Милосердие монстров (джен)

Алкоголь — не лучшее решение всех проблем. Строго говоря, это вообще худшее из решений — хотя бы потому, что никогда и никому ещё не удавалось решить ни одну проблему, просто налившись неразбавленным вискарём по самые брови. Но когда твой мёртвый брат лежит на заднем сидении машины, а ты сидишь за рулём, щурясь от солнечных лучей, и прокручиваешь в голове все свои косяки и упущенные возможности, и ненавидишь себя, ненавидишь собственную беспомощность, Стива Добсона и его сопливую дочку, ненавидишь охоту, охотников и свою жизнь, ненавидишь людей за то, что мирно спят в тёплых постелях, ненавидишь солнце за то, что встаёт на горизонте, как будто ничего не случилось... Тогда, если ты сильно пьян, можно представить, что всё это пройдёт, как только протрезвеешь. Обычно ничего подобного не происходит, но алкоголь позволяет хотя бы не сразу пустить себе пулю в висок, потому что два трупа и бутылка виски в одной машине — это как-то не очень красиво, а для полиции так и вовсе подозрительно, зато, наверное, будете проходить по делу об убийстве-самоубийстве под общим номером, а это почти как братская могила, которых у охотников не бывает, и слава богу, что не бывает...

Сэму стоило бы заниматься уголовным правом — тогда он имел бы дело только с бумажными мертвецами, а не разглядывал бы настоящих в провинциальных моргах, не охотился бы на них, не выкапывал из могил и, уж конечно, сам не стал бы одним из них. Ну, во всяком случае, до тех пор, пока не обзавёлся бы правнуками, радикулитом и болезнью Альцгеймера.

Надо было оставить его в Стэнфорде.

Надо было дать ему шанс стать нормальным человеком.

Надо было дать ему шанс остаться в живых.

Надо было присматривать лучше, бежать быстрее, успеть словить его пулю своим телом и вообще поэффективнее шевелить мозгами, но что поделаешь, если мозги в семье достались именно Сэму, а его никчёмному братцу достались наглая морда, комплекс неполноценности, слепая вера в семью и прочие бесполезные по жизни вещи...

Дин закрыл глаза — рассветное солнце тут же окрасило алым обратную сторону век — и прошептал:

— Что я скажу отцу? Что я, чёрт возьми, скажу отцу?!

Ранним утром Импала медленно ползла по пустой трассе, то и дело норовя вылезти левым боком на встречную полосу. Дин даже жалел, что на дороге нет ни одного копа, который остановил бы его и которому он мог бы сказать: "Я везу труп своего брата". Ему страшно хотелось кому-нибудь это сказать — как будто это разъединило бы Сэма и его мёртвое тело и можно было бы вообразить, что Сэм всё ещё где-то существует, только не в этом мире, заблудился в реальностях, но его можно найти и спасти.

Труп. На редкость уродливое слово. И кто только придумал такое...

Он хотел позвонить Бобби и спросить, умеет ли тот воскрешать мёртвых, но трубку никто не брал. Хотел позвонить отцу и, если тот вдруг отзовётся, сказать, что не справился со своей работой. Пускай отец убьёт и его тоже. Хотел вернуться в Милуоки, отыскать Стива и проломить ему башку за то, что научил свою соплячку стрелять и указал цель. Хотел отыскать соплячку и свернуть её цыплячью шейку за то, что оказалась такой хорошей ученицей.

Но ему всё труднее было даже держать глаза открытыми.

Пустая бутылка перекатывалась на полу между сиденьями. Сэм укоризненно молчал под натянутым до подбородка, заботливо подоткнутым синим спальником.

Дин поймал себя на том, что боится его разбудить. Раньше он выговаривал мелкому: лучший сон — как раз на рассвете, а ты вскакиваешь вечно ни свет ни заря, и чего тебе не спится?... А Сэм хмыкал в ответ и вворачивал что-нибудь ироничное про чьих-то девок и чьи-то пьянки, после которых кое-кто как раз и засыпает только в пять утра — и тогда, конечно, спится просто замечательно. А нормальные люди предпочитают встать пораньше. И вообще, рассвет — это иногда чертовски красиво, Дин!

Ты такая девчонка, Сэмми... Но ты прав. Это классная штука. Жаль, что ты не видишь.

Интересно, были ли семьи у тех оборотней, которых они убивали прежде? Был ли кто-нибудь, кто любил их даже такими — с клыками, когтями и жаждой крови? Кто-нибудь, кто теперь проклинает охотников, которые их спасли?

Отец говорил: "Сперва стреляй, а потом сомневайся. А лучше — стреляй и не сомневайся. Делай свою работу, Дин". Он постоянно повторял это. Но работник из Дина всё равно получился хреновый.

* * *

Тоненькую фигурку, которую солнечные лучи, казалось, пронизывали насквозь, он заметил, только когда не выдержал усталости и свернул на обочину в десяти милях от Милуоки. Странно, что она умудрилась уйти так далеко пешком.

Дин заглушил мотор, вгляделся и посигналил. Энни обернулась и, секунду поколебавшись, подошла к Импале. Глаза её до сих пор были красными, заплаканными, но Дин не уловил в них ни капли раскаяния. Хотя он мог и ошибиться — девчонка перед ним дробилась, двоилась и расплывалась в солнечном сиянии и алкогольной дымке.

— Тебя отец ищет, — сказал он.

— Я знаю, Дин.

У Энни был чужой самоуверенный голос, не похожий ни на угрюмое подростковое бурчание, ни на плаксивый лепет новоиспечённой убийцы. Она открыла дверцу и села на пассажирское место. Место Сэма.

— Это ты зря, — покачал головой Дин.

— Да наплевать, — легкомысленно отозвалась Энн и, развернувшись назад, посмотрела на Сэма. — Ты вроде брата хотел спасти?

Дин насторожился. Что-то было не так. Энни правильно истолковала его молчание и, моргнув, показала багрово-красные, с пурпурным отливом глаза. Всё стало ясно, но он на всякий случай уточнил:

— Демон?

— Демон Перекрёстка, — поправила Энни.

— Так мы же вроде не на перекрёстке...

— А тебе принципиально?

— Я думал...

— А ты не думай, Винчестер. Думать — это не твоя суперспособность.

— Твоя правда, стерва, — устало улыбнулся Дин и полез во внутренний карман куртки, где хранилась фляжка со святой водой. — Зато у меня уйма других способностей.

Его несколько беспокоило то, что демонша не спешит ни нападать, ни улепётывать, а сидит себе преспокойно, развалившись на сидении чуть ли не с ногами. Это противоречило всем правилам охоты.

— Может, сначала выслушаешь? — раздражённо осведомилась Энн. — Меня, между прочим, понизили в чине и швырнули в этот отстойный мясной костюмчик специально для того, чтобы ты, кретин, мог вытащить своего драгоценного Сэмми из Чистилища.

Дин озадаченно смотрел на неё, уже не пытаясь дотянуться до фляжки.

— Сэм в Чистилище?

— Ты что, не знал, что монстры не попадают ни в Рай, ни в Ад? Понятно, пробелы в образовании... Короче, ты ведь в курсе, чем занимаются перекрёсточники?

— Я не собираюсь продавать душу.

— Да ладно? И что же, в таком случае, ты намерен делать? Заедешь подальше в лесок, устроишь Сэму убогие охотничьи похороны и разнесёшь себе башку из кольта? Или ещё вариант — похоронишь, выбросишь телефон и будешь всю жизнь убегать от отца, которого так долго искал, потому что не сможешь больше смотреть ему в глаза? И не только от отца, но и от всех его многочисленных друзей и знакомых — потому что Джон объявит охоту на тебя, Дин. Потому что он-то точно захочет посмотреть тебе в глаза и спросить, зачем ты угробил его сына. И что ты ему ответишь? "Так получилось"?

— Не твоё собачье дело!

— Моё, кисонька, моё. Я тебе помочь пытаюсь, проявляю, так сказать, милосердие, а ты всё ерепенишься.

— Я скоро начну блевать от слова "милосердие". Насмотрелся уже во всех видах. Спасибо, хватит!

Демонша сочувственно вздохнула и заглянула Дину в глаза. Он быстро отвернулся, но всё, что нужно, она успела прочитать.

— Не очень-то у тебя получается прятать эмоции, Винчестер. Ты прозрачен, как душевая занавеска в борделе. Тебе же до обморока хочется, чтобы Сэмми был жив-здоров, чтобы по-прежнему ботанил в колледже и ругался с папочкой, чтобы он жил, а ты вместо него... Разве я не права?

Он молчал и смотрел на дорогу, вызолоченную солнцем. Тогда Энни продолжила:

— Я не могу вернуть его из Чистилища — демонам туда не попасть. Но могу свести тебя со Жнецом, а эти сволочи знают все лазейки. Подумай, это единственный реальный шанс! Ты находишь брата, возвращаешь его на грешную землю и целый год в ус не дуешь, пока адские гончие не явятся за тобой.

— Год?

— Так и знала, что ты зацепишься именно за этот пункт...

— Слишком мало.

— Напротив, слишком щедро! Душа Сэма и целый год жизни — подумай, как много можно купить за одну твою никчёмную душонку! Предложение выгоднее, чем беспроцентная ипотека!

— А тебе какой толк от моей никчёмной душонки?

— В хозяйстве всё пригодится.

— Но тебе она так нужна, что ты сама меня нашла?

— Не обольщайся, кисонька. Я же демон Перекрёстка, хоть и временно! Я как больничный священник — всегда знаю, кто, где и до какой степени отчаялся и когда моя очередь выходить на сцену. Это моя работа.

Дин задумался. Энни ждала.

Наконец он протянул руку, открыл дверцу с пассажирской стороны и сказал:

— Выметайся. Сделки не будет. И отпусти девчонку по-хорошему, пока я тебя в святой воде не выкупал. Давно ты, кстати, в ней сидишь?

— Где-то с полчаса. Тут тесновато и сыро от соплей и стенаний, но меня уверили, что ты ребёнка не обидишь. К тому же, она собиралась повеситься на первой попавшейся осинке, так что, считай, я ей жизнь спасла.

— Какие благородные демоны пошли!

— Не то что люди, правда? Цени это, Винчестер.

Дин демонстративно потянулся за фляжкой. Демонша не шелохнулась, только её глумливая улыбка стала чуть более напряжённой.

Телефон Дина вдруг разразился гитарными аккордами. Он вздрогнул и вытянул его из кармана вместо фляжки.

На дисплее высветилось неожиданное и короткое "Папа". Дин не поверил своим глазам. Почти целый год, целый грёбаный год ни звука, ни слова, только редкие смс с координатами очередной охоты — и вот сейчас, когда Дин меньше всего хочет его слышать, когда до смерти боится услышать что-нибудь вроде "Я знаю, что ты увёз Сэма из Стэнфорда. Он в порядке?"...

Где брат твой, Каин?

Телефон звонил и звонил, вибрируя в его руке.

— Может, ответишь? — поинтересовалась Энни.

Дин, низко опустив голову, молчал. Телефон тоже умолк в конце концов, но через секунду зазвонил снова.

— Мне не нравится этот рингтон, — пожаловалась Энн. — Это что, Брайан Тичи? Какая-то хрень хардроковая...

— Заткнись, — попытался огрызнуться Дин, но получилось так сдавленно, тихо и жалко, словно что-то душило его изнутри. — Просто заткнись. Пожалуйста.

Телефон снова замолчал — теперь уже надолго. Дин поднял голову. На лбу у него блестел бисерный пот, а в глазах застыла обречённость.

— Это было подло, — сказал он. — Этот фокус со звонком. Я почти купился. Хотя чего ещё можно было ждать от демона, кроме мелкой подлянки?

— Это не я! — возмутилась Энн.

— Неважно. Это было подло, но убедительно. Я понял... Я согласен.

— На что?

— На Чистилище, Жнеца, адских гончих и прочее. На сделку.

— Уверен?

— Тебе по-китайски повторить?

Энни хмыкнула, придвинулась поближе к Дину, положила руку ему на затылок — он дёрнулся, как от удара током, — и потянулась к его лицу.

— Это ещё зачем?

— Сделка скрепляется поцелуем, дурачок.

— Я не педофил, чтобы целоваться с малолеткой в машине на обочине. Прикинь, как это со стороны выглядит?

— Брось, Дин! Душу продаёшь, а волнуешься о том, как это выглядит. И вообще, малявка не против. А мне шестьсот с хреном лет — ну, если тебя интересуют женщины постарше.

Дин поморщился, бросил быстрый виноватый взгляд на заднее сиденье и добавил:

— Ещё пара условий.

— Вот зануда...

— Во-первых, когда я вытащу Сэма из Чистилища, он больше не будет оборотнем. И не вспомнит, что был.

— Не хочешь, чтобы он помнил, как пытался тебя убить, а ты его не мог, хотя и должен был? Понимаю. Никто не хочет, чтобы ему постоянно напоминали, какой он слабак. Это можно устроить, — кивнула Энн. — А во-вторых?

— Как только мы закончим, ты освободишь Энни и вернёшь её к отцу.

— С превеликим удовольствием. Эта мелкая засранка меня бесит. Хнычет без перерыва, всё прощения просит... Я из-за неё превращаюсь в моральный кисель.

— И где была её мораль, когда она убивала моего брата?

— А это ты сам у неё спросишь. Папаша ей здорово башку задурил, так же, как и твой — тебе и Сэмми. Все вы, охотнички, психи ненормальные... Так мы целоваться будем или нет, в конце концов?

Ей пришлось встать коленом на сиденье, чтобы дотянуться до Дина, и губы у неё оказались жёсткие и колючие, в сухих трещинках, так что, когда она отстранилась, он почувствовал громадное облегчение и вдобавок совершенно протрезвел — как будто ему вынули мозги, прополоскали и вернули на место.

"Интересный побочный эффект, — подумал он. — Запатентовать бы..."

— Теперь всё будет в порядке, — сказала Энн, закрывая дверцу Импалы и поудобнее устраиваясь на своём месте. — Ну, что смотришь? Заводи свой драндулет. И поаккуратнее на дороге — нам ещё через четыре штата пилить с мертвецом в салоне. Может, в багажник его затолкаем? Я слышала, у Импал вместительный багажник... Эй, остынь, оставь фляжку в покое! Нет так нет, я же просто предложила!

* * *

Жнец носил эспаньолку и водил такси. Глаза у него были мудрые, всепонимающие. Он даже не спросил об оплате, только как-то подозрительно переглянулся с демоншей, и Дин разозлился — сговорились, сволочи, они все сговорились против нас, Сэмми! — но решения своего не изменил.

Отец звонил по пути ещё три раза. Дин каждый раз приходил в бешенство, орал на демоншу: "Хватит этих манипуляций! Я ведь уже согласился!" — но та лишь невозмутимо подпиливала ноготки и молчала, и после третьего звонка до Дина дошло, что это всё-таки не её рук дело.

Тогда он просто отключил телефон, предчувствуя, как потом ему за это влетит от папы. Как ему влетит за всё, что он натворил.

И вот наконец он стоял перед железной дверью, ведущей в здание непонятного назначения — то ли заброшенный фабричный цех, то ли пакгауз. Жнец сказал, что за ней Чистилище, но Дина не покидало смутное подозрение, что его зачем-то дурят, как маленького, и как только он откроет дверь, за ней не будет ничего, кроме пыли и мусора, а эти двое за его спиной будут ржать и тыкать в него пальцами — полюбуйтесь, мол, как здорово мы разыграли этого идиота Винчестера!

Но пока что и Жнец, и Энни были торжественно-серьёзны.

— Прихвати мачете, — предупредила демонша. — Я знаю, у тебя есть в багажнике.

— Зачем?

— Там полно тварей, помимо твоего брата. И, едва ты окажешься в Чистилище, каждая из них захочет тебя схарчить. Включая Сэма. Не думаю, что он тебя узнает и бросится в объятия.

Дин послушно вытащил клинок из багажника и спрятал под курткой.

— Вы не забыли заклинание? — заботливо спросил Жнец.

— Не забыл, — буркнул Дин. Он в последний раз взглянул через стекло на лицо Сэма, белеющее в полумраке на заднем сиденьи Импалы, на его посмертно заострившиеся черты и выражение покоя, какого никогда не бывает у живых, и вздохнул. — Прощаться не будем. Ну, открывай, что ли...

И Жнец распахнул перед ним дверь.

А Чистилище оказалось совсем не таким, как он себе представлял. Он совершенно не ожидал увидеть лес — бесцветно-серый, блёклый, безнадёжный, весь шуршащий от чьих-то невидимых перемещений и полный враждебных взглядов, но всего лишь лес. Здесь даже было солнце — мутное пятно в зените тусклого неба. Значит, были и вечер, и ночь, и утро.

— А не так уж всё и плохо, — хмыкнул Дин, вытаскивая мачете. Судя по усиливающемуся в подлеске шороху, скоро оно должно было пригодиться.

На него смотрели со всех сторон — он чувствовал это покрывшейся мурашками кожей и вздыбившимися на затылке волосками. Воздух звенел так, словно рядом работала крупная электростанция. Но вместе с тем на Дина снизошла странная уверенность в собственных силах.

Он сможет всё. Он здесь главный. Он сильнее всех тварей, окруживших его плотным кольцом. Он — живой. И знает, что нужно делать.

Он поудобнее перехватил мачете и громко спросил у леса:

— Ну, и чего вы ждёте?

И они сразу посыпались, как горошины из стручка — вампиры, оборотни, ругару, вендиго, веталы, перевёртыши, даже парочка рейфов. Дина так закрутила эта рычащая, скалящая клыки, окровавленная, завывающая карусель, что на видовую принадлежность противников он не обращал особого внимания. Следил только за тем, чтобы в суматохе боя не пропустить Сэма и ненароком не убить его ещё раз.

К счастью, твари действовали поодиночке, кто во что горазд, и чаще вместо того, чтобы нацелиться на Дина, вцеплялись в глотки друг другу. Может, им просто не приходило в головы объединить усилия, а может, они все были созданы вечными одиночками, даже вампиры. Во всяком случае, Дину это было на руку.

Когда первый поток схлынул, когда Дин отхватил башку последней клыкастой нечисти — кажется, это был гуль, — и огляделся по сторонам, лес был тих и пуст. Дин тяжело дышал, с мачете капала чужая кровь и какая-то неопознанная бурая слизь, которой он весь был заляпан с головы до ног, но он не чувствовал ни малейшей усталости.

— Это было не так уж трудно. Пожалуй, здесь даже можно жить, — сказал он, вытер лезвие о сухую, мёртвую траву и, прислушиваясь к шёпоту леса, двинулся на поиски.

Сэм нашёл его первым.

Вернее, сначала его нашла какая-то многорукая тварь, сиганувшая с дерева ему на спину и повалившая в ворох палой листвы. Пока Дин, свившись с ней в клубок, отбивался от бесчисленных конечностей и жадной пасти с иглообразными зубами, над головой его раздался утробный рык, а в следующий миг тварь оторвали от него и отбросили в сторону под пронзительный протестующий визг, тут же перешедший во влажное хлюпанье. Когда Дин пришёл в себя и поднял голову, Сэм сидел на земле в двух шагах от него, сосредоточенно вгрызаясь в хребет поверженной твари.

— Здорово, Эвридика, — пробормотал Дин. — Вот и я, твой Орфей...

Сэм вскинул голову и предупреждающе заворчал, как пёс над сахарной косточкой.

Да, никаких иллюзий. Он был оборотнем, кровожадным чудовищем, который Дина знать не знал и точно не питал к нему никаких братских чувств, и, если бы не удачно подвернувшаяся рукасто-зубастая нечисть, растерзал бы его точно так же, как сейчас терзает свою добычу. Его глаза были огромными, золотисто-янтарными, и насторожённо изучали Дина поверх туши убитого монстра. Подбородок и руки были залиты кровью.

Дин, конечно, ничего другого и не ожидал, но от отвращения и жалости у него дрогнуло сердце.

Он осторожно встал, не сводя глаз с оборотня. Тот тоже внимательно следил за ним взглядом, не прекращая с чавканьем жевать сырое мясо.

— Сэмми, пойдём домой... — Дин нерешительно вытянул руку раскрытой ладонью вверх. Оборотень прорычал ещё одно предупреждение. — Сэмми, я знаю, что ты хоть немного, но понимаешь меня. Поднапряги мозги, ты же умный...

Оборотень презрительно фыркнул, но жевать стал помедленнее.

— Из нас двоих ты всегда был умнее, — продолжал Дин, зная, что Сэм прислушивается не столько к словам, сколько к звуку его голоса. — Но вот эта последняя твоя выходка — это было очень, очень глупо, Сэм. Наверное, я мог бы смириться, если бы ты погиб в бою, на охоте, но вот так нелепо быть убитым охотниками, своими же... Да были бы ещё это нормальные охотники! А то какая-то сопливая малолетка с папиной пушкой... Хотя что я несу? Я бы никогда не смирился с твоей смертью, какой бы она ни была. Ты просто не должен был умирать раньше меня. Ты вообще не должен был умирать! Да, мёртвым лучше оставаться мёртвыми, но я же идиот, я не понимаю таких простых вещей, верно?...

Сэм слушал, забыв про мясо, склонив голову набок. Превосходно.

— Пойдём домой, братишка... Мне тебя не хватает. Никогда бы не подумал, что соскучусь по твоей нудной физиономии, но — вот. Чего только не случается... Я даже с демоном закорешился, чтобы тебя вернуть. Хотя тебе об этом знать совсем не обязательно... Я всю эту пургу несу только ради того, чтобы ты на меня не набросился, так что ты особо нос не задирай. Демонша обещала, что ты всё равно ничего не вспомнишь...

Медленно, словно сапёр, дюйм за дюймом перемещая руку, в которой всё ещё была зажата рукоятка мачете, Дин прижал лезвие к предплечью вытянутой руки. Оборотень напрягся, и Дин подумал — не бросится ли он, когда прольётся кровь?

Всё равно. Сейчас или никогда.

Задержав дыхание, Дин резанул руку. Кожа разошлась под клинком, хлынула кровь, и только потом вспышка боли прокатилась по руке и ударила в мозг, но это было уже неважно. Дин скороговоркой читал заклинание, которому научил его Жнец, и боялся, что не успеет закончить до того, как оборотень прыгнет и разорвёт ему горло. Но тот почему-то медлил. На секунду в янтарных глазах мелькнуло искреннее недоумение.

Потом Сэм всё-таки прыгнул и уже в воздухе превратился в голубую дымку, которая втянулась под кожу разрезанной руки, впиталась в кровь Дина, вспыхнула алым и успокоилась.

Это было больно.

Дин прошипел сквозь стиснутые зубы многоэтажное ругательство, зажал рану платком, обессиленно откинулся спиной на жухлые листья, устилающие землю, и выдохнул со счастливой улыбкой:

— Успел.

* * *

Остальное не заняло много времени.

Когда Дин вернулся, Жнец поспешил откланяться и исчез. Демонша ждала у Импалы, прислонившись бедром к запылённому чёрному крылу. Она даже сдержанно, уважительно поаплодировала.

— Вот уж не думала, что ты и правда это сделаешь, Винчестер. Респект!

— Освободи тело и проваливай, — устало ответил Дин. Она только пожала плечом, запрокинула голову, и из её разинутого рта, как из заводской трубы, вырвался густой дым. Он описал над Дином круг почёта и, взметнувшись ввысь, смешался с городским смогом.

Дин покачал головой — он не был уверен, что демонша действительно удымила восвояси, а не осталась где-то поблизости, но не знал, как в этом убедиться. К тому же, у него сейчас были дела поважнее — Энни Добсон валялась у его ног без сознания, и её нужно было сплавить в ближайшую больницу, не привлекая лишнего внимания, распухшая рука невыносимо ныла, дымчатая Сэмова душа металась в крови старшего брата, обжигая его и мучая, а фарфорово-бледное, мёртвое Сэмово тело всё ещё ждало воссоединения.

— Подожди немного, Сэмми, — шептал Дин, сажая Энни в инвалидную коляску у больничного подъезда — тут её должны были быстро заметить.

— Потерпи чуть-чуть, — просил он, отгоняя Импалу на загородный пустырь, доставая нож из кармана куртки и снова вспарывая едва поджившую рану. Во второй раз это оказалось ещё больнее, но надежда усмиряла боль.

— Только бы получилось... — выдохнул он, когда заклинание было прочитано наоборот, голубая дымка выплыла из раны вместе с кровью и окутала тело его брата.

Сэм вздрогнул, втянул ртом воздух, неразборчиво проворчал что-то, судя по интонации, ругательное и, повернувшись на другой бок, плотнее закутался в спальник.

Дин слегка опешил.

— Эй, мелкий, ты что, спишь?!

— Отвали... — глухо пробормотал Сэм. Поёрзал на сиденьи, пошарил рукой у себя под боком и, не открывая глаз, сунул брату какой-то твёрдый предмет размером с грецкий орех. — Вечно раскидываешь тут всякую дрянь...

Он уткнулся носом в спинку и захрапел. А Дин смотрел на находку, не замечая стекающей по предплечью крови, и не знал, смеяться или плакать от облегчения.

На его ладони лежала смятая, покорёженная пуля сорок пятого калибра из чистого серебра.