Хрупкие дети Земли (гет)

Следовало, конечно, «вести себя хорошо»: отвлечься от новостей, послушать, что говорит Рут. Голос ее звучал совсем близко, она рассказывала Аве последние новости о том, как идут дела в компании. За окном наконец-то гас еще один, душный день Пало-Альто. О чем говорит Рут? Ава отвернулась от телефона, стараясь увлечь себя работой, и заранее зная, что это сейчас бесполезно: все ее существо захватили сообщения, заботливо пересланные Миллер, и... что теперь? Откуда вообще все это?.. Фотографии Уильяма, снимки из ресторана?..

Она посмотрела их всего один раз, неподробно, думая, что это снова — сообщения или извещения о заблокированных звонках с неизвестного номера. Звонки эти продолжались уже несколько дней, сообщения приходили пустые или с улыбчивыми смайлами, и Аву это очень нервировало. Кто это? Что им от нее нужно?.. Она отчетливо помнила, как, с уверенностью в том, что это — очередной, глупый розыгрыш, открыла сообщения. И увидела фотографии Блейка и Миллер. И застыла с телефоном в руках, не зная, что делать. Впрочем, она и сейчас не знала, что с этим делать. В первые минуты внутри возникла немота, сквозь которую не прорывалось ни одной мысли. Это длилось недолго. Потом прошло. И с тех пор мысли, хаотичные и беспорядочные, жгли ее, мешали и работать, и думать о чем-то ином, кроме Блейка и Миллер. Эти мысли все, все перебили!.. «Ладно, давай потом, а?», — неуверенно спросила себя Ава, заранее предчувствуя и этот ответ.

Никаких «потом».

Нет «потом».

Есть только сейчас.

Ну же, возьми телефон, посмотри все еще раз! Спокойно, не отрывками, до конца. Спокойно!.. А вдруг она все не так поняла? И эти звонки с неизвестных номеров... Это Миллер? Но зачем ей звонить? Она и так отлично обо всем сообщила. Ава потянулась к своему телефону, — он лежал на столе слева от нее, — и, отдернув руку, попросила, обращаясь к Рут:

— Повтори, пожалуйста, снова. Последние фразы.

Заместитель Авы остановилась, кивнула, и продолжила как ни в чем ни бывало.

— Мне нравится твой дизайн новой модели «Spider», Эв. Колонка в виде большой виниловой пластинки, закрепленная на трех деревянных ножках... С вариантами подсветки, с движущейся, по поверхности иглой... Все это, конечно, ретро, но... Я думаю, среди наших покупателей есть и такие, кому подобный стиль понравится. Колонка станет украшением интерьера... Стоит попробовать, запустить пробную версию... В начинке все оставим, как прежде?

Ава кивнула, украдкой посмотрела на телефон и снова повернулась к Рут.

— Да, с полным, прежним функционалом. Хотя... — она задумалась, — ...Надо подумать, как именно в такую модель «Spider» добавить музыку с винила. Именно с винила. Ту, которая раньше была выпущена на пластинках. Там звучание иное. Меломанам должно понравится.

Рут записала слова Авы, кивнула, и с радостным удивлением взглянула на нее.

— Ты сама это все придумала?..

— Про пластинки? Не совсем. Мне помогли... подсказали. И я подумала, что...

— Нет, вообще. Дизайн, новая модель? Ты не говорила об этом раньше.

— Ничего особенного, Рут. Просто... пора сделать что-то новое. Уточнишь у наших инженеров, возможно ли музыкальные коллекции, выпущенные на виниле, перенести в новую модель с сохранением звучания?

— Конечно! Какую именно музыку берем?

Ава улыбнулась.

— Классику и то, что теперь уже считается классикой. Музыка со всего мира. Но нужно отобрать ее, прежде чем заносить в память новой модели.

— Привередничаешь?

— Не хочу мусора в моем устройстве. А, да!.. И еще. Добавим отдельный слот для настоящих пластинок. Чтобы у пользователей была возможность и слушать записи с винила, и включать свой винил... На случай, если он у них есть.

— Сделаем... — негромко проговорила Рут, дополняя записи в рабочем ежедневнике, и, одновременно с тем, с любопытством вглядываясь в лицо Авы, которое в этот момент было очень интересным в своем выражении.

— Что у нас еще? — устало спросила Ава.

— Может, обсудим завтра? На свежую голову?

Мисс Полгар не согласилась.

— Не хочу больше оставаться в Пало-Альто. Хочется все доделать сейчас.

— А что случилось?

Ава оглянулась на свой телефон, который теперь притягивал ее к себе магнитом, и постаралась изобразить веселый вид.

— Ничего. Просто хочу домой.

Сказав это, она вдруг замолчала, и с удивлением поняла, что сказанное — правда. Назаре для нее — дом. И как же надоело здесь, в Калифорнии!.. Как она раньше здесь жила, в этой жаре, в постоянной духоте? Просто дышать нечем! Ава тяжело вздохнула: даже мысли у нее все те же, при каждом посещении Пало-Альто...

— Так что еще, Рут?

— Ты хочешь уехать сегодня, сейчас? — удивилась девушка.

Ава взглянула на наручные часы.

— Если успею с тобой обо всем договорить и выехать в аэропорт в ближайшие полчаса.

Удивление Рут меньше не стало. Она с трудом подавила вспыхнувшее любопытство и переключилась на работу.

— Я быстро. Собственно, то, о чем мы уже говорили. Продажи прежних моделей «Spider» в последние месяцы идут неровно, часто меняются. То падают, то резко поднимаются вверх... — Рут вздохнула, готовясь произнести самую трудную для нее фразу. — ...Мы проанализировали, и... думаем, это связано с шумихой вокруг твоего имени, Эв. Может, только частично, не полностью... Но пользователи оставляют в наших социальных сетях много вопросов личного характера, о тебе. Они хотят знать, почему ты ничего не отвечаешь на те, мягко говоря, домыслы и оскорбления, что пишут о тебе в СМИ и со стороны «Yut-stereo»... Честно скажу, мне это тоже интересно. Многие люди думают, что мисс Полгар надо ответить. Иначе они... — еще один вздох, — ...придумают ответ сами. Из той лжи, что распространяют о тебе. Или начнут считать, что, раз ты молчишь, тебе все равно на то, что пишут и говорят.

Ава растянула на губах заметно дрогнувшую улыбку. Взглянув на Рут, она задержала взгляд на ее лице, посмотрела прямо в глаза.

— Это не ложь, Рут.

Девушка тихо охнула, отвела глаза от лица Авы.

— И мне не все равно. Мне просто сложно об этом говорить. Тем более, публично. Хотя уже все известно... Есть, конечно, некоторые красочные преувеличения. Но то, что пишут обо мне в СМИ, тот же Аллес, вдруг заделавшийся журналистом, и весьма известная здесь и в Сан-Франциско Дженни Миллер...

На имени журналистки Ава запнулась и надолго замолчала. Рут, которая не осмеливалась взглянуть на нее снова, приняла это за эмоции от статей Миллер, но подобное молчание было тем, о чем пока, как ошибочно думала Ава, не знал никто. Кроме Джении и, — около часа тому назад ею же заботливо извещенной, — Авы Полгар.

— То есть... — тихо проговорила Рут, смотря вниз.

— Детский дом, жизнь на улице и прочие приключения, — все правда. Я действительно такая.

— Какая?

Ава усмехнулась, не давая ответа и встала из-за письменного стола.

— Спасибо, Рут. Я подумаю над твоими словами. Может быть, ты и наши клиенты правы, и мне, в самом деле, стоит прервать молчание, и отсыпать «Yut-stereo» и Миллер звездной пыли?.. Что думаешь об этом, а?

Слова прозвучали насмешливо, смешавшись со смехом самой Авы, но оборвались, слишком тяжелые для всякой шутки. Оглянувшись, девушка сняла со спинки стула рюкзак, медленно, — словно размышляя, а стоит ли? — стянула со стола телефон. Засунув его в карман рюкзака, подальше от самой себя, Ава снова улыбнулась.

— Ну, Рут... спасибо. Извини, что так...

Она искренне пыталась держаться. Но сердце снова сжала какая-то медленная и глубокая, невыразимая тоска. Ей ужасно хотелось домой. Скорее. Договорить Ава не успела: Рут, все последние минуты застывшая на стуле сгорбленно, с опущенной вниз головой, вдруг резко вскочила со своего места, и порывисто, очень крепко обняла Аву. Помолчав первые секунды, она горячо зашептала:

— Мне так жаль тебя, Ава! Я читала все эти статьи! И верила, и не верила... У тебя боялась спросить... Это так, с ходу, не... Это все ужасно, невероятно! Как ты? Мне так сильно жаль тебя!

Рут заплакала, не сдерживая слезы.

— Я представила тебя... попыталась. Как ты, Ава?.. Как ты вообще?..

Она все хотела спросить «как ты справилась с этим?», но не смогла. Голос и силы изменили ей. И Рут просто плакала и обнимала Аву. То, о чем она с таким страхом думала, и что теперь оказалось правдой, было для нее так ужасно и необъятно, что в своем искреннем желании помочь Рут растерялась, и сейчас рыдала, сжимая Аву в объятьях.

Ава такой реакции совсем не ожидала. Она привыкла молчать и молча проглатывать правду о себе. Она приучилась прятать все, что выходило, — в случившемся с ней, — за привычные рамки хорошего тона и правил приличий. И, конечно, в том, что с ней произошло, все или почти все было таким.

Потому она пряталась и молчала.

Привыкла.

Привыкла не только скрывать, но и считать свое прошлое чем-то постыдным, дурным, грязным. За этой выучкой к тишине со временем прибавилось собственное мнение о том, что в случае с нею нет ничего особенного, никакого доказательства ее силы. Только боль, темнота и громадный стыд. И Ава стала отмахиваться от себя, от своего прошлого, от свидетельства того, что смогла выдержать все, что с ней произошло, и не сломаться. Все это случилось с ней, но, к огромному счастью, прошло. Что в этом особенного? Ничего. Нужно только хорошо все спрятать, не говорить, изменить... Документы, возраст, улыбку на лице. Улыбка на лице нужна непременно. Иначе — никак.

Да, настал момент, когда она не вынесла тяжести того, что так упорно скрывала. К тому времени, — и на ее удачу, — рядом с ней уже был Уильям. Он ей очень помог, буквально спас. Но это не удивительно, — он всегда был особенным. Такой и есть. Ава пристрастилась к его заботе, теплу. К тому, как он ее любил, утешал. Это стало тем, без чего она себя уже не мыслила, не представляла свою жизнь, без чего просто не могла ни жить, ни в полной мере дышать.

Но сочувствие от людей? Такого Ава Полгар почти не знала. Или оно было ей известно до очень недалеких, только внешних пределов. Потому что... люди «такого» (или даже части того, что пережила она) не выдерживали. И этого не скрывали. Келс и Риз, с которой Ава и сейчас, даже находясь в Пало-Альто, не решалась встретиться, — тому подтверждением.

Этот разрыв с друзьями тоже дорого дался. И, между всем прочим, снова уверил Аву в том, что никому из людей доверять свое прошлое нельзя. Но у нее есть Уильям. И хватит. С такими мыслями и негласно принятыми решениями, Ава жила с того момента, когда стало понятно, что ситуация с Келсом и Риз — это не простая дружеская ссора. Это конец их общения. Окончательный разрыв. Но... Рут?.. Ава совершенно онемела, когда услышала слова девушки, ощутила ее настоящее, искреннее сочувствие. Это было невероятно. И совсем непривычно.

Настолько, что Ава сама начала утешать Рут. Так, словно горе, из-за которого девушка плакала, самой Авы Полгар не касалось и до нее не относилось.

В какой-то момент Ава остановилась. Не знала, что делать дальше.Чувствуя себя очень неуютно в подобной ситуации, она застыла на месте. По ее внешнему виду сказать этого было нельзя, но сочувствие Рут потрясло Аву так сильно, что даже в мысленном диалоге с самой собой она не знала и не понимала, что нужно теперь делать... Или нужно что-то сказать?..

Но делать ничего не пришлось. А из слов хватило самого простого и ценного, — искренней благодарности Рут. За участие, за сочувствие, за это удивительное желание, которое буквально рвалось теперь из нее наружу, — желание сделать для Авы хотя бы какое-то, совсем даже крохотное добро. Может быть, Аве, все-таки, что-нибудь нужно? Глаза Рут горели почти мольбой, — «позволь мне тебе помочь!». И Ава, давно выучившись мастерски ускользать из таких неудобных, сокровенных моментов, не решилась теперь уйти, отказать. Потому, обернув слова просьбой, мисс Полгар попросила подвезти ее до аэропорта: она улетала, летела, наконец, домой.

* * *

Он все выяснил. Теперь с Миллер можно было рвать. Собственно, это Уильям и собирался сделать. Завтра, после тренировки. Он позовет Дженни в кафе, они сядут за столик и он все ей прямо и сразу скажет. Нет, конечно, никаких настоящих причин этого объяснять он не станет, но — разрыв, непременно разрыв! Прекратить с ней всякое общение!

Электронная душа Уильяма ликовала, вспыхивая внутри, за грудной клеткой, синими искрами. Он все выяснил, все стало ясно! Надо же... какое невероятное облегчение! Игру с Миллер можно завершить!.. Как замечательно... наконец-то! Нет, он даже почти не злится. Ни на «Джен», ни на то, что она устроила в истории с Аллесом, — так громадна его радость от того, что он сумел собрать, проникнуть в эту, на самом деле, не такую уж витиеватую головоломку. И, что особенно ценно, помощь Миллер, которой она так старательно его цепляла, Уильяму не понадобилась. Ему помогли лишь несколько ее фраз о Монике Бейли. Брошенные легкомысленно, невзначай, в разное время, они не сразу привлекли должное внимание Блейка.

Но когда он, вооружившись своим упорством, решил, во что бы то ни стало, разрубить этот гордиев узел, именно эти фразы, собранные Уильямом воедино, стали первой, отправной точкой его поисков. Он, конечно, вовремя подыгрывал Миллер. Рассчитывая вытянуть из нее необходимые подробности, Блейк то прикидывался любопытным, то глупым, не понимающим.

Уильям кинул ей как-то в ответ несколько слов, оформленных в виде наивных вопросов... Тогда, когда Миллер, расслабленная алкоголем, вечером и его присутствием, — и вероятной мыслью о том, что теперь «Блейк от нее никуда не денется», — оказалась на редкость непредусмотрительна и болтлива. Но и это не особенно помогло: она хотя и была в тот вечер пьяна, но планов своих не открыла, не выдала.

В то же, что у нее есть планы на его счет, Уильям не просто верил, а знал. Кое-какие детали этого плана она выболтала ему сама, остальное несложно было домыслить, представить.

План был, конечно, пошлый, не очень умный, едва шитый белыми нитками. Если еще короче, то откровенно мерзкий. Но удивляться этой мерзости Дженни Уильям не мог и не хотел: он очень спешил. Ему требовалось время для того, чтобы собрать воедино последние, недостающие детали (именно по этой причине он встретится и разорвет общение с Миллер завтра, а не сегодня) и на то, чтобы до этой самой встречи с Дженни осмыслить, рассмотреть все, что он узнал, полностью. Во всей своей совершенной, бесхитростной гнили и простоте. Иначе стал бы он тратить столько времени, чтобы все выяснить?

Каждый день после отъезда Авы, освободившись от работы, — статей и съемок, — Блейк спешил к своим делам, как самый законопослушный гражданин, который, после выполнения дел домашних (все, в основном, сводилось к уходу за питомцами и прогулкам с Чарли) знал только одно: раскопки и поиски в сети.

Вооружившись неясными упоминаниями Миллер о Монике Бейли, — на прямые вопросы о ней журналистка, несмотря на собственные обещания, отвечать отказалась, — Блейк, просидев в открытых и закрытых, платных и бесплатных чатах немало часов (идти здесь приходилось неясно, буквально по ниточкам, подхваченным в разговорах, в разрозненных, завуалированных постах посетителей сайтов) выяснил, наконец, то, что его интересовало: Дженни Миллер и Моника Бейли действительно прочно связаны друг с другом. Тем, о чем вслух не говорят.

Например, заказными статьями различного толка, которые, по указанию Бейли, Джен писала в разное время. И кое-чем еще. Статьи, написанные Миллер по заказу Моники, рано или поздно «топили» того или иного человечка из модельного бизнеса, которого Мо таким образом хотела убрать (и убирала).

Но только лишь публицистическими сочинениями, как выяснил неугомонный андроид, совместные дела двух дам не ограничивались.

Впрочем, эти сведения весьма скользкого свойства Блейк использовать не спешил. И по своим личным представлениям об этике, которые действовали, в какой-то степени, пока даже в отношении Миллер, и потому, что к ним он решил обратиться только в крайнем случае. Если, к примеру, его собственный план затрещит по швам, и общение с Джен затянется. В подобной ситуации, по мысли андроида, данная информация как нельзя лучше избавит его от Миллер.

...Так, по информации Блейка, Дженни время от времени, — все по той же указке Моники, — работала с тем или иным клиентом. В работу эту входил как сбор нужного Бейли компромата, который она позже ловко использовала в личных целях, так и сопровождение указанного мужчины на нужные мероприятия.

Стоит ли говорить, что подобные выходы часто заканчивались для Миллер, в лучшем случае, в отеле того или иного номера? А в худшем... Да, Уильям выяснил и такие подробности. И реакция его, при упоминании подобных случаев, работала престранно: узнавая о Миллер, собирая детали о ней, он видел перед собой Аву Полгар. В тех страшных, чем-то отдаленно похожих ситуациях, когда она не могла избежать насилия...

И хотя ОС напоминала ему, что между этими случаями существует кардинальное различие: у Миллер было, хотя бы какое-то, пространство для выбора, тогда как у Авы — нет, Блейк, думая в такие минуты только о своей девушке, и ничего мирного, — от кипящего в нем гнева, — не соображая, каким-то причудливым образом отголосок этой ярости переносил на Миллер. Потому и не действовал так открыто и жестко, как привык.

Этот гнев, — который лишь усиливался от непонимания того, как ему разобраться с насильниками Авы, — все чаще, в последнее время, поднимался в Блейке. Кипел все круче. И только обещание, данное себе, — в том, что он непременно найдет, разберется с этими мразями, — снижало его обороты, постепенно возвращая андроида к уровню привычной, мирной реакции и обыденной жизнедеятельности.

Конечно, Миллер спала с этими клиентами. Или, если это им, по каким-то причинам не было нужно, оказывала, — при полном информировании о том Бейли, — услуги иного рода. Если же Джен была против выполнения той или иной своей обязанности (ее можно было понять: на купленных Блейком в сети фото рядом с ней были вовсе не двойники Аполлона), Бейли применяла и к ней свой самый известный способ, состоявший все из того же старого, доброго шантажа, запугивания и напоминания о том, что им обеим известно о милой Дженни то, что пока, — и только по счастливой случайности и милости Мо, — не знает, к примеру, полиция. Или иные люди, куда посерьезнее стражей правопорядка. Но что будет, если они прознают о делах Миллер и... прочее, прочее, прочее?.. Все в одном, избитом и давно всем известном ключе.

Именно эта информация, — о совместных делах Моники и Миллер, — подсказала Блейку следующие ходы и помогла понять, как стоит действовать дальше. Тем более, все было не сложно: за фактом сотрудничества двух дам андроид сделал одно простое предположение: а что, если и в случае с Авой Полгар статьи, написанные Дженни о ней и о ее компании «Sunrise», — заказные? Может быть, и заказаны они все той же Моникой?

В таком случае, — шел все дальше в своих размышлениях Уильям, — этим одним, простым и нехитрым шагом Бейли стреляет, как минимум, двух зайцев: она великолепно мстит Роджеру, у которого работает Блейк (и губит, к тому же, помимо андроида, репутацию мужа) и красиво, едва ли касаясь самого Уильяма, через нанесение вреда Аве Полгар, демонстрирует ему, что для нее и ее желаний не существует границ: и если Моника Бейли решает мстить, то никто ей в том не мешает.

Что же до возникновения во всей этой шараде имени Аллеса Гудвина, то Блейк предполагал, что он просто удачно, и в нужном моменте, подвернулся под руку. И стал еще одним способом мести, демонстрации силы отставленной Бейли.

Удерживая в памяти, что ему, возможно, и здесь понадобится помощь Халка, Уильям, чтобы не терять время, начал новые поиски по Аллесу сам.

Они вывели его на тот факт, которого андроид совершенно не предполагал, и который даже сейчас вызывал в Уильяме изумление от развернувшейся по его душу игры. Дело в том, что не было никакого Гудвина.

Вернее, где-то он еще, наверняка, физически, есть. Но того Аллеса Гудвина, бывшего заместителя Авы Полгар в «Sunrise», который пишет о ней статьи в газете Сан-Франциско, и о котором Дженни Миллер что-то известно, никогда не существовало и не существует. Реальный Гудвин, что и сейчас, должно быть, прячется в Бангладеш, статьи не только не пишет, но и вряд ли имеет хотя бы какое-то представление о Дженни Миллер. Просто все дело в том, что... опусы о мисс Полгар и ее компании, которые, под именем Аллеса, когда-либо появлялись в «San-Francisco Chronicle», были написаны не им, а самой Миллер.

Этот ошеломивший его факт Блейк выяснил до абсурдности просто: он позвонил в редакцию «Chronicle» помощнику главного редактора.

Понимая, что в рамках ведущейся игры называться своим именем нельзя, и помня о том, что все предыдущие его запросы с тем, каким именно образом появляются в редакции статьи «Гудвина», остались без ответа, Уильям, делая свой ход и в сторону Моники, — не оставлять же даму, в самом деле, без внимания? — представился ее личным ассистентом (кем он, в каком-то смысле, когда-то был), и потребовал незамедлительно, от имени миссис Бейли, предоставить ему всю возможную информацию о местонахождении журналистки Дженни Миллер и о том, на какой стадии в данный момент находится работа над новой статьей об Аве Полгар, которая в газете выходит за подписью «Аллес Гудвин»?

Ожидая сведений от девушки, ответившей на его телефонный звонок, Блейк не слишком рассчитывал на удачу. Он мог легко ошибиться в своих предположениях. И это был первый явный риск. Он мог легко вызвать на себя новую волну гнева Моники, которой, конечно, не составит особого труда докопаться до истины в отношении звонка своего «ассистента». И это был второй явный риск. Он мог легко...

Но ничего из того, о чем Уильям переживал, не случилось. Молчание девушки из «Chronicle» несколько затянулось, но привело именно к тому, на что Блейк, так сильно рискуя, рассчитывал. Сначала, конечно, она говорила с ним так же высокомерно, отстраненно и холодно, как и он, «посланник Бейли». Отговорившись тем, что подобную информацию о своих сотрудниках они не предоставляют, помощница редактора едва не закончила разговор. Но она успела расслышать в трубке краткий, веселый смешок ассистента. И ей стало любопытно. Тем более, что звонивший, — и тут бросаясь в слепой ва-банк, — все еще смеясь, заявил, что она, верно, «не представляет», с кем имеет возможность говорить? Или, уточнил мужской голос, она — совсем новенькая в редакции, и «ничего не знает»?

В таком случае, он берет на себя труд напомнить ей, что звонит от имени Моники Бейли. Той самой, которая когда-то была одним из владельцев «San-Francisco Chronicle». Правда, позже миссис Бейли официально оставила свои права, передав их иным людям... «Но вам же известно, в чьих руках сохранилась власть, правда?». Или, невинно уточнил ассистент, ему стоит сообщить миссис Бейли о том, что в ее полномочиях здесь, в редакции, «секретари сомневаются»? Или, все же, он, от имени Моники Бейли, смеет питать надежды на то, что на любой запрос будет дан соответствующий, — полный и исчерпывающий, — ответ?

А если нет, то что станет в таком случае с ней, «помощником главного редактора»? Что станет с работой в редакции, если после этого разговора ассистент Бейли сообщит Монике, что на вопросы не получены должные ответы?

— Как думаете, вы долго в таком случае еще продержитесь в редакции? Или, может быть, вы уже думали о перемене работы?

Девушка снова затихла. Блейк, выудивший информацию о том, что Моника когда-то была совладельцем газеты из прочих слухов и домыслов, рассыпанных на интернет-форумах, за правдивость которой он не ручался, снова ждал. Наконец, ему ответили.

Понизив голос, помощница сообщила, что о местонахождении Миллер ей ничего не известно. Но что касается статьи... (тут возникла новая пауза), то Дженни свои материалы всегда присылает вовремя. Значит, новая статья о Полгар будет в редакции через три дня, к выходу нового номера. Не веря до конца своей удаче, Блейк уточнил, всегда ли подобные статьи об Аве Полгар и о ее компании для «Chronicle» писала и пишет лично Дженни Миллер?

— А... что-то не так? — со страхом в голосе спросила девушка.

Все, заверил ее ассистент Бейли, «так». Просто ему поручено проверить работу Дженни.

— Миссис Бейли хочет быть уверена, что ее поручения выполняются в точности, и что именно мисс Миллер, и никто иной, пишет все статьи в «Chronicle» под именем Аллеса Гудвина.

Женский голос стал еще тише.

— Знаете... вряд ли это телефонный разговор... Но если это запрос миссис Бейли... Да, Дженни... всегда сама пишет эти статьи. Я видела черновики. Она присылает их в редакцию, на личное рассмотрение главному редактору... Только он читает и утверждает эти статьи. После согласования с миссис Бейли, конечно. Разве она вам об этом не сказала?

В трубке снова раздался смешок. Он дал понять девушке, что этот вопрос — внеиее уровня. Смешок еще не стих, а ассистент уже отключился, не сказав ни слова.

* * *

Стоило Рут остаться позади, в большом зале аэропорта, среди провожающих, как улыбка слетела с лица Авы, словно ветошь. Мысли, впрочем, не сразу вернулись к телефону. Вернее, к тому, что теперь было в нем. Ава решила помедлить, — если угодно, то поиздеваться над собой, — и, намеренно оттягивая тот момент, когда она возьмет в руки сотовый, стала наблюдать за собой со стороны. Настроение было хмурым, собранным и сосредоточенным. Она даже, кажется, злости не ощущала.

Ава побродила по залам. По магазинчикам, уставленным, на первый взгляд, все больше алкоголем да шоколадом. Купила «Грозовой перевал» Эмили Бронте, заранее зная, что вряд ли возьмется за чтение. Перекрутив в руках, похоже, все возможные коробки с бельгийским шоколадом, выбрала два больших адвент-календаря, приуроченного к относительно скорому дню независимости, и, слушая рекомендации продавца, нехотя взяла небольшую жестяную коробочку в форме алого сердца, внутри которой, по обещаниям производителя, были «самые вкусные конфеты на свете!».

Уже выходя из магазина, боковым зрением Ава зацепилась за что-то, что показалось ей знакомым. А-а-а, ну ясно. Из очередной фотосессии Уильяма Блейка сделали свой адвент-календарь (правда, без указания события или праздника, к которому он был приурочен). Вероятно, — подумала Ава с кривой усмешкой, — фанаткам необъявленного андроида и не нужны какие-либо поводы, чтобы его съесть. Эта мысль вызвала в ней бурное веселье и беззвучный смех. Рассмотрев календарь из 15 окошек, девушка вернула его на место, но внутренний голос, разжигая из вспыхнувшей язвительности огонь поярче, потребовал купить сие произведение маркетингового искусства, прикрывшись доводом о том, что кому, как не Аве Полгар пробовать Блейка из адвент-календаря на вкус?.. «Сравнишь со вкусом реальным... интересно же!».

— Черт с тобой! — азартно откликнулась девушка, и, сверкнув глазами, громко и бодро шлепнула календарем с фотографиями Уильяма по прилавку.

Так, что продавщица от испуга вздрогнула.

— Берете один? — поинтересовалась она. — Возьмите больше! Их сразу разбирают. Эту партию завезли только два дня назад, а половины уже нет. Не знаю, в чем тут дело, но...

— И я не знаю. Утешает только то, что часть средств от продажи идет на благотворительность, — шепнула мисс Полгар, читая примечание на упаковке и сияя великолепной, жизнерадостной улыбкой.

— А-а... — с пониманием протянула женщина. — Вот, значит, в чем... Ну, это хорошо!.. Но, признаться, этот парень из календаря, — она указала взглядом на Блейка с черно-белого снимка, — ну очень, очень...

— Думаете? Разве? — с сомнением протянула Ава, с трудом унимая смех и улыбку.

— А вы так не считаете? — удивленно спросила продавщица. — Посмотрите же, ну просто...

Девушка скептически взглянула на снимок, пожала плечом, засунула календарь с фотографиями великолепного мужчины «вверх ногами», между прочих своих покупок, и, отказавшись от сдачи, отправилась в зал ожидания.

По части тревог Ава была непревзойденным мастером. Но даже она не могла испытывать беспокойство на протяжении, как минимум, двенадцати часов, что пока отделяли ее от Назаре. Хотя бы по одной этой причине лучшим выходом было успокоиться как можно больше и постараться как возможно легче дождаться посадки в Лиссабоне. А вот там, от аэропорта до Назаре, где пути всего час-полтора, злиться и тревожиться можно сколько угодно!..

«Так, стоп! — подумала Ава, останавливая себя в аэропорту Сан-Франциско, когда очередь на посадку еще даже не собралась. — Хватит!».

Тревога совсем растерялась. И было, от чего: она не то, что не помнила, она не знала тех случаев, когда Ава Полгар вот так нагло, почти в самом начале, ее отменяла! Это еще что такое?.. А как же страдания, растерянность, путаные мысли? Страхи и догадки, построение гипотез, где одна страшнее другой?

А как же ревность? Жгучая, пламенная ревность, сжигающая под себя весь имеющийся запас энергии и сил? И злость? Ну, хотя бы досада?..

Тревога, покрутившись на месте, и получив от Авы четкий приказ убираться куда подальше, вынужденно ретировалась. За все время, что она знала Полгар, — а знакомы они, как понятно из обстоятельств, были, пожалуй, с первого дня жизни Авы, — такое происходило впервые.

И не то, чтобы тревоге совсем ничего не удалось из своих привычных проделок: кровь девушки волнением и беспокойством, хоть в малой степени, но она, все же, свернула... Но большого, ожидаемого эффекта не вышло. Осознав, что ей на самом деле не светит поживиться переживаниями Авы, — как и поиграть на ее нервах, — разбитая удивлением тревожность ушла, в самом деле, куда подальше. Думать над тем, что только что произошло и что она сделала не так?

Уже давно ничто не мешало Аве достать телефон, и подробно, снова, без какой-либо спешки, рассмотреть все присланные Миллер фотографии, перечитать все написанные ею сообщения. Но Ава медлила. Знала, что с минуты на минуту сделает это, но медлила. Ревность и злость, замешанные давно, до Пало-Альто, сейчас были не слишком сильными, приглушенными. Как актеры второго плана. Например, из фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», который она и Уильям смотрели вместе, а потом...

— Так, все! Хватит вспоминать! — одернула себя Ава.

Вот почему в такие моменты, как этот, особенно счастливые воспоминания так и лезут в память, к ней? Девушка вздохнула, постаралась сосредоточиться. Даже отстраниться от собственных чувств, если это возможно. Но нет... куда там...Четкой, объективной аналитики не выйдет.

«Какая, твою мать, аналитика?! — вопил внутренний голос. — Он там, с ней! Дай посмотреть, наконец, подробно, что Миллер тебе прислала!». Ава вздрогнула от этого внутреннего окрика. Обвела зал нерадостным, смиренным взглядом, который говорил, что чего-то такого она «ждала», и полезла в рюкзак за телефоном.

Вот, новый «диалог» с Дженни Миллер в сообщениях. Диалогом это, впрочем, не назовешь: там нет ни одного ответа от Авы, только фото полуголого Блейка в ванной, Блейка и Миллер, судя по всему, в каком-то ресторане, еще фото... и сообщения «Дженни» (если бы кто-нибудь знал, как раздражает Аву подобная, слащавая форма имени!)

...А, вот. Совместные фотографии новоиспеченной пары. Интересно, когда именно они сделаны? До или после того, как Блейк притащил Миллер в свой дом? В какой день, момент, час? А что тогда делала Ава Полгар? Спала, ела, чистила зубы перед сном?...

Ава снова вздохнула. Тяжело и трудно. Нет, так нельзя. Все бесполезно. Надо остыть, иначе в этом не будет никакого смысла. Она же обещала, что будет держать себя в руках. Она будет спокойной. Она не станет злиться. Пусть, для начала, все выяснится. Пусть Блейк ей все сам расскажет. Что было на самом деле? Факты? И если подтвердится вся эта гадость, то тогда... Вот тогда Ава даст волю своим чувствам. А пока, Эв, не надо. Нельзя.

Так устало уговаривала себя Ава. Насмотревшись фото до тошноты, она отклонилась на спинку сидения, загасила экран телефона. Где-то внутри тонкой, отравленной струйкой дымилась мысль о том, что примерно такого она и ждала, да? «Ну, еще скажи, что «хотела!», — безмолвно крикнула девушка, рассеянным, горячим взглядом скользя по пространству вокруг.

Все сливалось перед глазами в громадный ком шума, в единую, неразрывную, цветную ленту и хохот. Звенели бокалы, плакали и смеялись дети, торопились, пробегая и ругаясь, мимо нее, взрослые люди, катились цветные чемоданы...

Ава замирала и, снова вздрагивая от мыслей, — так испуганно, словно боялась, что их кто-то мог подслушать или прочитать, — оживала. Странное, раздвоенное состояние. Она получила возможность смотреть на себя со стороны? Пусто, тяжело, больно. Ей бы очнуться, стряхнуть с себя скорее, пока она прочно не проникла в нее, эту недвижность, это внутреннее замирание и замерзание... Какая-то звенящая оглушенность, со звоном в ушах. Время уходит, ушло... Не пропустить самолет... А это?

Думать ни о чем из этого она не могла. Не хватало ни сил, ни смелости. Все, что было связано с Блейком, с ними, теперь только жглось и обжигало, вызывая внутри то панику, то абсолютную тишину. Ава то улыбалась, глядя перед собой, то снова принималась молча и быстро, как в агонии, просматривать сообщения Миллер. Перечитывала, пересматривала, возвращалась к самому первому. Нет, все-таки, Дженни не слишком умно поступила. Скидывать большую часть фото сразу, за один раз? Могла бы действовать постепенно, травить Аву каждый день. Фотографий бы здесь хватило... Травить медленно, тоньше, больнее. Но Миллер, может быть, поспешила? Поторопилась, желая похвастаться Полгар? Показать?.. А это фото?.. А здесь?... Она была в его доме, это очевидно. Вот — угол кровати, зацепленный краем объектива, вот — ребро дверного проема, рельефного и белоснежного, похожего на всплеск запеченой, застывшей меренги. Вот — угол тени на стене. От абажура лампы. Там, на тумбочке, у кровати, с его стороны... Он привел ее в дом!

Внутри взметнулось мучительное «как ты мог?», и тут же утихло, сбитое беззвучным смехом Авы. Нелепо, банально, пошло и больно. Все равно, все равно очень больно! Ну зачем, почему не сказал сам? Зачем эта гадость, эти избитые, такие пошлые, абсурдные приемы... через нее? Почему просто не сказать? Ты же такой любитель слов, Уильям! Зачем эта гадость? Такое ничтожество, такая пошлость! Я не хочу за этим подглядывать, я не хочу на это смотреть!

Ава швырнула сотовый и стала ждать мягкого всплеска, — звука, с каким крошится пластик. Но телефон, стукнувшись о кафель, разбился не так сильно, как она хотела. Проехав по зеркальному полу как заправский серфер, он остановился у ног какого-то мужчины.

— Это ваш? Вы уронили? — спросил он несколько мгновений спустя, подходя к Аве.

Она выпрямилась, упираясь руками в сидение, и вытянула шею, разглядывая побитый телефон в руке незнакомца как навозного, зловонного жука, которого раздавили, и от которого в воздух поднимается смрадный запах, — то ли пыль, то ли пар. Ужасно хотелось захохотать и отказаться. Нет, это не ее телефон! Он ей больше не принадлежит! Смех замер на тонких губах. Следуя избитому сценарию этой пошлой, банальной истории, с Блейком придется как-то объясниться. Поэтому телефон лучше забрать. «Вот еще! Пусть он объясняется! Если... не стану его слушать!», — объявила Ава и, поблагодарив кратким «спасибо!» и кивком головы, нехотя забрала телефон из протянутой к ней руки.

После этого стало как-то легче. Ава, все еще рассматривая себя со стороны, удивлялась всему окружающему, но от мыслей больше не пыталась бежать.

И телефоном не бросалась. Он ей пригодится. Там же фото, сообщения, «доказательства». Блейк, понятно, не отстанет. Придется с ним говорить. Но это она сделает быстро, сразу. Незачем медлить. Они же не в мыльной опере на сотни серий. Медлить — больно и не рационально. Незачем себя мучить. Лучше все решить, выяснить, высказать сразу. Поэтому Ава не только Уильяма выслушает, она сама к нему придет для разговора. Скажет все, что думает и уйдет. Надо, правда, постараться именно поговорить. «То есть послушать его? А что, собственно, здесь «слушать»? — зашипело внутри. — И так все...».

Нет, надо. Из тех же, рациональных, соображений. Чтобы не было больше этой глупой беготни, бесконечных диалогов об одном и том же, одних и тех же подробностей, которые Ава не вынесет.

Она придет.

Они поговорят.

И все.

...«Держись, Эв», — сомнительно подбодрила девушка саму себя, и, допив горячий чай, завернулась в самолетный, клетчатый плед, чтобы постараться поспать оставшиеся в пути два часа. Но сон выходил смутный, смешанный все с теми же мыслями и с реальностью напополам. И когда сон рвался, где-то в обрывочных размышлениях Авы мелькало решение разобраться «во всем с начала и до конца». Логически, хронологически, точно. Чтобы не осталось вопросов... Когда это у них началось? А это фото сделано там, где?.. А это — в день ее отъезда, в первый же день?.. Вопросы, несобранные в слова, крутились в голове пьяным рефреном, без конца и начала. От этого хотелось забыться и крепко заснуть. И вдруг, проснувшись, узнать, что ничего из того, о чем рассказывает Миллер, нет и не было.

Ошибка.

Сбой связи.

Фантомные сообщения.

Но не фантомная боль. Особенно от описаний их постельных приключений и фотографий того же свойства, сделанных в спальне Блейка. В той, где с Блейком до этого спала сама Ава.

Внутренний голос, выпустив первый пар, советовал вполне разумное: уточнить все у андроида, спросить у него. Но Ава на подобное предложение не отвечала. Только снова и снова, подробно и медленно пересмотрев и перечитав послания Миллер, она возвращалась к переписке с Уильямом, рассматривала и читала заново всю ту романтическую ерунду, что писала ему сама за эти дни из Пало-Альто, и спрашивала у себя и черт знает у кого: «Зачем?». Ну зачем было все это поддерживать, продолжать? Неужели он не мог сразу сказать, что все изменилось? Так, кажется, было бы легче. По крайней мере, поступи Уильям подобным образом, — честно, — хотя бы какое-то время с того момента уже бы прошло. И сейчас не было бы так больно.

Совершенно больно. Словно всю кожу разом содрали, живьем. Разбили грудную клетку, а сердце вырвали, растоптали. И не оставили Аве ничего, чем она могла бы прикрыться. Слезы холодными, крупными каплями заляпали телефон. Девушка резко смахнула их, — они мешали ей читать переписку с Блейком, полную шуток и тепла, их общих, только им понятных недосказанностей, фотографий, коротких видеосообщений, пожеланий доброго утра и доброй ночи, признаний в любви...

— Какая глупость! — шепнула Ава, зло вытирая лицо бумажным платком.

В порыве самой первой злости она хотела удалить и сообщения Миллер, и переписку с Блейком, и даже его номер. Но, остыв, оставила все, как было. Перечитала последнее, ночное сообщение андроида: «люблю и жду тебя, Эви», фыркнула на полученное несколько дней назад сообщение, в котором Блейк спрашивал, не согласится ли она составить ему пару в фотосессии?

Ава тогда рассмеялась, перезвонила. И долго пытала у него, стараясь понять, говорит он серьезно или шутит? Но Уильям был вполне серьезен: ему нужно отсняться в фотосессии с девушкой, идея для которой была выстроена на основе такого любимого многими клише: пара влюбленных, он — высокий и статный, она — экзотичная и очень миниатюрная. Блейк, недолго думая, предложил режиссеру кандидатуру Авы Полгар. Возражений не было.

— Я не модель, Уильям. И никогда в рекламе не снималась. Даже рекламные ролики «Spider» сделаны без моего участия, — настороженно ответила ему тогда Ава.

— Там нет ничего сложного, Эви. Тем более, я показал твои фотографии режиссеру, он сказал, что ты — «именно та, что нужна». Это всего лишь реклама. Новая версия очень известного ролика. Посмотри, я отправил тебе пару секунд назад оригинальную версию. Они просто хотят повторить прошлый успех. Немного страсти между влюбленными и реклама туалетной воды. Все.

— Не знаю... «немного страсти между влюбленными»? Если я и похожа на актрису, то с диким комплексом публичности. А ты предлагаешь мне, к тому же, играть страсть?

Уильям весело хмыкнул.

— Только представь: ты, я, поцелуи в лифте... Не хочешь попробовать?

Ава неуверенно рассмеялась.

— Зато ты, судя по голосу, очень хочешь! Сколько человек в съемочной группе? Как это вообще все проходит?

Блейк тогда отшутился. И предложил оставить этот разговор «до скорой, личной встречи». Ну, вот. Совсем скоро эта личная встреча состоится.

Сердце требовало выяснить в разговоре с Блейком все здесь, сейчас же! Но Ава, оказавшись в Назаре, на удивление самой себе, замедлилась. Она снова словно разделилась, наблюдая себя со стороны. Движения ее, и в самом деле медленные, даже нарочно замедленные. Она не спешит. В ней нет прежнего хаоса. Только какой-то холод. Пустой, большой и бодрящий.

Ида, удивившись ее внезапному приезду, сообщила, что Чарли все эти дни жил у Блейка. И вот Ава, сказав на это только тихое «хорошо», спокойно идет к дому андроида. Она знает, сколько сейчас времени. Знает, что — утро, и что Уильяма дома нет. Он на тренировке. Со своей новой пассией.

Чарли, солнечный, шумный и очень смешной, встречает девушку у двери. Он так рад Аве, что несколько минут она не может добиться, чтобы он услышал ее, и, перестав кружиться юлой вокруг ног, пошел с ней домой.

Перед тем, как уйти от Блейка, Ава оглядывается на сумрачную, в косых переливах солнца, прохладу гостиной. Все здесь ей очень знакомо. И все уже не то. Неуютно быть здесь. Прикасаться то к дверной ручке, то к выключателю... Дом кажется совершенно чужим, и Ава настолько сильно хочет поскорее отсюда уйти, что даже не забирает свои вещи.

Потом.

Она заберет все потом.

И застывает на месте, думая о том, что мисс Полгар всего за несколько прошедших дней легко вырезали отсюда. Как куклу из старой книжки. Кукла — картонная, тонкая, хрупкая. Она смотрит прямо в лицо, улыбается привычной, застывшей улыбкой. Кукла уверена, что ее возьмут в руки и аккуратно оденут, закрепив застежки на плечах, в платье. И подберут шляпу. С широкими полями, от солнца. Но кукла ошиблась. Ее бросили сразу, как только вырезали. Увидели, что она — не та. Картонная, тонкая, хрупкая. Такими сейчас не играют. Кому такая нужна?

...На встречу с Блейком Ава тоже не спешит. Она следит за временем и тщательно готовится к скорому свиданию, долго подбирает наряд. Можно подумать, что внешний вид сейчас не настолько важен, как объяснения. Но это не так. Вот и искра, недавно возникшая в Аве, шепчет наоборот: внешний эффект сейчас ей просто необходим! И потому девушка готовит себя к выходу так медленно.

Молча перебрав в гардеробной одежду, она останавливает выбор на черной, шелковой мини-юбке с небольшим боковым разрезом. По ткани парит, изящно извиваясь, золотой и тонкий, очень яркий дракон. В тон нужно подобрать какой-нибудь топ. Но подходящего не находится. Или просто ей сейчас ничего не нравится.

Улыбнувшись себе в зеркале, Ава достает из ящика черный, шелковый платок. Будь он топом, то идеально подошел бы к выбранной юбке. И девушка, свернув платок, делает из него топ. Он блестит, переливаясь под искусственным светом ламп. И, согретый ее теплом, закрывает грудь Авы. Кожа между верхним краем юбки и самодельным топом остается кокетливо открытой. Как и плечи. Потому что из всех возможных топов Ава сделала самый неуютный для себя: бандо. Но именно такой ей сейчас больше всего хочется.

Если бы Ава Полгар обратила внимание на мужские взгляды, сопровождавшие ее на всем пути, пока она, медленно вышагивая на высоких каблуках, шла от дома до кафе, где, по предположениям, обитал Блейк после тренировки, она бы поняла, насколько правильно выбрала свой наряд. Но для таких замечаний девушка была слишком сосредоточена и напряжена. Мир, окруживший ее лучами изменчивого солнца, она закрыла для себя черными стеклами солнечных очков. И снова включила его цветной вариант только тогда, когда подошла к кафе. Нервно засунув очки в сумочку, Ава накинула ремешок на плечо, сделала глубокий вдох и — шаг вперед.

Уильям был за дальним столиком большого, переполненного зала. Все вокруг жужжало, назойливо шумело разговорами, легкой, фоновой музыкой, заказами, громким требованием позвать официанта...

Ава и сама не знала, как заметила Блейка так быстро. Он сидел спиной к ней и что-то говорил, разрубая ребром ладони воздух. Говорил Дженни. Потому что Миллер была прямо перед ним. Сидела напротив, смотрела, не отводя от андроида глаз. Она молчала, только, кажется, напряженно слушала его слова. Выражение лица Миллер Ава не разобрала. Не хотела разбирать.

Сердце, как положено в таких случаях, то ли грохнулось, то ли вовсе перестало стучать. Аву обдало густым, удушающим жаром. Вся выдержка, вся нервная, намеренно созданная ею решимость, начала рушиться с этой же, первой секунды. Шелк одежды показался тяжелым и грубым.

Она усмехнулась, чтобы себя поддержать: что, стоило только заметить Уильяма, как весь план посыпался? Нет, ей это кажется. Как кажется и то, что она слышит его слова. Бред, у нее не настолько острый слух. Но он — здесь. Это точно Блейк, ошибки быть не может. Белая, как всегда безупречная сорочка, закатанная до локтей. Загорелая кожа. Светлые волосы, несовременно, не модно стриженные: густые, средней длины, чуть удлиненные на висках. Чистая классика. Теперь эту стрижку почему-то называют «old money» и описывают ее как универсальную: при должной укладке она может быть и классической, и спортивной. Ава обожает ее. Обожает наблюдать за тем, как светлые пряди падают на лицо Уильяма, и как он, машинально, не задумываясь, их поправляет. Именно такая стрижка безумно идет Блейку, подчеркивая точеные черты его лица, и еще больше приковывая внимание наблюдателя к глубоким, выразительным глазам.

Вернувшись от любования Уильямом к реальности, Ава остро чувствует: уверенность тает с каждой секундой, нужно спешить. Но самое главное сейчас — это восстановить силы перед встречей с Блейком. Нервно сглотнув, она почти подбегает к свободному столику. Садится, хватает меню. Но заказывать ничего не планирует: знает, что долго здесь не продержится. Что же ей делать? Подойти, приняв уверенный вид разоблачителя? Она и это малое сейчас вряд ли сможет, — тело уже тонко, внешне пока незаметно, точечно вздрагивает от мелкой судороги, от громадного волнения. Надо скорее подойти! «Давай, Эв! Все равно уже, что там будет!», — торопится Ава и выталкивает себя из-за столика.

Но останавливается.

Еще одно мгновение. Медлит.

И делает первый шаг.

Второй.

Третий.

Уильям все ближе. Еще несколько, только несколько шагов... Что она сделает? Что скажет? Пока Ава лихорадочно думает об этом, Миллер, уже заметившая ее, улыбается хищно, очень довольно. Она больше не слушает Блейка. Наплевать, что он теперь скажет. Хочет порвать с ней? «Прекратить все общение»? Что ж, давайте посмотрим, что станет Блейк делать после такого...

Дженни приподнимается из-за стола, тянется вперед и целует Уильяма. Сбитый с толку, он не сразу отстраняет ее от себя. А когда, все же, делает это, в первое же мгновение ловит боковым зрением близкое движение и вспышку. Это Ава Полгар, зажав в дрожащей руке свой разбитый телефон, фотографирует их поцелуй. Бледная, совершенно потерянная, она не уверена в том, вышло ли фото, и потому делает еще две, три попытки запечатлеть, если не поцелуй, то Миллер и Блейка вместе.

Значит, все — правда.

Правда!

Телефон некстати падает из рук, на этот раз глухо стучит уже разбитым углом о пол, о ковер, задерживает Аву. Уильям, замерев на месте, не верит своим глазам.

Это Ава? Ава Полгар? Он называет ее, по привычке, полным именем, смотрит ошеломленно, не зная, что сказать. Их взаимный взгляд все длится. Без слов. Ава скорбно, с каким-то неясным Уильяму пониманием, смотрит на него. Затем отводит взгляд, чуть кивает, соглашаясь с невидимым чем-то, и ускользает, круто столкнувшись с мужчиной по пути к выходу. Вслед ей слышится оценивающий свист и окрик, но вдруг затихает: Блейк одним движением сбавляет у незнакомца громкость.

Уильям торопится, очень спешит, выглядывая Аву в толпе с высоты своего роста. И не сразу понимает, почему сейчас это совсем ему не помогает? Как он мог упустить ее? Но нет, она не могла уйти далеко!

...Он замечает девушку в начале своего третьего круга возле здания кафе. Закинув ногу на ногу, Ава сидит на скамье, наполовину скрытая в косой тени, укрывшей ее от солнца. Черные туфли на тонких, высоких шпильках, подобных иголкам, стоят рядом с ней, в кругу света. Ава курит, должно быть, одолжив у кого-то сигарету: Уильям ни разу не видел, чтобы она курила. И в ее вещах он никогда не замечал сигарет... Все эти мысли беспорядочно проносятся в его голове, пока он рассматривает, со страстной жадностью, свою Аву. Ее сосредоточенное лицо, позу, наряд... Соблазнительный, дерзкий, слишком открытый. Нет, это даже не одежда, — это тонкая, вторая кожа, что искрится на солнце при каждом движении.

Длинные волосы девушки собраны в высокий, густой хвост. Под широкой, темной прядью скрыта резинка, что удерживает их вместе. Уильям очень любит, когда Ава так убирает волосы. Тогда черты ее лица, высокие скулы и изящно подведенные, — как сейчас, — черной подводкой кошачьи глаза раскрываются полностью, во всей своей красоте, делая Аву еще экзотичнее, ярче. Блейк скользит взглядом по фигуре девушки, по ее губам в темно-красной помаде... Признав шелковую юбку мисс Полгар слишком короткой, он медленно поднимает горящие глаза выше, внимательно разглядывает то, что, по мнению девушки, — ничто иное, как топ... И шумно сглатывает. Пульс андроида разогнался давно, теперь же, при таком зрелище, и вовсе бесполезно даже пытаться его затормозить. Ему до безумия хочется схватить Аву Полгар на руки, унести отсюда и бесконечно, безумно, жадно любить... Он все объяснит ей, все скажет, они все выяснят. Но — потом.

— Блейк! — голос девушки прерывает мечтания андроида.

Он сглатывает, тщательно пытаясь восстановить дыхание прежде, чем с ней заговорить.

— Ава Полгар.

Движение, несколько шагов, Уильям подходит ближе. Старание умеренно на нее смотреть своей цели не достигает. Резко вскинув голову, он открыто пожирает Аву глазами.

— Поговорим? — уточняет девушка, изучая его лицо внимательным взглядом.

Предложение невинное, мысли и желания андроида — напротив. Но он медленно кивает. Хотя Ава и так знает, — сейчас, в ответ на ее слова, он наверняка постарается «все объяснить». А еще она видит и знает о том, что Уильям такого хода не ожидал. Он наверняка приготовился бегать за ней, искать, добиваться разъяснения. Что же, вот она, здесь. Бежать никуда не нужно, искать ее — тоже. Разговор вряд ли удастся, хотя... она послушает.

Ава закрыто улыбается, затягиваясь сигаретой. Смотрит на Уильяма в упор, и, под его неотрывным взглядом, меняет позу: вытянув босые, стройные ноги в осколок пляшущего, знойного света, смешанного с ветром, она отводит руки за спину и немного отклоняется назад. Возникает иллюзия расслабленности.

— Не знаю, с чего начать, — растерянно шепчет андроид.

— Начни с начала, — мирно предлагает Ава, стряхивая пепел от сигареты в подобие пепельницы, взятой ею с окна кафе.

— Во-первых, я очень рад тебя видеть, Эви. Не ожидал... Не знал, что ты приедешь. Но если бы знал...

— Что бы ты сделал? — с улыбкой уточняет девушка. — Бросил бы Миллер и встретил? С цветами, меня, в аэропорту?

— Да! Но Миллер — не то!.. — горячится Уильям, даже не пытаясь сохранить контроль, которого и так уже нет.

— Я видела ваш поцелуй сейчас, в этом кафе.

Ава с улыбкой указывает на свой, треснувший по экрану и корпусу, телефон.

— У меня даже фотки есть.

— Это не то, что ты думаешь! Это не значит!..

Девушка смеется.

— Вот уж не знала, что андроид, создание совершенно чудесное, станет изъясняться подобными, битыми, людскими фразами! Откуда ты знаешь, что я думаю?

— Я вижу!..

Довольная, женская улыбка.

— И как, нравится? То, что ты видишь?

Кивок светлой головы за отсутствием слов.

— А хочешь, я тебе помогу?

Уильям хмурится, не распознавая в ласковой интонации подвоха.

— Я все понимаю, — негромко говорит Ава, заканчивая курить.

— Правда?

В голосе Блейка так много искренности, он так похож в этот момент на завороженного сиянием прекрасного мальчишку, что Ава несколько теряется.

— Да, — продолжает она. — Этот поцелуй с Миллер — «не то, что я думаю». Он ничего не значит. Потому что... ну, скажем, она сама тебя поцеловала. А ты...

Взгляд темных глаз с блестящими в нем золотыми искрами проходится по Блейку.

— ...Ничего такого не ожидал. И, конечно же, не хотел. Я права?

— Да! Да!

Уильям с облегчением вздыхает.

— Ава Полгар, ты совершенно права! Я так рад, что ты поняла! Я знал! В действительности ничего между мной и Миллер не было! И поцелуй этот... я его именно не ожидал! И не хотел, не думал! Я говорил ей в ту минуту о совершенно ином! О том, что прекращаю с ней всякое общение. Знаешь, все это больше не нужно! Я все понял, я все узнал!

— Правда? — тихо спрашивает Ава, повторяя и слово, и недавнюю интонацию Уильяма.

— Да! Понимаешь, Аллес...

— Подожди, мой милый. Давай помедленнее. Так много слов... А я устала после перелета. Поцелуй меня. Я так по тебе скучала!

Блейк круто вздыхает, уверенно шагает к девушке. В его голове ликует и бьется, под стать ревущему пульсу, мысль о том, что вот, прямо сейчас, малая часть его желания будет, наконец, удовлетворена.

Уильям опускается перед Авой на колени. Руки скользят по ее ногам, по бедрам. От кончиков пальцев, — выше, к разрезу на шелковой юбке, похожему на недорисованный в основании треугольник. Тепло невесомого шелка мешается под его ладонью с нежностью нагретой солнцем кожи. Отбрасывая в сторону несвоевременную мысль о том, что кто-то их может увидеть, Блейк жадно припадает к коже, обнаженной разрезом. Замирает. Поднимается выше. Тянется к Аве, к ее губам. Слепой от желания, он не видит, не замечает, как на них притаилась усмешка. В раскрытые губы Уильяма Ава шепчет:

— Думаешь, я стану тебя целовать? После Миллер?

Ее насмешка раскалывает возникшую тишину, вызывая у андроида недоумение. Предупреждая вопросы и дальнейший разговор, Ава отталкивает его, встает со скамьи и объявляет:

— Я знаю, что ты изменил мне с Миллер.

Блейк мотает головой, падает на землю. Смотрит на Аву снизу вверх, рывком поднимается, царапая ладонь об острые, мелкие камни.

— Я? Тебе изменил?

Ава не слушает его.

— Я только думала, что у тебя хватит смелости сказать мне об этом прямо. Но...

— Я тебе изменил?

В голосе столько неподдельного изумления, что на мгновение Аве кажется, будто он — прав, и это она все придумала!

— А еще столько говорил о честности!

— Я тебе изменил?!

Каждое слово звучит как вопрос. Так, словно Уильям впервые слышит их. И не верит, не понимает значения ни одного из трех. Ава смотрит на Блейка и плачет. Весь ее план пошел к черту! Как она могла думать, что сможет все это выдержать, с ним говорить? Он даже сейчас измены не признает! А она рассчитывала на «объяснения», на обстоятельный разговор!

— Уильям, прошу тебя, хватит! Я все знаю! Просто признай!

— Мне нечего признавать. Я ни в чем, я ни с кем тебе не изменял.

Голос — резкий, настойчивый, громкий. Так Блейк говорит, когда до последнего собирается стоять на своем. Ава эту интонацию хорошо знает, — помнит, как с таким же крайним упорством он рассказывал об охранниках, о том, что доведет свое дело до конца. А когда Уильям звучит так, это значит только одно: его не сдвинешь с занятой точки зрения. Он до крайности будет настаивать на своей правоте.

— Хорошо! Не хочешь признавать? И не нужно! Я и так все знаю!

Ава хочет уйти: волнение слишком сильно точит оставшиеся силы. Она оказалась гораздо слабее, чем ожидала. Наклонившись, девушка приседает, подхватывает туфли, оставленные у скамьи, и упавшую на землю сумочку. Уильям встает у нее на пути.

— Я виноват только в этом нелепом «поцелуе» с Миллер, Эви. И то, лишь отчасти. Вся моя вина заключается в том, что я не ожидал и не избежал его. И не сразу ее от себя отстранил. Но я не хотел, пойми!

— Спасибо, подробности мне не нужны!

Ава не смотрит на Блейка, пытается его обойти и вскрикивает от боли: что-то острое впивается в ногу. Подхватив девушку, Уильям усаживает ее на скамью.

— Я посмотрю, — шепчет он, укладывая ногу Авы на свои колени.

Руки его снова касаются ее кожи, идут вниз... И она не выдерживает, вспыхивает от этих прикосновений.

— Нет! Не нужно!

Рана в стопе ощутимо пульсирует. И наверняка идет кровь. Но Ава Полгар скорее охотно навредит себе, чем останется с Блейком дольше наедине и позволит ему осмотреть порез. Взволнованная до крайности, она вскакивает со скамьи, и, игнорируя боль, с усилием заталкивает ноги в туфли. Ава не знает, насколько успешно в таком состоянии сможет дойти до дома, но, глядя на нее, сомнений не возникает: она очень постарается это сделать. Первая пара шагов на высоких, тонких каблуках, и девушка падает, снова вовремя подхваченная Блейком.

— Отпусти! — шепчет она, выворачиваясь из его рук.

Яростью и болью горит лицо. Нужно уйти сейчас же, не медлить. Иначе Ава останется, и кто знает, чем все это кончится. А она не может себе такого позволить, не теперь.

— Эви, я помогу, позволь!

Она отталкивает от себя Уильяма. Вот, точка равновесия найдена, Ава стоит ровно, как и положено. И теперь отчетливо ощущает, как из пореза на ноге, теплой, вытекает кровь.

— Миллер теперь помогай! — кричит Ава и замолкает.

Прерывисто вздохнув, она говорит тише:

— Чарли из твоего дома я забрала. Свои вещи заберу позже. Ничего, потерпишь?

— Я совершенно не понимаю тебя, Ава Полгар! Что ты сейчас делаешь? О какой измене ты мне говоришь? Как мне все это надоело, мне это не нравится!

У Авы находятся силы на еще одну усмешку.

— «Надоело», «не нравится»? А мне, думаешь, нравится узнавать о том, что ты с ней спишь? Нравится получать от твоей Дженни сообщения? Фотографии, сделанные где-то между вашими встречами, ужинами в ресторанах и сексом? Ему не нравится!

Гнев, выгоревший из этих слов, придает девушке сил. Она уходит, пытаясь держаться безупречно прямо. С абсолютной уверенностью, что теперь ей «все ясно». Блейк смотрит Аве вслед, смотрит на ее фигуру, мерцающую в раскаленном воздухе, и ничего, кроме пустоты, не ощущает.