Шкатулка с секретом (гет)

Гейл попятилась.

Опять она осталась одна.

Единственный ее защитник, тот, на кого она могла (ей так хотелось верить, что может!) хоть как-то опереться, лежал теперь в сугробе — бездыханным трупом, таким же холодным, белым и бесчувственным, как снег, ставший для него и смертным ложем, и погребальным саваном…

Она видела только мерзкую ухмылку Гастона, который подходил к ней, осклабясь и широко разведя в стороны руки, словно намереваясь поиграть в забавную детскую игру в жмурки. Бежать-то Гейл, в сущности, было некуда — позади была стена, слева — забор, справа — угол двора, а впереди ее злорадно поджидал торжествующий душегуб. Она отшатнулась, прижимаясь к стене, судорожно шаря вокруг себя в поисках камня, или палки, или кирпича — хоть чего-нибудь! — но под руку ей попадался только снег, комья земли да мокрая керамическая плитка, которой были облицованы стены… И все же пальцы ее нащупали какую-то деревяшку — не то полено, не то тяжелую неоструганную доску — и она крепко сжала ее в руке, готовясь продать свою жизнь так дорого и с такими большими процентами, с какими только могла. Сейчас, вот сейчас… Пусть только эта тварь с гадкими маслеными глазками подойдет поближе…

Гастон, конечно, не мог не заметить ее жалкого «оружия» — и щербатая ухмылка, пересекавшая его лицо, стала еще шире; «Утю-тю», — с хитрецой прохрипел он, игриво маня Гейл пальцем. От злых, отчаянных слез, застилающих глаза, Гейл не видела перед собой ничего, кроме этой гнусной перекошенной рожи — и, стиснув зубы, внутренне собралась… Он был уже совсем близко от нее, в пятнадцати шагах… в десяти… в пяти… и останавливаться не собирался… переступил через распростертого в сугробе убиенного Дирка…

В мгновение ока «труп» привскочил и, обхватив Гастона за ногу, резко, изо всех сил рванул бедолагу на себя. Не ожидавший нападения Гастон с испуганным криком кувыркнулся в сугроб; Антиплащ бросился на него и, не давая супостату времени опомниться, схватил его за горло.

На какую-то секунду Гейл растерялась… Противники барахтались в снегу возле ее ног, ломая друг друга, вздымая снежную пыль и приглушенно рыча от ярости, словно парочка насмерть сцепившихся волков. Увы! Гастон вскоре оправился от неожиданности, и то преимущество, которое Антиплащ обеспечил себе внезапностью нападения, тут же сошло на нет; он был ранен, болен и потому слишком слаб, чтобы тягаться с сильным, здоровым и умелым врагом. Гейл видела, как медленно, но верно Гастон подминает его под себя, а ведь где-то совсем недалеко, за забором, были спешащие на подмогу своему дружку Спарки и сотоварищи…

Гейл размахнулась, как молотобоец в лучших традициях соревнований по забиванию свай, и изо всех сил обрушила на дерущихся полено, которое все еще держала в руках — и судя по раздавшемуся в ответ внятному шмяканью, попала аккурат по чей-то подвернувшейся голове… Вопрос только — по чьей? Ситуация менялась так непредсказуемо и стремительно, что удар мог достаться на долю отнюдь не того, кому был предназначен.

Клубок схлестнувшихся в драке тел возле ее ног как-то обмяк, и яростная возня прекратилась… До ушей Гейл донесся сдавленный страдальческий хрип — и она поняла, что кому-то там, внизу, явно приходится куда как паршиво… во всяком случае, куда паршивее, нежели ей.

— Помогите мне… — прохрипел из-под увесистой гастоновской тушки полупридавленный Антиплащ. — Рука…

Значит, она попала все-таки по Гастону! В первую секунду Гейл испугалась, что изрядно перестаралась с анестезией — но, судя по тому всхрапу, который Гастон издал, пока они с Дирком совместными усилиями перекатывали его на бок, он был вполне себе жив — хотя и основательно оглушен. Антиплащ, пошатываясь, тяжело поднялся на ноги — его опять плющило от кашля, но (к невероятному облегчению Гейл), он, несмотря ни на что, был относительно невредим и полон лихорадочной решимости продолжать представление.

Хотя поводов для оптимизма было мало.

— Спарки, — прошептала Гейл, — и эти, которые с ним… Я их видела. Они сейчас будут здесь… Они где-то на дорожке, ведущей от озера.

— Есть отсюда, со двора… другой выход?

— Через садовую калитку. Там тропинка… была. Но ее занесло снегом…

— Неважно. — Он мотнул головой. — Пошли! Скорее…

— Вы ранены, Дирк? Этот тип… в вас попал?

— Промазал, идиот… Только руку, ч-черт, придавил… Бежим!

…За садовой калиткой снег был нетронут, лежал тяжелым рыхлым покровом, в котором беглецы проваливались по колено; задняя стена сада выходила к лесу, чьи темные бастионы воздвигались в ночи зловеще и угрожающе, точно башни мрачного и молчаливого черного замка. Завернув за угол участка, Антиплащ на мгновение включил фонарик и повел им из стороны в сторону: луч света метнулся по ночному лесу, выхватывая из темноты замшелые стволы деревьев, расчерченные голубоватыми полосами сугробы и кряжистые коряги, похожие на причудливых, притаившихся в лесной тьме сказочных чудовищ. Казалось, Дирк что-то торопливо ищет…

Через секунду Гейл поняла, что́ именно.

Под высокой елью невдалеке стояли два снегохода.

— Ага. Я так и предполагал, что эти ребятушки не пешком сюда пришли от самого санатория. — Антиплащ бегом кинулся к ближайшему снегоходу. — А поскольку этих железных коней с той стороны, у дороги, не было, стоило сделать вывод, что они спрятали их где-то здесь…

Лезвием ножа он поддел крышку щитка и резким движением выворотил ее, обнажив тонкие разноцветные кишочки замка зажигания. Кажется, теперь надо было соединить провода напрямую, или сунуть в замок отвертку, или проделать еще какой-то загадочный, неведомый для непосвященных ритуал, чтобы запустить двигатель… Впрочем, у Антиплаща было иное мнение на этот счет — он бросил нож Гейл.

— Перережьте все провода, живее! А еще лучше — выдерните их к черту!

— Но…

В его серых глазах блеснуло раздражение:

— Делайте, как я говорю! Ну?!

Впрочем, Гейл уже поняла его план: пока она возилась с проводами первого снегохода, Антиплащ колдовал над щитком второго. Что́ он там делал, Гейл не знала (да, в сущности, и не хотела знать), но, чихнув пару раз, заработавший двигатель снегохода мягко взвыл — и в тот же миг сзади, из темноты, донеслись яростные многоголосые вопли…

— Они нашли Гастона, — мимоходом заметил Антиплащ. — Садитесь, едем!

— А вы… умеете управлять снегоходом? — робко спросила Гейл, забираясь на холодное кожаное сиденье позади водителя.

— Если я скажу вам, что не умею, это что-то изменит? — небрежно бросил Дирк через плечо.

— З-завидую вашему хладнокровию…

— Не думаю, что управление тут сложнее, чем управление обыкновенным мотоциклом. — Антиплащ внимательно изучал приборную панель перед собой. — Едем, едем! Держитесь за меня!

— Как держаться?..

— Нежно и страстно!

Спорить не приходилось: отбросив идиотскую стеснительность, Гейл крепко обхватила его за талию, прильнув к спутнику отчаянно и судорожно, точно к единственному и ненаглядному брату. Где-то позади раздались невнятные выкрики и хруст снега под тремя парами бегущих ног; вновь, взрезая чуткую тишину ночного леса, грохнул выстрел… В тот же миг снегоход тронулся — рывком, точно испуганная лань — и тут же резко набрал скорость; и звездная, обжигающе-холодная морозная ночь черным омутом бросилась Гейл навстречу…

* * *

Рассвет они встретили на какой-то крохотной промежуточной станции в нескольких милях от Орменвилля.

Станция была такая промежуточная, что здесь даже не имелось зала ожидания — только маленький павильончик с дюжиной деревянных скамеек, на одной из которых Гейл и Антиплащ и коротали время до первого поезда в Сен-Канар. Павильончик обогревался посредством едва теплившихся радиаторов, но уж что-что, а замерзнуть Гейл не боялась — от Дирка, сидевшего рядом, исходила ощутимая волна жара, как от хорошо прогретой печи: действие анальгетика давно закончилось, и его опять мучило удушье и неотступная лихорадка. Он дремал, кашляя и дрожа от озноба, съежившись на краю скамьи — в противоположность Гейл, которая, несмотря на невыносимую усталость, спать не могла, слишком уж она была взвинчена и взбудоражена событиями прошедшей ночи…

Ей не хотелось вспоминать все случившееся. Хотелось верить, что это был всего лишь кошмарный затянувшийся сон, который наконец-то скоро завершится. Она смертно устала — устала бояться, устала слышать угрозы и ловить на себе похотливые взгляды, устала от отчаяния и ощущения безысходности, просто физически устала от всех тревог, передряг и треволнений этой бесконечной безумной ночи. Болела голова, руки и ноги были налиты свинцом, а щеки и нос попросту онемели после сумасшедшего рывка через лес, от которого в памяти осталось только прыгающее по дороге световое пятно от фар, ледяной ветер, обжигающий лицо (хоть она и прятала его за спиной Дирка), мчащиеся назад лапы заснеженных елей, и ясное отчетливое осознание: одно неверное движение — и, не вписавшись в какой-нибудь коварный поворот, снегоход легко перевернется на полном ходу, оставив под собой лишь два раздавленных исковерканных трупа… Но крепкие руки Антиплаща надежно держали руль — и каким-то чудом все обошлось, и в конце концов они добрались почти до Орменвилля, до этой маленькой, заброшенной в лесу станции, где снегоход наконец пришлось бросить — просто потому, что топливо в баке было на исходе…

Купюры в десять долларов, которую Гейл нащупала в кармане куртки, вполне должно было хватить на два билета до Сен-Канара. Но ни медпункта, ни даже аптеки, где можно было бы купить для Дирка самое дешевенькое лекарство, на погруженной в снега лесной станции не наблюдалось, как и особенного наплыва пассажиров: только переговаривались чуть в отдалении два шальных лыжника в спортивных костюмах, да уныло бродил по перрону, временами почесываясь, одинокий бездомный пес. А возле кассы, ища затерявшуюся в кармане монету, озабоченно топтался неказистый и чернявый плюгавенький коротышка…

Гейл вздрогнула, увидев его.

Спарки?!..

— Не бойтесь, — хрипло сказал Антиплащ, от которого, по-видимому, не укрылась ее нервозность и опасливо-настороженный вид. — Они не могут знать, в каком направлении мы укатили, да и снегоходов, как ни крути, у них больше нет, так что здесь они нас не достанут… Сейчас, по крайней мере.

— А когда достанут? — устало, даже угрюмо спросила в ответ Гейл. — Им теперь известно, что я имею отношение к семейству Хаксли в целом и к этому проклятому Перстню в частности, будь он неладен… и, знаете, я как-то не могу отныне чувствовать себя в безопасности. — Она все-таки не удержалась от того, чтобы не бросить на Дирка укоризненный взгляд. — Зачем вы сказали им, что я — невеста Дилона, а? Если бы вы тогда промолчали…

— Думаете, они вас отпустили бы? — Антиплащ растянул потрескавшиеся губы в кривой усмешке. — Черта с два! Такие, как Спарки, свидетелей предпочитают не оставлять… — Чуть помедлив, он откашлялся и добавил неохотно, почти грубо, словно бы злясь на себя за собственную дурацкую откровенность: — Может быть, вас это удивит, но я всего-навсего спасал вашу шкуру, Гейл. Я знал, что они не рискнут вас убить, если будут думать, что вас еще можно каким-то образом использовать. Все-таки вы… немало для меня сделали, и я хотел… ну, как-то вас оградить, что ли. Я, знаете ли, не забываю добра, моя дорогая. Впрочем, — жестко добавил он, помолчав, — зла я не забываю все-таки дольше.

— А вам часто причиняли зло, Дирк? — спросила Гейл совсем тихо, едва шевеля губами — и это дало ему возможность ее слова не расслышать…

Кажется, он опять задремал — или сделал вид, что задремал, не желая принимать участия в разговоре, или вообще потерял сознание от жара… К платформе подкатил серебристо-стальной, длинный, точно гигантская гусеница, пригородный поезд и, скрежетнув тормозами, остановился у перрона; невнятно что-то каркнул динамик под потолком. Как было бы хорошо, мельком подумала Гейл, быстро прыгнуть сейчас в вагон и умчаться домой, к мягкому знакомому дивану и теплому пледу — и обо всем забыть, и оставить этого бледного доходягу со всеми его проблемами здесь, на безлюдной лесной станции, на холодной скамейке, без денег и без лекарств, так, чтобы он никогда-никогда отсюда не выбрался и навек исчез, как неудобный ухаб, из ее доселе гладкой и вполне налаженной жизни… Хватит с нее отзывчивости и добрых бескорыстных поступков, натерпелись! Пусть теперь кто-нибудь другой расплачивается за своё наивное «благородство», глупые неуместные порывы и не менее нелепую мягкотелость…

Вздохнув, она поднялась и, протянув руку, легонько потрясла спутника за плечо:

— Дирк! То есть, А… Антиплащ! Идемте, пора… наш поезд…