Хонока (джен)

Ночь приносит затишье в боевых действиях. Хонока использует эту возможность, чтобы сосредоточиться на Сэнсэе и лучше понять его текущее настроение.

...Это не здорово, но это лучше, чем раньше. Восстановление барьера конфиденциальности Минато и последующее появление ключей Фугаку и Иноичи, по крайней мере, успокоили его (и других), что она и Какаши не мертвы. Это означает, что он больше не находится на грани саморазрушения — что, безусловно, хорошо.

Она хотела бы научиться тому телепатическому дзюцу, о котором говорит Иноичи. Он отказывается учить ее, потому что это специфичное для клана тайное дзюцу. Она ревнует.

Но она может связаться с ними с помощью кода tap! Это требует, чтобы она использовала Секе, но в основном она справилась с головной болью и туманом в голове, которые были у нее ранее.

Она сосредотачивается на том, чтобы максимально приблизить свое сенсорное поле, чтобы сенсорик Iwa не смог подслушать, и посылает предварительное сообщение.

‘На лагерь КБП совершен налет. Лагерь подвергся саботажу. Погиб один чунин. Все остальные в безопасности.’

“Твой диапазон излучения чакры глупо несправедлив”, — говорит Каору. “Но также, чертовски удобно. Моральный дух должен возрасти с этим сообщением ”.

Все остальные сенсоры кивают, ожидая ответа с поля боя.

Им легче слушать расположенную лагерем армию с такого расстояния, чем лагерю слушать их, потому что любой сенсорик, который попытается расширить свое сенсорное поле, с такой же вероятностью будет услышан ближайшим иванином.

Ее послание распространяется, и облегчение становится ощутимым. Многие жители Конохи были обеспокоены безопасностью своих раненых и менее боеспособных друзей и учеников. Хонока думает, что приятно знать, что они так сильно заботятся.

И теперь, когда они понимают, что за ними наблюдают их союзники, у них есть некоторые просьбы.

С тыла джонин-ниндзя-сенсорик запрашивает эвакуацию нескольких раненых шиноби. Другой спрашивает о припасах.

Она не знает, как ей следует реагировать, поэтому смотрит на Есино и другого старшего медика ранга чунин-ниндзя, Цубасу. С ними есть пара джонинов, но, учитывая, что все они без сознания, у них нет мнения о том, как они проводят операции.

“Каково наше окно возможностей?” Цубаса спрашивает у ниндзя-сенсора. “Как скоро возобновятся боевые действия?”

“Через пару часов. Вероятно, он снова поднимется перед самым рассветом.

“Сколько нам нужно перевезти? Попросите их сообщить нам только количество критических, но несмертельных ранений. Мы сделаем все, что в наших силах, для тех, кто может быть смертельно ранен, но у нас нет припасов, чтобы отдать приоритет шиноби, которым не гарантировано выживание ”. Цубаса делает глубокий вдох, чувствуя укол печали. “Ты можешь передать это сообщение, Хонока-кун?”

Она кивает, передает сообщение и ждет.

Получение цифр не займет много времени. Есино шипит. Это хуже, чем они думали, но это неудивительно, учитывая, что они имеют дело с врагами, которые предпочитают взрывы и сокрушительную силу Дотон-дзюцу.

Цубаса задумывается.

“Нам понадобится помощь всех присутствующих”, — говорит он. “Мы эвакуируем, кого сможем, но наш приоритет — залечить незначительные раны и вернуть на поле боя как можно больше шиноби. У Iwa нет квалифицированного медицинского корпуса — наши действия сегодня вечером могут стать тем, что поможет нам выиграть эту битву ”.

Все кивают.

“Раненые, которые у нас есть, стабильны, здесь должен остаться только один человек. Я бы порекомендовал Хоноку-куна или Какаши-куна, но техника межличностной трансформации Хоноки-куна может пригодиться, если нам нужно переместить кого-то крупнее или в ненадежной форме. И, куда идет Хонока-кун, Какаши-кун тоже идет. Верно, Какаши-кун?”

Несколько человек хихикают. Глаза Какаши сужаются, но он втайне краснеет под своей маской.

Каору поднимает свою руку. “Я могу остаться здесь. Я не знаю медицинского ниндзюцу, и я не особенно силен.”

Цубаса кивает.

“Хорошо. Хватайте все, что можно, и уходите!”

Полчаса, которые им требуются, чтобы встретиться с тыловым полем боя, — самые долгие полчаса в ее жизни. Может быть.

Она надеялась, что Сэнсэй отправится в тыл, когда услышит, что они прибывают с припасами, но он полон решимости остаться на передовой.

Цубаса и Есино работают над установкой сортировочного пункта, а сенсор-ниндзя устанавливает носилки для тех, у кого тяжелые, но несмертельные ранения. Тех, кто, как ожидается, не успеет, укладывают в аккуратный ряд, только один человек присматривает за ними и предлагает по глотку воды тем, кто все еще может просить так много. Она проглатывает комок в горле.

“Какаши—”

Он вздыхает.

“Орочимару-сенсей накричит на тебя, если ты подойдешь к нему. Здесь все еще опасно, Хонока.”

“Я знаю. Я просто хочу подойти достаточно близко, чтобы... — она показывает на свои глаза, — ... пройти двести метров. Это должно быть прекрасно, верно?”

Какаши пожимает плечами. “Поторопись”.

Она обнимает его, и он становится жестким, как доска. “Я сейчас вернусь!”

Она подлетает прямо к отметке в двести метров и опускается на пару метров под землю, на всякий случай. Сэнсэй буквально стоит впереди, совсем один. Ей это не нравится. Она находит его дымчато-сиреневый нексус и ныряет в него.

Хонока почти неохотно приводит Сенсея в свое лиминальное пространство, учитывая то, что произошло, когда он был здесь в последний раз. Она смотрит на стеклянную поверхность озера вокруг его острова и на то место, где она пробила в нем неровную дыру. Тьма испаряется из него.

Она делает глубокий вдох, сосредотачивается на нексусе Сенсея и осторожно тянет.

Сэнсэй внезапно оказывается рядом с ней. Он моргает, а затем хмурится.

“Ты такой—”

Она подпрыгивает и обнимает его за шею. Он скрежещет зубами.

“Ты такая избалованная”, — говорит он, похлопывая ее по спине. “И в беде. Двести метров — это намного слишком близко.”

Он хватает ее под мышки и стаскивает со своей шеи, снова ставя на ноги. Она надувает губы.

“Ничего из этого”, — говорит он с суровым выражением лица. “Хотя я действительно ценю видеть тебя целым и невредимым, я пообещал Минато, что ни тебе, ни Какаши не придется сражаться на этой сцене”.

“Сегодня мы сражались с Ива-нином — я и Какаши”.

Сенсей замирает.

“Я убила его”, — шепчет она и облизывает пересохшие губы. “Какаши помог. Я думаю, я не смог бы сделать это без него ”.

Он медленно опускается на колени, оказавшись (почти) на уровне ее глаз.

“Что я говорил тебе делать, если вражеский ниндзя приблизится к тебе и Какаши?”

“... Убегай”.

“Ты не смог убежать от этого вражеского ниндзя, с которым столкнулся?”

Она качает головой, затем кивает, когда его глаза сужаются. Технически, если бы это были только она и Какаши, они могли бы обогнать Даруму.

“И все же ты решил ослушаться меня”.

Он очень недоволен ею. Расстроен. Злой.Если есть что-то, что Сенсей ненавидит больше, чем повторение, так это то, что его намеренно игнорируют и ему не повинуются. И он разочарован — в ней. Она ненавидит это.

“Ты и есть ребенок, Хонока”.

“Я не—”

“Твоя душа может говорить тебе обратное, ” говорит Сэнсэй, указывая на ее грудь, затем на лоб, “ и твой разум может быть согласен, но твое тело — тело ребенка”.

“Сенсей— если бы я и Какаши не убили его, он убил бы всех остальных”.

Сэнсэй зажимает ее щеки между большим и указательным пальцами, слегка надавливая на ее коренные зубы. Прошло много времени с тех пор, как он делал это в последний раз.

“Ты этого не знаешь”. Он отпускает ее, приподнимая ее подбородок так, чтобы она не могла отвести взгляд. “Более того — это не должно быть вашей обязанностью защищать старших и более опытных шиноби, независимо от ваших талантов и возможностей по сравнению с их. Ты всего лишь генин.”

Она прикусывает губу.

“Он бы убил Есино-сан”.

Сэнсэй вздыхает. Он обхватывает ладонями ее затылок и притягивает к себе, чтобы обнять.

“Ты такой упрямый. Иногда ты напоминаешь мне Джирайю, и я не имею в виду это как комплимент.

“Когда ты знаешь, что правильно делать, это твоя работа — делать это, даже когда это трудно и никто другой не хочет”.

Ее слова приглушены его грудью, но он прекрасно их слышит. Сэнсэй сжимает ее немного крепче и драматично вздыхает.

“Ты говоришь совсем как он. Пожалуйста, не решайте внезапно, что вы должны объехать все страны, сочиняя ужасные романы. Я буду очень сердит на тебя”.

Она смеется. Сэнсэй иногда говорит самые странные вещи.

После долгой паузы Сэнсэй наконец отпускает ее и взъерошивает ей волосы.

“Продолжай.” Он прочищает горло. “Идите в тыл — туда, где вы должны быть, и не отвлекайтесь на разговор с Минато или Фугаку, как бы заманчиво это ни звучало”.

В его голосе слышится предупреждение — он будет очень недоволен ею, если она снова его ослушается.

“Я не буду, сэнсэй. Я сразу же вернусь к Какаши.”

“Хорошо. А теперь уходи.”

Она возвращается к Какаши и набрасывается ему на спину. Он клянется.

“Хонока! Не делай этого!”

Она отпускает его и соскальзывает с его спины.

“Извини”.

“Орочимару-сенсей кричал на тебя?”

“Сенсей не кричит”. По крайней мере, не на нее.

Какаши оценивает ее. “Ты попал в беду, не так ли?”

Она кивает. “Немного”.

Он фыркает. “Он слишком снисходителен к тебе”.

Хонока ухмыляется, сверкая своей лучшей улыбкой. Конечно, он обходится с ней помягче! Она его любимица.

Какаши закатывает на нее глаза. “Должно быть, это из-за ямочек на щеках”.

65

Близится рассвет, когда Хонока замечает, что Какаши начинает нервничать.

“Какаши?” — спрашивает она.

“... На улице уже светает. Нам пора возвращаться.” Пока не стало слишком поздно, он не говорит.

Она соглашается. Она может чувствовать беспокойство, исходящее с обеих сторон поля боя, — нетерпение. Тем не менее, на сортировочной станции все еще есть очередь, и группа датчиков chūnin (которые к этому моменту совершили несколько поездок) все еще находится в процессе обеспечения безопасности своих последних пассажиров.

Хонока на цыпочках подходит к Есино, которая латает руку джонина с парой отсутствующих пальцев. Она избегает смотреть на корешки после того, как бросила на них быстрый взгляд. Ее желудок переворачивается.

“Есино-сан, нам нужно поскорее съезжать. Сторона Iwa становится беспокойной. Вероятно, они скоро нападут.”

Джонин, которого она лечит, по понятным причинам поражен ее заявлением.

“Серьезно? Ты один из детей Орочимару, верно? Датчик? Знает ли это наша сторона?”

“Э-э”. На самом деле, наверное, нет. Она ограничивает свое сенсорное поле их стороной поля боя и предупреждает об опасности. “Теперь они это делают?”

Он поднимает бровь, но не спрашивает, что она имеет в виду — он недостаточно чувствителен, чтобы уловить импульсы ее чакры.

Она получает несколько подтверждений от тех, кто может услышать ее послание. Датчики чунина движутся быстрее.

Есино прищелкивает языком и хлопает джонина по плечу. “Не думай о своих отсутствующих пальцах — просто сформируй ручные печати, как обычно, и у тебя все будет хорошо”.

Хонока морщится. Есино поощряет его культивировать синдром фантомных конечностей? Звуки… неудобно.

“Цубаса!” — кричит Есино. “Хонока говорит, что у нас заканчивается время”.

Он поднимает голову, щурится на горизонт и кивает.

“Хорошо. Все, пять минут, нет, две минуты, чтобы закончить, а потом мы убираемся отсюда!”

Несколько человек выкрикнули подтверждения.

Она возвращается к Какаши, который натянуто кивает ей. Он все еще взволнован, колюч.

“Хонока, — говорит он, — что-то не так, здесь прямо сейчас. Неправильно”.

Его нос подергивается, а волосы немного более взъерошены, чем обычно. Он что-то чувствует, что-то, чему у него нет названия.

Хонока хватает его за руку, и на нее рычат.

“Я серьезно, Хонока — что-то не так!”

“Ш-ш”.

Ее сенсорные способности великолепны для нескольких вещей. Наблюдение на большом расстоянии за большими колебаниями чакры; обнаружение следов людей и других сложных организмов (не насекомых!) в пределах двухсот метров; и определение эмоциональных нюансов отдельных людей и групп.

Эти три вещи — все, что ей нужно, чтобы определить угрозы и враждебные действия. Однако она вообще не может ощутить гендзюцу или любое другое дзюцу / фуиндзюцу, которое использует только духовную или инь-чакру. Ее пять основных чувств всего лишь средние.

Однако у нее есть еще одно чувство, которое продолжает сбивать с толку Сэнсэя — ее чувство электрического потенциала. Чему в настоящее время препятствует статичное присутствие Какаши.

Она берет упомянутую сигнатуру статической чакры и синхронизирует ее со своей, заставляя ее отойти на задний план с помощью Секе. Какаши дергается, встревоженный ощущением, как из него вырывают чакру.

“Какого черта —!”

“Какаши, ш-ш-ш!”

Он замирает, глаза неловко бегают по сторонам. Его чакра перестает бороться с ее.

Она не знает, что они ищут — что-то вывело Какаши из себя, но это не был запах или его внутреннее чутье.

Природная склонность Какаши к молнии — электричеству — делает его очень чувствительным как к изменениям давления воздуха, так и к более тонким изменениям близлежащих электромагнитных полей. Чего он не понял, думает Хонока, так это того, что у людей тоже есть электромагнитные поля, а сенсорные поля — это, по сути, просто управляемые электромагнитные поля.

Она просматривает близлежащие сигнатуры чакры, пытаясь найти неправильность, замеченную Какаши.

Ей все кажется нормальным — пока она не касается подписи, которая кажется горячей, как лампочка, готовая перегореть.

“Вот так!” Какаши шипит. “Вот и все!” — крикнул я.

Она кивает и ведет его к источнику — умирающему шиноби в очереди. Она хмурится и наклоняется, чтобы осмотреть их.

Один из джонинов, стоящих на страже у мертвых и умирающих, с любопытством подходит.

“Не подходите слишком близко — у некоторых из них высокая температура. Возможно, это какой-то яд. Может находиться в воздухе.”

Она так не думает. Глядя на нексус умирающего шиноби, огненно-яркое кольцо с потрескивающими искрами, она бы почти сказала, что оно похоже на кольцо Дарумы… Она замечает вздувающуюся красную вену на его шее, пульсирующую раскаленным докрасна светом, и отскакивает назад.

“Проклятие жертвоприношения—”

“Бомба!” — Кричит Какаши. Все разбегаются.

Он хватает ее за руку и тащит за собой по земле, используя технику мерцания тела в тандеме с ее Токатсучи-но-дзюцу. Его скорость делает путешествие по камням и почве неровным.

Взрыв, которого они едва избежали, сотрясает землю вокруг них, вызывая еще несколько взрывов. Внезапное разрушение семи нексусов над ней резко контрастирует со слепой тьмой вокруг них. Еще несколько нексусов тускнеют, превращаясь в полые пустоты. Никто не пытался переместить другого шиноби на линию с ‘бомбой’. Бомбы.

Слезы потрясения текут по ее щекам, затем Какаши вытаскивает их на поверхность, и она сдерживает рыдание — там был еще один шиноби с Проклятием Жертвоприношения; бессознательный и раненый шиноби, которого датчики чунина укладывают на носилки. Четыре датчика мертвы.

Внутренности и части тел повсюду, и даже Хонока чувствует густой запах крови и кишок и отшатывается от его интенсивности. Какаши почти ошеломлен.

Есино и Цубаса, а также остальные восемь ниндзя-медиков потрясены, но не ранены. Джонину с отсутствующими пальцами удалось воздвигнуть толстую земляную стену между ними и шиноби, на которых наложено Проклятие Жертвоприношения.

“Вперед!” — кричит он. “Убирайся отсюда! Iwa начинает все на ура!”

Светящийся белый луч прорезает предрассветное небо, и Хонока закрывает глаза от обжигающего света. Какаши толкает ее на землю и накрывает своим телом.

Треск, подобный раскату грома, и сопровождающий его грохот мощного взрыва сотрясают каждую клеточку ее тела. Многочисленные ударные волны пульсируют в атмосфере, почти подбрасывая ее и Какаши в воздух, а вокруг них развеваются разрушенные палатки и брезент. Какаши цепляется за землю с помощью чакры и не дает им обоим сдуться.

Встречный поток тянет их в противоположном направлении, и Какаши теряет хватку на земле. Они падают друг на друга, снова и снова, и Какаши упирается рукой в землю, останавливая их ценой вывиха плеча из сустава.

Небо снова темнеет, когда они лежат в грязи; потрясенные, тяжело дышащие и поцарапанные от того, что их подбрасывали и катали, как мячик темари.

Она сглатывает. Такое ощущение, что десятки подписей просто исчезли.

Эмоциональное присутствие Сенсея прорывается сквозь ее ступор — ментальный эквивалент толчка — и она перекатывается на колени. Пришло время ей и Какаши уходить.

Она падает в обморок, хватаясь за голову из-за нарастающего давления за глазами и между ушами. Груз эмоций каждого человека привел к той опасности, в которой они все находятся, и это просто ... это просто ...! Это... это полный бардак! Все в беспорядке!

Громко, громко! Все слишком громко!

Хонока инстинктивно пытается избежать какофонии, увеличивая амплитуду, чтобы гармонировать с атмосферой этого района, заглушить кричащие звуки вокруг нее с помощью Секе. И на мгновение это срабатывает.

Ее чакра поет, а ее сенсорное поле расширяется, открывается и гудит, как никогда раньше. Но атмосфера этого района слишком велика, чтобы она могла ей соответствовать. И затем, как струнный инструмент под слишком сильным давлением, что-то ломается.

Она теряет сознание на пару секунд — неожиданное жесткое отключение. Ее мозг снова загружается, и ей требуется мгновение, чтобы до нее дошел хоть какой-то смысл.

Какаши тащит ее через одно плечо, его другая рука безвольно свисает вдоль тела.

“Шевели ногами, черт возьми!” — кричит он.

Она пытается, но чувствует себя оцепеневшей. Она не знает, что она только что сделала, но что бы это ни было, у нее почти не осталось чакры.

Хонока делает глубокий вдох, вытягивая чакру из насыщенного воздуха, питая ею свой нижний даньтянь, как трутом. Ее вяло вращающийся нексус вращается немного быстрее, и ее ядро стабилизируется.

В небе вспыхивает булавочный укол света, и связующее звено, состоящее из огня, земли и ветра, ускоряется. Оноки выброса пыли.

Она не совсем уверена, какое расстояние между ними, но оно должно быть больше двухсот метров. (Что странно, потому что она совершенно уверена, что не может "видеть" дальше двухсот метров со своим Синрюганом.)

Блеск стали пронзает небо, усыпанное звездами, и сияющий свет гаснет.

Хонока моргает. Блеск стали — это очень длинный меч, и он растет, преследуя Ооноки, когда он летит по небу. Вспышка желтых молний по всей длине лезвия и — это Минато!

“Какаши, Какаши!” — восклицает она. “Это Минато!”

“Если ты можешь болтать языком, ты можешь двигать ногами! Давай, Хонока, приди в себя, ты, тупой сенсор!”

Минато, похоже, обменивается ударами с Оноки в воздухе, а затем внезапно исчезает — телепортируется куда-то еще своим Хираишин-но-дзюцу.

Затем Оноки насильно телепортируется на землю, и Хонока понимает, что они слишком близко. Она поднимает ноги и неуклюже бежит рядом с Какаши, который бросает их в головокружительный шуншин.

Далеко они не уйдут. Какаши резко опускается на колени, и она хмурится.

“Какаши?”

У него идет кровь. На его рубашке дыра, а вокруг сломанного бамбукового шеста для палатки торчит броня из проволочной сетки.

“Какаши!?”

Он держится за бок и штаны.

“Я в порядке. Это не пронзает ничего важного ”. Он показывает ей свою окровавленную руку в качестве доказательства. “Кровь должна быть темнее, если она поступает из внутренних органов”.

Она почти уверена, что это не надежный метод определения степени повреждения кишечника! Она тянется к нему, собираясь превратить его в Мадару, чтобы переместить, но передумывает. Что, если бамбуковый шест исчезнет, и он истечет кровью? Хотя она слишком мала, чтобы носить его на руках…

Она преображается, первой на ум приходит Томоэ, и забирает Какаши. Есино и Цубаса находятся примерно в двух километрах отсюда.

Хонока наполовину бежит, наполовину мелькает, всю дорогу, тяжело дыша, когда добегает до них.

“Есино-сан!”

Есино поднимает кунай, и Хонока трансформируется обратно, неловко опуская Какаши на землю. Что—то тянет у нее в животе — скорее всего, чакровые швы на недавнем хирургическом разрезе. Она игнорирует это. Скорее всего, это не кровотечение.

“Какаши ранен!”

“Я вижу это”, — говорит Есино. Она проводит светящейся зеленой рукой по ране.

“С ним все будет в порядке?!”

“...Ему повезло". Есино испускает долгий вздох облегчения. "Этот обломок был достаточно тупым, чтобы оттолкнуть его кишки в сторону, вместо того чтобы проткнуть их. Снаружи больше повреждений, чем внутри."

Отсутствие проколотых внутренних органов кажется ей приятным.

“Я могу стабилизировать рану прямо сейчас с помощью бинтов, но нам нужно выбираться отсюда, и быстро. Мы слишком близки к действию”.

Хонока достает марлю и компрессионные бинты, которые она привыкла носить с собой, из сумки для инструментов на спине. Это полезнее, чем таскать с собой бесполезные инструменты, которые она даже не может правильно бросить.

Есино забирает у нее предметы и обматывает марлей рану и выступающий бамбук. Какаши хмыкает, и она протягивает ему плетеный кожаный... пояс? Шнур? Он запихивает его в рот поверх маски.

“Вытащи это сейчас”, — говорит Есино.

“Что?”

“Вытащи это!” — крикнул я.

Цубаса отводит ее с дороги, закончив стабилизировать состояние своего собственного пациента — одного из других ниндзя-медиков, как она думает.

“Не прикусывай язык, Какаши-кун”, — предупреждает он и вытаскивает шест одним четким движением. Какаши издает гортанный крик из-за кожаного шнура, и она падает обратно на задницу, голова снова кружится.

Есино надавливает на рану, и Цубаса хватает компрессионные бинты, с привычной легкостью наматывая их на рану Какаши.

“Вставай, Хонока-кун. Мы бежим, прямо сейчас”.

66

Хонока может подвезти Какаши на спине, теперь, когда его рана забинтована марлей и перевязана компрессионными бинтами. Это не идеальный способ передвижения для его нынешнего состояния и является мучительным для Какаши, который вынужден держаться только одной рукой. Другой на перевязи, его вывихнутое плечо уже вправил Цубаса.

Она достаточно хорошо держится рядом с Есино, Цубасой и его раненым пассажиром, несмотря на то, что у нее пульсирует живот. Но поле боя — динамичная штука, и ей приходится несколько раз призывать их сменить направление, чтобы избежать очагов боевых действий. В конце концов, они добираются до нового ‘тыла’. Звуки битвы все еще слышны вдалеке.

Есино плюхается на стул и проглатывает солдатскую таблетку, сердито жуя.

“Это полтора кошмара”, — ворчит она.

Цубаса кивает и осторожно опускает своего пассажира, перекатывая его на бок и приводя в исходное положение. Они потеряли сознание по дороге.

Она отпускает Какаши, который откидывается назад, сжимая в кулаке материал своего пальто так, что костяшки пальцев белеют. Он тяжело дышит, задыхаясь от боли.

“Просто дай мне минуту, Какаши. Я подлатаю тебя, когда подействует солдатская таблетка, ” обещает Есино.

Он ворчит, и Хонока вытирает пот с его лица рукавом своего пальто. Какаши свирепо смотрит на нее. Раздражительный, думает она и оставляет его в покое.

Она стирает ожог от ветра со своих щек и делает несколько успокаивающих вдохов, прежде чем навязчиво потянуться к небу и опустить его вниз, вдыхая его и проталкивая через свое тело обратно в землю. Она повторяет упражнение чико несколько раз, прежде чем расширить свою стойку и перейти к скручивающему движению, встряхивая руками и ударяя размахивающими ладонями по позвоночнику и нижнему даньтяну. Ее дедушка называл это "Стук в дверь Жизни", и раньше она думала, что это очень неловко.

(Теперь она просто хочет избавиться от привкуса ужаса, прилипшего к нижней стороне ее языка.)

“...Что делает Хонока-кун?” — Спрашивает Цубаса, бросая на них всех недоверчивый взгляд.

“Понятия не имею”, — отвечает Есино.

Какаши выдыхает вздох. “Чико. Она делает это, когда у нее стресс. Я думаю, это должно перестроить поток ци и вывести застойные энергии ”.

Цубаса напевает. “Сейчас самое подходящее время для того, чтобы задействовать механизм преодоления трудностей?”

“О, заткнись, Цубаса”. Есино фыркает. “Она всего лишь ребенок и сенсор S-ранга. Позволь ей делать свое дело — если ты не хочешь, чтобы она накоротила нас позже.”

Цубаса выглядит должным образом огорченным, а Какаши заинтересованным.

“Это то, что это такое?” — Спрашивает Какаши.

“Что ”что такое?" Есино отвечает.

“Короткое замыкание. Это случалось раньше, и несколько раз до этого.”

Есино пожимает плечами. “Кто знает? Такое иногда случается в моем клане — обычно, когда кто-то активирует Шаринган. Они перегружены всеми новыми сенсорными данными и умственной усталостью ”.

“Это проходит или становится лучше, когда они к этому привыкают?”

Есино задумывается. “Я не знаю. Я думаю, им просто становится лучше это скрывать ”.

“О”.

Есино заставляет себя встать и, спотыкаясь, на слабых коленях подходит к Какаши, опускаясь на колени рядом с ним. Она формирует печати для медицинского ниндзюцу и разрезает им его путы. Он морщится, когда давление ослабевает.

Хонока заканчивает свое упражнение в чико и садится с другой стороны от Какаши. Она протягивает ему руку, чтобы он пожал ее, пока Есино снимает повязку с его липкой раны.

Его хватка усиливается, и он откидывает голову назад с шипящим проклятием и чуть не размазывает мозги по холодной земле. Она хватает его за затылок прежде, чем он успевает.

Есино промывает рану флягой, наполненной неочищенным физиологическим раствором, а затем перевязывает зияющую рану с помощью медицинского ниндзюцу.

Хонока сглатывает. Она не думает, что смогла бы стать ниндзя-медиком, даже если бы захотела.

Она может помогать Сэнсэю проводить вскрытия, но когда дело доходит до исцеления, она не уверена, что у нее хватит духу для этого. Хонока думает, что она бы замерзла, испугавшись ответственности за то, чтобы собрать кого-то снова вместе.

Есино обрабатывает рану в течение пятнадцати минут. Хонока позволяет себе отвлечься на то, что Какаши раздавливает ее руку, а также на ближайшие очаги драки.

Хорошая новость в том, что они оттесняют Ива-нин обратно. Первая помощь и незначительное исцеление, которые они оказали ночью, вернули на поле нескольких сильных нападающих.

Плохая новость в том, что Какаши истощен исцелением и теряет сознание еще до того, как Есино заканчивает. Хонока снова вытирает пот с висков, теперь он не будет жаловаться на это.

“Есть… С ним все будет в порядке?”

“Предполагая, что сегодня больше ничего не полетит в ад? Да.” Есино перевязывает свою рану свежей марлей, шрам в форме звезды с необработанным центром. “Больше никакой беготни или борьбы за Какаши. Эта рана нуждается в большем заживлении, чем я могу ей дать в настоящее время, и ему нужно средство для восполнения запасов крови ”.

Она кивает. Звучит разумно.

Цубаса прочищает горло.

“Мне неприятно спрашивать об этом, но не могли бы вы проведать Каору? Мы не знаем, было ли у раненого шиноби, которого мы отправили обратно во временный лагерь, это ... взрывающееся проклятие ...?”

Хонока даже не подумала о такой возможности и быстро сопоставила сигнатуру своей чакры с частотой окружающей среды. Она не осмеливается увеличить свою амплитуду, как делала раньше, из—за страха снова вызвать тот резонанс на долю секунды, который отключил ее, — ей просто придется мириться с шумом и как-то пробиваться.

Она находит Каору и лагерь после долгих поисков.

“Лагерь в порядке”, — говорит она. Есино и Цубаса вздохнули с облегчением.

“Может, нам стоит вернуться самим?” — Спрашивает Есино. “Все остальные, ну, я на самом деле не знаю, выжили ли они?” Она направляет эту последнюю часть на Хоноку.

“Зафиксировать незнакомые сигнатуры в этом хаосе для меня практически невозможно”, — отвечает она.

В частности, все более или менее испытывают одни и те же эмоции (страх, паника, возбуждение, трепет), и она была бы вынуждена профилировать незнакомые сигнатуры на основе сходства с природой, поворота и соотношения. Соотношение еще менее надежно, чем обычно, поскольку оно колеблется во время боя в зависимости от того, какие типы приемов кто-то предпочитает.

Например, Фугаку, которого она чувствует за спиной как костер, прожигает свою духовную чакру, как сухую траву. Его нижний даньтянь быстро преобразует физическую чакру в более духовную, чтобы соответствовать требованиям, сохраняя при этом стабильность и эффективность своего естественного ритма.

Для младшего даньтяня нормально преобразовывать одну природу чакры в другую, чтобы поддерживать стабильность предпочтительного соотношения сил тела, но не с такой скоростью, как у Фугаку. Обычно это происходит, когда тело находится в состоянии покоя, и она сильно сомневается, что Фугаку отдыхает в данный момент.

“Ты что-нибудь видишь, Хонока?” — Спрашивает Есино, напрягаясь. “Пожалуйста, скажи мне, что это происходит не этим путем”.

Хонока пожимает плечами. “Это происходит не в эту сторону”.

“Есино, помоги мне поднять Момиджи-куна”, — приказывает Цубаса. “Мы возвращаемся во временный лагерь с остальными членами команды или без них. Если они пережили последнюю атаку, они будут пытаться сделать то же самое ”.

Есино сжимает челюсть и коротко кивает. Она недовольна тем, что оставляет остальную часть своей команды позади, но Цубаса — лидер команды. Хонока ждет, пока они обезопасят Момиджи, и пытается разбудить Какаши, но он глубоко без сознания, полностью истощен. Он не шевелится, даже когда она тычет его в ухо.

“На этот раз я понесу его, Хонока”. — Говорит Есино. “Ты просто поможешь мне закрепить его у меня на спине”.

“Я могу понести его, Есино-сан”.

Есино щелкает ее между глаз, и она взвизгивает. Это задело!

“Ты не рабочая лошадка, Хонока, и в прошлый раз ты едва поспевала за нами. На этот раз я понесу Какаши.”

Она с несчастным видом кивает. “Да, Есино-сан”.

“Хорошо, а теперь помоги мне выбраться”.

Бежать обратно во временный лагерь намного легче. По пути они даже встречаются с двумя другими медиками-ниндзя, в результате чего их общее количество достигает пяти, или половины членов медицинской бригады.

Лагерь — это состояние — слишком много раненых джонинов и чунинов просыпаются и настаивают на том, чтобы вернуться в бой. Каору неловко настаивает, чтобы они подождали, пока их осмотрит член Медицинского корпуса, прежде чем убегать самостоятельно.

Из пяти вернувшихся ниндзя-медиков один находится без сознания, а остальные четверо оперируют с последними остатками чакры.

Цубаса массирует налитые кровью глаза тыльными сторонами ладоней и прочищает горло, призывая тех, кто может стоять без посторонней помощи, построиться в шеренгу. Очередь не очень длинная, и остальные раненые шиноби вынуждены прикусить языки.

Каору подходит к ней, теперь, когда им больше не приходится иметь дело с кучей неуправляемых шиноби.

“Остальная часть моей команды… У них ничего не вышло, не так ли?”

Хонока качает головой.

“Я понимаю”. Каору сглатывает, вытирая льющиеся слезы. “Я… Я собираюсь сделать небольшой перерыв. Можешь ли ты… можете ли вы справиться с Разведывательным отделом… Почувствуешь себя немного самостоятельно?”

Хонока закусывает губу.

“Я могу”.

Каору кивает и машет рукой, уходя в поисках тихого места, чтобы снова взять себя в руки.