Найдется все (гет)

Следуя указаниям сотрудников фонда Стофеля, Валера Попришкин максимально оборвал связи с внешним миром.

Возвращаясь домой после беседы с Ильей Мининым и Илоной Макси, он по пути заглянул в ближайший торговый центр. Где набрал побольше продуктов — сколько смог бы унести. А пока бродил между стеллажами, наполняя тележку, пока стоял в очереди в кассу, чуть ли не физически ощущал на себе взгляды других покупателей и персонала. Недобрые взгляды… От них словно множество крохотных иголочек втыкались в кожу.

«Интересно, многие ли из вас были горячими поклонниками этой Мартины?» — думал Валера с горькой досадой. Скорее всего, таковых было и немного. Всяко меньше, чем теперь людей, узнавших, что он, Попришкин, не чист перед законом. А значит, достоин ненависти куда больше, чем жертва его заслуживала любви.

По возвращении Валера запер обе входных двери — железную и фанерную-старорежимную. Затем перегрузил продукты из пакетов в холодильник… и уже после обнаружил, что заняться ему теперь по большому счету нечем.

Работе со своею подмоченной репутацией Попришкину только и оставалось, что сказать «гуд бай!» Вернее, самому услышать данное выражение со стороны компании-работодателя. Более того, сама возможность хоть где-то трудоустроиться, когда ты главный подозреваемый по громкому уголовному делу, была в лучшем случае сомнительной.

Что в таком случае оставалось? Готовка пищи и другие хозяйственные хлопоты? Но кулинарными талантами Валера похвастаться не мог. Поэтому и возне на кухне не привык уделять много сил и времени. Что-то по-быстрому сварить или разогреть в микроволновке было тем максимумом, на который Попришкин был способен, когда хотел утолить голод. Аналогичным было отношение к иным домашним делам. Той же уборке Валера мог сподобиться разве что когда слой пыли на мебели уже нельзя было не замечать.

Телевизор успел надоесть Попришкину уже в первый день затворничества. В паре выпусков новостей вновь упомянули убийство Мартины. Но ничего нового, тем более обнадеживающего, не сообщили. Перипетии международной обстановки — кто кого где бомбил и кто с кем встретился — и прежде интересовали Валеру поскольку постольку. Как и сопутствующая лихорадка на разнообразных биржах. А теперь и подавно эти глобальные события утратили для него всякое значение, превратившись в некую абстракцию. Что-то далекое и в жизни Валеры Попришкина значащее несоизмеримо меньше, чем вполне реальная угроза пересесть на нары.

А что оказалось отдушиной для него, так это Интернет. Вот только выйти в глобальную сеть на этот раз Попришкин решил вовсе не для того, чтобы сменить статус с «хочу есть» на «поел, теперь хочу в туалет». И не за тем, чтобы полюбоваться на статусы и фотки так называемых друзей и лайкнуть какой-нибудь демотиватор или картинку с котиком.

Нет, теперь все было куда серьезней. Валера зашел в «Твиттер» и оставил там сообщение: «Терять любовь всегда больно. Но еще больнее, когда тебя обвиняют в том, чего ты не совершал».

Желающих ретвиттить этот крик души оказалось немало — до обеда таковых набралось не один десяток человек. Из смартфона то и дело доносились короткие булькающие звуки, докладывавшие об очередном репосте или ответном сообщении кого-то неравнодушного.

Воодушевленный успехом, Попришкин не преминул его закрепить. Сперва ответил френдам, а затем отправил еще пару твиттов: «Уверен на все сто, меня подставили» и «Мы любили друг друга, но наше счастье встало кому-то поперек горла». А уже ночью, перед отходом ко сну придумал третье сообщение: «Опасная это штука — любовь, когда ты простой труженик, а твоя избранница из числа богатых и знаменитых». Но закончить решил все-таки на жизнеутверждающей ноте. Послав в вдогонку: «Об этом я не знал. Но даже если бы знал, не отступился бы!»

В общем, со сном в ту ночь пришлось повременить. Но дело того стоило. Интернет-активность Попришкина оказалась замеченной в том числе сотрудниками фонда Стофеля. «А вы молодец, — донеслось из гарнитуры, правда, уже наутро, — кое-что даже сами можете. И все равно надеюсь, что от помощи тоже не откажетесь».

Помощь фонда выразилась на сей раз в фотографии, пришедшей по электронной почте. Человека, на ней запечатленного, Валера хоть и видел всего раз, но все равно узнал сразу. То был ревнивый хозяин джипа, допытывавшийся у Попришкина, как тот посмел покуситься на их с Мартиной отношения.

Качество снимка оставляло желать лучшего. Из-за искаженной цветопередачи бородатое лицо ревнивца казалось неестественно-розовым, как после пьянки. А глаза из-за недостаточного разрешения камеры выглядели безжизненными пуговицами: ни зрачков в них не разглядеть, ни белков. Да и выражение, с которым этот субъект предстал перед объективом, нельзя было назвать ни приятным, ни дружелюбным.

Но все это были не баги, но фичи. Иначе говоря, так и задумывалось — изобразить предполагаемого недруга и соперника Попришкина неким отвратительным существом, не вполне даже человеком. Валера понял это сразу. Как и то, что именно следует с полученной фотографией делать.

Снимок Валера выложил сперва в «Твиттере», затем в «Инстаграме». В последнем случае сопроводив его комментарием: «Вот он — настоящий убийца Мартины. Так его припекло, когда моя покойная любовь его отшила. Но не угомонился, будь он неладен! Люди, у которых куча денег, вообще-то не привыкли уступать, смиряться с поражением. Тем более органы с этой мразью заодно. Все так. Но и я сдаваться не намерен».

Имя и фамилия «мрази» прилагались. Их Попришкин узнал из того же электронного письма, с которым принесло фотографию.

Без внимания других юзеров сообщение с фотографией не осталось. Комментарии и ответы валили валом, Валера не успевал на них откликаться.

Прошло еще два дня. Два дня, основным занятием на которые для Попришкина стали гневные посты. Смартфон и планшет едва успевали заряжаться, даром что эксплуатировал их Валера по очереди. Что-то подсказывал своему подопечному голос безвестного инструктора, доносящийся из гарнитуры. Но чаще Попришкин справлялся сам, входя в раж и временами даже забывая, что роман их с покойной Мартиной, газетами измусоленный, на деле был таким же настоящим, как грудь чуть менее, чем любой голливудской кинодивы.

А потом добровольного затворника впервые побеспокоили. Долго звонили в дверь, но Валера не открыл. И даже не соблаговолил подойти, заглянуть в глазок. Так и сидел на диване не шелохнувшись. И потому не узнал тогда даже, кто именно пожаловал к его порогу: то ли из полиции, то ли из прокуратуры люди… а то ли богатенького мстительного хахаля Мартины с молодчиками принесло.

Несколько позже Попришкин догадался, что приходили к нему таки из прокуратуры. Не иначе, хотели вызвать на допрос. Прийти к такой догадке Валере помогла повестка, обнаруженная в почтовом ящике рядом с квитанцией на оплату услуг ЖКХ и бумажным спамом.

С тем же успехом повестку могли бросить и в мусорный бак. Попришкин помнил о наставлениях Илоны Макси и отступать от них, идя навстречу следствию, не собирался. Зато коммуналку оплатить стоило. Не то, чего доброго, могли отключить электричество или воду. Для человека, запершего, скрывшего себя от враждебного мира в четырех стенах, лишиться благ цивилизации было бы смерти подобно. Ни дать ни взять, удар в спину… или ниже пояса.

Произведя оплату через ближайший банкомат, по возвращении к своему подъезду Валера встретил давешнюю знакомую. Журналистку, со второй попытки сумевшую подбить его на интервью. Не иначе, жила эта особа тоже где-то поблизости, потому и охотиться на Попришкина ей было легче. Результативнее.

Живо смекнув, что это встреча — шанс не столько для самой журналистки, сколько для него, Валера тут же, на лавочке у подъезда, сподобился небольшому интервью. Где выложил примерно то же самое, что до сих пор изливал в Интернете. Что убийца не он, а то бородатое мурло на джипе. Что оное мурло ему, Попришкину угрожало. И что, наконец, власти бессовестно скрывают правду. Играя на стороне истинного виновника убийства Мартины и пытаясь втоптать в грязь невинного человека.

«Не знаю, сколько я еще протяну, — сказал Валера в конце интервью, — но и плясать под их дудку не собираюсь».

Опубликовали это интервью или нет, Попришкин не знал. Зато без последствий не обошлось. Уже на следующий день Валера узнал, что объявлен в федеральный розыск. Заодно полюбовался на свою фотографию, попавшую в телевизор. Или, скорее, ужаснулся. Фотография-то была черно-белой, а лицо на ней — мрачным, бледным и каким-то болезненно-недовольным. Оставалось только гадать, где работники прокуратуры раздобыли этот снимок. На работе Попришкина? В паспортном столе? Или в какой другой конторе, где он мог оставить свой след?

Еще дня через два у здания прокуратуры случился митинг. По телевидению о нем не сообщали, а видеозапись с места событий Валере прислал вестимо кто по электронной почте.

Народу на митинге было — кот наплакал. Три десятка пенсионеров, из которых несколько зачем-то приволокли кумачовые знамена и портреты давно почивших в бозе советских вождей. Еще какой-то бойкий старичок притащил аккордеон и теперь аккомпанировал действу гражданской активности, придавая ему налет праздничности.

Компанию пенсионерам, как заметил, просматривая видео, Попришкин, составила пара хипстеров в своих узнаваемых прикидах — сколь нелепых, столь же и не дешевых. Но эти двое не столько принимали участие в собрании, сколько крутились рядом и снимали. Позировали, выделываясь друг перед дружкой, запечатлевая то митингующих, то себя на их фоне, то просто себя.

К чести работников прокуратуры, к митингующим они отправили парламентера. Девушку в голубом кителе и такого же цвета облегающей длинной юбке. Но ей не дали сказать ни слова — освистали и обругали нестройным, но громогласным хором. Особенно постарался высокий старикан в кепке. «Потаскуха ты! — возопил он хорошо поставленным голосом, выдававшим сценическое прошлое, — как самой-то не стыдно? Невинного человека за решетку упекать! А все бандиты! Слышишь, бандиты вертят вами как хотят!»

И поднял над головой плакат с грубо нанесенной надписью: «Свободу Валерию Попришкину!» Как будто вышеназванный Попришкин уже томился в узилище, а не смотрел запись митинга, сидя на диване у себя дома.

Впрочем, вот тут зарекаться точно не стоило. Ибо еще дня через три терпение властей иссякло.

Группа захвата из бойцов ОМОНа прибыла к дому, где жил Попришкин, глубокой ночью. Самое то время, чтобы проворачивать разные темные делишки. Как и противодействовать оным.

Все необходимые ордеры у прибывших имелись. Поэтому омоновцы не церемонились: железную дверь в квартиру вскрыли автогеном. Не составило труда и обнаружить хозяина, ради ареста которого группу захвата прислали. Более чем предсказуемо Попришкин обнаружился в единственной комнате. Где был разбужен короткими громкими окриками и ярким светом нескольких фонарей.

Едва Валера открыл глаза и привстал, как его, не успевшего толком проснуться, сбросили с кровати на пол. И уже затем включили в комнате свет, а на самого Попришкина надели наручники.

— Вот все-таки правильно говорят: дерево лучше прятать в лесу, — сухо, но в то же время с легкой, почти аристократичной усмешкой проговорил единственный человек в штатском — в квартиру он прошел вслед за ОМОНом, — дерево в лесу… а вещь на самом видном месте. А то его, понимаешь, в розыск объявили по всей стране. Пока он дома отсиживается.

Из всех незваных ночных гостей в квартире Валеры Попришкина, человек в штатском, похоже, был единственным, кто обладал даром речи. Вот и вел беседу сам с собой — одновременно прохаживаясь эдак по-хозяйски по комнате и шаря цепким взглядом по деталям обстановки.

Остановив ненароком взор на смартфоне, лежавшем на тумбочке рядом с кроватью, человек в штатском распорядился:

— Прихватить в качестве улики. В Интернет наш клиент похоже, через эту штуку выходил.

Услышав эти слова, Попришкин позволил себе хоть осторожный, но вздох почти облегчения. Радуясь уже тому, что ни бойцы группы захвата, ни их говорливый начальник не догадались о планшете. И вообще о том, что выходить в глобальную сеть один и тот же пользователь мог необязательно через одно-единственное устройство.

Виду, понятно, Валера не показал. Так и лежал молча на полу, лицом вниз, пока незваные гости в форме и при удостоверениях бродили по его жилищу. Вскрикнул Попришкин всего один раз. Когда человек в штатском, наклонившись над ним… и, дернув за ухо, вытащил оттуда заветную гарнитуру.

— О! А вот это уже поинтересней будет, — молвил человек в штатском, разглядывая миниатюрное устройство, — думаю, позволит даже пролить свет… на что-то.

Разумеется, он и знать не знал, что поступком своим подписал себе смертный приговор. Тогда как, не обнаружь гарнитуру, мог бы отделаться лишь взысканием по службе. За неудавшуюся спецоперацию.

Человек в штатском не знал… как не мог знать никто из присутствующих в квартире Попришкина, включая самого Валеру, что второй акт в этом Мерлезонском балете — на подходе. Уже минуту спустя к подъезду, возле которого остановились автозак ОМОНа и уазик, привезший человека в штатском, пожаловала еще одна машина. Микроавтобус явно не здешнего производства: гладкий и обтекаемый и выкрашенный в черный глянцевый цвет. Отчего тонированные стекла его не всегда можно было различить на фоне корпуса. А сам корпус мог показаться монолитным. Ну, по крайней мере, с беглого взгляда.

Микроавтобус остановился в десятке метров от уазика и автозака. А люди, что затем выбрались один за другим из него, более всего походили не на бандитов, не на сотрудников правоохранительных органов и даже не на военных. Что-то в их облике было от инопланетян. Облегающие комбинезоны, изнутри усиленные легкой, но прочной броней из полимерных материалов. Компактные шлемы, полностью скрывавшие лица… притом, что самому обладателю такого шлема было видно много и даже больше. Ибо шлем был оборудован встроенным прибором ночного видения, радаром, навигатором и средством связи с другими бойцами и со штабом. Более того: благодаря беспроводной связи и специальной камере в штабе могли видеть в реальном времени то же самое, что и любой из бойцов — на выбор.

К слову сказать, ничего фантастического, тем более неземного, в этих костюмах и шлемах в двадцать первом веке уже по большому счету не было. Подобные комплекты обмундирования для «солдат будущего» время от времени представляют конструкторы с оборонных предприятий разных стран на соответствующих выставках. Представляют, терпеливо ожидая внимания со стороны заказчиков. Из военных ведомств тех же стран… и не только их, кстати. Во всяком случае, та группа бойцов, что пожаловала к дому Попришкина, не имела никаких опознавательных знаков, выдававших ее принадлежность к армии какой-либо страны.

Рассредоточившись, «солдаты будущего» занимали позиции кто за припаркованными во дворе машинами, кто на детской площадке или на газоне. И когда первая пара бойцов ОМОНа вышла из подъезда, сопровождая закованного в наручники Валеру Попришкина, в дело вступил снайпер. Меткий выстрел проделал в голове одного из омоновцев аккуратную дырочку. И доблестный боец, чье лицо так и осталось скрытым черной маской, повалился на крыльцо. Его напарника постигла та же участь меньше, чем через минуту. Но и этого времени хватило, чтобы достать рацию и оповестить товарищей о нападении.

А зря! Потрать омоновец отпущенное ему время на отступление хотя бы вглубь подъезда — мог бы, наверное, и пережить эту ночь. Имел на то крохотный, но шанс.

С другой стороны, поступок этого бойца мог быть достоин награды, хоть и посмертной. Потому что преимущество внезапности «солдаты будущего» благодаря ему утратили. Противная сторона даже сподобилась нескольким выстрелам — и из окон квартиры Попришкина, и из подъезда. Впрочем, все они ушли «в молоко». Приборами ночного видения омоновцы не располагали, а без них трудно вести бой в ночной темноте.

Вдобавок, их противники не преминули показать, что внезапность — не главное преимущество этой группы, прибывшей на микроавтобусе. Далеко не главное. Один из «солдат будущего» вскинул на плечо переносную пусковую установку для противотанковой ракеты. Самонаводящейся, кстати. А значит, почти не способной промахиваться. И еще довольно мощной… тем более, что целью атаки именно этой конкретной ракеты был отнюдь не танк.

Огненно-дымная, почти идеально-прямая струя прорезала ночную темноту… и миг спустя автозак, даром, что бронированный, взлетел на воздух. Не остался без повреждений и уазик — теперь он выглядел помятым, почернел от копоти и остался без единого целого стекла.

Дружно всхлипнули и заголосили, перемигиваясь, сигнализации автомобилей, коротавших ночь во дворе. Они словно оплакивали своего погибшего грузового собрата. Вот только хозяева этих машин не торопились выглядывать из подъездов, окон и с балконов, выясняя, что же неладное твориться снаружи. Если и имелись такие любопытные, кого привлекли звуки выстрелов во дворе, то после грянувшего взрыва, смелости поубавилось даже у них. Как, кстати, и у уцелевших бойцов ОМОНа.

Но даже готовность сдаться в итоге участников группы захвата не спасла. Приказ «солдаты будущего» получили не абы какой, а на полную зачистку противника. Ведь омоновцы, даже разоруженные, все равно могли хотя бы подкрепление вызвать. Но главное, их начальник, облаченный в штатское, успел узнать непозволительно много. По крайней мере, был слишком близок к тому, чтобы узнать.

А что сам Попришкин? Он же, едва запахло порохом, а конвой из пары омоновцев был выведен из строя, не придумал ничего лучше, кроме как дать стрекача. Новые выстрелы и, тем более, взрыв автозака только придали Валере ускорение.

И все-таки далеко убежать несостоявшемуся арестанту не удалось. Он даже не успел выбраться за пределы двора, когда один из выстрелов настиг его. Попришкин сначала резко замер, остановившись, а затем кулем рухнул на газон, перевалившись через низенькую символическую ограду.

Впрочем, поразила Валеру не пуля, а лишь игла со специальным составом, усыпляющим и расслабляющим. Это с его помощью охотники добывают хищных зверей для зоопарков и цирков.

— Заранее извиняемся, — проговорил, обращаясь к Попришкину тот из «солдат будущего», который выстрелил и попал в него, — но расклад таков, что сработать мягче мы не могли. А нечего было бегать!

Впрочем, сам Валера этих слов уже не услышал.