он вообще перестал бы говорить? А потом ловушка и побег.

— Побег с допросами никак не связан. Это наша собственная идея с сонарами.

— Вот я и говорю: странно все складывается. Сэр, дело в том, что я знаю Ника Стэнтона. Когда я работал в полицейском управлении Готэма, он к нам приезжал один раз. Знаете, навсегда запомнил.

— Головы полетели? — улыбнулся Кроули.

— Д-да, — кивнул Крайтон. — И будь я на его месте…

— Вы бы решили, что кто-то из сотрудников ФБР работает на врага.

— Именно так, сэр.

 

(1) Скотт Адамс — популярный американский автор комикс-стрипов про Дильберта и нескольких книг, высмеивающих трудовые будни «офисного планктона».

 

 

23 июля 2008 года, десять вечера, Москва, ресторан «Метрополь»

— Вы еще не передумали улетать рано утром, Брюс?

— Увы, нет.

— Как жаль.

Выразительный укор исчез, и теперь Дарья Дерябина улыбалась. Тонко и понимающе. Она была очаровательна, особенно в своем желании показаться сдержанной и скрыть бешеный, кипучий темперамент. Еще в начале разговора подруга русского бизнесмена подчеркнула, что ничего не понимает в делах, и занимается лишь семьей и детьми — как будто Брюс собирался беседовать с ней о поставках бериллия.

При этом Дарья знала каждого из сотни гостей, отдавала приказы охране и бойко командовала сомелье. А хлесткие нотки в голосе — все же не зря говорят, что супруги всегда похожи друг на друга — выдавали что угодно, только не мягкость характера.

Брюс решил, что именно такими были русские царицы.

— Кстати, я обещала показать вам остальные залы.

— С удовольствием.

Улыбнувшись мужу и что-то шепнув ему по-русски, Дарья поставила бокал на ближайший фуршетный столик. Теперь все собравшиеся вокруг Дерябина гости смотрели только на нее и на Брюса.

— Мы с мистером Уэйном посмотрим настенную живопись.

Дерябин благожелательно кивнул. Обогнув колонну розового мрамора, Дарья остановилась и на несколько секунд задержала взгляд наверху — так, будто она впервые видела витражный купол. Затем вновь впилась глазами в Брюса.

— Это, конечно, не дворец, — она пожала плечами. — Но вы пожелали ужин в центре города, и…

— Скромный деловой ужин, — ухмыльнулся он.

Царица рассмеялась.

— Да, — согласилась Дарья. — Вы можете себе позволить даже это.

По витой лестнице они поднимались молча.

— Этот второй этаж? — спросил Брюс.

— Да. Сначала посмотрим зал Саввы Морозова, а потом на балконы.

— Какой зал?

— Савва Морозов, — Дарья снова улыбнулась. — Еще одно сложное русское имя, да?

— Хорошо, что мне не нужно их заучивать, — пошутил Брюс. — Кто он такой?

— Наверно, самый известный российский предприниматель конца девятнадцатого века. Промышленник и меценат. Именно он построил эту гостиницу заново. Перекупил старую у купца Челышева и принялся перестраивать.

— Вы знаете столько интересных деталей.

— Все просто: моя прапрапрабабушка в девичестве была Челышева.

— То есть вы настоящая русская принцесса? — спросил Брюс. — Дарья Первая?

— Знаете, каждая женщина хочет чувствовать себя королевой.

— Казнить и миловать?

— Совсем необязательно.

Охранник в форме — на секунду Брюсу показалось, что этот парень и в самом деле паж при троне — распахнул перед ними дверь

— Здесь был кабинет Саввы Морозова, — сообщила Дарья. — Конечно, тут каждая комната имеет свою историю.

— Ваши уроки не пропали даром, — улыбнулся Брюс. — Я уже запомнил, что в ресторане выступал Ленин. А этот промышленник. . он что, действительно здесь работал?

— И даже заключал сделки, — она облокотилась о перила балкона. — Посмотрите, какой отсюда вид.

Огромный зал сиял роскошным убранством и пестрел фигурками людей, которые пришли сюда блистать и упиваться собственным блеском, и Брюсу снова, как и вчера, показалось, что он никуда не уезжал.

И никак не удавалось подобрать нейтральную и вежливую фразу в ответ.

— У вас много друзей, — сказал он.

— Да, — не без гордости согласилась Дарья.

С той же гордостью еще вчера Дерябин поинтересовался, не станет ли мистер Уэйн возражать, если на прощальный ужин придут некоторые уважаемые люди, пусть и не имеющие прямого отношения к поставкам редких металлов. Как-то: несколько человек из русского парламента — который русские называют смешным словом «Дума», пара представителей муниципалитета, дюжины две владельцев крупных строительных и прочих компаний и даже настоящий генерал из самых настоящих русских спецслужб. О генерале Дерябин добавил особо: «наш консультант. В России, знаете ли, полезно иметь связи в самых разных кругах».

Мистер Уэйн возражать не стал.

— Кажется, сейчас будет концерт? — спросил Брюс, разглядывая очередное витражное окно.

— Без вас не начнут, — улыбнулась она. — Вернемся?

— Вернемся, — кивнул он.

Они спустились вниз по той же лестнице, и болтовня у фуршетных столиков мгновенно стихла — друзья русского миллионера с неподдельным интересом разглядывали его нового партнера по бизнесу. И лишь после того, как Брюс побеседовал с вышедшим в зал шеф-поваром — и похвалил мастера за совершенно необыкновенную «дворянскую» кухню, оркестр разразился настоящей бурей звуков.

Марта Уэйн очень любила второй концерт Рахманинова и прекрасно играла на фортепиано. Почти никогда для гостей. Зато всякий раз с удовольствием для мужа и сына, и обязательно — в пятницу вечером, когда Томас Уэйн возвращался из больницы, и в воскресенье утром, когда вся семья собиралась завтракать на террасе, а Альфред — Альфред всегда слушал ее стоя, будто мама исполняла священный гимн, и никогда не садился, несмотря на настойчивые приглашения хозяев.

А однажды Брюс заметил, что Альфред так и продолжает приходить на террасу каждое воскресенье и подолгу стоять в дверях, не решаясь подойти к старому фортепиано. Но это было потом, после того как…

Вспомнил.

И сказка исчезла, тепло на сердце привычно сменилось льдом и холодом, а усталость — черт возьми, это все неправильный часовой пояс — сдавила голову железным обручем. А музыка все также звала домой.

Брюс украдкой посмотрел на часы. Одиннадцать. В Готэме, значит, три часа дня, а на сотовом — три слова от Гольденбаума и целых семь от Альфреда.

«Я все уладил».

«Все в порядке, сэр. Жду вас дома».

Действительно, пора возвращаться.

Из размышлений Брюса выдернул подошедший с переводчиком Дерябин.

Поговорить о перспективах и инвестициях. Перекинуться — снова через переводчика — парой слов с людьми из «Думы». Улыбнуться русской царице Дарье Первой. Похвалить небоскребы Делового центра, заметив, что рядом стоит глава одной из тех компаний, которые сейчас возводят новые высотные здания у Москва-реки. Побеседовать с кем-то из городской администрации — не то какой-то помощник мэра, не то еще кто-то, даже собственный переводчик не сумел определить.

Брюс и не заметил, когда около него появился тот самый дерябинский консультант из спецслужб: генерал-майор ФСБ Дмитрий Николаев. Генерал был в штатском, и весь его вид — офицерская выправка вкупе с безукоризненными манерами — не вызывал никаких ассоциаций с пресловутой Лубянкой, Сталиным или большевиками. Николаев вполне сносно говорил по-английски, а кроме того он был единственным из гостей, кого интересовали не только американские инвестиции в российскую промышленность.

— Я про Готэм очень много читал, — заявил Николаев так, словно решил доверить Брюсу государственную тайну.

А Брюс в ответ захотел спросить: для себя или по работе? Сдержался. Обошелся вежливым:

— Неужели?

— Да, — закивал Николаев. — А видел только по телевизору.

— Что ж, хороший повод приехать.

— Обязательно, — пообещал генерал. — У вас, наверно, и погода приятная, морская.

— Очень, — Брюс скривил уголок рта. — Весь июнь лил дождь. Приезжайте лучше на рождество.

— Но у вас же совсем нет зимы?

— Пару дней в году обязательно идет снег. Кстати, — Брюс снова улыбнулся, — вчера мистер Дерябин рассказал мне очень смешную историю. Об успешном русском бизнесмене, который прилетел во Флориду летом кататься на лыжах.

— И привез целый самолет снега?

— Да, именно. Вы тоже знаете эту историю? Мне очень понравилось. Надо не забыть рассказать это дома.

Николаев широко улыбнулся в ответ.

— Знаете, от всего прочитанного у меня сложилось впечатление, что Готэм не очень похож на остальную Америку.

— Это не совсем так. Скорее, остальная Америка не совсем похожа на Готэм.

— Вы бы хотели, чтобы было по-другому?

— Как вам сказать, — Брюс выдержал паузу. Вопрос был не из тех, которые задают в обычной светской беседе. — Я надеюсь, что Готэм, несмотря ни на что, сохранил лучшее, что есть в нашей нации.

— Американскую мечту?

— Американскую мечту придумали в двадцатом веке. А Готэм строили в восемнадцатом, и он ровесник США. Так вот, больше всего мне бы хотелось, чтобы мой город сохранил ценности тех людей, которые открывали Новый Свет и писали конституцию.

— Достойный ответ, — сказал Николаев. Помедлил и добавил. — А в Москве вам, наверно, все непривычно.

Брюс всмотрелся в пеструю толпу гостей, нашел Дерябина. Тот сейчас беседовал с одним из парламентариев.

Вспомнил, как Дарья рассказывала о том, что в этом зале выступал Ленин и еще кто-то из большевиков. А потом вспомнил свой разговор с Абрахамом Гольденбаумом в старинном ресторане под ратушей.

— Конечно, у нас нет Красной площади и Кремля, — сказал он. — Но знаете, вчера я проехался по здешним улицам ночью и мне казалось, что я дома.

— Мне приятно это слышать, — Николаев улыбнулся. — Значит, вам нравится ночная Москва?

— Она бесподобна, — сказал Брюс.

— Знаете, — генерал перешел на шепот. — Я тоже так думаю.

Подошедший сомелье первым делом извинился за то, что прервал их беседу, и предложил вина.

— Margaux? — поинтересовался Брюс. — Девяносто шестого года?

— Это урожай восемьдесят второго, — с гордостью заметил сомелье, поворачивая бутылку так, чтобы этикетку было лучше видно.

Брюс пригубил коллекционного вина и, с равнодушием отставив бокал, переключился на созерцание ажурной вязи на витраже. Николаев не подал и виду.

— А как у вас с пробками на дорогах?

— Очень удобно иметь свой вертолет, — честно ответил Брюс. — По крайней мере, никуда не опоздаешь.

Они переглянулись и рассмеялись, а Брюс заметил, как Дерябин салютует ему бокалом, и решил, что время не ждет, и скоро уже надо будет поблагодарить хозяина за приятный вечер.

А для начала вежливо закончить разговор с генералом.

— Возможно, — предложил Брюс, — я смогу еще что-нибудь рассказать вам о Готэме?

— Пожалуй, да. Знаете, что меня поразило? — Николаев сделал паузу, а Брюс с интересом ждал узнать, что же привлекло русского. — В Готэме есть человек, который одевается в костюм летучей мыши и помогает ловить преступников.

Брюс умело скрыл удивление.

— Ах да, — протянул он. — Есть такой.

— Когда я в первый раз прочитал о Бэтмене, я решил, что это типичная городская легенда. Слишком уж похоже на фантастическую историю.

— За пределами Готэма тоже так считают, — сказал Брюс. — Он, вроде бы, настоящий.

— Мне кажется, Бэтмен намеренно устроил эту мистификацию с костюмом. Как я понимаю, поначалу в его существование никто не верил. А все необъяснимое и непонятное вызвало ужас. Только не у мирных граждан, а у преступников.

— Да, — согласился Брюс. — В этот есть смысл.

— Им, наверно, гордится весь город?

— Не совсем. Говорят, что у него неприятности с полицией.

— А с ФБР и спецслужбами? — спросил Николаев.

— Вот уж не знаю, — Брюс пожал плечами и заставил себя улыбнуться. — Но если его поймают, думаю, эта новость дойдет даже до меня.

— Надеюсь, что его не поймают, — сказал генерал таким тоном, будто желал победы любимой бейсбольной команде. — Правда, если бы я занимался расследованием его дела, то первое, на что бы я бы обратил внимание — специальное снаряжение и бронированная машина. Вот какой вывод из этого следует?

Брюс наскоро вспоминал роль не изуродованного интеллектом миллионера. Он сыграл недоумение и неловко улыбнулся. На что Николаев хитро прищурился и заявил:

— Бэтмен — агент ЦРУ!

Они рассмеялись, и Брюс почувствовал, как с сердца упал камень. Тоже мне, это ж надо было подумать, что здесь, в Москве, кто-то догадается или вычислит…

А потом русский генерал продолжил:

— Конечно, нет, — сказал он. — Просто у вашего тайного мстителя очень много денег.

— Вы серьезно?

— Он фантастически богат, — уверил его Николаев.

Брюс поднял бокал с вином, посмотрел на свет — Margaux славилось изысканным фиолетовым оттенком.

— Большинство моих знакомых считает, что у этого фрика не в порядке с головой, — заметил Брюс. — Я тоже так думаю. Если у тебя есть деньги, то почему бы не заняться благотворительностью? Это принесет городу реальную пользу. А если хочешь геройствовать — иди работать в полицию. Вы не согласны?

— Вряд ли он хочет геройствовать, — возразил Николаев. — Мне кажется, Бэтмен просто расчищает улицы. В этом смысле он на работе, не правда ли?

— Может быть, — Брюс пожал плечами.

— Я бы даже сказал, что он настоящий профессионал.

— Интересное мнение.

— Помните историю с китайским аферистом Лау?

— Лау?

Своего голоса Брюс не узнал.

— Тот самый Лау, который пытался вести бизнес с вашей корпорацией. Потом, двадцать второго июня, он сбежал от полиции в Гонконг. А затем неожиданно вернулся в Готэм. Двадцать пятого июня вы отбыли на яхте с труппой Московского балета, — Николаев улыбнулся. — Тридцатого вы вернулись. А тем временем, двадцать восьмого июня Бэтмен провел нелегальную экстрадикцию Лау из Гонконга в Готэм. Очень, очень рискованное дело. Но то, как блестяще Бэтмен организовал операцию с нападением на небоскреб и похищением Лау, — Николаев развел руками, — и какое великолепное алиби он использовал… знаете, когда я и мои коллеги ознакомились с деталями, мы были в восхищении.

— Ваши коллеги, — механически повторил Брюс.

— Они тоже очень интересуются Готэмом.

Брюс отставил бокал и выпрямился, оценивая противника. Хуже всего — или непонятнее? — было то, что взгляд стоящего перед ним офицера не выдавал ни капли враждебности.

Небольшой оркестр играл что-то легкое, кажется, Гершвина, но бешеная пульсация крови в висках заглушала мелодию. Брюс едва не дернулся, когда рядом раздался женский голос.

— О, я вижу, вы с генералом уже подружились, — заметила Дарья Дерябина.

Прошло несколько секунд, прежде чем он вспомнил, что надо улыбаться.

— Оказывается, у нас есть общее увлечение, — объяснил Николаев.

— Да? — удивилась она. — И какое же?

— Мы оба любим Московский балет и, — Николаев помедлил, серыми глазами посверлив собеседника, — восхищаемся талантом его солисток.

— Как жаль, что мы не знали об этом раньше, — в досаде Дарья всплеснула руками. — Анатолий с большим удовольствием смог бы что-нибудь организовать для вас, Брюс.

— Ну что вы, — ответил тот. — По-моему, вечер удался и без балета.

— По-моему, — упрекнула его Дарья, — вы весь вечер обсуждали дела.

— Когда я слушал оркестр, я думал только о музыке. А когда я говорил с вами, я забыл, зачем вообще прилетел в Москву.

— Поверю на слово, — пообещала она.

Брюс долго смотрел ей вслед, точно и его заворожила мягкая и величавая походка. Потом повернулся к Николаеву, облокотившемуся на фуршетный столик.

— Значит, ваши коллеги…

— Изучили все доступные сведения по вопросу. У нас много источников информации.

— Я уже понял, — сказал Брюс.

— Мы сделали вывод, что Бэтмен наводит порядок в городе вовсе не для того, чтобы его считали героем. Это не вопрос скромности — а скорее мироощущения.

Николаев снова сделал паузу. Молчал и Брюс.

— Когда человек хочет стать героем, — добавил генерал, — это порой приводит к драматичным последствиям.

— Вот как?

— Знаете, несколько лет назад в нашей организации служил один офицер. Выдающиеся способности, я бы даже сказал — экстраординарные. Из очень хорошей семьи, родители — дипломаты, правда, в конце восьмидесятых погибли в автокатастрофе. Вроде бы несчастный случай… Так вот, у семьи были связи, и этот человек мог сделать блестящую карьеру в любой области. Совершенно необязательно служить в органах, а тем более рисковать собой. Но он очень хотел быть героем.

— Жизнь сложилась иначе?

— Героем он не стал. Он стал профессионалом.

Брюс не понимал проводимой параллели. Бэтмен — и какой-то русский офицер спецслужб?

Ничего общего.

— Разве это плохо? — спросил Брюс.

— Это хорошо. Правда, некоторые люди считают, что при этом он перестал быть человеком.

Теперь кровь запульсировала в висках с тройной силой: интуиция била тревогу.

— А вы?

— Не знаю. Мне трудно судить, я давно его не видел.

— Что с ним случилось?

Стальные глаза противника на мгновение стали обычными серыми, и в первый раз за все время разговора Брюс неожиданно понял, что и Николаеву есть что терять.

— В силовых структурах подчас приходится принимать очень жесткие и не всегда справедливые решения. Одна из операций закончилась провалом. Насколько я могу судить, не по его вине. Мое прежнее руководство не нашло возможности спасти этого офицера.

— И что дальше?

— Мы были вынуждены оставить его в чужой стране.

— Вынуждены? — с нажимом спросил Брюс. Он и сам не понимал, почему его вдруг заинтересовала судьба совершенно неизвестного человека.

Он просто хотел понять, почему Николаев сравнивает их.

Просто понять, и только.

— К сожалению, да.

— И это вы называете «жесткие решения»? Раньше про такое говорили: предательство. Или в русских спецслужбах сдавать своих — нормально?

— Мистер Уэйн…

— Я не прав?

— Мистер Уэйн, — серые глаза снова заблестели сталью, а в голосе прозвенел металл, — ситуация была сложной. Уверяю вас, что с тех пор многое изменилось.

— Этот офицер остался жив?

— Да, но мы сами узнали об этом только недавно. Надо сказать, что его профессиональные качества ничуть не пострадали, скорее наоборот. А вот его душевное состояние оставляет желать лучшего.

— Как это понимать?

— Он стал опасен для общества. Чрезвычайно опасен. А если учесть все его знания и несомненный стратегический талант… Понимаете, у нас он одно время служил в отделе борьбы с терроризмом. Человек, который ловил террористов, прекрасно знает, где они допускают ошибки. И никогда не допустит их сам.

— То есть ваш бывший офицер теперь устраивает теракты в России?

— Не в России, — сказал Николаев. — А в США. В Готэме.

Теракты в Готэме?

В голову будто ударила молния.

Не может же быть, что…

— Я, — Брюс осекся.

Надо было продолжать говорить о себе в третьем лице. Поздно.

— Я должен его знать?

Генерал кивнул, вытаскивая из внутреннего кармана пиджака фотографию, которую он положил на столик перед Брюсом.

— Полагаю, что да, — сказал Николаев.

Офицер на фотографии носил форму и погоны.

На вид лет двадцать пять-двадцать восемь. Из-под фуражки чуть-чуть выступали светлые волосы. Мягкие черты лица. Ничего особенного, а в спецслужбы не зря берут людей, которые способны затеряться в толпе.

И очень выразительные живые глаза.

Такие выразительные и знакомые, что осталось лишь дорисовать вечную улыбку, и самый гротескный в мире портрет будет готов. Брюс отвел взгляд в сторону.

— Уберите, — сказал он, отодвигая от себя фотографию.

Николаев вздохнул.

— Мистер Уэйн, я понимаю, что согласно законам вашего штата наш бывший офицер заслужил…

— … обитую войлоком палату.

— Может быть, — спорить Николаев не стал. — Но насколько я могу судить, следствие ФБР зашло в тупик. Это раз. В ФБР решили, что они смогут использовать арестованного для своих целей и сначала поставили ловушку на Бэтмена, а потом пытались расстрелять машину, где находились Бэтмен и… наш бывший офицер. Это два.

Генерал не договорил. Было что-то еще, это Брюс чувствовал кожей.

Мимо них прошел представитель московской администрации — не то Федотов, не то Федоров. Встревать в разговор не стал, лишь понимающе улыбнулся. Кому из двоих, Брюс так и не понял.

— Пока что выходит следующее, — продолжил Николаев. — Бэтмен вынужден покрывать не только серийного убийцу и террориста, но еще и русского шпиона. Разумеется, мистер Уэйн, это всего лишь догадка.

— Бэтмен гарантирует, что серийный убийца и террорист в самом скором времени будет возвращен в психиатрическую больницу Аркхэм. Где ему и место.

— Никто не станет держать его там. Это ведь не в интересах ФБР, верно? А он опасен. Он ведь уже сбежал из «обезьянника», верно? Про это писали газеты. А теперь он ушел во второй раз. Как ему это удалось, не знаю. Предполагаю, что он смог повлиять не следователей. Понимаете, вряд ли кто-нибудь в ФБР несколько дней назад мог вообще подумать, что они потеряют арестованного. И сейчас нет никакой гарантии в том, что он не выберется из тюрьмы в третий раз.

— Чего вы добиваетесь?

— Надеюсь, того же, чего и вы, — Николаев поднял со стола фотографию и всмотрелся в лицо-без-грима, — справедливости.

Брюса этот ответ изумил.

— И как вы ее представляете?

— Вы единственный человек, который имеет полное моральное право решать его судьбу.

— С какой стати?

— Вы очень любите свой город, — брови Николаева сдвинулись. — Так, что согласны даже рисковать жизнью каждую ночь. И вы сейчас несете самую большую ответственность за Готэм — это ведь вы взялись его перестраивать и перекраивать. Поэтому я прошу вас — и именно вас — позволить нашему бывшему офицеру вернуться в Россию.

— Вы боитесь, что он расскажет о своей службе на допросе?

Генерал покачал головой.

— Он не расскажет. Для профессионала его уровня это исключено. А если он и хотел отомстить своему прежнему руководству, то он этого уже добился.

— Тогда зачем он вам нужен?

— Зачем? Просто я не считаю, что своих офицеров можно сдавать противнику.

Николаев улыбнулся, убирая фотографию с глаз долой. Брюс помедлил с ответом, а генерал тем временем остановил официанта и что-то сказал ему по-русски.

— Мистер Уэйн, не желаете ли кофе? — спросил Николаев.

— Двойной эспрессо.

— С удовольствием, — официант разве что не кланялся.

Брюс сложил руки на груди.

— А что ожидает этого офицера после возвращения на родину?

— Скажу честно: при прежнем руководстве его бы ликвидировали, — сообщил Николаев тем же тоном, каким только что заказывал капучино.

— А я думал, вы пообещаете его вылечить и перевоспитать.

— Я обещаю только то, что буду добиваться справедливости всеми силами.

— И где же гарантия, что он не сбежит от вас в третий раз?

— Гарантии нет, — признался генерал. — Но если так можно выразиться, ему это неинтересно. У него иные счеты с нашей организацией, мистер Уэйн. И расплачиваться с ним мы будем иначе.

— И вы, конечно, всего лишь хотите исправить ошибку своего руководства?

— Да, — кивнул Николаев.

Они переглянулись.

А Брюс понял, что очень не хочет верить тому, что услышал.

И что уже поверил.

И что давно не слышал такой пронзительной правды от незнакомого человека.

В молчании дождались кофе. Брюс выпил эспрессо залпом, морщась и обжигаясь.

— Это невозможно, — вынес он вердикт. — Ваш офицер совершал преступления в США и должен ответить за них перед американским правосудием.

Николаев лишь вежливо склонил голову.

Когда Брюс, прощаясь, благодарил Дерябина за ужин, русский бизнесмен полюбопытничал:

— Я видел, вы очень долго беседовали с Дмитрием Леонидовичем. Как я и говорил, если вас интересует российский рынок, знакомство в ФСБ не повредит. Так что, надеюсь, это был полезный разговор?

— Да, — кивнул Брюс. — Узнал много нового.