Последняя битва (джен)

Щелкнул золотой замочек, пальцы, обтянутые клетчатыми перчатками, откинули крышку шкатулки. По лицу Шахматноголового заплясали радужные блики.

— Все пламя мира… — голос задрожал в жадном предвкушении. Цуна вздрогнул от отвращения, смешанного с жалостью: в одно мгновение Шахматноголовый стал похож на наркомана под дозой или алкоголика, дорвавшегося до бутылки.

Семь разноцветных лучей брызнули из шкатулки. Один из них протянулся к соске Реборна. Цуна напрягся: сейчас! Времени было мало, даже меньше, чем они предполагали вначале, потому что здесь наполнить соску Реборна новым пламенем просто некому.

Реборн выстрелил пулей хаоса, и в тот же миг Цуна рванулся из светового кокона — сквозь огонь, которым взорвался барьер там, где в него попала пуля. Сейчас он не полагался на кольца: вряд ли они помогут против того, в чьих руках собрана вся мощь тринисетте. Сила посмертной воли вела его. Готовность умереть, но победить — то самое, чему так долго учил его Реборн.

Шахматноголовый не ожидал нападения.

Выстрел Реборна нашел сразу с десяток целей — Цуна не знал, как именно тот управляет своим «хаосом» и управляет ли вообще, но эффект оказался потрясающим. Трон Шахматноголового разлетелся вдребезги, по клеткам пола зазмеились трещины. Шахматноголовый упал, шкатулка вывалилась из его рук, запрыгала по полу.

Следующие мгновения смешались и полетели кувырком — так что Цуна едва успевал понимать, что происходит. Желтый луч клюнул пустышку Реборна, но ее пламя не втянулось из соски в луч, как предполагал Цуна, а разлетелось кляксами, взорвав соску изнутри. Реборн закричал, запрокинув голову, шляпа упала, покатилась по полу и провалилась в расширившуюся трещину. Гокудера почему-то рванулся за шкатулкой, споткнулся об обломок трона, проехался по полу животом и почти схватил шкатулку, но тут ее отпихнул в сторону Бермуда, кинувшийся на своего врага. Шахматноголовый успел подняться, взгляд его стал диким, почти безумным. Он побежал туда, куда скользил по гладкому полу его Истинный Грааль — к той самой трещине, куда свалилась шляпа Реборна.

Цуна бросился наперерез и ударил. Он точно знал, что второй попытки не будет, и потому вложил в единственный удар всю свою решимость. Шахматноголовый вспыхнул ослепительно белым и смел Цуну с дороги взмахом руки — так, что тот отлетел, ударился спиной в стену и киселем сполз на пол. Разлетелось вдребезги кольцо, полыхнув напоследок чистым пламенем Неба. Белый свет запульсировал, слепящим ветром ударил в лицо. Кто-то крикнул: «Цуна!» Голос был знаком — Реборн, конечно. Вчера в бою он говорил так же, когда стал взрослым и пришёл на помощь. Вот только почему сейчас Цуне слышалась в этом голосе паника? «У нас получилось, Реборн! Что не так?»

Он понял почти сразу — когда Реборн, одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, прикрыл Цуну собой. Именно этот свет сделает из них аркобалено?

Белое смешалось с черным: Бермуда добрался до Шахматноголового и без затей вцепился ему обеими руками в горло. Его пламя Ночи было сейчас даже сильнее, чем вчера, под конец боя. «Меня он не ненавидел, — мелькнула мысль, — я ему всего лишь мешал». Белое сияние погасло, поглощенное этой ненавистью. Цуна поглядел на свои руки: привычные, как всегда. Ничего не изменилось, только колец Вонголы и Шимон больше нет. И Реборн…

— Реборн, — позвал он, непривычно задирая голову вверх. — У нас получилось?

Реборн молча сделал шаг в сторону, открывая Цуне обзор. Шахматноголовый и Бермуда катались по полу, сцепившись, как мальчишки в драке. Силы их были, похоже, почти равными: вернее, их уравнивали растерянность одного и жажда мести второго. Ребенок против взрослого мужчины — наверное, это могло бы смотреться смешно, однако на самом деле выглядело жутко.

Пол ходил ходуном, как при землетрясении: похоже, выстрел Реборна уничтожил основание пещеры. Гокудера бежал через зал — с перекошенным лицом, не отрывая взгляда от шкатулки. Та стояла, пошатываясь, на самом краю трещины, из-под ее крышки лился спокойный белый свет, мягкий и успокаивающий. Под ноги Гокудере подкатились Бермуда с Шахматноголовым, сшибли, он поднялся, перепрыгнул через разошедшуюся прямо перед ним новую трещину…

— Гокудера-кун! — Цуна побежал к нему. Что-то важное наверняка связано с этим Истинным Граалем, о чем Гокудера узнал или догадался.

Из-под ног донесся ровный мерный гул, усилился — так, что завибрировали кости и заныли зубы. Трещина разветвилась, куски пола с грохотом рушились в бездну — и в ту же бездну, так и не расцепив объятий, полетели Бермуда и Шахматноголовый. А за ними — Истинный Грааль.

— Гокудера! — закричал Цуна. Он сам с трудом слышал собственный голос и совсем не был уверен, что услышит Гокудера, но тот обернулся, крикнул что-то в ответ. Упал на живот на краю трещины. Цуна подбежал к нему: — Гокудера! Что?..

— Нужно достать! — Гокудера тянул руку вниз, туда, где на узком уступе лежала на боку шкатулка. Из нее все еще лился спокойный белый свет, манящий, завораживающий. «Все пламя мира», — вспомнил Цуна.

— Зачем?

— Ямамото! Он умрет! — Гокудера на мгновение обернулся к Цуне, и на его лице отразилось такое отчаяние, какого Цуна еще никогда не видел у друга. А Гокудера уже снова свесился вниз. Ему не хватало каких-нибудь нескольких сантиметров, чтобы дотянуться.

«Как раз сейчас там, снаружи, один из твоих друзей доживает последние минуты», — Цуна вздрогнул, вспомнив. Он тогда подумал, что Шахматноголовый врет, издевается, пытается лишить их уверенности.

Цуна упал рядом, свесил голову. Нет, так не достать.

— Гокудера! Держи меня за ноги, я…

Он не успел договорить. Черное пламя взметнулось из пропасти, тряхнув землю судорожным толчком. Гокудера рухнул вниз — Цуна едва успел ухватить его за пальцы. Перехватил другой рукой за запястье, сам опасно перегнувшись вниз. Гокудера все тянул вторую руку к шкатулке, Цуна едва мог удержать его и, казалось, Гокудера готов вырвать руку и прыгнуть — но тут уступ осыпался мелким крошевом, и Истинный Грааль медленно, как будто во сне, упал в бездну.

Он падал, сияя все тем же ровным белым светом — и, столкнувшись с пламенем Бермуды, взорвался разноцветьем радуги, разлетелся сияющим фейерверком. Гокудера ахнул и безвольно обвис. Поток семицветного пламени взмыл фонтаном, ударил в потолок, и гора над головой затрещала.

Цуна лежал, обеими руками держа Гокудеру, и чувствовал, как сам он медленно соскальзывает в пропасть.

— Десятый, лучше отпустите меня,— голос Гокудеры был странно, почти неестественно спокоен — как будто он уже умер, в отчаянии подумал Цуна.

— Два тупых щенка! — пол исчез, неведомая сила рванула Цуну вверх, и в следующий миг он обнаружил, что бежит по тому самому коридору, который привел их в логово Шахматноголового; что рядом бежит Гокудера; и что их обоих за шкирки — в самом деле как щенков! — то ли толкает, то ли волочет Реборн.

Еще через несколько мгновений в глаза ударил солнечный свет, и оба они полетели носами в землю. Над головой пронесся ураганный порыв ветра, снова дрогнула земля, загрохотало — и стихло.

Цуна поднял голову, сел; острые грани щебня больно кололи ладони.

В нескольких шагах от них сидел Ямамото, разглядывая собственные руки с таким удивлением, будто видит их первый раз в жизни. Его рубашка была вся пропитана кровью, камни вокруг побурели, но выглядел он ничуть не умирающим. Поднял голову:

— Йо, Цуна, все в порядке? Вау, малыш! Ты стал взрослым! Гокудера, ты…

— Ямамото! — Гокудера подскочил к нему, схватил за плечи. — Жив? Чертов ты придурок, ты жив? — Странно всхлипнул и сел рядом, как будто потерял последние силы. — Т-такеши…

— Я же обещал, — немного растерянно сказал Ямамото. Медленно поднял руки и накрыл ладони Гокудеры своими.

Цуна подумал вдруг, что им совсем не нужны сейчас лишние взгляды — даже его. Отвернулся к пещере Шахматноголового. Колонны уцелели, но между ними вместо темного провала была теперь ровная скала.

— Не туда смотришь, — ухмыльнулся Реборн. Поднял руку: — Гляди.

Над озером миллионом крохотных радуг сияло пламя.

— Вот настоящее тринисетте, — сказал Реборн.

А на берегу выплясывали, размахивая бинтами, как серпантином, двое мужчин — Цуна подумал, что теперь, наверное, будет не слишком правильным называть их Виндиче.