Хрупкие дети Земли (гет)

Ава сильно нервничала. Затягивая время, она опаздывала на встречу с Дэви и не хотела себе в том признаться. Изображая видимость сборов, Ава была слишком медленной, и, не желая идти, останавливалась на каждом шагу, в каждом движении, и все больше, дольше опаздывала... Ощущение, что разобраться во всем этом уже нельзя, — ощущение тяжкое, немое и давящее, вырастало в душе девушки все больше, и кончилось тем, что любая мелочь стала выводить ее из себя.

Она никак не могла собраться. Никакая одежда не нравилась, ничто не подходило, не радовало, не давало уверенности. И Ава вот уже полчаса нервно бродила по комнате, искоса посматривая на кое-как выбранное, выброшенное на кровать, в начале всех этих сомнительных приготовлений, платье. И все равно, даже не смотря на угрызения совести и убегающее время, она никак не могла заставить себя одеться и выйти из дома.

Ее внутренний голос в эти настроения вмешиваться не рисковал. Иначе бы он непременно шепнул, что для обычного «кофе» подобный наряд, кажется, слишком шикарен. С другой стороны, — беззвучно рассуждал он, — что Ава ни надень, для этого Рика все будет выглядеть не меньше, чем подарок небес. Да и вообще, зачем ей идти? Ведь она не хочет. Зачем же мучить себя? Зачем?.. Голос задумался, и, кажется, где-то, все-таки, проболтался. Потому что Ава, бросив свои беспокойные хождения по спальне, подошла к кровати, схватила платье, и начала собираться. Голос на это смотрел и молчал скептически, с огромной долей неверия. Да, лично его ничто не переубедит. Даже если она придет на эту, так называемую, встречу.

«Ты же в курсе, что это — свидание? Дэви это так воспринимает. Вот увидишь», — не удержавшись, медленно шепнул он Аве.

— Заткнись, — тут же резко отозвалась она. — Я тебя ни о чем не спрашиваю!

Голос, вздохнул, и, не оскорбившись непривычной грубостью («это все от раздражения, что она обещала прийти», — уверенно думал он), заметил, что его и спрашивать ни о чем не нужно: он сам все знает.

— А если так, то тем более молчи! Лучше бы помог! — разозлилась девушка, поправляя платье и думая над тем, какие туфли к нему подобрать.

«Серебряные лодочки, — скучающе заявил голос. — ...Вот было бы здорово, если в этом платье тебя сегодня увидел Блейк!».

— Молчи! — снова приказала Ава, сбивчиво застегивая ряд мелких, перламутрово-розовых пуговиц, бегущих по лифу. — Этого еще не хватало!

Справившись с последней, верхней, она нервно одернула ткань и подбежала к зеркалу. Будь ее внутренний голос в лучшем настроении, он бы непременно присвистнул, — так она была хороша в этом бархатном, ярко-розовом платье на широких бретелях.

Верх был выполнен в виде корсета, с тонкими переборами, похожими на грани морской ракушки, а в преломлениях малиново-тонкого бархата, в движении, ткань в основании светилась светлым и белым, отчего платье, несмотря на очень яркий цвет, не казалось ни вычурным, ни вульгарным. Подол, хотя и выглядел классически обыкновенно, доходил Аве чуть ниже колена, и сзади был украшен шлицей. Именно за счет этого разреза, несмотря на слегка зауженный крой юбки, девушка могла ходить свободно и легко.

«А не подпрыгивать во время ходьбы как рыба на суше», — заметил голос, продолжая наблюдать торопливые сборы. — Хороший бархат, тонкой выделки... тебе очень идет. И будет, кстати, не жарко. Хотя сомневаюсь, что от присутствия или общения с Дэви может в принципе стать жарко».

— Какой ты язвительный сноб! От Блейка научился? Замечания можешь оставить при себе, — заявила девушка, сбрасывая с шеи подвеску в виде маленькой, серебряной звездочки.

Голос вздохнул, эпитет в свой адрес принял как комплимент и рекомендовал украшений не надевать, — ни одно из них не подойдет из-за очень насыщенной ткани платья, — и напомнил про подходящие случаю туфли. Он уже собирался спросить что-нибудь про Уильяма, но Ава, быстро собрав волосы, скрутила их во french twist, закрепила большой булавкой, на вершине украшенной крупной жемчужиной, — и, кстати, не забыла, к удовольствию ее незримого советника, выпустить две тонкие пряди справа и слева от лица, — подхватила с туалетного столика маленькую, тоже серебряную, сумочку, и стала спускаться вниз. Надежды голоса на то, что она не придет на «встречу» с Дэви, рухнули. «Конечно, она же обещала... Ладно, пойдем, сходим... А то будешь еще из-за этого чувствовать себя виноватой».

Ава смотрела на Рика и не узнавала. Вместо привычной полицейской формы на нем был классический, темно-серый костюм. «Смотри-ка, даже с галстуком», — продолжая упражнения во флегматичном остроумии, отозвался голос именно в тот момент, когда девушка, все же признав Дэви в Дэви, благодарила его за букет розовых, едва раскрывшихся тюльпанов. «Если бы я болел за него, то за цветы он бы получил «десятку, — шепнул голос Аве. — Они очень к твоему платью подходят».

— Но ты не за него, — заметила она мысленно, улыбаясь Рику, который, ухаживая, помог ей сесть за столик и аккуратно придвинул стул. «Нет, конечно! Ты что, с ума сошла? Он же...».

— Молчи, прошу тебя. Просто молчи! — оборвала Ава голос безмолвно, передавая букет официанту для того, чтобы он поставил его в воду, и смутилась под восхищенным, слишком пристальным взглядом Дэви.

«Если он станет и дальше на тебя так смотреть, то и вовсе позабудет моргать. И у него высохнет глаз! Даже два!». С трудом подавив неуместный, нервный смешок, девушка поднесла ладонь к губам. Голос был этим доволен. Ему было плевать, как он себя «вел»: плохо ли, хорошо... Голос болел за Блейка, оставался, несмотря на все последние события, на его стороне, и, намеренно раздражая Аву вопросами и напоминаниями о нем, — хотя в том не было особой нужды, она и сама почти постоянно думала об Уильяме, — отводил ее, как можно дальше, от какого бы то ни было «покоя» относительно андроида. А заодно и от этого, подозрительного на его взгляд, Рика.

Кроме того, голос был убежден, что всю возникшую между Авой и Блейком «чехарду» (так он это обозначал) необходимо решать. И решать, по возможности, быстро. «Только мы стали выбираться на берег, осматриваться по сторонам и отходить от прожитой боли... — горько и тоскливо думал он, — ...Только стали чувствовать любовь, и любить в ответ...».

Девушка в этих размышлениях его не поддерживала и сразу же обрывала. А он все равно не умолкал. И в этой непрекращающейся, — а, что еще хуже, в изнурительно-постоянной — борьбе с самой собой, Ава стала считать, что собственное сердце — против нее. Оно — за Блейка. Она и сама хотела бы быть за него, но... Что ей делать с тем, что произошло?

— Вы очень задумчивы. Или печальны, — с участием заметил Рик. — У вас что-то случилось?

Ава, и без того внутренне напряженная, испугалась этих предположений, и поскорее нацепила на губы улыбку.

— Ничего, — мимолетно проскальзывая взглядом по лицу Дэви, отозвалась она. — Ничего серьезного. Обычные дела.

Улыбка, напряженная в уголках губ, повисла на ее лице, и, обманув Рика, вызвала его к поспешной, — от волнения, — откровенности.

— Вы невероятно выглядите, Ава. Я хочу сказать, что вы очень, очень красивы.

— Спасибо, — снова смущаясь, тихо сказала девушка.

Комплимент принес не приятность, а еще большее напряжение и скованность. Все, кажется, превращалось именно в то, чего Ава так опасалась: Рик, как и прежде, упорно воспринимал ее не как друга... «Какого еще «друга»? — грохнул внутренний голос. — Он влюблен в тебя! Смотри, как поплыл! Волнение, костюм, цветы, галантность... И он опять забывает моргать! Хотя, чему ты удивляешься? Он давно к тебе не равнодушен. И, кстати, никогда не скрывал этого. Это в меру похвально. Но он все равно мне не нравится, этот твой «друг...».

— Замолчи, — сказала Ава мысленно. — Пожалуйста, молчи! Почему ты мне не помогаешь? Надо вернуть его в дружеское русло!

Голос на это намерение, высказанное с искренним отчаянием, только нахально усмехнулся, а затем и вовсе, не стесняясь, рассмеялся и, что называется, «умыл руки». А после, как бы между прочим, и не без апломба объявил, что мисс Полгар как раз «даже не представляет», как он, голос, ей помогает!

«Ну ты же знаешь, чувствуешь не хуже меня... — горячо зашептал он, улучив момент, в который Дэви, оторванный от созерцания Авы внезапными служебными обязанностями, вышел из-за стола, чтобы поговорить по телефону, — ...Что это все — не то! И Дэви — не тот! И...».

— А я ничего не ищу, чтобы ты говорил мне, «тот» он или «не тот»... — не менее горячо отвечала девушка. — И никого не ищу! Кроме друга. И только друга! Мне, правда, нужны друзья! Я хочу новых, настоящих друзей! Я не хочу, не хочу быть одна!

Ава почувствовала, как от отчаяния и страха, от собственной, глупой и горькой ошибки, из-за которой Рик все больше увлекался ею, подступают слезы. Она была искренна: ей хотелось только дружбы от Дэви, но она, конечно же, знала, что правда была за голосом. И — в глазах самого Рика. В том, как он смотрел на нее, не было и намека на ограниченное дружбой участие. Но, — что много хуже того, — во взгляде Дэви была прежняя надежда на чувство и — желание. Да, голос прав, — ничего у Авы не получится. Дружбы между ними не выйдет. Для этого Рик «неправильно» ее воспринимает. А она не может отнестись к нему по-другому.

«Ты не можешь, Эви. Не хочешь. Потому что...», — зашептал голос. Так, что стало невыносимо. Настолько, что когда Рик вернулся к столику, извиняясь за отсутствие, в обращении Авы к нему, полном смущения и искреннего сожаления, он снова стал прежним «офицером Дэви». Ава Полгар, извинившись перед Дэви, поблагодарила его «за встречу». И убежала. Исчезла. Сказала, что «срочно должна уйти». Настолько быстро, что Рик не успел ничего спросить. Но, что было хуже всего, хотел он того или нет, Дэви принял это происшествие близко к сердцу, записав его на самый опасный из всех, — свой личный, — счет.

* * *

А мисс Полгар, бросив Рика в кафе, теперь торопилась домой. Она то сбавляла шаг, то снова переходила на бег. Яркое, нарядное платье казалось глупым, но она злилась на себя не только из-за этого, а... из-за всего. Все казалось нелепым. Ну зачем она пошла на эту встречу с Дэви? Ведь было же ясно с самого начала, что границы дружбы или простого, приветливого общения, на которые так рассчитывала она, ему не подходят и его не устроят! Она это знала. Тогда зачем?.. Боль свернулась, подкатилась к горлу раздражающим комом. Ответ был прост: ей нужно общение. Если не дружба, в которую, может быть, после разрыва с Келсом и Риз она и сама уже не слишком верит, то хотя бы общение. Простое, приветливое, открытое.

Но офицер Дэви... Она так и не перестала называть его подобным образом. «Воспринимать его иначе ты тоже не стала», — резонно, с долей хмурости, протянул внутренний голос. И в этом был прав. Теперь же, вдобавок ко всему, она чувствует себя виноватой перед Риком. Он готовился, он... А она убежала, ничего не сказав. И, скорее всего, своим сегодняшним появлением дала ему надежду на... Но как ему объяснить? Как объяснить, что ей внезапно стало стыдно и дурно от самой себя? Она не хочет вводить его в заблуждение, давать какой-то повод для надежды, пустой, бесплотной надежды! И отношения ей не нужны...

«Конечно не нужны! Они у тебя есть. С Блейком. А повод Дэви не нужен. Он уже сам, смотря в твою сторону, на все повадился. Так что слова бесполезны... — продолжал читать лекцию голос. — ...Немного, конечно, неловко вышло. Но, с учетом его влюбленности в тебя, он тебе все простит: и этот фактический побег со свидания, и даже извержение вулкана».

Пытаясь заставить голос замолчать, Ава вздохнула.

И закрыла глаза.

От мыслей про влюбленность Рика стыд и смущение разогнались с новой силой. Она же ничего для этого не делала! И этого не хотела! «...Тебе, Эви, и не нужно что-либо делать. Пусть ты говоришь, что не женственна, что ты — «некрасивая и непривлекательная», все это совершенно, с точностью, не так. Ты — слишком огненная, живая, непосредственная, красивая и обаятельная, чтобы можно было в твоем отношении сохранять равнодушие. А твое нежелание говорить на незначимые темы, — вы, люди, это, как правило, называете «болтать», — или намеренно, просто так, флиртовать... В общем, именно то, что ты считаешь своей замкнутостью и резкостью, — в конечном счете, и притягивает к тебе, дает обратный эффект. Ты искренняя, ты настоящая. Добрая и очень умная. Многие ли обладают сейчас добротой? А это качество, поверь мне, просто бесценно. И к тебе, в том числе по всем названным причинам, очень тянет».

Эти слова Блейка, как-то сказанные ей, прозвучали в памяти Авы его голосом, и она, стараясь от них поскорее отделаться, еще больше заспешила домой. У нее появился план. И, если она правильно рассчитала время, все должно получиться. «С одним условием, ma cherie... — запел внутренний голос, — ...Если только Блейк на тренировке».

И он был на тренировке. Или где-то еще. Неважно. Главное заключалось в том, что когда Ава Полгар, купив по дороге к дому рулон громадных и самых прочных мусорных пакетов, — при полном своем параде, на серебряных шпильках, — заявилась к андроиду, чтобы забрать вещи, Уильяма дома не было. Аву это обрадовало и приободрило, а ее незримого советника, — внутренний голос, — повергло в новые, недовольные ворчания.

Чувствуя все то же раздражение и нетерпение, от которых теперь находиться в доме Блейка она не могла, Ава скорее подбежала к лестнице. Поднялась на второй этаж, резким движением открыла настежь дверь спальни. И немного, все-таки, застыла на пороге. Сердце, конечно, среагировало, как и всегда в подобных случаях, — жар, частый пульс и прочая дребедень. У Авы не было на это времени. И она решила снова сыграть в уже известную ей игру: все хорошо, она со всем справится и просто быстро заберет свои вещи!

Внутренний голос, читая ее настроение и состояние, только все чаще вздыхал и молчал. Сказать ему было нечего, да и говорить с Авой, когда она такая, стало опасно: «все, что вы скажете, может быть использовано против вас». Вздохнув в очередной раз, подавленный и унылый, голос слабо понадеялся на то, что Блейк «вдруг», здесь и сейчас, появится. Но время шло, мисс Полгар сбрасывала в черный, плотный пакет, — не разбирая и не разглядывая, — свою одежду, косметику, и всякие прочие мелочи, и все это безрадостное дело подходило, казалось, к концу.

Но вот она остановилась. Оставила свои сборы, посмотрела на магнитную доску с очень давними записями и планом того, как они, — Ава Полгар и Уильям Блейк, — будут вместе решать все актуальные вопросы и дела... Во взгляде девушки что-то сверкнуло. Перечитав написанное, она выпустила пакет из рук, подошла к доске и тщательно стерла записи.

И замерла на месте.

Занесла над белой поверхностью доски красный маркер.

И, о чем-то подумав, усмехнулась.

Вслед за этой ухмылкой, появившейся на лице Авы, на доске, под ее рукой, заблестела непросохшая еще, несколько раз старательно обведенная, жирная, ярко-красная надпись: «MИЛЛЕР».

Мисс Полгар отвела руку в сторону, отступила на шаг, полюбовалась сделанным. И, все так же блестя черными глазами, после некоторого размышления, добавила рисунок, — сердце. Сначала одно, большое. Потом — сонмища мелких, аккуратно закрашенных. Их скоро стало так много, что свободного, чистого места на доске совсем не осталось. Ава отошла еще дальше, любуясь своим творением. Внутри снова расплескался радостный и пружинистый, пьяный и темный яд. Но — хватит. Надо собираться.

— И убираться, — шепнула девушка.

Посмотрев по сторонам, она подошла к террариуму.

— Ну что, Хэм... — тихо, немного набрав голос, проговорила Ава со вздохом, наклоняясь ближе к стеклу, за которым, сидя на верхней ветке, под лампой, на нее смотрел, не отрываясь, хамелеон. — ...Прощай. Рада знакомству. Желаю тебе много вкусных сверчков и огромного счастья!

— А мне?.. — уточнил негромкий, слишком знакомый голос, полный тепла и улыбки, — ...Что пожелаешь?

Ава вздрогнула и резко повернулась. Несколько секунд она растерянно молчала, не зная, что сказать. Щеки тут же разгорелись красным, улыбка на лице воплотившегося Блейка радости не вызывала, а желание уйти поскорее стало нестерпимым.

— Тебе? — девушка окинула андроида, как она рассчитывала, холодным и безразличным взглядом, и отвернулась. — Тебе я ничего не желаю.

— А я вот очень рад тебя видеть, Ава Полгар. Здравствуй. Ты прекрасна. Ты совершенно обворожительно выглядишь. Как всегда. Тебе очень идет этот цвет и модель платья. Могу я узнать, что это за рисунок?

Ава взглянула на свою «картину».

— А, да. Можешь это засчитать за пожелание счастья в личной жизни.

— Для чего ты стерла наш план, Эви?

Голос прозвучал ближе. Уильям подходил к Аве медленно, не спеша, и она, резко и быстро сбрасывая оставшиеся вещи в пакет, все больше волновалась.

Закончив разбирать один ящик, девушка нервно вздохнула и громко выдвинула другой. Слава богу, она стоит к Блейку спиной, и он не видит ее лица!

— Потому что это мой план. И мои дела. Тебя они не касаются.

— Я бы так не сказал. Что касается Аллеса...

— Меня совершенно не интересуешь ты и все, что ты можешь сказать про Аллеса! Сожалею, но я не в настроении болтать с тобой о твоем любимом деле, на котором ты помешался! Но если мне понадобятся новости о Гудвине, я позвоню своему адвокату!

Слова вырвались на едином дыхании, громко и гневно. Боже, что она делает?! Зачем она спорит с ним, кричит? Снова вышла из себя... «Собрать вещи и скорее уйти!», — напомнила себе Ава, и замолчала, не справляясь с громадным, удушающим волнением.

Блейк же, напротив, звучал куда увереннее, спокойнее ее. Голос его нигде не дрогнул и не сорвался, когда он снова заговорил.

— Сомневаюсь, что Мвенда в курсе известного мне. Но я хочу спросить тебя о другом.

Ава упорно молчала, скорее собирая одежду. По иронии или нет, но последним ящиком, где оставались еще ее вещи, оказался этот, с нижним бельем. Кратко вспыхнув, и тут же отбросив подобную глупость, она подбодрила себя раздражением и злостью: было бы чего стесняться!

— Как ты, Эви? Как твой порез на ноге? И как твоя поездка в Пало-Альто? Мы ни о чем из этого не поговорили, и я хотел бы узнать.

Ава снова покраснела. «Не поговорили!». Ей так и хотелось развернуться к Блейку, посмотреть на него, и со всем возможным ядом спросить: как он думает, почему они об этом «не поговорили!»? Но этого не стоит, нельзя делать. Существует огромный риск того, что она не справится, и снова, глупо расплачется перед ним. Чувства душили ее, но сильнее, больше всего оказалась, к удивлению и раздражению Авы, тоска по Уильяму... Когда девушка это поняла, то попыталась скрыть свое сердце за чистой злостью. Мало того, что он пришел сюда и навис над ней, мешая спокойно собраться, так еще называет ее, как прежде, — «Эви», — и спрашивает про дела! Как будто ничего не случилось!

— А с тобой что? Раньше ты все понимал с первого раза. Или это Миллер на тебя так влияет? Это только мои дела!

Схватив разноцветное кружевное белье, похожее на тончайшие паутинки, девушка затолкала его в пакет так быстро, будто теперь оно вызывало у нее омерзение.

— Она на меня никак не влияет, Эви, пойми. Просто послушай меня: между мной и Миллер никогда и ничего не было. Я общался с ней намеренно, только ради того, чтобы получить информацию об Аллесе. Потому что я очень хочу этого сукина сына поймать!

Уильям умоляюще, в немой просьбе его услышать и понять, смотрел на Аву, но она, игнорируя этот взгляд, завязала пакет и прошла мимо. И Блейк не выдержал, остановил ее, удержал за руку.

— Отпусти, — предупреждающе, глухо сказала она.

— Сначала выслушай меня!

— Нет!

Ава непримиримо посмотрела на Уильяма.

— И знаешь, почему? Потому что ты сам никогда меня не слушал и не слушаешь!

— Что? — нахмурился андроид. — Это еще почему?

— Вот и я хотела бы знать, почему ты никогда меня не слушал. Но теперь это не важно. Не имеет значения!

Ава выдернула руку, пошла к двери. Скорость ее, с учетом туфель на высоком каблуке и мешка, полного вещей, была ожидаемо небольшой. Блейк воспользовался этим по-своему. Выхватив мешок из руки Авы быстрее, чем она успела это понять, он отбросил его в сторону, схватил девушку на руки, усадил на край кровати и накрыл своими ладонями ее руки, чтобы она не сбежала.

— Да отпусти меня! Не могу я здесь находиться!

— Сначала послушай!

Холодная, закрытая улыбка медленно, после раздраженного молчания, расплылась на губах девушки: как всегда, в таких случаях, ей не убежать. В улыбке этой было столько внешней вежливости, а в лице Авы — столько замершей, упрямо взятой отстраненности, что Блейк удивленно смотрел на девушку. А она разглядывала его свысока, торжественно, издевательски-высокомерно. Наконец, после долгого, взаимного молчания, в течение которого они столь по-разному наблюдали друг на друга, сквозь плотно сомкнутые в упрямую линию губы Авы просочилось насмешливое:

— И ты снова стоишь передо мной на коленях!.. Ладно, поговорим!.. Говорили вчера, поговорим и сегодня... Только есть ли в этом смысл? Мне кажется, не много.

Уильям, заметно волнуясь, пропустил колкость мимо ушей. Весь он горел одним, и думал только о том, чтобы успеть, успеть сказать правду. Всю, какая есть! Включить запись разговора с Миллер, показать Аве, — а, если она того захочет, — и сам телефон: пусть увидит, что ничего, ни единого сообщения, ни одного следа от журналистки там не было и нет! Ну если он ей так изменял, как она уверенно представляет, то и следы от Миллер в его телефоне, в таком случае, должны быть! Но их нет! Нет!

— Послушай меня, пожалуйста, Ава Полгар! Хорошо?

Девушка молчала, опустив голову вниз, и Блейк, торопясь и все больше беспокоясь, продолжил:

— Как я уже говорил, между мной и Миллер никогда, ничего не было. Никогда и ничего! Конечно, ты можешь решить, что я банально обманываю тебя, держу в неведении, но вот — мое доказательство, вот оно!

Уильям убрал руки от Авы, и, настороженно наблюдая за ней, быстро включил нужную запись. Послышались небольшие помехи, шуршание, далекий, неясный хор чужих голосов. Наконец, начался его разговор с Миллер. Ава слушала, застыв в одном положении, без единого, хотя бы мелкого, движения. Да и слушала ли вообще? Руки ее недвижно лежали на кровати. Голова, как прежде, была так низко наклонена вниз, что выражения лица даже чрезвычайно внимательному андроиду было не увидеть и не разглядеть. Когда запись дошла до фразы Миллер с внешне ласковым окончанием «...глупый!», — затем раздался ее смешок, — девушка вздрогнула и крепко сжала в руках покрывало.

Запись кончилась. Опустилась долгая, вязкая тишина.

— Послушай меня, моя Эви, — убеждающе, осторожно и негромко начал андроид, не спуская с Авы глаз. — Я признаю, что очень, круто ошибся. Я неверно просчитал Миллер. Я был убежден, что переиграю ее... Я был так безрассудно увлечен делом Аллеса и тем, чтобы все о нем узнать и его поймать, что упустил главное... Прости меня.

— Но она была здесь? Ты ходил с ней в ресторан?

— Да. Она пришла сюда вечером. Мы заговорили. Дженни пообещала рассказать мне важные детали о Монике Бейли и об Аллесе. Но условием для этих сведений выставила поход в ресторан. Только поэтому я ее пригласил. Пока я собирался, она ждала меня здесь, в доме. И, если судить по... известным фотографиям, поднималась в эту спальню. Но я этого тогда не предполагал и ничего не успел заметить. И мне безумно жаль!

Сердце Блейка, работая на слишком стремительных оборотах, в ожидании реакции Авы, пошло искрами. Они буквально сыпались, падали и сгорали за его грудной клеткой, разлетаясь в разные стороны от не проходящего, физически болезненного страха и переживания.

Наконец, девушка подняла на него сухие, слишком блестящие глаза. И улыбнулась. Но не своей, знакомой и любимой Уильямом улыбкой, а той, ядовитой и новой, что он только в эти дни стал замечать в ней.

— «Дженни»... — прошептали губы Авы.

Ничего больше не говоря, она обвела спальню растерянным взглядом, и только потом, о чем-то вспомнив, оживилась, стала высматривать в окружающей обстановке свою миниатюрную, круглую и серебряную, как сама луна, сумочку.

Уильям, все это время не спускавший с Авы горячего взгляда, — кажется, и всякий такт ее дыхания предугадывая, и с ним совпадая, — тут же отыскал крохотную луну, и протянул ей, выхватив из кресла за тонкий ремешок. Он не мог знать и пока не знал, к чему, — с каждой секундой все ближе, — подводит его это немое, молчаливое, собственное движение. Но, кажется, Блейк готов был даже молиться. Чтобы это вышло не иначе, чем прощение. Или хотя бы малая надежда на него.

Мягко и медленно вытянув из руки Уильяма сумочку, Ава мимолетно коснулась его пальцев, чему-то неясно улыбнулась, и замерла перед следующим, необходимым движением: полукруг тихой молнии с мягким, неслышным ходом раскрылся перед ней.

Луна разрезана.

А вот и они, маленькие, острые и серебряные зубчики, готовые проглотить тебя... Из-за бортика сумочки показался все тот же, побитый сотовый телефон. Он тоже в начале зашелся какой-то неясной чепухой шуршащих, крошечных помех, а затем пропустил на поверхность голос Миллер:

«Это я. Уверена, Блейк тебе уже рассказал, или только собирается рассказать о том, что все эти фото из спальни или из ресторана — ложь. Подлог, ошибка, дипфейк... Не знаю, как именно он это скажет и назовет, только не верь ему. Конечно, он будет извиняться. Как извиняются все в таких случаях. Конечно, он наверняка как-то уговорит тебя его послушать. Скажет, например, что я эти фото сделала сама, что все это — монтаж, плохой фотошоп, обман... Не верь. Мы обе знаем, что я права. А то, что я сказала ему после твоего ухода из кафе — сказано под давлением. Эти «признания» он вытащил из меня с применением физической силы. Ну, думаю, ты понимаешь, что оказать ему сопротивление может не каждый мужчина, не говоря уже обо мне, хрупкой девушке?.. В общем, что бы он там тебе не наговорил в свое оправдание, что бы ни наплел, знай: все это я сказала от страха и под физическим давлением. Мне просто было очень страшно и больно... У меня и сейчас на руке синяки и гематомы остались!».

Голосовое сообщение кончилось. Ава молчала. Молчал, совершенно отказываясь верить своему тонкому слуху, Блейк. Не зная, что сказать, он в первые мгновения смотрел на девушку лихорадочно, не переставая, не размыкая тонких, пересохших губ.

— Не верь... Не верь ей!.. — каким-то жутким, единым рывком и хрипом, без голоса, прорычал он. — Это ложь, абсолютная неправда!

Ава медленно, грустно усмехнулась.

— Она как раз об этом и говорит.

Девушка осмелилась, подняла глаза на Уильяма.

— Мне нужно идти.

— Нет, нет и нет! — запротестовал Блейк, удерживая Аву за руки, пытаясь остановить. — Подожди!

Снова эта ее холодная, сторонняя, внешне смиренная улыбка.

— Уже не так важно, что именно произошло... Изменял ты мне или нет? Главное — не только в этом. А в том, что ты никогда по-настоящему меня не слышишь. Даже сейчас. Примеры? У меня их полно. Ты разобрался с охранниками, наплевав на мой протест. Ты приехал сюда, выследив меня, просто потому, что тебе так хотелось. И, наверное, тогда тебе было все равно, а хочу ли я тебя видеть? Неважно, ты просто приехал! Просто решил взять то, что хочется, силой! Сам решил меня разыскать, сам нашел, сам приехал! Сам объявил, что будешь мне помогать. В чем, зачем, для чего? Ты этого даже не знал, но разве я тебя об этом просила? Нет. Ты просто, как обычно, сам, без меня, все решил. Как решаешь сейчас какие-то невидимые «проблемы» с участием Аллеса. А до этого хотел поймать тех, кто насиловал меня... И, да. Кстати! Составить на меня целое досье, тогда, когда мы, наверное, уже были вместе, ты тоже решил сам. Ничего у меня не спросив. Да и зачем? Ты так отлично со всем справляешься! А теперь Миллер. Что я тебе сказала перед Пало-Альто? Именно это и случилось...

Ава наклонилась вплотную к Уильяму, и впервые за эту встречу открыто посмотрела на него.

— ...Она обвела тебя вокруг пальца. Поимела. Именно она! А ты знал, ты видел, как неприятно мне ее присутствие! Но ты уже начал играть с ней! Не останавливать же игру!..

— Я не хотел, чтобы так произошло, пойми! Да, я ошибся! Не распознал ее замысла!

Ава не слушала, продолжала:

— ...Я прекрасно понимаю, что охранники были только твоим, слишком личным делом, и ты бы меня никогда не послушал. Но Миллер! Ты общался, дружил с ней! И даже если, как ты говоришь, на то была причина!.. Вы ходили вместе на тренировки, в кафе. А, может, и куда-то еще?.. Потом я уехала. И тебе совсем стало свободно! Позволено все?!

— Это не так, я же сказал! Я тебе не изменял! Я даже ее не касался!

Ава заплакала.

— Но ты знал! Ты знал и видел, как мне неприятна Миллер! И зная это, ты все равно продолжал! Ведь у тебя «дело»! А как же я? Как же я? И мои чувства? Это абсурд! Это, знаешь, очень смешно... Сначала ты учишь меня заново верить и любить себя, а потом... Тебе было наплевать на меня, на то, что чувствую я! Ради этого «дела» ты перешагнул через меня! Ты все время говоришь, как обожаешь, как любишь меня... Это, правда, очень красиво! И выглядит, и звучит! Со стороны! Но... как же я? На самом деле?..

Ава плакала. Не сопротивляясь Уильяму, не уходя и не пытаясь уйти, она сидела на кровати и плакала, опустив голову вниз. Слезы щекотно, незаметно и невесомо, приобретая вес только на кончике носа, падали вниз. На руки, на это нелепое, яркое платье... Уильям с мукой и болью наблюдал за ней, то обнимая за плечи и пытаясь притянуть к себе, то опуская руки, — за бесполезностью, — вниз. И тогда они нежно, с дрожью, касались Авы. Ее талии за черным ремешком платья, ее плеч и ног...

Помолчав, девушка с трудом зашептала:

— Ты видел, что мне больно от этого, что это мучает, злит, раздражает меня!.. Что я, наконец, просто ревную тебя! Но ты наплевал на это, наплевал на меня! Конечно! Ведь у тебя, у гениального Уильяма Блейка, была своя цель! А значит, все средства хороши?! А ты спросил меня? Хочу ли я, чтобы ты ловил этого идиота Аллеса?.. Такой ценой? Или это для тебя не так дорого? Нет, ты не спросил! Зачем? Ты просто поставил на карту нас, наши отношения, меня!..

— Нет! Это неправда!

— Правда! Ты разыграл нас! Как в рулетку! Ты стоял тогда, между мной и Миллер, и не сказал ничего, ничего не сделал в ответ на ее несмешки! Но когда я ответила ей так, как захотела, как посчитала нужным, ты так изумился! Надо же, его Дженни приструнили, щелкнули по носу!

— Ты знаешь, что все было не так! Все вообще не так, как ты говоришь, Эви!

Ава резко поднялась, оттолкнула от себя руки Блейка и ушла в сторону.

— Да? Правда? Но я видела, как ты ее целовал! И не смей, вот просто не смей прикасаться ко мне после нее! Я тебе запрещаю, слышишь? Я, знаешь ли, тоже кое-что о ней узнала... Глупо, конечно... И что? Ты хоть знаешь что-нибудь о ней? Знаешь, со сколькими она!.. Ну, надеюсь, секс тебе с ней понравился! Я, как известно, с некоторых пор для этого не гожусь!.. Боже! Какая мерзость! И не смей усаживать меня на эту чертову кровать! Как ты смеешь? Мне все здесь теперь противно!

— И я?..

Ава молчала.

— Я никогда сюда больше не приду, — тихо сказала она, снова сходя на шепот и опуская голову вниз.

Она чувствовала и слышала, как Уильям поднялся, снова подошел к ней, и был теперь совсем близко, так близко!.. А она... Как же сильно ей хочется сейчас его обнять!

— Значит, ты думаешь, что все, совершенно, зря?.. Между нами?

Голос Уильяма, как всегда это было при слишком большом, превосходящем его волнении, зазвучал механически, в помехах. Так, словно только что вздумал ломаться на тысячи незримых осколков. Ава покачала головой, закрывая ладонью губы, удерживая рыдания.

— Я так не думаю. Я больше не знаю, что мне думать! Я вообще ничего не знаю, не понимаю!

— Эви, милая... Как мне сказать, как еще убедить тебя поверить мне? Поверь в то, что я не изменял! Я ошибся в отношении Миллер, и в этом я перед тобой виноват, хотя ты оказалась права, предупреждая меня... Но я никогда не мыслил, не хотел для тебя зла!

Ава молчала, не зная, не помогая с ответом.

— Все, что я делал... Все, о чем ты сказала: как искал я тебя, как приехал, как пытался решить все другое... Эви, пожалуйста, пойми, это все — из хороших намерений, ради тебя. Конечно, это я делал и ради себя. Потому что однажды понял: я не могу и не хочу жить в этом мире один, без тебя. Прости, если я... ошибался в своих методах. Знаю, я многое сделал не так, но я всегда хотел тебе только добра! У меня ни одной мысли не было о том, чтобы задеть, унизить, оскорбить тебя! Никогда! А изменить тебе я просто не мог. Потому что всегда хотел и хочу только тебя!

Девушка подняла на Уильяма глаза, полные слез. Прозрачные, они дрожали, и, превратившись в капли, снова быстро побежали вниз, по измученному болью лицу.

— Спасибо тебе за все. Ты спас меня. Много, много раз. Ты очень изменил меня. Ты учил меня верить в себя... после всего. Но сейчас...

— Дальше все будет хорошо!

— Да? Уверен? А правда, как же она? И где она? В твоих словах или в словах Миллер?

Уильям с осторожностью взял Аву за плечи, наклонился, стараясь поймать ее взгляд и заглянуть в глаза.

— Ты сама говорила мне о женском коварстве. А теперь, после всех моих слов, все равно веришь Миллер! Когда ты услышишь меня?

— А ты... Ты слышишь меня? И, насколько я помню, тебе все эти рассуждения уже «надоели»! Но не беспокойся, я больше не потревожу тебя!

Ава вывернулась из рук Уильяма, смахнула слезы, снова схватила пакет.

— И что дальше, Эви? И зачем ты так небрежно собрала вещи?

— Затем, что я выброшу их! Не могу и не стану ничего из этого больше носить, зная, что твоя Дженни была здесь!

— Ава Полгар, я повторяю: она — не моя!

На это ответа не было. Измучившись криками и спорами, очень устав от одних и тех же, бесполезных обсуждений, Ава забрала свою сумочку и спустилась вниз. Прошла несколько шагов до двери, вышла из дома Блейка не оглядываясь. И пошла домой. Пакет она забросила в мусорный бак. И развела, как можно дальше от тела, руки в стороны: они казались ей самыми грязными, и потому первое, что Ава Полгар сделала, вернувшись в свой дом, — тщательно, на несколько раз, вымыла их.

* * *

— Понять не могу, Дэвид, что тебя так смущает? Или удивляет? — спросил Келс, помешивая в крохотной, белой чашечке американо.

— А тебя во всем этом, я смотрю, ничего... не изумляет? — уточнил Мвенда.

Виттер изобразил улыбку краем губ, и медленно вернулся к своему письменному столу. Воспользовавшись молчанием и некоторым замешательством Дэвида, он внимательнее всмотрелся в лицо своего тайного протеже. И снова улыбнулся. На этот раз — с пониманием.

— Кажется, я понял... Тебя смутила нелинейность.

— Что, прости?

— Нелинейность. Происходящего. По твоим нехитрым ожиданиям, к которым ты, за прошлую практику, очевидно, успел крепко прикипеть душой, Ава должна была всенепременно известить тебя о своем неожиданном отъезде из Пало-Альто. Но она этого не сделала. Вернее, сделала, но — позже. И ты до сих пор обескуражен.

— Я... — остановился Мвенда, подбирая точнее слова, — ...Не привык к таким переменам, к такому темпу. Такое впечатление, что у мисс Полгар все и всегда — непредвиденно. Меня это напрягает. Я не понимаю, как мне в таких условиях работать.

— Нужно просто работать. И быстро, как можно скорее, ориентироваться в любой ситуации.

— Но... «в любой»?!

— Да, в любой. Наша профессия в целом и работа на Аву Полгар к этому обязывают.

Дэвид нахмурился. Он все еще, слишком очевидно, был сбит с толку.

— Твоя проблема в том, Дэвид, что ты существуешь по-старому. В привычном, медленном, почти без событий и напряжения по работе, линейном времени, а Ава — в квантовой, параллельной твоей, реальности.

— Келс, прошу, давай без Эйнштейна!

— Охотно. Но помни, что из-за угла за тобой все равно всегда наблюдает Макс Планк, — с иронией заметил Виттер.

Допив крепкий кофе, он поставил кофейную пару на стол. А, вместе с ней, кажется, отставил в сторону и не воодушевляющие Мвенду шутки.

— Давай по существу. Ты привык к понятному, простому, прописанному и медленному темпу в работе. Но с Авой так не выходит. Ни она сама, ни ее дела, которые тебе и мне нужно вести, подобной прозрачностью и банальностью не обладают.

— Я не жду «банальности», — возмущенно возразил Дэвид, — я просто хочу, чтобы она сообщала мне...

— ...Вовремя, о своем внезапном отъезде? — усмехнулся Келс.

Мвенда от его открытой, но беззлобной насмешки, покраснел.

— Не жди этого, Дэвид. Учись работать при любых условиях, в любых обстоятельствах.

— Но...

— Ава не обязана тебе ничего сообщать. Забудь! К тому же, ничего особенного не произошло. Она написала тебе, что улетела в Назаре на следующий день.

— Но... как я могу хорошо работать «при любых условиях, в любых обстоятельствах», если у нее всегда все так быстро меняется? — растерянно пробормотал Дэвид.

— Это ее личные дела, тебя они не касаются. Кстати, советую эту границу учесть и не переступать. И если ты останешься работать с Авой, то, рано или поздно, привыкнешь. Лучше, конечно, «рано». Для тебя. Может, ты и прав, что такой темп тебе не подходит. Но сейчас у тебя нет выбора. Я не могу тебя отпустить. Я не смогу обойтись без твоей помощи.

— То есть как?

Виттер, подумав о чем-то, развязал у горла галстук.

— Не могу подробнее объяснить. Но не повторяй моих ошибок, очень прошу. Работая с делами Авы ты получишь такой опыт, — реальный, живой, необходимый, — что дальше, я почти полностью уверен, взлетишь как ракета. Если, конечно, сам не растеряешься.

— Да о чем ты, наконец, говоришь?! Я ни черта не понимаю!

— Ты хочешь стать по-настоящему хорошим адвокатом? Мечтаешь о славе, о том, чтобы мастерски побеждать оппонентов в суде?

— Д-да... — выдохнул растерянно Дэвид.

И покраснел. Впрочем, открытое им честолюбие Виттера не удивило. Судя по его внешнему виду, он считал это хорошей, даже нужной в пределах определенной дозировки, чертой.

— Тогда работа на Аву в этом тебе поможет... Ладно! — вздохнул Келс. Так, словно его план ожидаемо провалился, и он был к этому готов. — Начнем с начала. Что ты знаешь об Аве Полгар?

— Ну... К чему все это? Отпусти уже меня!

— Нет, мой тайный друг. Сначала ответь.

— В каком смысле? То же, что и все... В общем, ничего особенного.

— То есть ты не читал все последние публикации о ней в СМИ?

— Нет... а что? Да и когда?! Я был занят делами! Ее делами!

— «Когда»? Да хоть в двадцать пятый час, Дэвид! В общем, слушай меня...

Виттер удобнее устроился в кресле, сцепил руки в замок, и, постучав им несколько раз по столу, вздохнул, набирая нужных, правильных слов для того, что ему предстояло сейчас то ли рассказать, то ли объяснить. Монолог его вышел недолгим, но, лично для Келса, — весьма и весьма волнительным. Не упоминая ни Уильяма, ни его «досье» на Аву, ни их общих, — Виттера и Блейка, — когда-то только начатых мероприятий в деле о детдоме, бывший адвокат мисс Полгар, опираясь на уже известную из СМИ информацию о ней, ввел Дэвида в «курс дела». Курс этот был, в отличие от бульварных статей, ценен и хорош тем, что в нем были только факты. Без фантазий, преувеличений и сказок, придуманных журналистами. Мвенда слушал не перебивая. Но стоило Келсу остановиться, он сразу же спросил:

— Зачем ты это мне говоришь? Я ей не друг, не близкий человек. Мне не нужно все это знать.

Виттер посмотрел на него отчаянно и печально. Он не собирался вдаваться в подробности своего предательства в отношении Авы. Это было то очень личное, которым он ни с кем не хотел делиться. Поэтому, отвечая на вопрос Дэвида, Келс сказал самое главное:

— Нужно. Затем, что я уже не в первый раз замечаю, что у тебя есть некоторые... предубеждения на счет Авы. И ты, кажется, осуждаешь ее. Не выходя за пределы своего адвокатского костюма. Послушай, я не прошу тебя становиться другом Авы. Она сама, я думаю, этого не хочет и не допустит.

— Почему?

— Я почти уверен, что теперь она предпочитает оставаться только в рамках работы.

Дэвид, подтверждая и эту догадку Келса, кивнул.

— Как и я. Я не планирую быть ее другом.

— Я этого и не требую от тебя. Но я прошу тебя обстоятельно подумать обо всем, что я только что сказал. Это очень важно. Не становись ей другом, тебя никто не заставляет. Но послушай меня. И относись к Аве без холода и предубеждения. По-доброму, с вниманием и сочувствием. Или то, что я о ней сказал, сочувствия у тебя не вызывает?

— Вызывает... — тихо протянул Дэвид не раздумывая. — Как же иначе? Просто я... не ожидал такого. Она совсем не похожа на жертву... По ней ни за что не скажешь, что она все это пережила, и что ей нужна какая-то поддержка... Она дерзкая, прямолинейная, иногда даже грубая... Я в растерянности... не знаю, с чего начать. Но я все обдумаю.

— Как же иначе... — вслед за Мвендой, очень тихо, повторил Виттер.

А громко, для Дэвида, добавил:

— Рассказывая это, я не пытаюсь разжалобить тебя, это ни к чему. Сама Ава, если бы только об этом знала, не позволила, разозлилась бы этим. А говорю я все это для одного: не смей, Дэвид... слышишь, просто не смей повторять моей ошибки и отворачиваться от нее!