Я пропала в городе Сна
Среди серых безглазых стен,
Я осталась в мире одна,
Я попала к горечи в плен.
В паутине иных миров
Я избрала новую нить,
Этот путь сгустил мою кровь,
Но не смог меня изменить.
Я свою отыскала звезду
Среди стай болотных огней,
Твердо зная: если найду,
То отправлюсь только за ней.
Я тогда покинула высь,
Соблазнившись блеском огня;
Этот путь забрал мою жизнь,
Но не смог исправить меня!
В тьме густой, почти не дыша,
Подпирая небо плечом,
Тихо-тихо пела душа,
И лишь ты услышал — о чем!
(с)
________________________________________
Ох, почему в голове словно стучат молоточки, а во рту отвратительный соленый привкус?
Девушка на огромной кровати в золотой комнате открывает глаза и тут же зажмуривает их, вскрикнув от слепящего яркого света.
— Что желает госпожа?
Девушка чуть приоткрывает глаза и снова закрывает их ладонью, успев разглядеть лишь маленький туманный силуэт. Кто это?
— Что, простите?
Голос почему-то хриплый и говорить больно, в горле нестерпимо першит.
— Госпожа что-нибудь желает? Чай, вода, сок?
— Можно воды?
Губ касается холодное стекло. Девушка жадно пьет, откашливается и откидывается на подушки, пытаясь разобраться, что где болит, где она находится, и кто вообще она такая. Кто она такая?
Поразительно, но ответа на этот, в сущности, простой вопрос нет. В голове по-прежнему постукивают молоточки, сильно тошнит, а когда девушка пытается заглянуть в собственную память, обнаруживает, к своему ужасу, что ничего не помнит и ничего не знает. Возможно ли это? Она же должна хоть что-то помнить! Но даже собственное имя сгинуло в мутном сером водовороте сознания, который затягивает ее, и она снова проваливается в небытие.
Когда она приходит в себя в следующий раз, в огромное, от пола до потолка, окно заглядывает любопытная луна. На стенах горят несколько ламп, отбрасывая блики на золотые панели, и в комнате царит уютный полумрак. А у кровати притулился странный, маленький, ой нет, даже крохотный человечек с неестественно огромными ушами и круглыми глазами, одетый в грязную серую робу.
— Кто вы? — разлепляет губы девушка, делая попытку сесть.
Почему так болит рука? Словно кто-то выкручивал ее, а потом смял безжалостными пальцами.
— Я Крини, госпожа.
— Почему вы зовете меня госпожой?
— Для домового эльфа волшебники — хозяева и господа.
Девушка недоуменно хмурит брови. Домовые эльфы? Кто они такие? И опять грозовой молнией в сумрачных небесах ее памяти наболевший вопрос — кто ОНА такая?
— Крини, скажите, пожалуйста, вы знаете, кто я?
Какой идиотский вопрос!
— Госпожу звать Гермиона. Она — гостья Темного Господина.
Девушка осторожно спускает ноги с кровати и прислушивается к себе. Молоточки в голове утихли, тошнота тоже прошла, только стены немного покачиваются перед глазами.
Итак, ее зовут Гермиона. Уже прогресс.
— А где я?
Неужели эта роскошная комната — ее?
— Госпожа — гостья Темного Господина, — повторяет эльф, — а сейчас в замке Малфой-Менор. Малфой — хозяева Крини.
Странно. Значит, она не у себя дома? А где вообще ее дом?
Гермиона поднимается на ноги, медленно пересекает комнату и тянет на себя дверь. Выглянув, она видит длинный темный коридор, освещаемый несколькими факелами в резных подставках; вдоль стен, увешанных картинами и офортами, стоят маленькие столики, банкетки, изящные кресла. Гермионе эта обстановка совершенно незнакома. Головокружение становится сильнее, и девушка возвращается в комнату. Она в совершеннейшем недоумении и пытается расспросить маленького эльфа. Но та не сообщает ей ничего особенного, кроме одной потрясающей детали. Оказывается, Гермиона — волшебница и сейчас находится в замке волшебников!
Девушка недоверчиво переспрашивает:
— Что? Вы уверены? Но я не чувствую в себе ничего волшебного.
Крини покачивает головой, осторожно массируя руку девушки, от чего боль нехотя и медленно, но становится терпимее.
— Конечно, госпожа волшебница. И очень сильная, раз Темный Господин оставил ее в живых. Госпожа Ему нужна. Если нет, то умрет.
Гермиона вздрагивает.
— Мертва? Но…почему? Крини, куда я попала?
Эльф грустно смотрит на нее своими круглыми зелеными глазищами и, оглядевшись по сторонам, тихонько шепчет:
— Ох, госпожа-госпожа! Она попала в плохое место, очень плохое! Темный Господин — очень могущественный, очень сильный. Его сила держит возле себя много магов. А хозяева Крини — самые богатые и знатные среди них.
Гермиона слушает свою маленькую собеседницу, раскрыв рот.
— Но что им нужно от меня? Я даже не помню, кто я!
— Крини не знает, госпожа, но слышала, как молодой хозяин сказал, что она сама наслала на себя заклятье.
— Заклятье? Я сама наслала на себя заклятье?
— Да, госпожа.
В голове у Гермионы все мешается. Заклятье, какой-то Темный Господин, замок, боль в руке, она — волшебница (неужели настоящая?!) и еще другой господин… Да что же это такое?! Десятки вопросов теснятся в мозгу, но, очевидно, от Крини больше ничего не добьешься.
Девушку тянет в сон. Наверное, это последствия заклятья. Она сбрасывает с себя одежду и клубочком сворачивается под золотым атласным покрывалом. Возможно, завтра она узнает больше, встретится с хозяевами этого замка или с этим таинственным Темным Господином, о котором с содроганием говорит Крини. Все разъяснится завтра.
Наутро она просыпается от того, что Крини осторожно дергает ее за руку.
— Госпожа должна встать. Ее ждет молодой хозяин.
Гермиона рывком вскакивает с постели и со стоном чуть не падает обратно. От резкого подъема пол вдруг стремительно бросается вверх, и в глазах знакомо темнеет. Но рука не болит, только обиженно ноет, задетая неловким движением. Девушка уже медленнее садится на кровать и натягивает джинсы и свитер.
— Он ждет меня?
— Да. Только пусть госпожа сперва умоется и поест хоть чуть-чуть.
Гермиона споласкивает лицо холодной водой в огромной и гулкой, не менее роскошной, чем комната, ванной, еле проглатывает кусочек тоста с джемом, отказавшись от всех блюд, которые притащила заботливая Крини на огромном подносе. Волнение и любопытство лишили ее аппетита, к тому же до сих пор тягуче ноет рука, а желудок как-то странно сжимается и колыхается в животе, словно гигантская медуза. Хм, а что такое медуза? Память ее пуста, но образы, понятия, странные проблески и обрывки мыслей (ее собственных?) то и дело всплывают из ее глубин, словно из темной воды, и медленно погружаются обратно.
— Я готова.
Эльф ведет ее по длинному коридору. Девушка с интересом озирается по сторонам. До чего же здесь все мрачно, торжественно и роскошно! Высоченные потолки, панели из черного дерева, тяжелые портьеры, огромные картины в золоченых рамах и роскошные по красоте гобелены. То и дело попадаются рыцарские доспехи. Даже не верится, что здесь живут люди. Создается такое ощущение, что этот замок, по крайней мере, та его часть, где они находятся, был возведен какими-то неведомыми существами, главным мерилом для которых были не уют и домашняя обстановка, а как можно больше великолепия.
После очередного поворота Крини распахивает дверь одной комнаты и, склонившись в глубоком поклоне так, что едва не касается пола кончиком длинного носа, пищит:
— Мисс Гермиона здесь, хозяин.
Гермиона нерешительно переступает порог и замирает, осторожно оглядывая небольшую комнату. Крини за ее спиной исчезает. Эта комната, видимо, выполняет роль гостиной — большой камин, облицованный нежно-зеленым малахитом, изящные фарфоровые статуэтки, золотое трехсвечие и другие безделушки на каминной полке, мягкие диваны и кресла с выгнутыми спинками, маленькие столики, несколько длинных узких окон с частым переплетом, в которые вливается прозрачно-блеклый свет зимнего утра.
У одного из окон спиной к девушке стоит высокий человек со светлыми волосами. Гермиона прикусывает губу. Вероятно, это и есть хозяин, как назвала его Крини. Внезапно человек поворачивается, и девушка видит, что он совсем молод, едва ли старше ее. Очень светлые волосы с непослушной челкой, которая спадает на лоб. Серые глаза под почти прямыми темными бровями. Тонкие, правильные, но немного острые и резкие черты бледного лица. Чуть припухлые, крепко сжатые губы. Он в простой синей рубашке и темных брюках, руки засунуты в карманы.
Гермиона словно завороженная, почему-то не отрываясь, смотрит в серые глаза, в которых плещется непонятная усмешка и что-то вроде… напряженного ожидания?
— Здравствуй, Грейнджер. Как твое самочувствие?
— Х-хорошо, с-спасибо, — Гермиона наконец понимает, что выглядит, наверное, дурочкой, стоя на пороге и пялясь на этого парня.
— Садись.
Парень делает приглашающий жест.
— Спасибо, я постою.
Усмешка из глаз выплескивается на лицо.
— Садись, Грейнджер, диваны не жесткие, а я не собираюсь покушаться на твою честь.
Девушка вспыхивает, но послушно присаживается на краешек кресла. Почему-то ей ужасно не по себе. То ли она стесняется, то ли на нее так действует присутствие этого парня. Она вдруг сердится на себя за свою робость, вскидывает голову и решается задать вопрос.
— Я понимаю, что это звучит крайне глупо, но Грейнджер — это моя фамилия?
Парень внимательно разглядывает ее, чуть склонив голову. Под серьезным, пытливым, словно что-то выискивающим взглядом, Гермионе хочется съежиться или вообще выбежать из комнаты.
— Да, — парень сам садится напротив нее и сцепляет руки в замок, — да, тебя зовут Гермиона Грейнджер, и ты находишься в моем родовом замке Малфой-Менор.
Снова странная усмешка скользит по губам.
— А меня зовут Драко Малфой.
— Очень приятно, — вежливо отзывается Гермиона, и Драко вдруг смеется.
От искреннего, от всей души смеха его лицо становится каким-то удивительно беспечным и озорным. И совсем мальчишеским. Сердце Гермионы заметно ёкает и подскакивает в груди, пропуская удар.
— Извини, — все еще улыбается парень, — просто… просто мы с тобой знакомимся не в первый раз.
Гермиона приподнимает брови.
— Да, наверное, это забавно выглядит со стороны. Надеюсь, первое знакомство прошло на должном уровне?
— Да уж, более чем забавно. А что касается первой встречи и всех последующих, — Драко снова фыркает, — скажем так, мы немного расходились во взглядах на окружающий мир и слегка недопонимали друг друга.
— Очень жаль.
— Итак, — Драко становится серьезным, — Грейнджер, ты в замке моей семьи и пробудешь здесь, по крайней мере, три месяца. Сам Темный Лорд взял тебя под Свое покровительство.
— Кто такой Темный Лорд? — Гермиона удивленно хмурится, — о нем говорила Крини. Зачем я ему?
— Темный Лорд… — голос Драко ровный и спокойный, но Гермионе чудится в нем непроизвольная, едва заметная дрожь, — Темный Лорд — самый могущественный маг в нашем мире. Сила, сосредоточенная в Нем, непостижима, не имеет названия и неподвластна никому, кроме Него. Невозможно противостоять Темному Лорду. Он — наш Господин, мы — Его слуги. Опасно идти против Него, еще опасней Его предать. А что Ему нужно от тебя… пока я не могу сказать. Ты сама все узнаешь в свое время.
В комнате тепло, но по спине девушки скользкой змеей струится холод. Гермиона словно мигом очутилась на краю глубокой пропасти в одном лишь тонком платье в лютый зимний мороз, а вокруг голодным волком завывает ледяной ветер, коварно подталкивая в спину. Она невольно облизывает пересохшие губы.
— Когда… когда я узнаю?
— Через девяносто восемь, нет, уже через девяносто семь дней. Ровно на этот срок продлится действие заклятья, которому ты подвергла себя.
— Какого заклятья? И зачем я сделала это?
— Заклятья временного забвения. А зачем — ты узнаешь, когда твоя память вернется. Лорд приказал мне помочь тебе вспомнить все, что ты забыла. Так что, — Драко снова усмехается, — мы будем встречаться достаточно часто. А теперь — что бы ты хотела узнать поподробнее?
— Мои родители. Кто они и где? Почему я не могу быть рядом с ними?
Этот вопрос давно и настойчиво занимал Гермиону.
Драко смотрит куда-то поверх ее головы.
— Твои родители живы и здоровы, живут в Лондоне. Сожалею, но ты не сможешь с ними встретиться раньше того срока, о котором я говорил. Твоя встреча с ними полностью зависит от Лорда.
Гермиона вздыхает.
— Значит, все замыкается на Темном Лорде?
— Совершенно верно.
— Я ничего не понимаю, Драко, — девушка смотрит вниз на причудливые узоры ковра и не замечает, как вздрагивает Драко при звуке своего имени, так просто и легко слетевшего с ее уст, — значит, я должна жить в вашем замке до тех пор, пока ко мне не вернется память? А твои родители? Они не будут возражать?
— Нет. Они верные слуги Темного Лорда, Его слово для них — закон.
— Я так понимаю, они не очень обрадовались гостье? — Гермиона проницательно вскидывает на Драко карие глаза.
Парень потирает подбородок и отводит взгляд.
— Они не будут возражать против твоего присутствия. Это все, что я могу сказать.
Гермиона и Драко до обеда сидят в маленькой гостиной. Девушка жадно выспрашивает у него обо всем, что приходит в голову — как зовут его родителей, как давно они с Драко знакомы, в какой школе она училась или, может быть, учится еще до сих пор, сколько ей и ему лет, какое сегодня число и еще множество мелких и не очень вопросов. Она прислушивается к себе — что откликнется от иногда кратких и скупых, иногда исчерпывающих ответов на ее бестолковые, беспорядочные вопросы? Но нет, память крепко спит, и ничего не отзывается искрой узнавания или припоминания. Лишь только обыденные вещи, доведенные до автоматизма действия то и дело всплывают в голове.
Драко спокоен и сдержан, правда, знакомая усмешка нет-нет да скользит по его губам, но Гермиона, увлеченная попытками вспомнить себя, не обращает на это внимания.
Наконец в комнате снова с поклоном появляется Крини.
— Обед, господин.
— Идем, — поднимается Драко, — мои родители ждут.
Гермиона и Драко спускаются вниз на первый этаж замка по широченной мраморной лестнице. Перед раскрытыми дверями Драко пропускает ее вперед. Гермиона с внутренней дрожью входит в столовую, в которой ослепительно бьет в глаза белый цвет. Какое же здесь все белоснежное — и стены, и портьеры на окнах, и длинный ряд стульев, и огромный овальный, вытянутый в длину стол, и посуда, да буквально все!
Мужчина и женщина, уже сидящие во главе стола, смотрят на них. Драко очень похож на родителей. У них светлые волосы и глаза того же чисто-серого цвета, как и у сына. Люциус Малфой — припоминает она имя отца Драко — тяжелым взглядом оглядывает ее с ног до головы. И ледяной поток неприязни окатывает ее, словно морской прибой, обжигает кожу. Глаза мужчины полны высокомерия, и губы кривятся в презрительной гримасе. Его жена («Господи, какая красивая и какая ледяная!») холодно кивает.
— Прошу к столу, мисс Грейнджер. Надеюсь, Драко известил вас, что некоторое время вы будете находиться в нашем замке?
— Да, миссис Малфой, — выдавливает из себя обескураженная девушка, — спасибо за гостеприимство.
— Благодари нашего Господина! — голос мистера Малфоя змеиным шипом вползает в уши. Жена успокаивающе кладет узкую ладонь на его руку.
Обед проходит в напряженном молчании. Молчит Драко, его родители обмениваются лишь парой малозначащих фраз. Гермиона подавленно не поднимает глаз от своей тарелки. Как же ей жить рядом с этими людьми в их замке, если они так явно не могут перенести ее присутствие?! В чем дело?
После напряженного обеда, над которым ощутимо витала потрескивающая грозовыми искрами враждебность, Гермиона облегченно благодарит и почти вылетает из белой столовой. Драко, пряча усмешку, выходит за ней.
— Пойдем в библиотеку, — предлагает он приунывшей девушке, — продолжим.
По дороге Гермиона сдавленно говорит в спину идущего впереди Драко:
— По-моему, я не нравлюсь твоим родителям.
Драко долго молчит, потом неохотно отвечает:
— Они — сложные люди. Им трудно угодить, и у них свои понятия о… том, с людьми какого положения следует общаться.
— Значит, я не того положения?
— Забудь об этом, Грейнджер и не обращай внимания на моих родителей. Как я говорил, тебе покровительствует Темный Лорд. Он захотел, чтобы ты жила в нашем замке, и значит, так и будет.
Гермиона вздыхает. Она не ожидала, что столкнется с такой неприязнью, не думала, что будет так больно ощущать враждебность людей, которых она видит в первый раз. А может быть и не в первый? Возможно, они сталкивались прежде? Но что она могла сделать такого, что мистер и миссис Малфой стали к ней так относиться? И что делать ей теперь?
За своими невеселыми раздумьями она не замечает, что Драко остановился, невольно натыкается на него и едва не падает, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Парень оборачивается и стремительно хватает ее за плечи.
— Ты что, Грейнджер?
— Ничего, — сконфуженно бормочет Гермиона, вдруг остро ощущая сквозь толстый свитер, какие сильные и теплые у него руки.
Драко хмурится, отпускает ее и распахивает дверь, галантно пропуская вперед девушку.
* * *
Так проходит несколько дней. Распорядок дня Гермионы не блещет разнообразием — она рано встает и целые дни проводит с Драко. Расспросы, вопросы, удивление, непонимание, смутная тревога, напряжение, затаенный, тщательно скрываемый страх — все это пролетает перед глазами Драко, который наблюдает за Гермионой со все возрастающим изумлением. Казалось бы, он знал об этой гриффиндорке все — ее занудство и принципиальность, надоедливость и вечное стремление быть лучше всех и знать больше всех. Знал, от чего она стремительно приходит в ярость и начинает метко и остро парировать в ответ на оскорбления, и что заставит ее сжать кулачки в молчаливой бессильной злости и до крови прикусить губу. Зря, он, что ли, почти шесть лет изводил их неразлучную троицу? А еще она была грязнокровкой, и он напоминал ей когда-то об этом прискорбном факте биографии как можно чаще.
А сейчас он поражается самому себе. Почему-то ему просто стало наплевать.
Наплевать на то, что Грейнджер грязнокровка, и что одно ее присутствие оскверняет своды Малфой-Менор, никогда не видавшие такого попрания своего чистокровного достоинства.
Наплевать на то, что ему приходится проводить с ней практически все свое свободное время.
Наплевать на то, что было раньше между ними.
Да в общем и все то, что было в школе, теперь кажется таким детским и глупым. Дурацкие игры, идиотски слепое подражание взрослым, когда дети еще не знают, что во взрослом мире все их самые простые слова и незначительные поступки будут иметь такую силу и вес, что невольно содрогнешься от тяжести ответственности.
Когда-то Грейнджер раздражала его одним видом. Хотя нет, раздражал Поттер, а поскольку Грейнджер была его естественным продолжением, то так же естественно удостаивалась и своей порции насмешек, издевательств и презрения. Бравируя, он не раз кидал ей в лицо, что ненавидит таких, как она, что желает, чтобы она сдохла.
«Ненавижу!» — слово легко срывалось с языка, не оставляя никакого чувства. Не оставляя ли? Не липло ли оно на душу едкой грязной смолой, от которой трудно было отмыться, которая отравляла все светлое и чистое, что было заложено в нем? Не слепило ли глаза ложным ощущением вседозволенности и мнимого могущества? Он МОГ так сказать грязнокровке, потому что имел ПРАВО. Но кто наделил его этим правом? Чистота крови волшебного рода, наследником которого он являлся? Отец, который воспитывал его так, как воспитывали его самого?
Ненависть порождает ответную ненависть. Где-то глубоко внутри, Драко было (все-таки было!) неуютно, неудобно от того, что от его насмешек в чьих-то глазах незваной гостьей появляются злоба и боль, что кому-то может быть плохо, обидно. Это смутное, еле ощущаемое чувство неправильности собственных действий будоражило душу, заставляло думать, переживать, вспоминать, и как ни парадоксально, оно же толкало Драко вновь кинуть издевательское оскорбление. Потому что так было легче, спокойнее. Мир был размерен: Поттер — урод, Уизли — нищий оборванец, а Грейнджер — грязнокровка. Все ясно и четко. А полупрозрачное облачко вины таяло и исчезало в чистом небе его искренней уверенности в своей правоте и ощущения собственного превосходства, которые текли в его жилах вместе с чистой кровью древнего рода.
Но сейчас Драко, как ему кажется, совершенно безразличны и сам Поттер, и Грейнджер. Когда жизнь становится разменной монетой, и даже не золотым галлеоном, а фальшивым кнатом, а ты сам опасно балансируешь на тонкой смертельной грани полулжи и полуправды, полудерзости и полуповиновения, то мысли о тех, кто когда-то давным-давно, тысячу лет назад, ненавидел или любил тебя, не слишком обременяют память.
Однако присутствие Грейнджер в его родовом замке и задание Господина не позволяли равнодушно смотреть сквозь нее. И с каждым днем Драко удивляется все больше и больше. Она такая знакомая и такая незнакомая. Такая странная, непонятная, но такая трогательная и беззащитная в своем забвении. Такая чужая и такая далекая, но такая близкая, такая живая и непосредственная. Она как ребенок, пытающийся, познавая себя, исследовать окружающий мир. Наивная, растерянная, смешная. Он даже и не подозревал, что ее в характере есть такие черты. Не догадывался, что, оказывается, так легко — смотреть в ее глаза, так просто — невзначай касаться ее руки, так интересно — проводить с ней день за днем, исподволь наблюдая, как она живет, грустит, радуется, смеется.
Один раз ему пришла безумная мысль, что это вовсе не Грейнджер. Или не менее сумасшедшая — что у нее раздвоение личности, потому что в прежней Грейнджер никогда не было того, что есть в этой девушке. Но чего именно — он определить не мог. Объяснение, понимание ускользали от него, раздражающе дразня, но не даваясь. Просто она была другая, совсем другая. Может, потому что он ясно видел блеск карих глаз, обращенных на него, слышал ее смех, щедро рассыпаемый в гулких залах Малфой-Менор, и все свое внимание Гермиона дарила только ему одному?
Как-то незаметно Грейнджер вошла в его жизнь, перевернула все с ног на голову, заставила подлаживаться под нее, в чем-то уступать, на чем-то настаивать, быть мягче и быть бескомпромисснее. Волдеморт одним мановением руки сделал то, что в других условиях никогда не стало бы реальностью, что еще пару лет назад показалось бы абсурдом, фантасмагорией, издевательством, верхом неприличия.
Драко сам в себе не мог разобраться. Нравится ему это или нет? Почему Грейнджер не раздражает его, как раньше? Почему сейчас ему нет никакого дела до того, что таким важным казалось в Хогвартсе, как бы странно это ни звучало? Или все-таки есть? Да уж, следует поблагодарить Темного Господина, что он внес в душу своего слуги такую сумятицу и хаос.
Впрочем, Лорду нет никаких дел до чувств Драко. И никогда не было.
* * *
— Покажи, как колдовать! — просит Гермиона, внимательно изучая свою (!) волшебную палочку, возвращенную Драко.
Ничего в ней особенного нет, обыкновенное полированное дерево, но она уже видела, на что способны волшебники с ее помощью. Драко искал какую-то нужную книгу в библиотеке, и огромные тяжелые манускрипты то послушно падали на стол аккуратной горкой, то возвращались на свои полки. Его отец на ее глазах наказывал эльфа-домовика за какую-то провинность, и Гермиона до сих пор не могла забыть, как отчаянно кричал и нелепо дергался несчастный всего лишь от легких, таких грациозных и красивых движений палочки.
— Зачем, если недели через две ты и сама вспомнишь? — удивляется Драко.
— Я хочу сейчас. Понимаешь, — эмоционально объясняет девушка, — во мне словно пустота, и не только от того, что нет памяти, но и от того, что не действует важная часть меня. Мы маги, и волшебная сила — это наша сущность, наша природа, да?
— Совершенно верно.
— Ну вот, и сейчас я как прозревший слепой, который видит мир, но не понимает, что в нем. Или как безрукий калека, чудом обретший руку, но совершенно не умеющий ею пользоваться.
Драко хмыкает и пожимает плечами.
— Хорошо, только предупреждаю, учитель из меня неважный.
Гермиона улыбается.
— Но ученица будет самая внимательная и благодарная.
Их занятия проходят странным образом. Драко твердо убежден, что они бесполезны, но Гермиона так не считает. И с каждым днем доказывает это все возрастающей колдовской силой. Заклятья даются ей удивительно легко, что неудивительно, по мнению Драко, так как она их все знает, просто не помнит.
— Ты знаешь больше меня, ты была лучшей ученицей нашего курса, — твердит он ей каждый день.
— Но сейчас я знаю, что ничего не знаю! — лишь смеется в ответ Гермиона.
Они направляются к своему уже излюбленному пристанищу — библиотеке. Огромный зал разделен на две части, образуя Большую и Малую библиотеки. В первой несколько десятков тысяч книг в высоких темных шкафах и на многоэтажных полках, вторая намного меньше и уютнее, все в ней располагает к вдумчивым занятиям и чтению.
По дороге Гермиона что-то тихо шепчет себе под нос.
— Что ты делаешь? — интересуется Драко, оглядываясь на девушку.
— Ничего, так, пустяки, — Гермиона смущенно розовеет, — просто считаю, сколько коридоров, комнат и лестниц от моей комнаты до библиотеки. Вчера я немного заблудилась.
Драко снисходительно усмехается.
— Не трудись, за один раз запомнить невозможно. Замок, хоть и гораздо меньше, конечно, чем Хогвартс, наша школа, но все равно имеет достаточно впечатляющие размеры.
— Впечатляющие размеры? Это слишком скромно для Малфой-Менор! Он огромен, велик, подавляюще роскошен!
— О, сколько эмоций.
— Но ведь это правда.
Дойдя до библиотеки, Гермиона лукаво прищуривается.
— Я запомнила все коридоры, все повороты и все лестницы. В следующий раз не потеряюсь!
Драко хитро предлагает, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться:
— Спорим, что сейчас ты все равно не сможешь найти обратную дорогу до своей комнаты без моей подсказки?
— Спорим!
— Тогда вперед.
Гермиона уверенно идет назад, Драко — следом, засунув руки в карманы и время от времени похмыкивая.
Первый этаж левого крыла, лестница, третий этаж, коридор, выдержанный в серебристо-синем колере, рыцарь с длинным копьем (ага, она идет правильно!), поворот. И Гермиона торжествующе оглядывается на Драко, тянет на себя дверь и шагает за порог, полагая, что спор она выиграла.
И тут же зажимает уши от громких криков:
— Грязнокровка! Вон отсюда!
— Мерзкая дрянь!
— Какой позор!
— Грязнокровка, в Малфой-Менор грязнокровка!
Девушка растерянно пятится, запоздало понимая, что ошиблась. Это не ее комната, а огромная картинная галерея. Стены сплошь увешаны портретами людей, которые двигаются, указывают на нее пальцами и голосят так, что по комнате испуганно мечется эхо:
— Грязнокровка! Грязнокровка! Грязнокровка!
Гермиона не понимает, что означает это слово, но почему-то ощущает, что это говорится о ней и далеко не в лицеприятном тоне. Подоспевший Драко почти грубо выталкивает ее в коридор и захлопывает дверь. Шум в галерее постепенно утихает.
Драко молчит и лишь кидает через плечо:
— Пошли.
Уже в библиотеке Гермиона робко спрашивает в спину парня, занявшего свое любимое место у окна:
— Что значит «грязнокровка»?
Он по-прежнему молчит, и она повторяет свой вопрос уже настойчивее. И еще раз. Драко резко поворачивается к ней:
— Это означает мага, родители которого не маги, а люди, лишенные волшебной силы, маглы.
Гермиона задумчиво тянет:
— Значит, мои родители — простые люди? Не маги? А ты не говорил… Это плохо? Судя по слову — плохо. Грязнокровка…. Получается, есть и чистокровки?
— Да. Моя семья — одна из самых чистокровных магических семей Великобритании.
Драко засовывает руки в карманы, на его лице проступают скулы, а глаза мечут серые молнии.
Он разозлился? Но почему? Что она сказала такого? Она же не виновата, что случайно наткнулась на эти портреты.
А Драко сердится на нее — за то, что открыла дверь фамильной галереи.
На себя — за то, что затеял этот дурацкий детский спор.
На портреты — за то, что эти идиоты так щепетильны в вопросе защиты родовой чести.
На весь мир — потому что тот тягостный разговор, который, как он знал, неизбежен, вдруг свалился на него так быстро и неожиданно. Грейнджер не отстанет, выпытает все до мельчайших подробностей.
— Это… ругательное слово?
— Да, это самое неприличное слово, которое существует в нашем мире для оскорбления тех, кто происходит из магловских семей. Обычно корректно предпочитают выражение «маглорожденные».
Гермиона ничего не отвечает. И их вязким облаком окутывает тишина. Неприятная, порожденная недомолвками и недосказанностями.
— Я не…
— Почему… — одновременно начинают Гермиона и Драко и вновь замолкают.
Драко резко поворачивается к девушке.
— Давай проясним этот вопрос раз и навсегда. Да, ты из семьи маглов, в то время как моя семья насчитывает несколько сот поколений одних волшебников. В школе у нас с тобой были… некоторые разногласия… по этому поводу, — Драко все-таки запинается (а память услужливо тасует яркие хогвартские картинки и гаденько хмыкает), — но сейчас это не имеет никакого значения! То есть… это имеет значение, но не для меня, поверь. Но в нашем обществе наблюдается… м-м-м… определенное напряжение или скорее противостояние…
Обрисовав в общих чертах (в очень общих и весьма туманных, но все же понятных) то, что происходит в их мире, парень прикусывает губу. Дьявол, ну как же все запутанно! Как, КАК объяснить сложившееся положение вещей этой девчонке, которой, не будь Темного Лорда (вот парадокс!), никогда не было бы дозволено даже издалека взглянуть на кованые ворота, ведущие в родовое поместье чистокровных магов? КАК ей объяснить ту же политику Господина, направленную против презренных маглов? Ведь нет никакой логики в Его действиях! Абсолютно никакой!
Драко давно уже и не пытался понять, почему Темный Лорд яростно ненавидящий, казалось бы, не только маглов, но и волшебников из маглов, вдруг проявил столь неожиданный интерес к восемнадцатилетней волшебнице-грязнокровке. Правда, она — подружка Поттера, но только ли это имеет значение? Возможно, Господин имеет на нее какие-то виды (пусть это и звучит двусмысленно), но опять же она — девчонка! Пусть одаренная, умная (не в меру), но все-таки… Конечно, в Его окружении были женщины, в том числе и Пожирательницы, но Драко передергивало от омерзения от одной мысли об этих колдуньях, в чьих глазах плескался одинаковый огонь безумного фанатизма, болезненного идолопоклонства и какой-то дикой неуверенности, смешанной с болезненным самолюбием. И одна из них приходилась ему родной теткой! Воистину, в знатной семье чистокровных магов из рода Блэк до поры до времени скрывалась гниль, эдакий надлом, смертельно опасный, ведущий род к неотвратимому упадку. Иначе чем можно объяснить наличие в одной семье родных сестер — Андромеду, вышедшую за маглорожденного, и Беллатрису, убивавшую маглов с довольным смехом — и их кузена Сириуса, защищавшего маглов и грязнокровок?
Слава Салазару, его мать далека как от Андромеды, так и от Беллатрисы.
И так же Грейнджер далека от его матери. Дементор побери, она и есть одна из тех, против кого Темный Лорд призывает направить свои волшебные палочки! Ситуация невообразимая. Сумасшедшая. И тупиковая.
Драко отрывается от своих мыслей, вдруг вспомнив, что Грейнджер рядом, ждет его разъяснений. Гермиона смотрит на свои руки, низко склонив голову. Сегодня она заколола волосы высоко на затылке, собрав их в тугой узел. И сейчас видна тонкая шея, странно тонкая, кажется, ударь легонько — переломится. Драко почему-то становится неловко, хочется чем-то прикрыть беззащитный изгиб, скрыть от чужих глаз, распустить тяжелую копну волос…
Он мысленно кидает в лицо пригоршню ледяной воды. «По-моему, ты совсем уже того… не иначе…».
А тишину прорезает дрожащий голос девушки.
— Ты… ненавидишь меня?
И Драко уже окатывает не горстью, а целым ведром той же ледяной воды. Вопрос на миллион золотых галлеонов, не меньше.
«А как вы ответите, мистер, а?»
— Э-э-э, почему ты так решила?
— Брось, Драко, — девушка криво усмехается, — ты сам только что сказал. А если учесть поведение твоих родителей и их безрезультатные попытки не замечать меня в собственном доме… Да и портреты были более чем единодушны в своем мнении.
Драко молчит несколько минут, подбирая слова, и наконец медленно начинает говорить:
— Ты не права. Кричали не все портреты. Правда, большинство, но среди моих предков были не только повернутые на чистоте крови маги. Насчет родителей я тебе уже говорил. Какими бы ни были их взгляды, но они преданы Господину и не позволят себе никаких замечаний оскорбительного характера в твой адрес. Что касается меня… ты не вызываешь во мне ненависти. Признаю, было время, когда я считал, что… ненавижу тебя… но это время осталось позади. Сейчас… я не знаю, что сейчас… Раздражение, усталость, иногда немного злости, но не ненависть, определенно. Просто я не привык к тому, чтобы к каждому моему слову прислушивались с таким вниманием, что хочется завопить и убежать.
После томительной паузы Гермиона поднимает голову.
— Что ж, честно, — резюмирует девушка, — почему-то я тебе верю.
И Драко непонятно почему незаметно переводит дух. Словно это было важно — чтобы она поверила, что он ее не ненавидит…
— Драко, это глупо.
Гермиона поднимается и тоже подходит к окну. Они стоят рядом, совсем близко. И смотрят в одну сторону, на заснеженную равнину далеко внизу.
— Это глупо — проводить различия, основываясь лишь на том, кто у тебя родители — волшебники или нет. И чудовищно несправедливо судить кого-то по признаку чистой или магловской крови. Мы все в первую очередь люди.
Драко кидает на Гермиону острый взгляд. Она все-таки сумела докопаться до сути, даже несмотря на ту скудную информацию, которую он ей выдал. Что ж, это Грейнджер, чему удивляться?
Но обряд нужно провести сегодня же. Он и так тянул, полагая, что она должна оправиться после схватки с Пожирателями и ранения, но дольше медлить опасно. Не сегодня-завтра заявится Темный Лорд, потребует ее на аудиенцию…
* * *
— О, господи!
Гермиона поводит плечами, осторожно проходя вслед за Драко по темным коридорам подземелья.
— Что, не нравится?
— Я даже не предполагала, что под роскошным замком может находиться… такое… такой…
Драко усмехается, распахивая двери комнаты с пентаграммой и жестом приглашая войти.
— А здесь что?
Гермиона щурит глаза, вглядываясь в сумрачное марево потолка, уходящего высоко вверх.
— Какое странное колдовство.
— Ошибаешься, — Драко расставляет алые свечи по углам пятиконечной звезды, — здесь как раз нет колдовства.
— Как это?
— Здесь есть магия, но магия не рукотворная, не человеческая. Скорее это магия природная.
Гермиона указывает на звезду.
— Хочешь сказать, что это тоже сотворено природой?
— О, это — нет. Если не ошибаюсь, звезду сотворил один из моих предков, некий Максимус Малфой, страдавший крайне прискорбной болезнью — манией величия пополам с одержимостью демонами.
— Демонами?
— Угу. Он полагал, что вызвав настоящего демона, сможет подчинить его себе и с его помощью то ли завоюет весь мир, то ли скормит ему своих врагов. Не помню.
— И чем закончилась история?
— А чем она могла закончиться, если в деле замешаны такие милашки, как демоны? После очередного эксперимента Максимуса не нашли. Остались лишь какие-то подозрительные пятна на полу.
Гермиона вздрагивает и недоверчиво спрашивает:
— Ты шутишь?
— Отнюдь. Это семейная легенда. Как бы там ни было, можно сказать спасибо Максимусу за эту комнату. За ее пределы не выходит магия, и никто не может узнать, что здесь происходит.
Драко зажигает палочкой последнюю свечу и выпрямляется, шикает, призывая девушку к тишине.
— Теперь слушай меня внимательно. Мы проведем один обряд, чрезвычайно важный не только для тебя. Для нас.
— Почему?
— Не перебивай, — Драко прислушивается к тишине, царящей в подземелье, и продолжает, — действие этого обряда будет заключаться в том, что на твоей памяти будет как бы поставлен блок, скрывающий и искажающий реальные мысли, настроение и воспоминания, потому что всего этого не должен узнать никто и прежде всего — Темный Лорд.
— Но…
— Твои воспоминания, Грейнджер, весьма специфичны и смертельно опасны. Для тебя же самой.
— Я ничего не понимаю. Это опасно? Как? Ты же сам говорил, что Лорд…
— Я просил — не перебивать! — серые глаза темнеют, — помнишь наш разговор о чистой и магловской крови? Ты маглорожденная и этим все сказано. И еще ты — Гермиона Грейнджер, а это имя много значит в нашем обществе. С тех пор, как тебя доставили сюда, ты ничего не видела, кроме стен Малфой-Менор, а там за ними идет война! И сердце этой войны — Темный Лорд. Ради себя, ради… — Драко спотыкается (имя Поттера не должно звучать здесь!) тех, кого ты оставила, ты должна вернуться туда, откуда пришла! — последние слова парень почти выкрикивает и резко встряхивает светлой челкой, упавшей на глаза.
Гермиона прикусывает губу.
— Что мне делать?
Драко указывает палочкой на середину пентаграммы и холодно говорит:
— Стань в середину. И что бы ни произошло, не выходи из нее.
Он начинает читать заклинание, на редкость длинное и изобилующее непонятными словами. Можно уловить лишь общий смысл — взывание к изначальной силе волшебства, и к силе замка, уже много столетий укрывающего в своих стенах древний род, и к силе чистой волшебной крови, текущей в жилах представителей этого рода. Алыми ручьями медленно разгораются линии пентаграммы, алые язычки свеч колышутся в сумраке и жадно тянутся в сторону Драко.
Драко прикрывает глаза и сосредотачивается. Защита. Его защита, сквозь которую не смог пробиться даже Волдеморт. Маленький, нежданный, но оказавшийся жизненно необходимым дар его предков. Часть его силы. Нужно поделиться ею. Сделать так, чтобы она перешла и к Грэйнджер. Это важно. Очень важно.
В висках начинает пульсировать. Немеет и тяжелеет затылок. Кровь все сильнее шумит в ушах. Словно море. Море… сильное… вечное… качает на своих ласковых волнах… и так мягко… бережно… шепчет что-то свое… успокаивающее… он всегда любил море… волны накатывают на песок и с тихим шелестом откатываются… наползают и откатываются… наползают и откатываются…
Гермиона с удивлением и со все возрастающим страхом смотрит на Драко, глаза которого смотрят на нее, но совсем пусты. Зрачки расширились так, что серая радужка не видна. А губы все шепчут странные слова, и волшебная палочка в руке выписывает узоры и петли. О, господи, что происходит? Что за обряд? Почему он это делает? Ему же плохо!
Из палочки вытекает и постепенно окутывает Драко странная светящаяся дымка, совсем прозрачная, серебристая, повторяющая контуры его тела. Он словно окружен нежным лунным сиянием. Внезапно он громко выговаривает последнее слово, и дымка ярко вспыхивает, Гермиона почти слепнет. Но успевает заметить, что маленькое серебристое светящееся облачко отделилось от Драко и метнулось к ней.
В следующий миг, когда к ней возвращается зрение, и перед глазами вновь вздымаются зеркально-черные полированные стены этой комнаты, Драко ничком лежит на полу, крепко сжимая в руке палочку, а дымка исчезла.
— Драко! — Гермиона уже готова кинуться к парню, но он поднимает голову, сердито и бессильно хрипит:
— Я же сказал — оставаться на месте! Обряд еще не закончен.
— Но ты!
— Я… в порядке.
Он медленно поднимается на ноги, тяжело дыша, словно пробежал несколько миль без передышки.
— Обряд еще не закончен, — повторяет он сквозь зубы и поднимает палочку, — Et sub umbra tecti mei. Nunc et in perpetuum.
Он устало потирает лоб и опускает палочку.
— Вот, теперь все.
Алые свечи прогорели почти до конца, хотя были едва ли не полуметровыми, линии пентаграммы угасли. Гермиона прислушивается к себе, стараясь понять, что же произошло. Вроде ничего необычного. Немного побаливает голова. Немного плывет перед глазами. И все. Ничего особенного она не чувствует. Получилось ли?
Она выходит из пентаграммы и осторожно трогает Драко за рукав.
— С тобой правда все в порядке?
Он бледен почти до прозрачности, но упрямо кивает.
— Да. Слабость — всего лишь побочный эффект. Через пару минут пройдет.
Гермиона неодобрительно качает головой.
— По-моему, тебе лучше лечь в постель.
— Я это и сделаю, чуть позже, — заверяет ее Драко и, чуть пошатываясь, направляется к дверям, — идем, скоро ужин. Мама не любит, когда опаздывают.
— Драко…
— Грейнджер, — он неожиданно крепко и больно хватает ее за запястье и поворачивает к себе, обжигая взглядом, — об этом обряде не должен знать никто! Ни мои родители, ни Темный Лорд, который скоро пожелает видеть тебя, ни кто-либо другой. Ты ни одним словом не обмолвишься о том, что здесь произошло, если хочешь жить и вернуться к своим родным. Ты должна верить мне и делать, как я скажу, потому что только в этом твое спасение. Ты поняла?
Гермиона кивает, потому что видит в его глазах, что это совсем не шутка, это слишком серьезно, хотя и слишком странно и запутанно.
— Но почему? Пожалуйста, скажи мне! Я поняла, что этот обряд направлен во благо мне, но дальше ничего не понимаю!
Драко неохотно отвечает:
— Рано или поздно Лорд вызовет тебя к себе и попытается узнать кое-что посредством леггилименции. Это очень сильная магия, и он владеет ею в совершенстве. Когда твои воспоминания начнут к тебе возвращаться, ты станешь слишком важной персоной, но при этом твоя жизнь не будет стоить и кната. Когда Лорд решит, что полученных сведений более чем достаточно, с тобой будет покончено. Впрочем, есть и другой путь — ты можешь стать орудием шантажа. Но и в том, и в другом случае исход один.
Девушка вздрагивает и инстинктивно отшатывается.
— Кого шантажировать? Моих родителей?
— Нет, твои родители слишком ничтожны для замыслов Темного Лорда. Есть другие люди, которым ты дорога, и которые могут поступить весьма опрометчиво, когда узнают, что ты в его руках.
— Кто?!
— Ты сама вспомнишь, — криво улыбается Драко и шагает в коридор, — идем, мы и так непростительно опаздываем на ужин.
* * *
«Боюсь!» — бьется в голове Гермионы, когда она спускается по лестнице вслед за Драко, направляясь к кабинету, — «как же я боюсь! Кто Он такой? Что Он скажет? Что Он сделает мне? Неизвестность хуже опасности».
Словно прочитав ее мысли, Драко останавливается.
— Не бойся. Страх путает мысли и отравляет душу. А Лорд хоть и предпочитает раболепие, приперченное страхом, но ценит смелых.
Гермиона кивает и, прикусив губу, решительно вздергивает подбородок. Высокая дверь тихо открывается, пропуская их. И девушка прерывисто вздыхает, сильно хватаясь за руку парня.
В глубоком кресле, поигрывая палочкой, восседает Тот, кого называют Темным Лордом. Его лицо кажется неестественно белым на фоне черной кожаной обивки, на тонких губах играет холодная улыбка.
— Прошу, прошу, мисс Грейнджер. Весьма рад видеть вас в добром здравии. Драко, мальчик мой, я смотрю, ты неплохо справляешься с ролью гостеприимного хозяина.
Драко низко склоняет голову, а Гермиона пытается изобразить реверанс.
— Благодарю Вас, мой Господин. С мисс Грейнджер не возникает никаких хлопот.
Волдеморт щурит красные глаза.
— Присаживайтесь, мисс Грейнджер, Гермиона. Позволительно ли называть вас по имени? По-простому, как среди своих.
— Да, конечно, Милорд.
Гермиона почти загипнотизированно не отрывает взгляда от длинных бледных пальцев, ласково, как животное, поглаживающих волшебную палочку.
— Как вам Малфой-Менор? Великолепный замок, не правда ли?
— Да, конечно, Милорд.
Драко чуть слышно покашливает.
«Грейнджер, опомнись, очнись, не сиди, как свежезамороженный домовик»
— Гермиона, — Волдеморт наклоняется вперед, — Драко объяснил вам, почему вы здесь?
— Да, Милорд, — Гермиона наконец отрывает взгляд от рук и смотрит ему прямо в лицо, — Драко мне все объяснил, просто и понятно.
— Позвольте узнать, что вы думаете по этому поводу?
Девушка медлит с ответом и осторожно подбирает слова:
— Увы, Милорд, до тех пор, пока моя память не вернется, я представляю собой бесполезное существо. Мистер и миссис Малфой любезно предоставили мне кров, а Драко помогает мне овладеть чарами и заклятьями. Я так им благодарна, что не могу и выразить. Что мне еще сказать? Пока что я всего лишь знаю свое имя и, думаю, неплохая ученица Драко.
Волдеморт кивает, на его плоском лице не выражается ничего. Гермиона с внутренним содроганием, но с внешней смелостью не опускает глаз. О, Боже, почему Он… такой? Какой силой от Него веет! Так и чувствуется волна, даже не объяснить чего — леденящего коктейля ночного страха и кошмарных снов, с запахом смерти, переплетающимся с туманом безумия и приправленным ароматом ужаса. Вдруг вспоминаются слова Драко, сказанные им в первый день: «Сила, сосредоточенная в нем, непостижима, не имеет названия и неподвластна никому, кроме него. Невозможно противостоять Темному Лорду. Он — наш Господин, мы — Его слуги».
Да, так и хочется преклонить колени, подчиниться, забыть себя, раствориться в нем…
— Что ж, Гермиона, я вас понимаю и даже сочувствую. Потеря памяти — вещь неприятная.
Странное чувство. Как будто кто-то легонько, крохотным невесомым перышком касается ее мозгов, трогает невидимые струнки, робко подбирая мелодию, тихо дует на зеркальную гладь темной воды, пытаясь что-то увидеть, что-то глубоко личное, сокровенное. Как страшно. Пожалуйста, нет! Не надо!!!
Она инстинктивно напрягается, стараясь противостоять жуткому невидимому взгляду, чужому присутствию, и в тот же момент едва не падает с кресла, оглушенная внезапным приступом боли. Перышко превратилось в молот, ожесточенно бьющий по голове.
Лорд что-то говорит, она видит, как открывается и закрывается его рот, длинные бледные руки мягко жестикулируют. Но сознание отказывается работать, воспринимать происходящее.
— Вам плохо?
— Грейнджер, что с тобой? — голоса едва доносятся до нее, как сквозь толстый слой ваты, и чьи-то руки, сильные и в то же время осторожные, опускаются на плечи.
— Нич-чего… Все нормально… прошу прощения, — еле выговаривает она, — это, наверное, последствия заклятья. Вы что-то спросили, Милорд? Боюсь, я не услышала.
Она чувствует на своем лице холодные, до озноба холодные пальцы. Они скользят по щеке, доходят до подбородка и приподнимают его. Холод от них, кажется, проникает глубоко под кожу.
— Вы храбрая девочка, Гермиона Грейнджер. Я много узнал о вас за эти несколько минут, хотя мы перебросились всего лишь парой слов, и могу сказать, что был бы рад, если бы вы вошли в число моих… друзей.
Леденящее касание холодной руки опасности… легкое дыхание смерти… зовущее обещание неведомого…
Гермиона приходит в себя уже в коридоре.
— Что со мной было?
Драко почти заботливо осведомляется:
— Тебе лучше?
— Да, но что это было?
— Просто Лорд применил леггилименцию и попытался проникнуть в твою голову.
— Так просто? Но я почти ничего не почувствовала. Он же ничего не делал, только говорил…
— Ему ничего и не нужно, Он очень опытен в таких делах.
— Но…
Драко пожимает плечами.
— Я тебе говорил.
— Да, да, но что Он увидел? Что ощутил? Это же я, это мое сознание…
— Насколько я могу судить, Он пока ни на что и не надеялся. Слишком мало времени прошло. Память начнет к тебе возвращаться немного позже.
Гермиона переводит дух и прикрывает глаза, прислоняясь к стене.
— А то, что произошло, это из-за об…
— Грейнджер! — яростно шипит парень, оглядываясь, и тащит ее подальше от опасного кабинета, — я же говорил — ни слова! И у стен есть уши.
* * *
Лорд Волдеморт подходит к окну и склоняет голову, наблюдая, как на широкий карниз медленно опускаются снежинки. Опять снег. На этом севере слишком холодно, стынет кровь в жилах. Почему предки Люциуса выстроили замок именно здесь? Впрочем, можно понять — благостное уединение, свобода и никаких маглов. Хотя нет, семь столетий назад, возможно, их тут и в помине не было, а сейчас наплодился целый паршивый городишко.
Итак, что мы имеем? Мисс Гермиона Грейнджер. Если правда все то, что о ней саркастично цедил Северус, то она — весьма ценное приобретение, даже можно сказать, бесценное. Впрочем, о том, что эта девчонка дорога Поттеру, и ради нее тот пойдет на многое, Он осведомлен и без ненужных подсказок Северуса. Но кто мог знать, что восемнадцатилетняя девчонка-аврор может знать и, главное, применить Темные Искусства! Да еще и к себе! О, он знает толк в изысканных древних чарах, которые всегда выплетают замысловатую канву, позволяющую заклятью распуститься причудливым цветком.
Перетянуть ее к себе, конечно, не удастся. Давая сыну Люциуса задание, Он заранее знал, что оно будет провалено. Гриффиндорка. Поттерова подружка. Дамблдоровская ученица. Училась у проклятого Грюма в Аврорате. Она умна, сильна своими магическими возможностями и своим духом. Малодушному и трусливому малфоевскому сынку не переубедить ее или перехитрить. Это всего лишь еще одна возможность ткнуть щенка в лужу, натянуть поводок, а также снова напомнить Люциусу, что они оба в его руках.
Вначале действительно Он намеревался вытянуть из девчонки все нужное, пошантажировать Поттера и убрать ее. Живой она Ему не нужна, более того — опасна. Наверняка, при легилименции Он бы сломал ее, поскольку она сопротивлялась бы до последней черты и даже за ней. Но и в виде истекающего слюнями растения она была бы ценна в качестве приманки для Поттера.
Да, но сегодня… Сегодня при леггилименции он ощутил нечто… нечто едва уловимое, но очень важное… Он никогда не понимал гриффиндорцев с их всеобъемлющими и маловразумительными моральными понятиями, лишенными всякой логики. Они могли глупо погибать за презренных маглов, нелепо защищать убогих существ магического мира (не без исключений, конечно, так как один гриффиндорец Хвост стоит нескольких слизеринцев), но их главным уязвимым местом, всегда неизменным, оставались чувства. Чувства, мисс Грейнджер, да-да… Интересно… Она сама вкладывает ему в руки все нити… И этот малфоевский отпрыск, так старательно и трогательно пытающийся не обращать внимания, прячущий глаза…
Какая великолепная намечается игра, тонкая, щекочущая, казалось бы уже давно атрофировавшиеся человеческие нервы!
Темный Лорд хищно улыбается, останавливая взгляд на мраморной статуе в саду. Совершенные очертания, идеальные пропорции, прекрасный лик — творение гения. У тебя хороший вкус, Люциус, а каковы вкусы твоего сына? До недавнего времени не было желания это узнавать, но сейчас все изменилось. К тому же пророчество… О, как удачно все складывается. Это может получиться интересно, весьма неожиданно и даже изящно, друг мой. Если ты не осмелишься возразить, а ты не осмелишься, не правда ли, Люциус?
Он доберется до мальчишки Поттера, еще не время. А пока… пока будет забавно.
![]() |
|
Я плакала весь вечер! Работа очень атмосферная. Спасибо!
|
![]() |
|
Изначально, когда я только увидела размер данной работы, меня обуревало сомнение: а стоит ли оно того? К сожалению, существует много работ, которые могут похвастаться лишь большим количеством слов и упорностью автора в написании, но не более того. Видела я и мнения других читателей, но понимала, что, по большей части, вряд ли я найду здесь все то, чем они так восторгаются: так уж сложилось в драмионе, что читать комментарии – дело гиблое, и слова среднего читателя в данном фандоме – не совсем то, с чем вы столкнетесь в действительности. И здесь, казалось бы, меня должно было ожидать то же самое. Однако!
Показать полностью
Я начну с минусов, потому что я – раковая опухоль всех читателей. Ну, или потому что от меня иного ожидать не стоит. Первое. ООС персонажей. Извечное нытье читателей и оправдание авторов в стиле «откуда же мы можем знать наверняка». Но все же надо ощущать эту грань, когда персонаж становится не более чем картонным изображением с пометкой имя-фамилия, когда можно изменить имя – и ничего не изменится. К сожалению, упомянутое не обошло и данную работу. Пускай все было не так уж и плохо, но в этом плане похвалить я могу мало за что. В частности, пострадало все семейство Малфоев. Нарцисса Малфой. «Снежная королева» предстает перед нами с самого начала и, что удивляет, позволяет себе какие-то мещанские слабости в виде тяжелого дыхания, тряски незнакомых личностей, показательной брезгливости и бесконтрольных эмоций. В принципе, я понимаю, почему это было показано: получить весточку от сына в такое напряженное время. Эти эмоциональные и иррациональные поступки могли бы оправдать мадам Малфой, если бы все оставшееся время ее личность не пичкали пафосом безэмоциональности, гордости и хладнокровия. Если уж вы рисуете женщину в подобных тонах, так придерживайтесь этого, прочувствуйте ситуацию. Я что-то очень сомневаюсь, что подобного полета гордости женщина станет вести себя как какая-то плебейка. Зачем говорить, что она умеет держать лицо, если данная ее черта тут же и разбивается? В общем, Нарцисса в начале прям покоробила, как бы меня не пытались переубедить, я очень слабо верю в нее. Холодный тон голоса, может, еще бешеные глаза, которые беззвучно кричат – вполне вписывается в ее образ. Но представлять, что она «как девочка» скачет по лестницам, приветствуя мужа и сына в лучших платьях, – увольте. Леди есть леди. Не зря быть леди очень тяжело. Здесь же Нарцисса лишь временами походит на Леди, но ее эмоциональные качели сбивают ее же с ног. Но терпимо. 3 |
![]() |
|
Не то, что Гермиона, например.
Показать полностью
Гермиона Грейнджер из «Наследника» – моё разочарование. И объяснение ее поведения автором, как по мне, просто косяк. Казалось бы, до применения заклятья она вела себя как Гермиона Грейнджер, а после заклятья ей так отшибло голову, что она превратилась во что-то другое с налетом Луны Лавгуд. Я серьезно. Она мечтательно вздыхает, выдает какие-то непонятные фразы-цитаты и невинно хлопает глазками в стиле «я вся такая неземная, но почему-то именно на земле, сама не пойму». То есть автор как бы намекает, что, стерев себе память, внимание, ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР НЕ ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР. Это что, значит, выходит, что Гермиона у нас личность только из-за того, что помнит все школьные заклинания или прочитанные книги? Что ее делает самой собой лишь память? Самое глупое объяснения ее переменчивого характера. Просто убили личность, и всю работу я просто не могла воспринимать персонажа как ту самую Гермиону, ту самую Грейнджер, занозу в заднице, педантичную и бесконечно рациональную. Девушка, которая лишена фантазии, у которой были проблемы с той же самой Луной Лавгуд, в чью непонятную и чудную копию она обратилась. Персонаж вроде бы пытался вернуть себе прежнее, но что-то как-то неубедительно. В общем, вышло жестоко и глупо. Даже если рассматривать ее поведение до потери памяти, она явно поступила не очень умно. Хотя тут скорее вина авторов в недоработке сюжета: приняв решение стереть себе память, она делает это намеренно на какой-то срок, чтобы потом ВСПОМНИТЬ. Вы не представляете, какой фейспалм я ловлю, причем не шуточно-театральный, а настоящий и болезненный. Гермиона хочет стереть память, чтобы, сдавшись врагам, она не выдала все секреты. --> Она стирает себе память на определенный промежуток времени, чтобы потом ВСПОМНИТЬ, если забыла… Чувствуете? Несостыковочка. 3 |
![]() |
|
Также удручает ее бесконечная наивность в отношениях с Забини. Все мы понимаем, какой он джентльмен рядом с ней, но все и всё вокруг так и кричат о его не просто дружеском отношении. На что она лишь делает удивленные глаза, выдает банальную фразу «мы друзья» и дальше улыбается, просто вгоняя нож по рукоятку в сердце несчастного друга. Либо это эгоизм, либо дурство. Хотелось бы верить в первое, но Гермиону в данной работе так безыскусно прописывают, что во втором просто нельзя сомневаться.
Показать полностью
Еще расстраивает то, что, молчаливо приняв сторону сопротивления, Гермиона делает свои дела и никак не пытается связаться с друзьями или сделать им хотя бы намек. Они ведь для нее не стали бывшими друзьями, она ведь не разорвала с ними связь: на это указывает факт того, что своего единственного сына Гермиона настояла записать как подопечного Поттера и Уизли. То есть она наивно надеялась, что ее друзья, которые перенесли очень мучительные переживания, избегая ее и упоминаний ее существования, просто кивнут головой и согласятся в случае чего? Бесконечная дурость. И эгоизм. Она даже не пыталась с ними связаться, не то чтобы объясниться: ее хватило только на слезовыжимательное видеосообщение. Итого: Гермиона без памяти – эгоистичная, малодушная и еще раз эгоистичная натура, витающая в облаках в твердой уверенности, что ее должны и понять, и простить, а она в свою очередь никому и ничего не должна. Кроме семьи, конечно, она же у нас теперь Малфой, а это обязывает только к семейным драмам и страданиям. Надо отдать должное этому образу: драма из ничего и драма, чтобы симулировать хоть что-то. Разочарование в авторском видении более чем. 3 |
![]() |
|
Драко, кстати, вышел сносным. По крайне мере, на фоне Гермионы и Нарциссы он не выделялся чем-то странным, в то время как Гермиона своими «глубокими фразами» порой вызывала cringe. Малфой-старший был блеклый, но тоже сносный. Непримечательный, но это и хорошо, по крайней мере, плохого сказать о нем нельзя.
Показать полностью
Еще хочу отметить дикий ООС Рона. Казалось бы, пора уже прекращать удивляться, негодовать и придавать какое-либо значение тому, как прописывают Уизли-младшего в фанфиках, где он не пейрингует Гермиону, так сказать. Но не могу, каждый раз сердце обливается кровью от обиды за персонажа. Здесь, как, впрочем, и везде, ему выдают роль самого злобного: то в размышлениях Гермионы он увидит какие-то симпатии Пожирателям и буквально сгорит, то, увидев мальчишку Малфоя, сгорит еще раз. Он столько раз нервничал, что я удивляюсь, как у него не начались какие-нибудь болячки или побочки от этих вспышек гнева, и как вообще его нервы выдержали. Кстати, удивительно это не только для Рона, но и для Аврората вообще и Поттера в частности, но об этом как-нибудь в другой раз. А в этот раз поговорим-таки за драмиону :з Насчет Волан-де-Морта говорить не хочется: он какой-то блеклой тенью прошелся мимо, стерпев наглость грязнокровной ведьмы, решил поиграть в игру, зачем-то потешив себя и пойдя на риск. Его довод оставить Грейнджер в живых, потому что, внезапно, она все вспомнит и захочет перейти на его сторону – это нечто. Ну да ладно, этих злодеев в иной раз не поймешь, куда уж до Гениев. В общем, чувство, что это не величайший злой маг эпохи, а отвлекающая мишура. К ООСу детей цепляться не выйдет, кроме того момента, что для одиннадцатилетних они разговаривают и ведут себя уж очень по-взрослому. Это не беда, потому что мало кто этим не грешит, разговаривая от лица детей слишком обдуманно. Пример, к чему я придираюсь: Александр отвечает словесному противнику на слова о происхождении едкими и гневными фразами, осаждает его и выходит победителем. Случай, после которого добрые ребята идут в лагерь добрых, а злые кусают локти в окружении злых. Мое видение данной ситуации: мычание, потому что сходу мало кто сообразит, как умно ответить, а потому в дело скорее бы пошли кулаки. Мальчишки, чтоб вы знали, любят решать дело кулаками, а в одиннадцать лет среднестатистический ребенок разговаривает не столь искусно. Хотя, опять же, не беда: это все к среднестатистическим детям относятся, а о таких книги не пишут. У нас же только особенные. 2 |
![]() |
|
Второе. Сюжет.
Показать полностью
Что мне не нравилось, насчет чего я хочу высказать решительное «фи», так это ветка драмионы. Удивительно, насколько мне, вроде бы любительнице, было сложно и неинтересно это читать. История вкупе с ужасными ООСными персонажами выглядит, мягко говоря, не очень. Еще и фишка повествования, напоминающая небезызвестный «Цвет Надежды», только вот поставить на полку рядом не хочется: не позволяет общее впечатление. Но почему, спросите вы меня? А вот потому, что ЦН шикарен в обеих историях, в то время как «Наследник» неплох только в одной. Драмиона в ЦН была выдержанной, глубокой, и, главное, персонажи вполне напоминали привычных героев серии ГП, да и действия можно было допустить. Здесь же действия героев кажутся странными и, как следствие, в сюжете мы имеем следующее: какие-то замудренные изобретения с патентами; рвущая связи с друзьями Гермиона, которая делает их потом опекунами без предупреждения; но самая, как по мне, дикая дичь – финальное заклинание Драко и Гермионы – что-то явно безыскусное и в плане задумки, и в плане исполнения. Начиная читать, я думала, что мне будет крайне скучно наблюдать за линией ребенка Малфоев, а оказалось совершенно наоборот: в действия Александра, в его поведение и в хорошо прописанное окружение верится больше. Больше, чем в то, что Гермиона будет молчать и скрываться от Гарри и Рона. Больше, чем в отношения, возникшие буквально на пустом месте из-за того, что Гермиона тронулась головой. Больше, чем в ее бездумные поступки. Смешно, что в работе, посвященной драмионе более чем наполовину, даже не хочется ее обсуждать. Лишь закрыть глаза: этот фарс раздражает. Зато история сына, Александра, достаточно симпатична: дружба, признание, параллели с прошлым Поттером – все это выглядит приятно и… искренне как-то. Спустя несколько лет после прочтения, когда я написала этот отзыв, многое вылетело из головы. Осталось лишь два чувства: горький осадок после линии драмионы и приятное слезное послевкусие после линии сына (честно, я там плакала, потому что мне было легко вжиться и понять, представить все происходящее). И если мне вдруг потребуется порекомендовать кому-либо эту работу, я могу посоветовать читать лишь главы с Александром, пытаясь не вникать в линию драмионы. Если ее игнорировать, не принимать во внимание тупейшие действия главной пары, то работа вполне читабельна. 4 |
![]() |
osaki_nami Онлайн
|
Ненявисть
Я конечно понимаю, что мою пристрастность в отношении Наследника осознают все, но тем не менее замечу. Раз уж пошло сравнение драмионы в ЦН и в Наследнике, то у Фионы - типичные тупые подростки, в равной степени далёкие от образов Роулинг, что и повзрослевшие герои Даниры. Ну и вы либо невнимательно читали, либо забыли многие важные диалоги, в которых Гермиона предстаёт именно Гермионой, в частности разговор с матерью в одной из последних глав. Что касается Волдеморта, то его суета вокруг пророчества не более нелепа, чем в каноне, где он нападает на толпу школьников собственно в школе. И напоследок, раз уж сравнивать Наследника с ЦН, родомагия в последней куда махровее, особенно если рассматривать внезапно всплывший Цвет веры. На правах человека, прочитавшего ЦН трижды, и Наследника четырежды, уверенно заявляю ^^ 2 |
![]() |
osaki_nami Онлайн
|
Ненявисть
В повторном прочтении есть минимум та ценность, что ты подмечаешь мелкие детали, в корне меняющие впечатление от произведения. При первом прочтении ЦН всегда выглядит шедевром. При третьем в глаза бросается множество логических несостыковок, раздражающих черт у большинства персонажей и даже прямых заимствований (мы ведь все помним, что ЦН фанфик не по Гарри Поттеру, а по Draco Trilogy? ^^). В Наследнике напротив, только после третьего прочтения до меня дошло, сколько именно мелких пасхалок раскидано по страницам книги. От встречи с персонажами, мельком упомянутыми в разговорах Драко с Гермионой или его друзьями, до пары полноценных спойлеров, изящно скрытых от беглого взора читателя. Само собой, откровенный мусор я закрываю после пары страниц. Посредственность - после пары глав. Но даже то, что мне понравилось и попало в публичную коллекцию, после перепрочтения очень часто разочаровывает и отбрасывается. Это так, пространное рассуждение о пользе чтения ^^ 1 |
![]() |
|
Начала читать, но когда на второй главе поняла, что Драко и Гермиона погибли, не смогла дальше читать...
1 |
![]() |
|
Замечательная книга, изумительная, интересная, захватывающая, очень трагичная, эмоциональная, любовь и смерть правит миром, почти цытата из этой книги как главная мысль.
1 |
![]() |
alexandra_pirova Онлайн
|
Боже, невероятно прекрасное произведение, оно полностью затянуло меня в свой тонко, до малейших деталей проработанный мир. Каждая сцена имеет значение, каждая деталь, тесно переплетается прошлое и настоящее, дополняя друг друга. Автор восхитительным языком размеренно ведёт нас по этой истории и нет ни малейшего лишнего слова (мне даже немного не хватило).
Хочется сказать ещё целую кучу слов восхваляющих это произведения, но я от переполняющих меня чувств и восторга, похоже, забыла все слова 2 |
![]() |
|
О фанфиках узнала в этом году и стала читать, читать, читать запоем. Много интересных , о некоторых даже не поворачивается язык сказать "фанфик", это полноценные произведения. "Наследник", на мой взгляд, именно такой - произведение.
Показать полностью
Очень понравилось множество деталей, описание мыслей, чувств, на первый взгляд незначительных событий, но все вместе это даёт полноценную, жизненную картину, показывает характеры героев, их глубинную сущность. Не скрою, когда дошла до проклятья Алекса,не выдержала,посмотрела в конец. Потом дочитала уже спокойнее про бюрократическую и прочую волокиту, когда ребенок так стремительно умирает. Жизненно, очень жизненно. Опять же,в конце прочла сначала главы про Алекса, понимая, что не выдержу, обрыдаюсь, читая про смерть любимых персонажей. Потом, конечно, прочла, набралась сил. И все равно слезы градом. Опять же жизненно. Хоть у нас и сказка... Однако и изначальная сказка была таковой лишь в самом начале) В описании предупреждение - смерть персонажей. Обычно такое пролистываю... А тут что то зацепило и уже не оторваться. Нисколько не жалею, что прочла. Я тот читатель,что оценивает сердцем - отозвалось или нет, эмоциями. Отозвалось, зашкалили. Да так,что необходимо сделать перерыв, чтоб все переосмыслить и успокоиться, отдать дань уважения героям и авторам.. Спасибо за ваш труд, талант, волшебство. 2 |